FROM THE HISTORY OF THE DAILY LIFE OF CHECHENS AND INGUSH AS DEPORTED PEOPLES DURING THE GREAT PATRIOTIC WAR

ИЗ ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ДЕПОРТИРОВАННЫХ НАРОДОВ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ НА ПРИМЕРЕ ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ

Научная статья

Исакиева З.С.*

Чеченский государственный педагогический университет, Грозный, Россия

* Корреспондирующий автор (Zulai-787[at]mail.ru)

Аннотация

В представленной статье на основе архивных документов и воспоминаний бывших спецпереселенцев предлагается анализ повседневности чеченцев и ингушей, высланных в Казахстан и Среднюю Азию зимой 1944 года. Новые материалы и факты выявленных автором в центральных и региональных архивах позволяют расширить аспекты исследования жизни депортированных чеченцев и ингушей и функционирования спецпоселенческой системы. В статье раскрыты вопросы расселения, хозяйственного и трудового устройства, социального обеспечения, медицинского обслуживания, производственной и общественной деятельности спецконтингента. Обозначены национальные особенности как разбросанных и разрозненных по территории Казахстана и Средней Азии спецпереселенцев из Северного Кавказа, так и принимающей стороны. Отмечается, что труд для депортированных чеченцев и ингушей был фактором выживания и адаптации в местах спецпоселений.

Ключевые слова: депортация, спецпоселение, расселение, голод, трудоустройство.

FROM THE HISTORY OF THE DAILY LIFE OF CHECHENS AND INGUSH AS DEPORTED PEOPLES DURING THE GREAT PATRIOTIC WAR

Research article

Isakieva Z.S.*

Chechen State Pedagogical University, Grozny, Russia

* Corresponding author (Zulai-787[at]mail.ru)

Abstract

Based on archival documents and memoirs of former special settlers, the article presents an analysis of the everyday life of Chechens and Ingush exiled to Kazakhstan and Central Asia in the winter of 1944. New materials and facts identified in the central and regional archives allow the author to expand the aspects of the study of the life of deported Chechens and Ingush and the functioning of the special settlement system. The article explores the issues of settlement, economic and labor arrangements, social security, medical care, industrial and social activities of the special settlers. The research outlines the national features of both scattered special settlers from the North Caucasus and the host country across the territory of Kazakhstan and Central Asia. It is noted that labor for deported Chechens and Ingush was a factor of survival and adaptation in places of special settlements.

Keywords: deportation, special settlement, resettlement, hunger, employment.

В статье используются общенаучные принципы объективности, историзма, системности. В своей совокупности указанные методы позволили выявить проблемы повседневной жизни спецпереселенцев, показать стратегию выживания и обозначить роль труда в процессе их адаптации в местах вынужденного пребывания.

Источниковую базу статьи составили:

1) архивные материалы представленные документами, хранящимися в Государственном архиве Российской Федерации, Российском государственном архиве социально политической истории, Центральном государственном архиве Республики Казахстан, Государственных архивах Карагандинской, Восточно-Казахстанской, Кзыл-ординской областей;

2) научные работы российских и казахстанских исследователей (Бугай Н. Ф., Березовая А.Ю., А.В. Кучева, В.С. Мордвинцева, Пушкарева Н. Л., Любичанковский С. В. ,Муса Ибрагимов, Ж.А. Ермекбай, Сактаганова З. Г., Веременко В. А., Абдрахманова К. К., Ж.Б. Абылхожина, М.Л. Акулова, А.В. Цай);

3) источники личного происхождения, освещающие повседневную жизнь спецпереселенцев (воспоминания).

В Казахстане, Киргизии, Чеченской Республике и Республике Ингушетия проживают живые свидетели, испытавшие судьбу спецпереселенцев. Полевой материал, собранный в ходе бесед с очевидцами событий тех лет, позволил реконструировать повседневную жизнь советских людей в условиях спецпоселения. Сообщения информантов совпадают с историческими фактами и событиями прошлого, что подтверждается официальными документами.

В современной истории тематика, отражающая повседневную жизнь советских людей, вызывает научный интерес. Актуальность истории повседневности обусловлена особым вниманием к человеку, его обыденным проявлениям во множественных историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах, что способствует преодолению схематизма и упрощения в процессе познания истории [1, С. 8].

В анализе повседневной жизни лежит ключ к разгадке часто возникающего при знакомстве с конкретными судьбами вопроса: как могли люди выживать и сохранять человеческое достоинство в экстремальных условиях революций, войн, террора, голода и разрухи? Как люди приспосабливались к жизненным обстоятельствам? [2].

Как справедливо отмечают российские ученые Н. Л. Пушкарева и С.В Любичанковский «реконструкция повседневности не так проста: во-первых, эта сторона действительности очень широка, всеохватна, во-вторых у историка часто нет источников (или слишком много) относимых именно и только к ней» [3].

В XX веке советское общество подверглось социальным потрясениям, которые характеризуются резкими, быстрыми изменениями, происходящими в короткие сроки. Охватывая различные области общественной жизни, они затрагивают главные для социума ценности, правила, убеждения и имеют негативные последствия [4, С. 74]. Одним из таких социальных потрясений, оказавшее влияние на мировоззрение, как на самих его участников, так и на все последующие поколения является депортация народов в годы Великой Отечественной войны.

История повседневной жизни советских людей исследована американским историком, советологом, Ш. Фицпатрик (Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город), российским философом, социологом Н.Н. Козловой (Советские люди. Сцены из истории), советским и российским историком и культурологом Л.О. Лейбовичем (В городе М.: очерки политической повседневности советской провинции в 40 — 50-х гг. XX века.). Изучению повседневной жизни в СССР в послевоенные годы посвящены научные работы доктора исторических наук, руководителя Центра социальной истории России ИРИ РАН Е. Ю. Зубковой (Послевоенное советское общество: политика и повседневность 1945-1953). Проблемы повседневной жизни и стратегия выживания спецпереселенцев в годы вынужденного переселения нашли отражение в исследованиях Х. -М.А. Сабанчиева, А. И. Тетуева, В.Б. Убушаева, К. Н. Максимова, В. Г Шнайдера, Э.А Аджиевой, М.М. Ибрагимова, P. C. Агиева, Л. Я. Арапхановой, З. М. Борлаковой, В. И. Котова, E. H. Наумовой, A. C. Хунагова, Арапиева М. А. З.С. Исакиевой и др.

