TYPES OF INFORMATION IN THE TEXT AND WAYS OF THEIR PERCEPTION

ВИДЫ ИНФОРМАЦИИ В ТЕКСТЕ И СПОСОБЫ ИХ ВОСПРИЯТИЯ

Научная статья

Воронова Н.Г.*

Алтайский государственный педагогический университет, Барнаул, Россия

* Корреспондирующий автор (ngvoronova[at]mail.ru)

Аннотация

Статья посвящена описанию способов восприятия трех видов информации: содержательно-фактуальной, содержательно-концептуальной и содержательно-подтекстовой. Актуальность работы связана с необходимостью решения проблемы адекватного восприятия передаваемой информации. В статье утверждается, что условием адекватного восприятия фактуальной информации является знание языковой семантики в пределах «ближайших значений» языковых единиц сообщения (текста). Для адекватного восприятия концептуальной и подтекстовой информации необходимо изменить установку восприятия и перейти от оперирования языковой семантикой к оперированию языковыми единицами как знаками культурного кода для восприятия концептуальной информации и индивидуального авторского кода для восприятия подтекстовой информации. Значимость работы видится в теоретическом обосновании необходимости разных установок восприятия для извлечения разных видов информации. Основным методом исследования является семиотический.

Ключевые слова: содержательно-фактуальная, содержательно-концептуальная, содержательно-подтекстовая информация, установка восприятия, знаковая ситуация, предметная ситуация, вторичная знаковая система, авторский язык.

TYPES OF INFORMATION IN THE TEXT AND WAYS OF THEIR PERCEPTION

Research article

Voronova N.G.*

Altai State Pedagogical University, Barnaul, Russia

* Corresponding author (ngvoronova[at]mail.ru)

Abstract

The article describes the ways of perception of three types of information: content-factual, content-conceptual and content-subtext. The relevance of the work is connected with the need to solve the problem of adequate perception of the information transmitted. The article states that the condition for adequate perception of factual information is knowledge of linguistic semantics within the "nearest values" of the linguistic units of the message (text). For the adequate perception of conceptual and subtext information, it is necessary to change the attitude of perception and move from operating with linguistic semantics to operating with linguistic units as signs of a cultural code for the perception of conceptual information and individual author's code for the perception of subtext information. The significance of the study is seen in the theoretical justification of the need for different perception settings to extract different types of information. The main method of research used is semiotic.

Keywords: content-factual, content-conceptual, content-subtext information, perception setting, sign situation, subject situation, secondary sign system, author's language.

Согласно И.Р. Гальперину, из текста может быть извлечена содержательно-фактуальная, содержательно-концептуальная и содержательно-подтекстовая информация [5].

Проблем с извлечением содержательно-фактуальной информации (далее – СФИ) не возникает тогда, когда языковые единицы в тексте употреблены в основных значениях, которые парадигматически более закреплены и в синтагматическом отношении более свободны и поэтому наименее контекстно обусловлены; это значения, которые прежде всего возникают в сознании носителя языка при произнесении слова вне контекста. В этом случае для восприятия СФИ читателю достаточно знать языковую семантику. При затруднении он может обратиться к словарю или определить значения слов и выражений в контексте их употребления. Проблемы с извлечением СФИ, не всегда осознаваемые читателем, возникают тогда, когда он воспринимает сочетаемость языковых единиц как свободную, а она является связанной, и поэтому содержание выражения нельзя воспринимать как сумму значений составляющих его слов.

Так, например, при восприятии четверостишия

Он в том покое поселился,

Где деревенский старожил

Лет сорок с ключницей бранился,

В окно смотрел и мух давил.

читатель может понять, что слово покой в контексте, очевидно, употреблено в значении ‘жилое помещение’, хотя в современных словарях это значение уже отсутствует. Тем не менее языковой контекст позволяет установить исторически основное значение этого слова (1. Жилое помещение, комната) [7, С. 140]. Понимание же значения фразеологизма мух давил (Мух давить (устар. Прост.) – пьянствовать) без обращения к словарю [6] невозможно. Но читатель может не обратить внимания на «особый, своеобразный оборот» и воспринять семантику этой идиомы буквально.

