"...AND FOR SOME REASON HIS NICKNAME WAS BRONZE" (BASED ON A.P. CHEKHOV'S "ROTHSCHILD'S VIOLIN")

Research article
DOI:
https://doi.org/10.23670/IRJ.2021.114.12.155
Issue: № 12 (114), 2021
Published:
2021/12/17
PDF

«…ПРОЗВИЩЕ У НЕГО БЫЛО ПОЧЕМУ-ТО – БРОНЗА» (ПО РАССКАЗУ А.П. ЧЕХОВА «СКРИПКА РОТШИЛЬДА»)

Научная статья

Ткачёва Р.А.1, Михайлова Н.Д.2, Аксенова Е.Д.3, *

3 ORCID: 0000-0002-7726-6793;

1, 2, 3 Тверской государственный медицинский университет, Тверь, Россия

* Корреспондирующий автор (katrintver[at]mail.ru)

Аннотация

Статья посвящена исследованию смыслового пространства прозвища «Бронза» главного героя рассказа А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда» и его связи с другими темами рассказа. В статье показано, как ремесло гробовщика подчинило себе сознание, поведение, мироощущение и чувства героя, лишив его радости жизни и способности к состраданию. Авторы полагают, что появление у героя прозвища «Бронза» имеет «цветовую» природу и обусловлено краснеющим, и потому становящимся похожим на бронзу, лицом, когда он играл на скрипке в оркестре. Детальный анализ значений слов-символов, связанных с прозвищем героя и профессией руководителя оркестра, позволил включить Бронзу в важнейшую тему рассказа: спасительной, защитной силы музыки, отразившуюся и в названии рассказа «Скрипка Ротшильда». Статья позволяет сделать вывод, что бронза, являясь сплавом металлов, символизирует в герое его двойственность: соединение черт мрачного гробовщика и тонкого музыканта, смерти и жизни. Способность этого металла зеленеть под воздействием природных факторов служит, по мнению авторов, залогом возможного возвращения героя в мир «живых» чувств и поступков.

Ключевые слова: Чехов, поэтика имени, художественная деталь, гробовщик, бронза, защитная сила музыки и природы.

"...AND FOR SOME REASON HIS NICKNAME WAS BRONZE" (BASED ON A.P. CHEKHOV'S "ROTHSCHILD'S VIOLIN")

Research article

Tkachyova R.A.1, Mikhaylova N.D.2, Aksenova E.D.3, *

3 ORCID: 0000-0002-7726-6793;

1, 2, 3 Tver State Medical University, Tver, Russia

* Corresponding author (katrintver[at]mail.ru)

Abstract

The article is discusses the semantic environment of the nickname "Bronze" of the main character in A.P. Chekhov's story "Rothschild's Violin" and its connection with other themes of the story. The article shows how the craft of the undertaker subdued the consciousness, behavior, attitude and feelings of the character, depriving him of the joy of life and the ability to compassion. The authors believe that the appearance of the character's nickname "Bronze" has a color-related nature and is attributed to blushing with his face becoming like bronze when he played the violin in the orchestra. A detailed analysis of the meanings of the word-symbols associated with the nickname of the character and the profession of the orchestra director made it possible to include Bronze in the most important theme of the story: the saving, protective power of music reflected in the title of the story, "Rothschild's Violin". The article allows the authors to conclude that bronze, being an alloy of metals, symbolizes the duality of the character: the combination of the features of a gloomy undertaker and a subtle musician, death and life. according to the authors, the ability of this metal to turn green under the influence of natural factors serves as a guarantee of the possible return of the hero to the world of "living" feelings and actions.

Keywords: Chekhov, the poetics of a name, artistic detail, undertaker, bronze, the protective force of music and nature.