Вопросы пребывания и адаптации депортированных народов с позиции «принимающих сторон» исследуются в трудах казахстанских и киргизских историков: Ж. А. Ермекбаева, Ж. Б. Абылхожина, К. С. Алдажуманова, М. К. Козыбаева, М. Т. Баймаханова, А. Гунашева, Н. А. Аубова, З. Г. Сактагановой, В.В. Козиной, С.И. Бегалиева, Л.Н. Дьяченко и др.

С марта 1944 по январь 1946 гг. на спецпоселении находились в Казахской ССР — 866 300 человек; Узбекской ССР — 181 800 человек; Киргизской ССР — 112 400 человек. В Красноярском крае было распределено — 125 600 человек; Алтайском крае — 85 800 человек. В Кемеровской области числилось 97 200 человек; Томской области — 92 400 человек; Свердловской области — 89 200 человек; Молотовской области — 84 300 человек [5, С.361]. В условиях войны и зимнего времени массовые депортации потребовали огромных материальных затрат и организационных усилий. Спецпереселенцы из числа чеченцев и ингушей в большинстве были высланы в Казахстан и Киргизию. В Казахстане были размещены 239 768 чеченцев и 78 470 ингушей, в Киргизии – 70 097 чеченцев и 2 278 ингушей. В основном они расселялись по Алма-Атинской, Акмолинской, Павлодарской, Северо-Казахстанской, Карагандинской, Восточно-Казахстанской, Семипалатинской областям Казахской ССР, а в Киргизской ССР по Фрунзенской и Ошской областям [6, С.107,108].

Невыносимые условия транспортировки, моральная подавленность и растерянность от поспешного и жестокого выселения и предъявленных огульных обвинений в «пособничестве немцам», усугублялись плохой подготовкой районов расселения для принятия, размещения, обеспечения продуктами питания, условиями жизни и трудоустройства огромного количества людей.

Принудительное выселение, лишения, голод, болезни, регистрация в спецкомендатурах, исковерканные судьбы, трудовая и общественная деятельность бережно хранится в памяти бывших спецпереселенцев и будет передаваться из поколения в поколение. Как отмечает профессор Колумбийского университета Марианна Хирш «Пост-память» характерна для поколения «после», для детей поколения, которое прошло через историческую травму, через тяжелый коллективный опыт, опыт, который пост-поколение «помнит» по рассказам тех, с кем они выросли. «Пост-память» передается не только через воспоминания и рассказы, но и через то, о чем молчали в семье, через привычки и паттерны поведения, через реакции на опасность» [7, С.173].

Воспоминания бывших спецпереселенцев восполняют пробелы, существующие в официальных документах, позволяют судить о повседневности и настроениях в их среде. Из воспоминаний жительница села Майртуп, Курчалоевского района Чеченской Республики Мадаевой Насарт: «В то злополучное утро 23 февраля 1944 года нас погрузили в вагоны, которые предназначались для развозки скота и увезли, как потом выяснилось в Кыргызстан. В семье нашей было 4 девочки, среди них я была старшей и единственный мальчик, самый младший. В пути от голода наш брат умер. На наших глазах у матери с рук вырвали его труп и скинули с поезда. Это была страшная картина. Каждый день мы наблюдали, как люди умирали от холода и голода, их тела просто сбрасывали с вагонов, а поезд продолжал двигаться дальше. Так, через 13 дней пути обессиленные, истощенные прибыли мы в село Иваново-Алексеевка Таласского района, Киргизской ССР. В холодные дни без еды, питья, крыши над головой люди семьями умирали, а оставшиеся в живых пытались как-то устроиться, выжить. Моя мама устроилась работать в местный колхоз уборщицей. За свой труд она получала горсть пшеницы и маленькую чашку молока. Придя домой, она делила между нами эти зёрнышки пшеницы и давала сделать по одному глотку молока. Мама держала на огне кастрюлю с камнями наполненную водой и иногда говорила нам, что готовит ужин. Так мы засыпали, не дожидаясь горячего ужина. Это было очень тяжелое время.

Когда мне было 12 лет, мы потеряли отца. Как позже выяснилось, его расстреляли из-за попытки украсть одну из овец, которые принадлежали председателю колхоза. Преступления такого рода совершались от безысходности, только чтобы не умереть с голоду. Годы шли, но не проходило ни одного дня, чтобы каждый выживший в этой депортации не мечтал о возвращении домой, в свой край, в свой родной дом» [8].

Из сведений информанта Вахаевой Рукият, 1935 года рождения запись 2016 г. «После прибытия в Казахстан нашу семью (родители и 5 детей) расселили в Джамбулской области. В колхозе нам выделили комнату. С девяти лет я ходила собирать сено. За этот труд нам давали кружку супа и кусок овсяного хлеба, а иногда и не доставалось его. Через год умер наш отец по дороге в больницу. Там его и похоронили в своей одежде. В тот же день меня увели на работу. На следующий день умер и брат. Мы были подавлены, не знали, что делать дальше. Вскоре я научилась делать из резины обувь и стала ее продавать. Однажды я пошла на базар и до сих пор не могу забыть увиденное. Женщины, пришедшие туда в надежде поесть хотя бы ботву репы, остались без сил ждать и сидя у стены умерли от голода. Это было ужасно. Но более меня удивило то, что сказали мужчины, глядя на них: «Если собаки не растерзают, похороним завтра. Сил копать могилы, уже нет». Через несколько лет мы переехали в Алма-Ату, построили дом. В родную республику вернулись в 1957 году» [9].