Если СФИ – это информация о фактах, то содержательно-концептуальная информация (далее – СКИ) – это информация об определенном способе понимания и трактовки фактов, явлений, событий; об основной точке зрения, руководящей идее для их освещения. Условием восприятия СКИ является осмысление читателем индивидуально-авторского понимания «отношений между явлениями, описанными средствами содержательно-фактуальной информации» [5, С. 28]. Поэтому, чтобы извлечь СКИ, читатель должен изменить установку восприятия, поскольку смыслы (индивидуальные, авторские, идейный, концептуальный), в отличие от СФИ, передаются не на языке, а через язык. Для их понимания нужно перейти от восприятия знаковой ситуации («нечто обозначено») к восприятию предметной ситуации («нечто является предметом описания / повествования / рассуждения»), от оперирования языковой семантикой – к оперированию языковыми единицами как знаками вторичной знаковой системы.

Так, для того чтобы извлечь СКИ из сообщения, которое мы рассматривали выше, нужно исходить из того, что в нем описана объективно-реальностная ситуация из «социальной, экономической, политической, культурной жизни народа» [5, С. 28]. Автор описывает её именно так, потому что это его «творческое переосмысление указанных отношений фактов, событий, процессов» [5, С. 28]. И воплощено оно в образе знаковой ситуации.

Для осмысления чего бы то ни было всегда используются знания. Какие именно? – В когнитивной теории метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона это знания, имеющие общекультурную ценность [8]. Они могут быть социальными, индивидуальными и коллективными [11], житейскими, донаучными, научными, литературно-художественными [3] и проч. Не вдаваясь в существо этого вопроса, отметим очевидное: в каждом конкретном случае это будут те знания, на которые метонимически или метафорически указывают, а точнее, могут указать, использованные автором языковые единицы и выражения. Определив эти знания, читатель, в свою очередь, может использовать их для структурирования области познаваемого – предметной, объективно-реальностной ситуации, представленной в тексте.

Вновь обратимся к четверостишию из «Евгения Онегина». Для адекватного авторскому замыслу прочтения этого текста читатель может использовать, прежде всего, эстетический код, поскольку, согласно сложившейся традиции, «Онегин» – первый реалистический роман в русской литературе, а значит, его автор познает действительность в образах, создаваемых посредством типизации. В этом случае в сообщении Лет сорок с ключницей бранился, / В окно смотрел и мух давил можно усмотреть образное представление об образе жизни героя. Чтобы определить этот образ жизни, можно использовать знания из области психологии: в брани усмотреть средство разрядки эмоционального напряжения героя, которому в окружающем его мире не очень уютно, а два других занятия героя, с точки зрения психологии, объяснить скукой и неудовлетворенностью жизнью. В качестве подтверждения возможности такой интерпретации четверостишия можно привести слова В.В. Виноградова: «Задавить муху в знач. «выпить вина» – это ироническая метафоризация типичного бытового (особенно для поместно-дворянской жизни) термина ... Выражение давить мух стало характеристическим образом и обозначением застойного быта дворянского времяпрепровождения и тусклого развлечения» [4, С. 334]. Далее, сравнив образ жизни племянника (Глава 1, строфа ХV) с образом жизни дяди (Глава 2, строфа III), можно прийти к выводу: попав в деревню, блестящий «молодой повеса» «увидел ясно», что «в деревне скука та же, Хоть нет ни улиц, ни дворцов, Ни карт, ни балов, ни стихов». Получается, герой не видит разницы в столичном и деревенском быте и образе жизни, а ведь они такие разные! Характеризует ли это Онегина? – Безусловно. Данный ему по праву рождения быт и образ жизни ничего не дают ни сердцу его, ни уму, кроме скуки. Что делать? Те, кто глухи к голосу сердца и/или ума, проводят жизнь «в вихре света» или в деревенской глуши (кому что нравится, кто что может себе позволить). А такими, как Онегин, при таком образе жизни рано или поздно овладевает

… беспокойство,

Охота к перемене мест

(Весьма мучительное свойство,

Немногих добровольный крест).

Чем в таком случае становится жизнь человека? – Ответ автора: «странствиями без цели».