Имя в художественной литературе является важнейшим художественном элементом в системе приёмов создания образов, наряду с портретом, речью, поведением. «Через имя даётся психологическая и социальная характеристики; через имя автор может проявлять своё отношение к персонажу» Р.М. [1, С. 126]. П.А. Флоринский считал, что «образы не суть иное, как имена, в свёрнутом виде» [2, С. 15]. Именно такую, на наш взгляд, функцию выполняет в рассказе А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда» прозвище главного героя, Якова Матвеича Иванова, ‒ «Бронза». В нём соединилось множество символов и смыслов. В силу этого в основу исследования нашей темы мы положили «художественную деталь», которая в чеховском повествовании «всегда играет важную роль в формировании многообразных смыслов, заложенных в образе героя» [3, С. 176], В рассказе Чехова «каждое явление художественного мира существует <…> не потому, что существует, а потому, что нечто провозглашает, выражает, потому что содержит в себе идею» [4, С. 7].

Яков Иванов живёт в маленьком городишке, в небольшой старой избе, ремесло гробовщика приносит небольшой доход, и живёт он бедно, «как простой мужик». Гробы он делает «хорошие, прочные», но странным способом: для мужиков и мещан он мастерит гробы «на свой рост» (на себя, для себя?), и ни разу не ошибся, «так как выше и крепче его» в городишке людей не было.

Роль и значение профессии гробовщика в образе Якова усилены А.П. Чеховым до зловещих масштабов. Смерть, вошедшая в существование героя через его ремесло, властно подчиняет себе и его пространство, и его сознание, и чувства. Рассказ начинается с фразы, в которую вклиниваются, как элемент несобственно прямой речи, странные слова-сожаления о зажившихся на этом свете стариках: «Городок был маленький, хуже деревни, и жили в нём почти одни только старики, которые умирали так редко, что даже досадно» [5, С. 430]. Досада эта, безусловно, исходит от гробовщика Якова. Его сожаление о редких смертях ‒ не цинизм, а одна из сторон его «ремесла» и мироощущения, приблизившего его к тому, что находится за гранью жизни.

Выразилось это в целом ряде художественных символов и особенностей, присущих этому образу, в частности, в пространственных реалиях, которые «могут являть собою определённые нравственные и мировоззренческие нормы и представления» [6, С. 38-39]. Ведь Яков-гробовщик не только делает гробы, но и живёт в жилище, представляющем собою по сути пространственную метафору гроба: это не просто «дом», а «изба», и, следовательно, обязательно сделана из дерева, как и гроб. Во-вторых, в этой избе «была одна только комната, и в этой комнате помещались он, Марфа, печь, двуспальная кровать, гробы, верстак и всё хозяйство» [5, С. 430]. Только одна комната в избе ‒ значит, в ней нет никаких перегородок и это единое, как в гробу, пространство. Из мебели в ней лишь то, на чём лежат, ‒ кровать. Верстак для изготовления гробов и сами гробы пространственной метафоре избы-гроба не противоречат. Безусловно, в реальном жилище вероятнее всего есть стол, стулья или лавка, но в тексте они нигде не фигурируют, а значит, в художественном пространстве рассказа их нет. Есть в избе ещё печь, но она принадлежит к художественному пространству Марфы, его жены.

Существование героя в пространстве гроба, погружённость в ауру смерти меняют его связи с миром, перестраивают их на «смертный» лад. Почему, к примеру, Яков ведёт подсчёт не доходов, а убытков? Тщательно записывает цену каждой несостоявшейся сделки, не полученного заказа, плюсует к убыткам цену так и не сделанного гроба с глазетом для давно чахнущего полицейского надзирателя, смерти которого он с нетерпением ждал, а тот взял и умер в губернском городе. Даже нерабочие воскресные и праздничные дни подсчитаны как убыточные. Мысли об убытках так донимали Якова, что он «никогда не бывал в хорошем расположении духа». Тогда почему бы Якову не считать доходы? Пусть они и небольшие, но они бы его радовали, утешали. Не будь Яков гробовщиком, так бы, вероятно, и было. Но у смерти, которой он служит, другая логика, другие законы. Смерть оперирует не доходами, а потерями, убытками, она ничего не прибавляет умершему человеку, а лишь лишает его любых возможностей, всё у него отнимает. За гробом у человека закрываются все возможности. Вот Яков и подсчитывает свои утраченные «потенциальные» возможности: возможность работать в праздники, сделать гроб зажившимся на этом свете старикам, получить десять рублей за гроб с глазетом…

Смерть наложила свою печать и на его чувства – она лишила его способности к состраданию и жалости. Ведь смерть жалости не ведает, ей что старики, что дети. И Якова не потрясает несправедливость детской смерти, не заставляет отнестись к их последнему жилищу по-особенному деликатно, трепетно. «Заказы на детские гробики принимал он очень неохотно и делал их прямо без мерки, с презрением, и всякий раз, получая деньги за работу, говорил: "Признаться, не люблю заниматься чепухой"» [5, С. 430].