Массовые этнические депортации вносили в планы расселения, трудоустройства и социально-бытового обеспечения спецконтингента сумятицу и хаос. Руководство республик, местные жители, сочувствующие депортированным чеченцам и ингушам, не справлялись с наплывом людей и не могли обеспечить им элементарных человеческих условий.

Большинство чеченцев и ингушей пережили зиму 1944 г. в невыносимых условиях без необходимого запаса дров, теплой одежды. Остро стояла проблема с продовольствием, продукты распределяли по карточкам. По воспоминаниям бывшей спецпереселенки из Караганды Якушевой А.Е.: «Карточки были как тетрадные листы голубого цвета, где на каждый день указывалась дата и количество граммов. Например, иждивенцы в послевоенное время получали 400 г. хлеба, шахтеры по 1 кг. Часто выдавали дробные талоны, т.е. при норме отпуска на день 600г хлеба имелось три талона на 300, 200 и 100г. Жилье мы строили из канав, самана не было. Чтобы саман сделать нужна была солома, но ее не было. Люди резали дерн, т.е. верхний слой земли срезали и из него делали кирпич. Из этого материала строили бараки, в каждый из которых поселяли по 60 человек. Каждая семья жила в маленьких комнатах с перегородками. Условия были ужасные, не было бани, питьевой воды. Те, кто работал на шахтах, жили в бараках и общежитиях. Условия в общежитиях тоже были не лучшие. В комнатах кроме железных кроватей, стола и иногда табуреток ничего не стояло. В общежитиях было тесно, работала одна кухня, где люди после работы стирались, готовили еду. Воды не было. Ее возили в бочках на лошадях. Особенно тяжело было шахтерам, которые ходили пешком по 7 км туда и обратно, транспорта никакого не было. Очень высокой была смертность, особенно среди детей» [10 С.238- 240].

Многие семьи спецпереселенцев находились на грани вымирания. Неудовлетворительное медицинское обслуживание было характерно для первых лет пребывания чеченцев и ингушей в депортации. В некоторых областях не могли организовать лечение распространенных чесоточных болезней. В Зыряновском рудоуправлении Восточно-Казахстанской области чеченцы, живущие в землянках из-за отсутствия одежды не могли пойти в медучреждения [11, Л.5].

Спецпереселенцам предписывалась компенсация за потерянное во время депортации материальное имущество. Архивные и опубликованные материалы свидетельствуют, что в местах компактного расселения чеченцев и ингушей принятое Постановление СНК СССР от 29 мая 1944 г. «О выдаче скота и продовольственного зерна спецпереселенцам – карачаевцам, чеченцам, ингушам, балкарцам и калмыкам в обмен на принятые от них по скот и зерно в местах выселения» не всегда выполнялось. Республиканские власти в 1944 г. не смогли возместить изъятый у спецпереселенцев при выселении скот в полном объеме и начали наводить порядок в раздаче скота только в 1945 г. Колхозы получили дополнительно 9036 голов, к 1946 г. долг перед спецпоселенцами по скоту остался в размере 3541 головы. Позже эти вопросы были отрегулированы [12, С. 138, 139].

При расселении и хозяйственном устройстве спецпереселенцев ощущалось отсутствие свободной жилой площади, дефицит продовольственных ресурсов, неадекватное отношение к ним ряда руководителей советских и партийных органов, некоторой части местного населения, а также распространение среди горцев различных эпидемических заболеваний, особенно сыпного тифа. Это затрудняло адаптацию спецпереселенцев к производству в колхозах, совхозах и промышленных предприятиях, порождало, как писали советские и партийные чиновники, «упаднические настроения, вызванные переменой постоянного места жительства» [13, Л. 5]. Дети спецпереселенцев из-за недоедания, отсутствия одежды, обуви не могли посещать школу. В ходе депортации многие дети остались без родителей. Беспризорных детей брали на учет и устраивали детские дома. Так по Северо-Казахстанской области с 1944 по1946 гг. из учтенных 108 детей, оставшиеся без родителей в детские дома были устроены 72, а остальных забрали родственники [14, Л. 171].

29 июня 1944г. решением исполкома Кзыл-Ординского областного совета депутатов трудящихся было принято «в связи с наличием в детдомах области 333 детей чеченцев, совершенно не владеющих русским языком, что вызывает затруднения в проведении учебно-воспитательной работы среди них. Также продолжающимся потоком детей чеченцев и невозможностью размещения их в существующих детдомах за недостатком жилой площади открыть к 10 июля дополнительный детдом с контингентом 200 человек на базе интерната при Казахской СШ Кармакчайского района» [15, Л. 99].

Стоит отметить, что в период депортации, когда были случаи разлуки близких и особенно детей, чеченцы и ингуши по возможности не оставляли детей в детских домах. Узнав, что дети родных по крови или знакомых остались без родителей и находятся в детдомах, чеченцы и ингуши старались забрать их в свои семьи. Это было характерной национальной особенностью этих народов, где тейповое родство не позволяло оставаться самим собой вне общины, что отличало их от других депортированных народов [16, С. 143].

Несмотря на сложности военного времени, готовность поделиться последним постоянно сопровождала жизнь людей. По воспоминаниям М.А. Баятакова: «В 1944 г. в наш маленький домик из двух комнат (Жана-аул Павлодарской области) вселили женщину-чеченку с 4-мя детьми. Они привезли с собой два мешка кукурузы. Жили мы одной семьей. У взрослых комната, у детей – другая. И питались, как говорится из одного «котла», но «котел» чаще был пуст. Из четверых мальчиков-чеченцев трое умерли один за другим, выжил только младший – Ляга. Затем умерла его мать. Ляга оставался в семье дяди до конца войны. Он был задиристым мальчуганом, часто наши игры кончались потасовкой, но я никогда на него не обижался. В те годы в каждой аульной семье, кто-нибудь жил из депортированных» [17, С. 57].