Таким образом, чтобы извлечь СКИ, читатель должен ответить на вопросы: почему автор текста в создаваемом им образе реальной ситуации (характеристике персонажа, описании природы, мыслей героя, его поведения, действий, поступков, внешности, манере речи и т.д., и т.п.) акцентирует внимание на тех или иных ее моментах? Почему он далее вновь актуализирует эти моменты? Какова их значимость? Что их объединяет? Каково их категориальное значение, понятийный смысл? Ответ на эти вопросы требует перейти от оперирования словами как единицами языка к оперированию словами как единицами культурного кода, т.е. от оперирования значениями слов к оперированию знаниями, которые могут быть обозначены этими словами. Сообщение, текст могут открываться разным прочтениям в зависимости от используемого для прочтения кода. Знаки языка, в которых читатель усматривает знаки вторичной знаковой системы, определяют область знаний, которые могут использоваться для содержательно-концептуальной интерпретации сообщения. В этом смысле их можно рассматривать, «как местоимения – знаки для обозначения еще не выясненного содержания» [9, С. 251], которые указывают на возможный знаниевый контекст интерпретации. Итак, понимание СКИ – это понимание смысла языковых единиц и выражений в знаниевом контексте. Воплощенные в тексте авторские смыслы не могут быть совершенно произвольными, но являются культурно и исторически обусловленными. Ибо «говорящий – это не библейский Адам, имеющий дело только с девственными, еще не названными предметами, впервые дающий им имена … и потому предмет его речи неизбежно становится ареной встречи с мнениями непосредственных собеседников … или с точками зрения, мировоззрениями, направлениями, теориями и т.п. (в сфере культурного общения)», которые «всегда имеют словесное выражение (оголенных мыслей не бывает)» [2, С. 289].

При извлечении из текста СФИ читатель всегда видит в языковых знаках последовательность «переменных», что позволяет ему воспринимать передаваемую ими информацию в пределах «ближайших значений» [10] и в случае необходимости воспроизводить её путем языкового перефразирования. При извлечении из текста СКИ языковые знаки в нем уже не могут восприниматься как «переменные» (поскольку СКИ передается не на языке, а через язык); в принципе, все они могут восприниматься как «постоянные» знаки «дальнейших значений». Следует отметить, что определение «постоянных» и «переменных» знаков в тексте при извлечении из него СКИ достаточно условно и зависит от обстоятельств восприятия: один и тот же знак, который в одних условиях считался «постоянной», в других может рассматриваться как «переменная». Следует также отметить, что некоторые «постоянные» знаки могут при любых условиях сохранять свой статус, в результате чего они начинают восприниматься как «абсолютные постоянные». Именно они формируют корпус «прецедентных» знаков вторичных моделирующих систем. СКИ также может быть перефразирована, но это будет уже не языковое, а знаниевое перефразирование.

Для того чтобы извлечь из сообщения (текста) содержательно-подтекстовую информацию (далее – СПИ), необходимо вновь изменить установку восприятия и перейти к оперированию единицами языка как знаками индивидуального авторского кода. Если говорить о художественном тексте, то он представляет собой внутренне организованную его автором систему знаков естественного языка. Именно эта организация и превращает знаки естественного языка в авторский язык. Что он собой представляет?

Авторский язык есть не что иное как способ группировки языковых единиц, который направлен на разграничение в системе существенных и несущественных единиц как в плане содержания, так и в плане выражения. Такая группировка, например, в плане содержания позволяет выявить слова, как правило, встречающиеся в тексте более одного раза и имеющие смысловую связь с другими словами текста. В стилистике декодирования они получили название «ключевых» [1]. Они также выступают «как местоимения – знаки для обозначения еще не выясненного содержания» [9, С. 251], но теперь уже для содержания, которое «конструируется из их связей» [9, С. 251], когда мы объединяем их в «тематическую сетку», которая позволяет агрегировать их семантику. Так, например, в стихотворении Б. Пастернака

Снег идет густо-густой,

В ногу с ним, стопами теми,

В том же темпе, с ленью той

Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время.

Может быть, за годом год

Следуют, как снег идет,

Или как слова в поэме?

