ПРИЧИНЫ УСПЕХА ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ В ПОСЛЕВОЕННОЙ ЗАПАДНОЙ ГЕРМАНИИ И НЕУДАЧИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ТРАНЗИТА В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: КЛАССОВЫЙ ПОХОД

Пистунов М.М.

Студент,

Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского

ПРИЧИНЫ УСПЕХА ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ В ПОСЛЕВОЕННОЙ ЗАПАДНОЙ ГЕРМАНИИ И НЕУДАЧИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ТРАНЗИТА В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: КЛАССОВЫЙ ПОХОД

Аннотация

В статье сквозь призму нового классового подхода, получившего название «опорный класс», рассматриваются причины успеха демократических преобразований Западной Германии в послевоенный период и неудача аналогичных реформ в первые годы существования Российской Федерации.

Ключевые слова: класс, демократический транзит, Российская Федерация, Германия.

Pistunov M.M.

Undergraduate student,

Omsk State University

THE ROOTS OF THE SUCCESS OF POLITICAL AND ECONOMIC TRANSFORMATION IN POST-WAR WEST GERMANY AND THE FAILURE OF DEMOCRATIC TRANSITION IN RUSSIAN FEDERATION: A CLASS APPROACH

Abstract

The article utilizes the novel class approach called «the supporting class» to analyze the roots of the success of democratic reforms in post-war West Germany and the failure of such reforms in the early years of Russian Federation.

Keywords: class, democratic transition, Russian Federation, Germany.

Проблемы как демократических преобразований послевоенной Европы, в том числе и Западной Германии, так и провала таких преобразований в постсоветской России достаточно подробно освещены в научной литературе. Тем не менее, новое исследование, посвященное этим проблемам, может быть оправдано, если его центральную идею представляет не очередное объяснение неудачи российских реформаторов, а та концепция (в данном случае «классовый подход»), которая используется для объяснения. Именно поэтому большее внимание данная работа уделяет раскрытию классового подхода, обозначенного в заголовке, в то время как трансформации в России и Германии выступают в качестве некой площадки для тестирования гипотез.

Каковы причины того, что проходящей в 90-е годы стадию становления Российской Федерации противопоставляется послевоенная Западная Германия, а не более близкие хронологически и географически страны бывшего ОВД? Дело в том, что успех демократических преобразований в Восточной Европе можно объяснить слишком большим числом других способов – введение новых концепций можно посчитать «умножением сущностей».

Для восточноевропейских государств демократия была осознанной целью, общественным консенсусом, путём возвращения в лоно европейской цивилизации, где их радушно принимали уже сложившиеся сильные и богатые демократические государства; тоталитарное прошлое рассматривалось как внешняя оккупация и было легко отброшено. Для Западной Германии, как и для России, демократия была скорее вынужденным шагом; сама идея демократии не имела такой силы: Европа симпатизировала Советскому Союзу, стране-победительнице, и советскому социализму – многие европейские страны и, самое главное, восточная часть Германии пошли по пути коммунизма. К России 90-х мир относился настороженно, а к Германии в 1945-1949 – как к врагу, хоть и поверженному, и считал необходимым лишить её возможности очередного реванша. В Германии, как и в России, казались неистребимыми идеи Sonderweg – особого пути, непринадлежности к европейской католической цивилизации, идеи, которые реформаторам еще необходимо сломить. К тому же, Германия уже совершала попытку демократизации: история Веймарской республики и её падение во многом напоминают короткую пока историю Российской Федерации.

Таким образом, формирование облика ФРГ к концу 60-х как богатого, демократического, федеративного государства кажется сегодня естественным и неизбежным лишь из-за феноменального успеха послевоенной трансформации - этого успеха могло и не быть: он не был предначертан Германии, как и провал реформ не был предначертан России. Мы видим, что на пути конкретной удачной трансформации существовало не меньше препятствий, чем на пути демократизаций, потерпевших крах.

По каким причинам на пути к демократии одних стран ждал успех, а других – разочарование? Здесь открывается возможность для представления упомянутой ранее концепции, которая в данной работе определяется ключевым понятием «опорный класс».

Под опорным классом в данной работе понимается социально, политически или экономически выделенная общность людей, которая состоит в отношении симбиоза с политической элитой. Опорный класс концентрирует в руках важнейшие общественные ресурсы, чаще всего материальные (капитал или средства производства, в марксистских терминах), но, иногда, и другие. Так, дружина, которую можно назвать опорным классом княжеской власти, предоставляла князю ресурс физической мощи или насилия, хотя мы можем указать на то, что и физическая сила оказывается инструментом экономической политики собирания дани. Опорный класс предоставляет ресурсы политической (правящей) элите, которая способна конвертировать ресурс во власть; власть же, в свою очередь, обеспечивает конфигурацию государства и общества, отвечающую интересам опорного класса – режима распределения ресурсов в его пользу.

Такое определение подводит нас к основной гипотезе: каждая конкретная стабильная конфигурация политической системы (политический режим) определяется в основном тем, какой социальный слой в данной системе является опорным. Уточняющая характеристика «стабильная»  для конфигурации политической системы важна потому, что данная гипотеза не предполагает, как это делает ортодоксальный марксизм, железной детерминированности режима классом: существуют «нестабильные» переходные точки, в которых власть может определять опорный класс, а не наоборот, используя власть для принудительной передачи общественного ресурса какому-либо классу.  Историческими примерами могут  служить ставка складывающихся абсолютистских монархий на служилую знать – дворянство против родовой аристократии или становление номенклатуры после русской революции. Такой процесс «назначения» опорного класса можно обозначить словом классостроительство. Собственно, это явление нас и интересует.