Тяжелое положение разбросанных и разрозненных по территории Казахстана и Средней Азии спецпереселенцев из Северного Кавказа отмечалось по всем предприятиям этих регионов. К примеру, в постановлении бюро Карагандинского горкома КП (б) Казахстана от 13 октября 1944 года сообщалось, что «все переселенцы размещены в 2 стандартных бараках и в 2 землянках. В бараках очень тесно, на 35 кв. м размещено 80 человек, кровати стоят в два паруса, в здании душно и грязно. Совершенно нетерпимое положение в землянках, где размещено около 400 человек, землянки к жилью не приспособлены, в них сыро, душно отсутствует естественный свет. Все живущие в землянках абсолютно раздеты и не имеют постельных принадлежностей.

В результате создавшихся таких условий люди ослабли, и выйти на работу не в состоянии. Такое отношение создало угрожающее положение, и за короткий промежуток времени умерло 35 человек только Металлургстрое. Секретарь Кировского горкома КП (б) т. Захаров и т. Карягин прошли мимо такого возмутительного факта и не потребовали от начальника строительства Белова улучшить бытовые и материальные условия спецпереселенцев. Партийно–массовая работа среди спецпереселенцев проводится крайне неудовлетворительно, только этим можно объяснить, что часть людей не трудоустроена, подготовка к зиме не ведется, индивидуальное строительство не организовано, дети учебой не охвачены [18, Л.146-149].

В Куршабском районе Ошской области 907 семей в количестве 3 483 человека, из которых более половины составляли дети, «были расселены в 17 колхозах и 2 предприятиях крайне неудовлетворительно, живут в антисанитарных условиях, очень скученно, в комнатах 6-12 кв. м. живут по 2-3 семьи с количеством от 5 до 10 человек. В колхозах Фрунзенского района Ошской области летом 1945 г. в одной комнате проживало по 5-7 семей» [19, Л. 65-70].

Из разных советских, партийных и силовых источников раскрывается картина повседневной жизни, свидетельствующая об активном участии чеченцев и ингушей в выполнении производственных заданий. Со времени прибытия в Казахстан и Среднюю Азию чеченцы и ингуши работали в колхозах, совхозах, промышленных предприятиях, на шахтах, рудниках, строительстве жилья и промышленных предприятий, благоустройстве городов и поселков. Работали практически все трудоспособные спецпоселенцы, а иногда даже и те, кого считали нетрудоспособным, особенно это замечалось в первые годы проживания. «Летом 1944 г. в Джамбульской области из 16 396 человек трудоспособных работало 16 927 человек, причем на полевые сезонные работы было привлечено 583 старика и подростка. В Акмолинской области из 17 667 человека учтенных трудоспособных фактически работало 19 345 человек, в том числе 2 746 стариков и подростков. На 1 июля 1946 года на шахтах и рудниках Карагандинского угольного бассейна трудилось 17468 человека, из них в Джезказгане – 10 417 человек, на шахтах и рудниках Караганды и Сарани – 5448, на предприятиях Темиртау – 1468» [20, С. 136].

Техническая учеба по повышению квалификации среди спецпереселенцев проводилась за счет обучения в стахановских школах, овладением техникума и индивидуально-бригадной формой обучения.

Отчеты, докладные записки партийных, советских учреждений, органов внутренних дел свидетельствуют, что чеченцы выполняли и перевыполняли производственные нормы. В 1945 г. в колхозах Северо-Казахстанской области работало 6777 спецпереселенцев, за год им был выработан 161 трудодень. В совхозах работало 777 спецпереселенцев, средний заработок составлял 150 руб., на предприятиях трудилось 337 человек, средний заработок которых был 275 руб. В колхозах Карагандинской области было премировано 435 человек. В Осакаровском районе в колхозе «Комсомольский» Х. Алдамов, А. Юсупов, С. Батукаев, А. Яхиханов были премированы деньгами и ценными подарками. В колхозе «Октябрьский» того же района были поощрены Х. Хамидов, А. Дайкуев, Ш. Сиданов, Т. Одаев, М. Обоев, П. Самаев, которые выработали от 500 до 600 трудодней. На Джезканганском марганцевом руднике за перевыполнение нормы выработки были премированы М. Кусова, К.Темирсултанов, К Кулаева, Э.Шебиханов. В 1946 г. из общего числа работавших в системе Наркомугля 843 спецпереселенца-чеченца перевыполняли нормы выработки от 200 до 300%. Сохранились материалы, свидетельствующие о трудовой деятельности горянок. В числе многих женщин в первый год депортации работала откатчицей на шахте «Кировская» Хадижат Умарова. За трудовые рекорды горнячки премировались отрезами тканей на платья. В Сталинском районе 27 чеченок за перевыполнение производственных заданий были премированы отрезами мануфактуры. На шахте № 18-бис откатчица Товжан Умарова годовую норму 1954 г. выполнила на 115%. Приказом директора была награждена денежной премией. Кусиева Халипат на шахте № 42/43 выполнила норму 1955 г. на 106%

По сведениям управления внутренних дел в Кзыл – Ординской области в 1946г. на Джусалинском механическом заводе работали 341 человек из числа чеченцев, среди которых 30% составляли стахановцы и ударники. Стахановцами были овладевшие специальностями токаря М. Байбатыров, выполнявший норму выработки на 300%, В. Эдильсултанов, Т. Галаев, Ш. Борщигов и другие, достигшие производственных успехов на 200% [16, C. 124,125].

В архивных источниках отмечено, что на рудниках Спасска и Успенки стахановцами числились Э. Цадаров, К. Товсултанов, Я. Исаев, И. Сапаров, И. Эльжуркаев, А. Осмаев. Несмотря на сложности послевоенного времени, не ослабевал трудовой энтузиазм трудящихся, многие предприятия выполняли и перевыполняли годовые задания. Так, Джезказганские рудники план 1947 г. перевыполнили по всем показателям, в частности, по добыче руды на 107,9%, по горнопроходческим работам на 110,5%, снизили себестоимость руды по сравнению с планом на 129% [21, C. 114-116].