Бесчувственен он и к своей жене, Марфе, с которой прожил в одной избе пятьдесят два года. «<…> как-то так вышло, что за всё это время он ни разу не подумал о ней, не обратил внимания, как будто она была кошка или собака», «за всю жизнь он ни разу не пожалел Марфы, не приласкал», «ни разу не догадался купить ей платочек или принести со свадьбы чего-нибудь сладенького, а только кричал на неё, бранился за убытки» [5, С. 434, 435].

 Более того, само проявление сострадания и жалости раздражало его, он не готов был мириться с ним даже в музыкальной мелодии. Когда Яков играл в оркестре, у его «правого уха хрипел контрабас, у левого – плакала флейта, на которой играл рыжий тощий жид», по фамилии Ротшильд. «И этот проклятый жид даже самое весёлое умудрялся играть жалобно». Не странно ли, что именно эта плачущая флейта, а не хрипящий контрабас вызывает гнев музыканта Якова? Он «проникался ненавистью и презрением» к Ротшильду, придирался к нему, бранил «и раз даже хотел побить его» [5, С. 431].

Но именно музыка и игра на скрипке пока ещё оберегает и поддерживает его продавшуюся гробам душу. Яков не просто хорошо играл на скрипке, за что его приглашали играть на свадьбах в оркестре. У него был талант музыканта. Об этом говорит Ротшильд, сам талантливый музыкант: «Если бы я не уважал вас за талант, то вы бы давно полетели у меня в окошке». Важно и то, что «Когда Бронза сидел в оркестре, то у него прежде всего потело и багровело лицо; было жарко, пахло чесноком до духоты». То, что лицо багровеет и потеет, можно было бы объяснить жарой и духотой. Но перед словами «было жарко» стоит не комментирующее двоеточие, а точка с запятой, разделяющая эти два события и позволяющая их не связывать, т.е. лицо «потело и багровело» не потому, что было жарко и душно. Объясняет же багровость лица другой эпизод рассказа, когда вечером «со скуки» Яков стал подводить годовой итог убыткам. Цифры оказались столь большими, что, потрясённый, Яков топал ногами, щёлкал на счётах, напряжённо вздыхал и «лицо у него было багрово и мокро от пота» [5, С. 432]. Следовательно, лицо у него потеет и багровеет при сильных эмоциях, переживаниях, и именно такие эмоции испытывает талантливый Яков-музыкант, когда «сидит в оркестре». Ему нравится музыка, она его по-настоящему волнует.

Сидящего в оркестре Якова автор именует Бронзой, это его «уличное прозвище», происхождение которого автор не объясняет («уличное прозвище у него было почему-то – Бронза»). Скорее всего прозвище родилось в городке именно из-за цвета его лица, «когда он сидел в оркестре», ведь он был выше и крепче всех в оркестре (да и во всём городке), и потому его багровое лицо было хорошо видно, а бронза как раз красноватого цвета. Цветовой детали в произведениях А.П. Чехова всегда отводится немалая роль, иногда колоронимы становятся чуть ли не единственным носителем определённых смыслов в образе героя (см., например, о мотиве красного цвета [3, С. 178]). Но здесь «цветовое» объяснение прозвища – лишь внешний, лежащий на поверхности фактор. Связь «Бронзы» с оркестром гораздо глубже, и не случайно автор текстуально связал «Бронзу» с оркестром: там герой получил это прозвище, именно в дискурсе «оркестра» он именуется не Яковом, а Бронзой: «Когда Бронза сидел в оркестре», «Поэтому Бронзу приглашали в оркестр не часто» [5, С. 431]. Зачем автору нужна эта связь? О чём еще, кроме цвета лица взволнованного музыкой героя, говорит эта связь?