Не раз уже было замечено, что закрепление в обществе современной либеральной демократии связано с наличием обширного среднего класса. Следующее наше предположение угадывается легко: опорным классом демократии, какой она была в 50-е – 80-е годы в Европе является этот самый средний класс. Нужно заметить, что сам факт существования среднего класса и даже его численное превосходство не делают этот класс опорным. Так можно объяснить крах Веймарской Республики: существовал обширный и обеспеченный средний класс, но он не был опорным. В современности же средний класс, быть может, более обширен, чем прежде, но статус опоры, по-видимому, отходит к крупному капиталу и ТНК – образуется новый политический строй, который можно, следуя по стопам Колина Крауча назвать постдемократией [1].

Чем примечательно с этой точки зрения положение послевоенной Германии? Вторая Мировая война имела множество последствий, в основном катастрофических, но одним из них стал исторический минимум (по различным показателям)  неравенства – война оставила всех в равном (бедственном) положении. Убедительную историческую картину неравенства представил французский экономист Тома Пикетти в своём труде «Капитал в XXI веке» [2]:

Рис. 1

Рис. 2

Рис. 3

Сам по себе, как мы убедимся позже, этот факт не гарантирует демократии, но такой уникальной экономической ситуацией воспользовались те, кого позже назовут отцами Wirtschaftswunder – немецкого экономического чуда: реформаторы, которых возглавляли федеральный канцлер Конрад Аденауэр и его будущий преемник, министр экономики Людвиг Эрхард.

В согласии с положениями христианской демократии, Аденауэр и Эрхард сформулировали новую экономическую политику – социальную рыночную экономику или ордолиберализм. Кроме всего прочего, налоги для небогатых людей были резко снижены, тогда как обеспеченные граждане несли налоговое бремя, достигавшее 85-90%. Перераспределяемые средства государство вкладывало в социальную инфраструктуру и гарантии. Идея, положенная в основу такой политики, была прагматической – необходимость создать обеспеченный класс потребителя для национального производства, и она обернулась невиданным успехом. В уникальных же исторических условиях низкого неравенства средний класс впервые стал наиболее значительной экономической силой и, как следствие, приобрёл статус опорного. Этот феномен и позволил сформироваться в ФРГ «европейской послевоенной демократии» – совершенно особенной конфигурации государства, которое действует в интересах среднего класса и его ближайшего окружения, а значит в интересах абсолютного большинства населения; государства, которого история не видела ни до, ни после.

Распадающийся Советский Союз и молодая Российская Федерация, по очевидным историческим причинам, также отличались крайне низким экономическим неравенством. Конечно, неравенство здесь присутствовало в других формах: неравенство связей, неравенство положений. С этим явлением столкнулись молодые реформаторы Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, когда совершили попытку приватизации с помощью открытых аукционов. Быстро стало понятно [3], что в таких условиях национальное богатство будет распределено крайне неравномерно: всё оно сконцентрируется в руках красных директоров, номенклатуры и первых коммерсантов (которые также использовали связи и статусы). Вместо открытых аукционов была предложена другая идея, в основе которой лежали благие намерения,  «ваучерная» приватизация. По задумке, каждому россиянину должен был достаться, более или менее равный другим, кусочек богатства, что, в свою очередь, подорвало бы экономическую мощь красных директоров (как возможного опорного класса антидемократических сил). Тем не менее, по разным причинам, реформаторам не хватило политической воли и/или политических возможностей последовательно реализовать свой план. Они смирились с тем, что, в отсутствии должного контроля, государственное имущество досталось всё тем же директорам, коммерсантам и номенкалтурным работникам. Справедливость приватизации было отдана в жертву скорости – реформаторы боялись реванша коммунистов и стремились как можно быстрей избавиться от остатков административной экономики. В реальности риск возвращения коммунистов стал реальным не из-за сохранения элементов советской системы, а из игнорирования необходимости создания социальной прослойки, которая бы поддерживала реформы, – опорного класса либеральной демократии.

В условиях, в которые реформаторы сами себя поставили, для сохранения власти они прибегли к последнему доступному инструменту классостроительства – залоговым аукционам. Опять же, в теории, сформированный таким способом, класс олигархов должен были выполнить первоочередную задачу – не допустить прихода коммунистов к власти, после чего он будет заинтересован в создании чётких правил игры, подразумевающих работающую правовую системы и демократию. Однако Анатолий Чубайс и Альфред Кох не смогли тогда понять, что олигархия не может стать опорным классом демократии. В 1997 году Правительство Кириенко – Чубайса – Немцова попыталось навязать цивилизованные правила игры, но в ответ получило сопротивление олигархов, войну компроматов, и невозможность продолжить реформы вплоть до 1998 года и кризиса, после которого реформы так и не были завершены.

Литература

1. Крауч К. Постдемократия. М.: Высшая Школа Экономики (Государственный Университет), 2010. – 192 с.
2. Пикетти Т. Capital in the Twenty-First Century, Harvard University Press, 2014. – 696 с.
3. Чубайс А.Б. Приватизация по-российски. М.: Вагриус, 1999. – 366 с.

References

1. Crouch C. Postdemokratiya. M.: Visshaya Shkola Ekonomiki (Gosudarstvennii Universitet), 2010. – 192 s.
2. Pikkety T. Capital in the Twenty-First Century, Harvard University Press, 2014 – 696 s.
3. Chubais A.B. Privatizatsiya po-rossiisky. M.: Vagrius, 1999. – 366 s.