За август 1944 г. по Лениногорскому рудоуправлению выполнили норму 415 человек, а перевыполнили – 382 из числа чеченцев. На Зыряновском рудоуправлении в горном цехе из 85 работающих чеченцев 23 были стахановцами и ударниками труда. В колхозе «Гигант» Чилийского района Кзыл – Ординской области чеченцы и ингуши составляли 20% рабочей силы. В 1945г. спецпереселенцы из числа чеченцев этого колхоза организовали отдельную бригаду, которая с момента поселения четыре раза получала переходящее Красное знамя района, а также получала денежные премии в сумме 27 615 руб.,5 голов скота. Бригадир Цураев получил персональную премию в сумме 5000 руб. [15, Л.30].

Наравне с взрослыми на спецпоселении трудились и подростки. В колхозе «Путь Октября» Джагалашского района В. Махабов 1932 года рождения выработал 156 трудодней, подросток В. Ишханов 1934 года рождения выработал 191 трудодень, Ж. Снугуров 1934 года рождения - 179 трудодней.

На 1 января 1949 г. в сельскохозяйственной отрасли были заняты 125 753 чеченцев и ингушей, в угольной промышленности работали 6 175, в металлургии – 9 737, в местной промышленности – 12 011, в нефтяной – 600, в торговле – 2 107 человек [22, Л.163,190].

Стоит отметить, что в годы депортации особенно возросла религиозность среди чеченцев и ингушей. Советская система воспитания и образования не поколебала в них веру в каноны шариата. Муллы и алимы – богословы играли важную роль в духовной жизни чеченцев и ингушей. По воспоминаниям Балтимбая Ильясова, 1928 г.р. уроженца казахского села Мариновка Акмолинской области «в марте 1944 г. в наше село привели более 20 семей депортированных с Кавказа чеченцев, кроме одежды у них ничего не было. Наши родители уважали чеченцев – мусульман, кормили, чем могли, давали хлеб, молоко, пшеницу…Чеченские семьи были распределены между казахами. Они жили вместе с казахами, как родные братья. Среди чеченцев был сорокалетний очень религиозный и уважаемый мулла по имени Макшарип. Он жил поочередно у казахов (то у одного, то у другого). В пять раз молился, постился (держал уразу). Все прибывшие чеченцы работали в колхозе «Красный партизан», вели себя достойно, вежливо, вредных привычек я у них не видел».

Из воспоминаний Багаудина Бекбузарова: «узнав, что мы относимся к мусульманам, в село Талбай Калининского района Акмолинской области к нам прибыл на верблюде казах и прочел суру из Корана. Наша девяностолетняя тетя (сестра отца) все время плакала, пока он читал суру. У нее не было ни чашек, ни ложек, все было отобрано во время выселения. Нас подселили к русским семьям. Жили дружно. Из колхоза выделили картофель и муку размолотую. На человека в семье выделяли паек, 6-8 кг. муки, 2кг. мяса на семью. Летом заставляли делать для проживания землянки глубиной в метр и больше. Весной в середине апреля собирали колоски в поле. Стояли скирды, где была необмолоченная пшеница, ею просеивали и собирали зерно» [23, С.431,433].

В Казахстане в местах компактного проживания чеченцев и ингушей действовали религиозные братства, которые в условиях спецрежима несли в себе определенную этнокультурную роль в сохранении национальной идентичности в полиэтническом обществе.

В справке за 1946 г. о состоянии религиозной деятельности уполномоченного Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР по Кокчетавской области Елеусизова сообщалось, что «верующие чеченцы и ингуши не приобщаются с коренным населением - казахами и татарами по совершении различных религиозных обрядов. Главная причина здесь, считаю, непонимание языка. Среди чеченцев и ингушей никаких религиозных групп пока не существует. Каждый верующий отправляет свои религиозные потребности у себя дома, соблюдая довольно строго адатов, 5 правил «Ислама». Среди верующих чеченцев и ингушей, переселенных из Северного Кавказа, существуют абсолютные безразличия на все мероприятия, проводимые государством...»[13, Л. 12].

Одна из причин самодостаточности чеченцев и ингушей в отправлении своих религиозных чувств определялась наличием среди них мулл с законченным духовным образованием. Они могли читать на арабском языке Коран и совершать все исламские обряды. В справке за 1946 по Северо-Казахстанской области от В. Ляпунова сообщается, что «специальных молитвенных домов с постоянным количеством верующих и с систематическим совершением в них богослужений мусульмане - чеченцы не имеют. Намазы в дни больших праздников Рамадан и Байрам они совершают под открытым небом. Коллективные намазы по пятницам совершаются при случае в разных домах. Обязательно совершаются все неотложные религиозные обряды. Центрами религиозной активности мусульман - чеченцев являются пункты, где проживают их муллы, которые пользуются исключительно большим авторитетом. Их предложения безапелляционны. Причем предложения эти не ограничиваются только указаниям вопросам религиозного порядка, но и всех проводимых хозяйственно - политических мероприятий [23, С.228].

Чеченцы и ингуши уделяли серьезное внимание своей внешности. Ношение той или иной одежды было регламентировано как мужчинам, так и женщинам. Женщины укрывали голову платком и ни в коем случае не надевали брюки, в повседневной жизни обычно носили длинные платья. Мужчины и женщины не носили пестрые и тем более яркие одежды. Этикет чеченцев и ингушей был пронизан духом чести и дисциплины, так как с самого рождения человек находился в системе национального регламента. Чеченское общество умело воздействовать на каждого своего члена словом, делом, авторитетом и силой обычая. Подростков и юношей они воспитывали в духе мужественности и стойкости, девушек – в соблюдении нравственного кодекса целомудрия и уважения окружающего общества [23, С. 324].

