ВЗГЛЯД НА КАТЕГОРИЮ «СЧАСТЬЕ» ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ФИЛОСОФИИ К.Д. УШИНСКОГО

Зацепин А.В.

Кандидат философских наук, доцент кафедры истории, Мичуринского государственного аграрного университета

ВЗГЛЯД НА КАТЕГОРИЮ «СЧАСТЬЕ» ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ФИЛОСОФИИ К.Д. УШИНСКОГО

Аннотация

В статье представлена попытка осмысления категории «счастье» в свете основных аспектов философских исканий отечественного педагога-мыслителя К.Д. Ушинского.

Ключевые слова: философия, счастье.

Zatsepin A.V.

PhD in Philosophy, associate professor, Michyrinsk State Agrarian University

VIEW FOR A TERM OF “HAPPINESS” IN THE LIGHT OF PHILOSOPHY OF K.D. USHINSKY

Abstract

The article represents “happiness” as a term of philosophical aspects of Russian philosopher K.D. Ushinsky.

Keywords: philosophy, happiness.

Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие,

отвечал им: не придет Царствие Божие приметным

образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там.

Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть.

Лк. 17: 20-21

На наш взгляд, излишне было бы спорить, что счастье — самое известное и самое желаемое состояние души, или психическое явление. Каждый человек хотел бы счастья, ориентируясь на него как на высшую социальную и жизненную ценность.

Представленная философская категория, интересовала и отечественного педагога-мыслителя К.Д. Ушинского. Размышляя по этому поводу, он писал: «Если нам говорят, что целью воспитания будет сделать человека счастливым, то мы вправе спросить, что разумеет воспитатель под именем счастья;… нет предмета в мире, на который люди смотрели бы так различно, как на счастье, что одному кажется счастьем, то другому может  казаться не только безразличным обстоятельством, но даже просто несчастьем. И если мы всмотримся глубже, то увидим, что решительно у каждого человека свое особое понятие о счастье и что понятие это есть прямой результат характера людей, который в свою очередь, есть результат многочисленных условий, разнообразящихся бесконечно для каждого отдельного лица»[1,5,12-13]. В представленной мысли ученого мы видим некоторую абстрактность, объясняющуюся тем обстоятельством, что мало кто знает точно, что такое счастье и многие из них понимают его различно. Действительно, вполне естественно, что мера счастья у каждого своя, как и способность обращать внимание больше на положительные стороны жизни, чем на недостатки, довольствоваться большим или меньшим и т.д.[2]

Однако если внимательно просмотреть работу Ушинского «О нравственном элементе в русском воспитании», то в ней, пожалуй, можно найти несколько определений  понятия «счастье», на одном из которых и настаивал мыслитель: «Спартанка, подавая  щит своему сыну, говорила ему: «Возвратися или с ним, или на нем». Наша  современная  мать,   приготовляя сына к жизни, наоборот, думает нередко только о его счастье, а не о его нравственном достоинстве и часто желает ему счастья, во что бы ни обошлось оно государству, человечеству и собственному нравственному достоинству ее сына. Но много ли найдется между нашими родителями таких, которые бы серьезно, не для фразы только, сказали своему сыну: «Служи идее христианства, идее истины и добра, идее цивилизации, идее государства и народа, хотя бы это стоило тебе величайших усилий и пожертвований, хотя бы это навлекло  на тебя несчастье, бедность и позор, хотя бы это стоило тебе самой  жизни». А эти слова были бы не более как христианским переводом слов спартанки, и, скажем более, идея, выражающаяся в этих словах, есть единственная идея, на которой может основываться истинное христианское воспитание. Но мы поступаем не так: мы готовим детей наших не для борьбы с жизнью, а только для того, чтобы им было удобнее плыть по ее течению. Если мы и советуем им молиться, то прибавляем при этом: молись и будешь счастлив, т. е. будешь здоров, умен, богат, в чинах и т. д., забывая те евангельские слова, где выражено, что всех сих благ ищут язычники, и где христианское понятие о счастье навсегда отделено от языческого».[1,2,44] Следует также отметить, что понятие счастья нередко путают с понятием везения, удачи: вместо «повезло» нередко употребляют выражение «посчастливилось», благоприятное происшествие могут назвать «счастливым случаем». Порою с переживанием счастья смешивают радость или удовлетворенность. Полезно было бы это различать.