Обратимся к самому оркестру, вернее, к тому, кто им управляет. Сказано о нём немного: зовут его Моисей Ильич Шахкес, берёт он «себе больше половины дохода», и упомянуто, что он «лудильщик»: «В городке на свадьбах играл обыкновенно жидовский оркестр, которым управлял лудильщик Моисей Ильич Шахкес» [5, С. 430]). Казалось бы, какое значение для оркестра имеет то, что им управляет не плотник, скажем, а лудильщик?

Лудильщик – это специалист, который покрывает полудой «поверхность металлических изделий для предохранения от окисления» [7, С. 555], когда, к примеру, чинит, восстанавливает повреждённую посуду. Полуда же – «тонкий слой олова», а «бронза – сплав меди с оловом и некоторыми другими элементами» [7, С. 65]. Лудильщик, управляющий оркестром, работает с оловом, чтобы исправлять повреждённые вещи, а у него в оркестре сидит Бронза, «содержащий олово» и, безусловно, сам глубоко повреждённый духовно. Здесь обозначает себя важнейшая тема рассказа ‒ защитная, охранительная, восстанавливающая сила музыки. Оркестр Шахкеса призван «лудить», исправлять и восстанавливать повреждённые души и оркестрантов, и слушателей. И сам «оловосодержащий» Бронза пользуется этим свойством музыки. По ночам, когда мысли об убытках особенно донимали его, он «лудил» себя звуками скрипки: «он клал рядом с собой на постели скрипку и, когда всякая чепуха лезла в голову, трогал струны, скрипка в темноте издавала звук, и ему становилось легче» [5, С. 431]; «<…> какие-то морды надвигались со всех сторон и бормотали про убытки. Он ворочался с боку на бок и раз пять вставал с постели, чтобы поиграть на скрипке» [5, С. 437]. С особой силой тема защитной, «очеловечивающей» способности музыки зазвучит на последних страницах рассказа, когда скрипка Ротшильда, воспроизводя музыкальную исповедь Якова, заставит слушателей плакать, и эта тема войдёт в смысл заглавия рассказа.

Есть у этого прозвища и ещё один важный смысл: он указывает на двойственность натуры этого героя. Ведь бронза – это сплав металлов, как в Якове – двоякое соединение черт мрачного гробовщика и тонкого музыканта, гроба и музыки, смерти и жизни. Мы видели, как силён в Якове гробовщик, как многое эта профессия определяет в его сознании. Но и музыка, хранящая жизнь души, сильна в Якове. Правда, до поры до времени музыка живёт в нём только на правах лудильщика и не в силах победить гробовщика. Время победы над гробовщиком для Якова настанет, когда в его существование войдут две важнейшие для автора категории: природа и любовь, в животворящую силу которых Чехов не терял веры.

Залогом возможного возрождения Якова служит специфическое свойство бронзы: под воздействием природных факторов она покрывается зелёным налётом ‒ зеленеет. Эта важная цветовая деталь, с учётом образотворческой роли колоронимов у Чехова, даёт «чёткую прорисовку тематических линий» в образе героя, «их целенаправленную <…> организацию» [8, С. 215]. Она призвана символизировать возможность вхождения этого героя в забытый им, но вновь обретаемый мир живой природы: просторов реки, её берегов и вербы, под которой они с Марфой когда-то «всё на речке сидели и песни пели» [5, С. 434].

Таким образом, прозвище чеховского персонажа «выполняет образотворческую функцию и выступает в роли своеобразной «гиперссылки», которая «подключает» читателя» [3, С. 33] к противоположным нравственным полюсам, составляющим основу двойственного характера героя. Оно не только вобрало в себя сущностные черты этого героя: двойственность его природы (гробовщик и музыкант), его тесную связь с музыкой, имеющей спасительное для него значение, способность к возрождению живой души, – но и вписалось в главную идею рассказа, отразившуюся в его названии – «Скрипка Ротшильда», призывающая беречь живую душу.