Несмотря на всевозможные ограничения, спецпереселенцы постепенно, по мере обустройства в новых регионах, начинали проявлять себя в общественно-политической жизни. Чеченцев постепенно стали выдвигать в состав выборных партийных, профсоюзных, комсомольских и других органов. Например, в 1950 году кандидатом в депутаты Лениногорского городского Совета депутатов трудящихся, Восточно-Казахстанской области был выдвинут начальник горного участка Лениногорского рудника Хусаин Лобазанов. На том же Лениногорском руднике 5 чеченцев были избраны профоргами и 2 чеченца членами комитета комсомола. Депутатом райсовета одного из районов города Алма-Ата был избран Ваха Татаев, работавший одним из руководителей Казахской государственной филармонии им. Джамбула [24 С.176, 177].

Участие спецпереселенцев в общественно-политической жизни значительно расширилось к середине 1950-х годов, после смерти И. Сталина. Постановлением Совета Министров СССР от 5 июля 1954 года со спецпереселенцев снимались некоторые ограничения в правовом положении. В нем особое внимание уделялось усилению политической работы среди спецпереселенцев. Предлагалось вовлекать их в активную общественно-политическую жизнь, а также поощрять и награждать за трудовые успехи и использовать на работе в соответствии с их образованием и специальностью [25, С. 115]. В марте 1955 года Совет Министров СССР издал распоряжение о призыве спецпереселенцев в кадры Советской Армии.

Таким образом, депортированные народы Северного Кавказа, в том числе чеченцы и ингуши в военный период перенесли неимоверные трудности и тяготы. Был нарушен их хозяйственно-трудовой быт, разорваны родственные связи, они оказались разбросанными по безлюдным территориям Казахстана и Киргизии.

Советское государство предприняло успешные попытки социализации чеченцев и ингушей в местах их нового проживания. Депортированные чеченцы и ингуши самостоятельно могли зарабатывать себе на пропитание и жилье, их уровень жизни постепенно повышался. Многие семьи построили дома, приобретали скот в личное пользование. Острая потребность в рабочей силе способствовала дальнейшему накоплению масштабов использования в экономике принудительного труда спецпереселенцев с Северного Кавказа. Их труд активно использовался в сельском хозяйстве, в промышленном и гражданском строительстве угледобыче и других отраслях. Совместный труд позволял им не только постепенно выйти из тяжелого материального положения, но и, объединив с местным населением, помог выйти из морально-психологической депрессии.

По мере налаживания жизни в ссылке укреплялась земляческая и родовая связь, а религия играла, в свою очередь, главную духовную роль, что в целом создавало условия для тесного контакта между чеченцами и ингушами и оказания взаимной помощи и покровительства в поиске работы и жилья. Все это укрепляло национальную идентичность и сохраняло историческую память. Религиозные лидеры оказывали большое влияние на них, а совет старейшин оставался непререкаемым авторитетом в решении жизненных проблем. Последствия депортационной политики прослеживается до настоящего времени и одной из актуальных задач исторической науки остается анализ и изучение жизни депортированных народов в местах спецпоселения, чтобы развеять мифы о народах Северного Кавказа.