Итак, из цитируемого материала можно сделать вывод, что счастье, как категория человеческого бытия в понимании Ушинского, есть в ином отношении и идея православного христианства, с некоторой ориентацией, на которые человек живет в согласии с самим собой без страха и без каких либо «угрызений» совести, в полной внутренней умиротворенности и покое. Мыслителю казалось, что на ортодоксально-христианских канонах, а также на идеях истины и добра, проявляющихся отчасти в светском государстве и в жизни простого народа вполне возможно построение и приобретение счастья, в его земном воплощении. В этой по сути этико-религиозной точке зрения счастье трактуется и как возможная реалия, и как доминирующая форма  духовных наслаждений.[3] Ушинский, будучи умеренно религиозным мыслителем, корректно и не навязчиво настаивал на важности религиозного смысла счастья: «Прийти к Христу и научиться от него, не значило ли принять на себя деятельность самую энергетическую, деятельность и душевную и телесную, пренебрегающую не только наслаждениями, но и величайшими страданиями, не только удовольствиями жизни, но и самой жизнью? Следовательно, это какой-то безгранично деятельный покой – невозможность в мире физическом и величайшая истина в мире психическом». [1,6,382]

В Евангелиях постоянно подчеркивается, что люди должны быть в неустанном искании царства Божьего, все остальное в земном бытии должно прийти само собой, Ушинский же в своей статье «Труд в его психическом и воспитательном значении» попытался несколько иначе интерпретировать  слова Священного Писания: «Ищите, прежде всего, труда, который мог бы дать вам жизнь, а все остальное приложится вам само собой».[1,6,485] Здесь, ученый подводит нас к иной трактовке «счастья», в которой пытается связать и счастье, и деятельность. «Перебирая… все приятные ощущения, которые только дано испытывать человеку на земле, мы видим  много наслаждений и нигде не находим счастья, потому что именем счастья человек упорно называет идеал ничем невозмутимого и бесконечного блаженства, которое бы не унижало, но возвышало его человеческое достоинство. Такого счастья нет на земле… взамен счастья, потерянного за грех, дан человеку труд, и вне труда нет для него счастья. Труд есть единственное доступное человеку на земле и единственно достойное его счастье».[1,2,17] В этом аспекте ученый выдвигает предположение о возникновении счастья и как элемента дарованного свыше, и как приобретенного в реальной действительности, связывая их в единое целое.

Анализируя фактическую основу возникновения счастья посредством труда, Ушинский, подчеркивал и отстаивал мысль о необходимости труда для человека в его повседневной жизни, с которым «приходит» и энергия, и нравственность, и счастье. Что же касается воспитания, то если оно озадачено пожеланием счастья человеку, настаивал Ушинский, смысл его не должен ограничиваться только этим. Ученый утверждал, что сознательный и свободный труд один способен сделать человека счастливым: именно «труд жизни» или насущная жизненная цель являются главной составляющей человеческого счастья. В связи с этим он замечал: «Удовлетворите всем желаниям человека, но отымите у него цель в жизни и посмотрите, каким несчастным и ничтожным существом явится он. Следовательно, не удовлетворение желаний – то, что обыкновенно называют счастьем, а цель в жизни является сердцевиной человеческого достоинства и человеческого счастья. И чем быстрее и полнее вы будете удовлетворять стремлению человека к наслаждениям, отняв у него цель в жизни, тем несчастнее и ничтожнее вы его сделаете».[1,6,351-352]

Вот почему идеалом человеческого  благополучия и умиротворенного земного бытия мыслитель-педагог считал стремление к вечному счастью, а высшим его проявлением полагал удовлетворение благороднейших стремлений человеческого сердца, подвиги великодушия, патриотизма, любви к человечеству, также, думается, что Ушинский видел счастье как некую знаковую форму гармоничного развития человека, как верно выбранную дорогу его самосовершенствования.[4]