THE CONCEPTUAL CHARACTERISTICS OF THE NOTION “ISOLATIONISM” AT THE CURRENT HISTORICAL STAGE

Актуальность настоящего исследования обусловлена активизацией в различных кругах американского общества непримиримых споров о форме и содержании нового мирового порядка, о роли и месте в нём Соединённых Штатов Америки, о приоритетах их национальных интересах, а так же о целях и задачах их внешней политики и способах их достижения в изменяющихся условиях. В этих, начавшихся одновременно с окончанием холодной войны и непрекращающихся и по сей день дискуссиях, порой со взаимоисключающими доводами, не допускающими компромиссов, определилось несколько приоритетных вариантов внешнеполитической стратегии, которые отличаются пониманием национальных интересов и векторами следования им. И для существенной части участников этих дискуссий, в условиях перехода от старого миропорядка к новому, встал вопрос о соответствующей ему новой роли Соединённых Штатов, как субъекта международных отношений, ответом на который стало фактическое возвращение к традиционным представлениям американцев о себе и об окружающем мире, которые ещё совсем недавно казались похороненными временем раз и навсегда [4, С. 24]. В результате одной из альтернативных внешнеполитических концепций, отражающих подобные настроения в обществе, все громче заявляющей о себе в последнее время, стал «изоляционизм».

Тем не менее как уже не раз отмечалось некоторыми исследователями [4, С. 86] в качестве одной из особенностей, характеризующих деятельность немалого числа политологов, может фигурировать отсутствие чётких и однозначных определений понятий, которыми те оперируют. Это обстоятельство, на наш взгляд, несколько затрудняет корректную интерпретацию политологических текстов. Так, в частности, в научной литературе, сосредоточенной на изучении внешнеполитических концепций, по нашему мнению, всё ещё не сложилось чёткой общепринятой системы концептуальных характеристик термина «изоляционизм». С исторической точки зрения такой ситуации во многом могло способствовать то обстоятельство, что дискуссии относительно формата мирового порядка длительное время велись, преимущественно в прикладном разрезе, а участниками этих дискуссий были главным образом политики, журналисты и политические аналитики, которые в основном ставили перед собой задачи скорее прикладного, чем теоретического характера. Они нередко даже и не пытались проанализировать содержательную сторону понятий, которыми оперируют, либо, полагаясь на здравый смысл, либо считая эти понятия настолько очевидными, что и не требующими пояснений [7].

Проанализировав широкий спектр российских и зарубежных научных публикаций, затрагивающих данную тематику, мы в одной из своих более ранних статей высказали точку зрения, что под термином «изоляционизм», следует понимать «внешнеполитическую макростратегию военного и политического невмешательства в международные дела и во внутренние дела суверенных государств, сопряжённую с экономическим протекционизмом и культурной изоляцией, а также с невозможностью состоять в постоянных военных альянсах, с сохранением, однако, возможности участия во временных военных союзах, отвечающих текущим интересам государства и в постоянно действующих международных организациях невоенного характера» [7]. Отметим, что используя данное определение в прикладном ракурсе, под формулировкой «культурная изоляция» нами и ранее понималось скорее «культурно-религиозное обособление», а упоминая «экономический протекционизм» мы имели в виду скорее «торгово-экономический протекционизм» [1]. Тем не менее интересы научно-практической достоверности подталкивают нас к некоторому уточнению ранее принятого нами определения. Так, под термином «изоляционизм» мы сейчас полагаем более релевантным понимать не что иное, как «внешнеполитическую макростратегию военного и политического невмешательства в международные дела и во внутренние дела суверенных государств, сопряженную с торгово-экономическим протекционизмом и культурно-религиозным обособлением, а также с недопустимостью участия в постоянных военных альянсах, с сохранением, тем не менее, возможности участия во временных военных союзах, отвечающих текущим интересам государства и в постоянно действующих международных организациях невоенного характера».

Полагаем важным отметить, что применительно к стремлению ряда исследователей именовать «изоляционизм» на современном историческом этапе «неоизоляционизмом» [10], [11], [12], [13], очевидно, стремясь подчеркнуть некоторое отличие данной концепции в современный исторический период от некоей абстрактной формы «классического изоляционизма», то нам представляется подобный акцент на новизну несколько излишним. Наша позиция во многом аргументируется тем, что «изоляционизму», как таковому, имманентно присущ некоторый консервативный оттенок, а потому различия между воззрениями современных изоляционистов и изоляционистов прошлого едва ли позволяют выделять, как сейчас модно было бы выражаться, «изоляционизм 2.0», «изоляционизм 3.0» и т.д. Также, несмотря на склонность использовать некоторыми исследователями применительно к современному историческому периоду именно термин «неоизоляционизм» [10], [11], [12], [13], нам представляется очевидной некоторая нехватка работ, разъясняющих отличие современного «изоляционизма» от того самого некоего «классического изоляционизма». Отдельные авторы, склонные употреблять термин «неоизоляционизм» лишь иногда вскользь отмечают черты, присущие обеим формам [12, С. 12], хотя при этом они не всегда утруждают себя задачей попытаться выявить различия, позволяющие выделять такого рода дихотомию, вероятно также полагая эти различия всем очевидными и потому не требующими разъяснения.

В несколько ином контексте, чем дихотомия «изоляционизм/неоизоляционизм», некоторые исследователи сравнительно недавно стали выделять интернет-цензуру, применительно, в частности, к Китайской Народной Республике, в качестве одной из значимых черт, присущих «изоляционизму» [5]. Мы, однако, склонны полагать данное явление лишь одной из составляющих уже упоминавшегося нами «культурно-религиозного обособления», которое в той или иной форме свойственно многим странам современного мира.

Единственной же несомненной новацией, на наш взгляд, может представляться необходимость принятия в расчет возникновение фактора ядерного сдерживания, возникшего в преддверии окончания Второй Мировой войны и несколько изменившего «правила игры» на международной арене или же то обстоятельство, что с течением времени очаги наиболее острой международной напряженности на политической карте мира, некоторым образом смещались из Европы в Юго-Восточную Азию, затем в район Ближнего Востока, в Африку и так далее. Однако с позиции теоретической политологии, данного рода частности также представляются нам имеющими малосущественное значение. Руководствуясь именно этими соображениями мы полагаем, что следовало бы использовать общий термин «изоляционизм», не пытаясь в этом отношении отметить заслуживающую акцентирования сколько-нибудь существенную инновационность данной концепции в современный исторический период.

Считаем важным также упомянуть, что «изоляционизм» традиционно общепринято полагать маргинальной концепцией, а её сторонников, соответственно, принято относить к стану маргиналов. Ранее, в рамках парадигмы текущей электоральной конъюнктуры в Соединённых Штатах, мы и сами входили в число наблюдателей, придерживающихся данной точки зрения [1, С. 169], [2, С. 28], [3, С. 55-60], [7, С. 67-68]. Однако в свете сравнительно недавнего избрания на пост президента США Дональда Дж. Трампа, которого нередко называют «изоляционистом» [6], [8, С. 171-176], [9, С. 284-286], появились аргументы, подтолкнувшие нас к попытке пересмотра точки зрения подобного рода. В этой связи мы теперь полагаем, что рассуждать, применительно к Соединённым Штатам Америки, об изоляционизме, как о «маргинальной» внешнеполитической концепции, в текущем историческом периоде иррелевантно.