Финансирование Статья подготовлена в рамках Программы фундаментальных научных исследований по теме «Советская эпоха: история и наследие (к 100-летию образования СССР)», а также при финансовой поддержке РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований), проект 21-09-43022 «Чечено- Ингушетия в годы советской власти».	Funding The article was prepared within the framework of the Program of Fundamental Scientific research on the topic "The Soviet Era: History and heritage (to the 100th anniversary of the formation of the USSR)", as well as with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research (RFBR), project 21-09-43022 "Chechen-Ingushetia in the years of Soviet power".
Конфликт интересов Не указан.	Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Сактаганова З. Г. Города Центрального Казахстана в 1950-1960-е годы: история и повседневность / З. Г. Сактаганова, В. А. Веременко, К. К. Абдрахманова и др.; под общей редакцией З. Г. Сактагановой; Министерство образования и науки Республики Казахстан, Карагандинский государственный университет им. академика Е. А. Букетова, Центр этнокультурных и историко-антропологических исследований. - Караганда: Изд-во КарГУ, 2017. - 222 с.
2. Березовая А.Ю. Становление термина «Повседневность». Различные подходы к рассмотрению термина «Повседневность» учеными / А.Ю. Березовая. [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/stanovlenie-termina-povsednevnost-razlichnye-podhody-k-rassmotreniyu-termina-povsednevnost-uchenymi (дата обращения 16.10.2021).
3. Пушкарева Н. Л. Понимание истории повседневности в современном историческом исследовании: от школы Анналов к российской философской школе / Н. Л. Пушкарева, С. В. Любичанковский. [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ponimanie-istorii-povsednevnosti-v-sovremennom-istoricheskom-issledovanii-ot-shkoly-annalov-k-rossiyskoy-filosofskoy-shkole (дата обращения 16.10.2021)
4. Кучева А.В. Повседневная жизнь советского человека в послевоенный период (40–50-е годы XX века): основные стратегии выживания и преодоления травмы / А.В. Кучева, В.С. Мордвинцева // Технологос. – 2019. – № 3. – С. 73–83.
5. Депортированные в Казахстан народы: время и судьбы. — Алматы: Арыс, Казахстан, 1998. — 319 с.
6. Бугай Н. Ф. Л. Берия – И. Сталину: «Согласно Вашему указанию...» / Н. Ф. Бугай. М.: АИРО-ХХ, 1995. — 319 с.
7. Живая память. Сталинизм в Казахстане – Прошлое, Память, Преодоление / Под ред. Ж.Б. Абылхожина, М.Л. Акулова, А.В. Цай. – Алматы: «Дайк-Пресс», 2019. – 272 с.
8. Интервью с Мадаевой Насарт (1934г.р.) жительницей с. Майртуп, Курчалоевского района Чеченской Республики записано в 2017г. Юнусовой Маликой.
9. Интервью с Вахаевой Рукият, 1935 года рождения запись 2016 г. Полевой материал Исакиевой З.С.
10. Сборник документов и материалов. Сост. З.Г. Сактаганова, К.К. Абдрахманова, Б.А. Досова и др. — Караганда: Издательство КарГУ, 2016. — 277 с.
11. ГАВКО Ф.1п.Оп.1.Д.3420
12. От депортации к интеграции: документы и материалы, посвященные 60-летию депортации чеченцев и ингушей в Казахстан: Международный фонд гуманитарной помощи «Нур» / составители: Грибанова Е.М., Гунашев А.А., Зулкашева А.С., Сапонова Л.Н. – Алматы: Дәуiр, 2004. – 256 с.
13. ЦГА РК Ф.1711.Оп.1.Д.8
14. РГАСПИ.Ф.17.Оп.88.Д.396
15. ГАКызО Ф.283.Оп.1.Д.182
16. Ермекбай Ж.А. Чеченцы и ингуши Казахстана / Ж.А. Ермекбай. – Ассамблея народа Казахстана, Комитет науки Министерства образования и науки РК, Академия госуправления при президенте РК. Астана, 2016. - 204 с.
17. Современное осмысление уроков репрессий 1930-1950-х гг. в Казахстане и проблемы защиты прав человека: материалы «круглого стола» /; изд. 2-е - Изд. 2-е, доп. - Алматы: OST-XXI век, 2006. - 174 с.
18. ГАКО.Ф.3п.Оп.1.Д.187.
19. УЦГА КБР. Ф. Р-774. Oп. 1. Д. 8.
20. Исакиева З.С. Оценка трудовых усилий чеченцев на шахтах и рудниках Карагандинского угольного бассейна (1944-1957гг.) / З.С. Исакиева // Теория и практика общественного развития. Краснодар,2014,№20, с.136-138.
21. ГАКО. Ф. 596. ОП. 1/6. Д. 399. С. 114-116.
22. ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 432. Л. 163-190.
23. Ермекбаев. Ж. А. Чеченцы и ингуши в Казахстане / Ж. А. Ермекбаев. Алматы: Дайк-Пресс, 2009.- 508.с
24. Исакиева, З. С. Вклад спецэмигрантов из числа чеченцев и ингушей в освоение Карагандинского угольного бассейна в 1944-1957 гг. / З. С. Исакиева // Средиземноморский журнал социальных наук, 6(5 S3), 324. [Электронный ресурс]. URL: https://www.richtmann.org/journal/index.php/mjss/article/view/7781 (дата обращения 22.10.2021)
25. Ибрагимов М.М. Участие чеченских спецпереселенцев в трудовой и общественно-политической жизни в период сталинской депортации / М.М. Ибрагимов // Путь К Великой Победе: История И Современность :Материалы международной научно-практической конференция, посвящённая 75-летию Победы в Великой Отечественной войне. Майкоп, 2020 Изд-во: Адыгейский государственный университет (Майкоп) С.115-122