могут быть выделены группы слов: идет, проходит, следуют, идет; темпе, с ленью (т.е. медленно – контекстуальное значение), быстротой; время, за годом год; в ногу с ним (= как он), теми, в том же, с той, с той же, как, как. Последняя группа самая большая, а, значит, самая важная в раскрытии СПИ. Объединяя эти слова в «тематическую сетку», мы видим, что поэт переворачивает привычное восприятие времени, отождествляя его ход и темп (в ногу с ним (= как он), теми, в том же, с той, с той же, как, как) с движением снега или слов в поэме, возможно, потому, что в его представлении (модели мира) действительность только тогда нам становится доступной, когда в ее восприятии стирается (переходится, преодолевается) граница между внутренним (субъективным) и внешним (объективным), вымышленным и реальным, прошлым, настоящим и будущим, как стирается она в этом хрестоматийном стихотворении Пастернака. И вот в этой-то действительности становится возможным увидеть время в движении снега, стихов в поэме… Внутреннее ощущение хода времени здесь выносится наружу и преобразуется в медленное/быстрое движение снежинок. А ощущение состава, плотности времени (секунд / минут / … ) представлено в густо-густой консистенции снега. 

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

 

Список литературы / References

1. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сборник статей / И.В. Арнольд. – СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. – 444 с.
2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. – М. : Искусство, 1986. – 445 с.
3. Валгина Н.С. Теория текста: Учебное пособие / Н.С. Валгина. М. : МГУП «Мир книги», 1998. – 173 c.
4. Виноградов В.В. История слов / В.В. Виноградов. – М., 1999. – 1138 с.
5. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. – М. : КомКнига, 2007. – 144 с.
6. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль: избр. ст. – М. : Олма-Пресс : Крас. пролетарий, 2004. – 700 с.
7. Иллюстрированный словарь забытых и трудных слов из произведений русской литературы ХVIII–XIX веков. – Орен6ург : Оренбургское книжное издательство, 1998. – 280 с.
8. Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. – М. : Едиториал УРСС, 2004. – 256 с.
9. Лотман Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман. – М. : «Искусство», 1970. – 384 с.
10. Потебня А.А. Полное собрание трудов: Мысль и язык / А.А. Потебня. – М.: «Лабиринт», 1999. – 300 с.
11. Шабес В.Я. Событие и текст / В.Я. Шабес. – М. : Высш. шк., 1989. – 175 с.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Arnold I.V. Semantika. Stilistika. Intertekstual'nost': Sbornik statejj [Semantics. Stylistics. Intertextuality: A collection of articles] / I. V. Arnold. - St. Petersburg : Publishing House of St. Petersburg University, 1999– - 444 p. [in Russian]
2. Bakhtin M.M. Ehstetika slovesnogo tvorchestva [Aesthetics of verbal creativity] / M. M. Bakhtin. - M. : Art, 1986 – 445 p. [in Russian]
3. Valgina N.S. Teoriya texta: uchebnoe posobie [Text theory: a textbook] / N. S. Valgina. Moscow : MGUP "Mir knigi", 1998. - 173 p. [in Russian]
4. Vinogradov V.V. Istorija slov [The history of words] / V. V. Vinogradov. - M., 1999– 1138 p. [in Russian]
5. Galperin I.R. Tekst kak ob"ekt lingvisticheskogo issledovanija [Text as an object of linguistic research] / I. R. Galperin. - M. : KomKniga, 2007. - 144 p. [in Russian]
6. Dal V. I. Tolkovyjj slovar' zhivogo velikorusskogo jazyka : izbr. st [Explanatory dictionary of the living Great Russian language: selected art] / V. I. Dal. - M. : Olma-Press: Kras. Proletariy, 2004. - 700 p. [in Russian]
7. Illjustrirovannyjj slovar' zabytykh i trudnykh slov iz proizvedenijj russkojj literatury KhVIII–XIX vekov [Illustrated dictionary of forgotten and difficult words from the works of Russian literature of the XVIII-XIX centuries]. - Orenburg : Orenburg Publishing house, 1998. - 280 p. [in Russian]
8. Lakoff J. Metafory, kotorymi my zhivem [Metaphors we live by] / J. Lakoff, M. Johnson. - M. : Editorial URSS, 2004. - 256 p. [in Russian]
9. Lotman Yu.M. Struktura khudozhestvennogo teksta [The structure of a literary text] / Yu. M. Lotman. - M. : "Iskusstvo", 1970. - 384 p. [in Russian]
10. Potebnya A.A. Polnoe sobranie trudov: Mysl' i jazyk [The complete collection of works: Thought and language] / A. A. Potebnya. - M.: "Labirint", 1999. - 300 p. [in Russian]
11. Shabes V.Ya. Sobytie i tekst [Event and text]. - M. : Vysshaya shkola, 1989. - 175 p. [in Russian]