Конфликт интересов Не указан. Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

  1. Иманкулова Р.М. Поэтика имени в ранней прозе А.П. Чехова: зоологический ономастикон / Р.М. Иманкулова // Ученые записки Казанского университета. Сер. Гуманитарные науки. – 2016 – Т. 158, № 1. – С. 126-132.
  2. Флоринский П.А. Малое собрание сочинений / П.А. Флоринский. – М.: Купина, 1993. – Выпуск 1: Имена. – 320 с.
  3. Михайлова Н.Д. Образотворческая функция имени в прозе И.С. Тургенева и писателей-народников / Н.Д. Михайлова, В.М. Мирзоева, Р.А. Ткачева и др. // International Journal of Advanced Studies in Language and Communication. – 2019. – № 1. – С. 29-33.
  4. Фёдоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время / Ф.П. Фёдоров. – Рига: Знание, 1988. – 456 с.
  5. Чехов А.П. Малое собрание сочинений / Антон Чехов. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018. – 800 с.
  6. Ткачёва Р.А. «Там нас полюбили бы»: храмы города повествователя в романе Л. Добычина «Город Эн» / Р.А. Ткачева, В.М. Мирзоева, Е.Д. Аксёнова и др. // General question of world science. Collection of scientific papers, on materials of the international scientific-practical conference 30.03.2019, Ed. SIC „Science Russia“, 2019. – С. 37-43.
  7. Ожегов С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов. – М.: «Русский язык», 1989. – 922 с.
  8. Михайлова Н.Д. К вопросу о циклизации малой прозы в русской литературе второй половины XIX века / Н.Д. Михайлова, В.М. Мирзоева, Р.А. Ткачёва // Вестник Тверского государственного университета. Серия Филология. – 2012. – №3. – С. 213-218.

Список литературы на английском языке / References in English

  1. Imankulova R.M. Poe`tika imeni v rannej proze A.P. Chexova: zoologicheskij onomastikon [The poetics of the name in the early prose of A.P. Chekhov: zoological onomasticon] / R.M. Imankulova // Ucheny`e zapiski Kazanskogo universiteta. Ser. Gumanitarny`e nauki. [Scientific notes of Kazan University. Humanities series.]– 2016 – Vol. 158, № 1. – Р. 126-132. [in Russian]
  2. Florinskij P.A. Maloe sobranie sochinenij. [Small collection of works] – M.: Kupina, 1993. – Issue 1: Imena. – 320 p. [in Russian]
  3. Mixajlova N.D. Obrazotvorcheskaya funkciya imeni v proze I.S. Turgeneva i pisatelej-narodnikov [The imaginative function of the name in the prose of I.S. Turgenev and the Narodnik writers] / N.D. Mixajlova, V.M. Mirzoeva, R.A. Tkacheva et al. // International Journal of Advanced Studies in Language and Communication. – 2019. – № 1. – P. 29-33. [in Russian]
  4. Fyodorov F.P. Romanticheskij xudozhestvenny`j mir: prostranstvo i vremya [Romantic Art world: Space and time] / F.P. Fyodorov. – Riga: Znanie, 1988. – 456 p. [in Russian]
  5. Chexov A.P. Maloe sobranie sochinenij [Small collection of works] / Anton Chexov. – SPb.: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2018. – 800 p. [in Russian]
  6. Tkachyova R.A. «Tam nas polyubili by`»: xramy` goroda povestvovatelya v romane L. Doby`china «Gorod E`n» ["They would love us there": the temples of the narrator's city in L. Dobychin's novel "The City of En]"/ R.A. Tkacheva, V.M. Mirzoeva, E.D. Aksyonova et al. // General question of world science. Collection of scientific papers, on materials of the international scientific-practical conference 30.03.2019, Ed. SIC „Science Russia“, 2019. – P. 37-43. [in Russian]
  7. Ozhegov S.I. Slovar` russkogo yazy`ka [Dictionary of the Russian language] / S.I. Ozhegov. – M.: «Russkij yazy`k», 1989. – 922 p. [in Russian]
  8. Mixajlova N.D. K voprosu o ciklizacii maloj prozy` v russkoj literature vtoroj poloviny` XIX veka [On the question of the cyclization of small Prose in Russian Literature of the second half of the XIX century] / N.D. Mixajlova, V.M. Mirzoeva, R.A. Tkachyova // Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya Filologiya. [Bulletin of Tver State University. Philology Series] – 2012. – №3. – P. 213-218. [in Russian]