Список литературы на английском языке / References in English

1. Saktaganova Z. G. Goroda Central'nogo Kazahstana v 1950-1960-e gody: istorija i povsednevnost' [Cities of Central Kazakhstan in the 1950s and 1960s: History and Everyday Life] / Z. G. Saktaganova, V. A. Veremenko, K. K. Abdrahmanova et al.; Edited by Z. G. Saktaganovoj; Ministerstvo obrazovanija i nauki Respubliki Kazahstan, Karagandinskij gosudarstvennyj universitet im. akademika E. A. Buketova, Centr jetnokul'turnyh i istoriko-antropologicheskih issledovanij. - Karaganda: Publishing house KarGU, 2017. - p. 222 [in Russian]
2. Berezovaja A.Ju. Stanovlenie termina «Povsednevnost'». Razlichnye podhody k rassmotreniju termina «Povsednevnost'» uchenymi [The Formation of the Term “Everyday Life”. Different Approaches to the Consideration of the Term “Everyday Life” by Scientists] / A. Ju. Berezovaja. [Electronic resource]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/stanovlenie-termina-povsednevnost-razlichnye-podhody-k-rassmotreniyu-termina-povsednevnost-uchenymi (accessed 16.10.2021). [in Russian]
3. Pushkareva N. L. Ponimanie istorii povsednevnosti v sovremennom istoricheskom issledovanii: ot shkoly Annalov k rossijskoj filosofskoj shkole [Understanding the History of Everyday Life in Modern Historical Research: From the Annals School to the Russian Philosophical School] / N. L. Pushkareva, S. V. Ljubichankovskij. [Electronic resource]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ponimanie-istorii-povsednevnosti-v-sovremennom-istoricheskom-issledovanii-ot-shkoly-annalov-k-rossiyskoy-filosofskoy-shkole (accessed 16.10.2021) [in Russian]
4. Kucheva A.V. Povsednevnaja zhizn' sovetskogo cheloveka v poslevoennyj period (40–50-e gody XX veka): osnovnye strategii vyzhivanija i preodolenija travmy [Everyday Life of a Soviet Person in the Post-war Period (40s-50s of the XX Century): Basic Strategies for Survival and Overcoming Trauma] / A.V. Kucheva, V.S. Mordvinceva // Tehnologos. – 2019. – № 3. – p. 73–83. [in Russian]
5. Deportirovannye v Kazahstan narody: vremja i sud'by [The Peoples Deported to Kazakhstan: Time and Fate]. — Almaty: Arys, Kazahstan, 1998. — p. 319 [in Russian]
6. Bugaj N. F. L. Berija – I. Stalinu: «Soglasno Vashemu ukazaniju...» [L. Beria to I. Stalin: “According to Your Instructions...”] / N. F. Bugaj M.: AIRO-HH, 1995. — p. 319 [in Russian]
7. Zhivaja pamjat'. Stalinizm v Kazahstane – Proshloe, Pamjat', Preodolenie [Living Memory. Stalinism in Kazakhstan - The Past, Memory, Overcoming] / Edited by Zh.B. Abylhozhina, M.L. Akulova, A.V. Caj. – Almaty: «Dajk-Press», 2019. – p. 272 [in Russian]
8. Interv'ju s Madaevoj Nasart (1934g.r.) zhitel'nicej s. Majrtup, Kurchaloevskogo rajona Chechenskoj Respubliki zapisano v 2017g. Junusovoj Malikoj [An Interview With Madaeva Nasart (1934), a Resident of the Village of Mayrtup, Kurchaloyevsky District of the Chechen Republic, Recorded in 2017 by Yunusova Malika]. [in Russian]
9. Interv'ju s Vahaevoj Rukijat, 1935 goda rozhdenija zapis' 2016 g. Polevoj material Isakievoj Z.S. [Interview With Vakhaeva Rukiyat (1935), Recorded in 2016. Field Material by Isakieva Z.S.] [in Russian]
10. Sbornik dokumentov i materialov [Collection of Documents and Materials]. Compiled by Z.G. Saktaganova, K. Abdrahmanova, B.A. Dosova et al. — Karaganda: Publishing house of KarGU, 2016. — p. 277 [in Russian]
11. State Archive of the East Kazakhstan region Fund 1p. Inventory.1. File 3420 [in Russian]
12. Ot deportacii k integracii: dokumenty i materialy, posvjashhennye 60-letiju deportacii chechencev i ingushej v Kazahstan: Mezhdunarodnyj fond gumanitarnoj pomoshhi «Nur» [From Deportation to Integration: Documents and Materials Dedicated to the 60th Anniversary of the Deportation of Chechens and Ingush to Kazakhstan: International Humanitarian Aid Fund “Nur”] / Compiled by Gribanova E.M., Gunashev A.A., Zulkasheva A.S., Saponova L.N. – Almaty: Däuir, 2004. – p. 256 [in Russian]
13. Central State Archive of the Republic of Kazakhstan Fund 1711. Inventory 1. File 8 [in Russian]
14. Russian State Archive of Socio-Political History Fund 17. Inventory 88. File 396 [in Russian]
15. State Archive of the Kyzyl-Orda Region Fund 283. Inventory 1. File 182 [in Russian]
16. Ermekbaj Zh.A. Chechency i ingushi Kazahstana [Chechens and Ingush of Kazakhstan] / Zh. A. Ermekbaj. – Assambleja naroda Kazahstana, Komitet nauki Ministerstva obrazovanija i nauki RK, Akademija gosupravlenija pri prezidente RK [Assembly of People of Kazakhstan, Science Committee of the Ministry of Education and Science of the Republic of Kazakhstan, Academy of Public Administration Under the President of the Republic of Kazakhstan]. Astana, 2016. - p. 204 [in Russian]
17. Sovremennoe osmyslenie urokov repressij 1930-1950-h gg. v Kazahstane i problemy zashhity prav cheloveka: materialy «kruglogo stola» [Modern Understanding of the Lessons of Repression of the 1930s-1950s in Kazakhstan and the Problems of Human Rights Protection: Materials of the “Round Table”] /; 2nd Ed., updated - Almaty: OST-XXI vek, 2006. - 174 [in Russian]
18. Fund 3p. Inventory 1. File 187. [in Russian]
19. Archival service of the Kabardino-Balkarian Republic. Fund R-774. Inventory 1. File 8. [in Russian]
20. Isakieva Z.S. Ocenka trudovyh usilij chechencev na shahtah i rudnikah Karagandinskogo ugol'nogo bassejna (1944-1957gg.) [Evaluation of the Labor Efforts of Chechens in the Mines and Mines of the Karaganda Coal Basin (1944-1957)] / Z.S. Isakieva // Teorija i praktika obshhestvennogo razvitija [Theory and Practice of Social Development]. Krasnodar, 2014, №20, pp. 136-138. [in Russian]
21. Fund 596. Inventory 1/6. File 399. pp. 114-116. [in Russian]
22. State Archive of the Russian Federation. Fund R-9479. Inventory 1. File Sheet 163-190. [in Russian]
23. Zh. A. Chechency i ingushi v Kazahstane [Chechens and Ingush in Kazakhstan] / Zh. A. Ermekbaev. Almaty: Dajk-Press, 2009.- p. 508 [in Russian]
24. Isakieva, Z. S. (2015). Vklad specjemigrantov iz chisla chechencev i ingushej v osvoenie Karagandinskogo ugol'nogo bassejna v 1944-1957 gg [Contribution of Special Emigrants From Chechens and Ingush to the Development of the Karaganda Coal Basin in 1944-1957] / Z. S. Isakieva. Sredizemnomorskij zhurnal social'nyh nauk [Mediterranean Journal of Social Sciences], 6(5 S3), 324. [Electronic resource]. URL: https://www.richtmann.org/journal/index.php/mjss/article/view/7781 (date accessed 22.10.2021) [in Russian]
25. Ibragimov M.M. Uchastie chechenskih specpereselencev v trudovoj i obshhestvenno-politicheskoj zhizni v period stalinskoj deportacii Put'' K Velikoj Pobede: Istorija I Sovremennost'' [Participation of Chechen Special Settlers in Labor and Socio-Political Life During the Stalinist Deportation the Way to the Great Victory: History and Modernity] / M. Imbragimov // Materialy mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencija, posvjashhjonnaja 75-letiju Pobedy v Velikoj Otechestvennoj vojne [Proceedings of the International Scientific and Practical Conference Dedicated to the 75th Anniversary of Victory in the Great Patriotic War]. Majkop, 2020 Publishing house: Adygejskij gosudarstvennyj universitet (Majkop) pp. 115-122 [in Russian]