К ВОПРОСУ О СТАНОВЛЕНИИ ОБРАЗА ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

Третьяков В.В.

Кандидат исторических наук, доцент, Иркутский государственный университет путей сообщения

К ВОПРОСУ О СТАНОВЛЕНИИ ОБРАЗА ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

Аннотация

В статье обращается внимание на одну из актуальных проблем исторической науки. Рассматриваются отдельные факторы развития отечественной исторической науки в XIX в., способствовавшие углублению внимания историков к вопросам методологии исторического процесса и формированию научных оснований его исследования.

Ключевые слова: исторический процесс, методология истории, историческая концепция.

Tretyakov V.V.

Candidate of history sciences, associate professor, Irkutsk State Univercity of rail transport,

SOME ASPECTS OF THE IMAGE FORMATION OF HISTORICAL PROCESS IN RUSSIAN HISTORIOGRAPHY IN THE FIRST HALF OF XIX CENTURY

Abstract

 Author pays his attention to the one of the topical question of historical science. The author considers special factors of national historical science in the XIX century. These factors make historians to pay their attention to the methodology of the historical process and to the formation of scientific basis of his research.

Keywords: historical process, methodology of history, historical conception

В отечественной исторической науке проблема исследования исторического процесса в методологическом плане была впервые заострена в творчестве В.О. Ключевского, обратившего особое внимание на исторический процесс как самостоятельную проблему научного изучения. Он, пожалуй,  первым в историографии отмечал специфические очертания образа исторического процесса в работах предшествовавших ему историков Погодина, Болтина, Соловьева, Карамзина, Бестужева-Рюмина и многих других. Но если признать это, то, следовательно, сам предмет к тому времени уже должен был как-то сформироваться в работах историков, и талант Ключевского позволил выделить исторический процесс в качестве особого объекта методологических размышлений. Как же формировался сам предмет?

Хотя в XVIII в. историки уделяли главное внимание сбору исторических источников и их обработке, в работах Татищева, Миллера, Мусина-Пушкина и других историков уже были поставлены вопросы о том, как следует изучать историю. Уже «…Татищев, – пишет Ключевский, – дал русской истории ученые рамки, заключил ее древнейший источник в методологическую оправу…» [1, с. 268], а Щербатов уделял особое внимание характеристикам отдельных состояний общества. «История» Карамзина, всколыхнувшая социальную мысль России, и критическое прочтение этой «Истории» заставили мыслителей обратиться к вопросам связи настоящего и прошлого, нацелили их на поиск сущностных оснований самой истории. К концу XVIII в. в России стала ощущаться потребность нового взгляда на историю, и в начале XIX в. в отечественной историографии стали обращать пристальное внимание на подвижность исторических форм.

То, что историю нужно рассматривать как процесс, уже в первой половине XIX в. было общепризнанным среди российских историков. Но вместе с тем при изображении исторического процесса историки обнаруживали и проблемы методологического характера. В своих работах ими было высказано множество ценных идей  предложений, что отмечено в современной историографии. Так, например, А.Л. Шапиро отмечает, что Н.А. Полевой одним из существенных недостатков «Истории Государства Российского» видел в том, что Карамзин рассматривал исторический процесс лишь как смену отдельных событий и отдельных государственных деятелей [См.: 2, с. 357]. По мнению Полевого, подобные внешние проявления сами по себе не раскрывают сущность и глубину исторического процесса, в то же время сам исторический процесс историк может отразить только через обнаружения в исторических событиях духа времени и духа народа. Однако как отмечает А.Л. Шапиро, и «История русского народа» Полевого, так же как и «История» Карамзина, на деле стала историей князей и княжений, попытка автора раскрыть закономерности исторического развития России оказалась неудачной [2, с. 362]. Одна из главных причин этого заключается в том, что для историографии того времени было характерно рассматривать переход от одной стадии исторического процесса к другой как обусловленный факторами внешнего воздействия (призвание норманнов, татарское нашествие, петровские заимствования и пр.).

В этом плане огромный шаг вперед был сделан С.М. Соловьевым, К.Д. Кавелиным, Б.Н. Чичериным, уделявшим особое внимание роли природно-географического и демографического факторов, обосновали идею органического, закономерного развития русской истории и особой роли государственного начала в историческом процессе. Принимая за основу гегелевскую идею государства как высшей ступени общественного развития и гегелевский диалектический метод, эти историки видели главной движущей силой исторического процесса борьбу противоположных начал: борьба родовых и государственных отношений, «леса» и «степи», «старых» и «новых» городов, передовых идей европейской цивилизации и отживших норм общественной жизни. Целостность исторического процесса при таком подходе обуславливается тем, что путь исторического развития всех народов един – поступательно-прогрессивное движение к единой цели через одни и те же этапы и под воздействием одних и тех же факторов. Отсюда и задачи историка: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараясь объяснить каждое явление из внутренних причин…», – пишет Соловьев в предисловии к своей «Истории» [3, с. 51].

Распространение идей демократического направления в историографии способствовало обращению внимания историков на народные массы как фактор исторического процесса. В работах В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова была раскрыта идея человеческого измерения исторического процесса. Тема народа в истории по-разному раскрывалась разными авторами: в виде концептуального измерения «народного духа», или в виде повествования об участия народных масс в конкретных событиях, рассуждений о влиянии событий на положение народных масс. Тем самым в историографии сформировалась новая тема – историческая судьба народа, роль народных масс в историческом процессе. «Сущность истории как науки, – пишет Белинский в статье «Руководство к всеобщей истории», – состоит в том, чтобы возвысить понятие о человечестве до идеальной личности; чтоб во внешней судьбе этой «идеальной личности» показать борьбу необходимого, разумного и вечного с случайным, произвольным и преходящим, а в движении вперед этой «идеальной личности» показать победу необходимого, разумного и вечного…» [Приводится по: 4, с. 95]. Развитие социалистических воззрений обуславливало поиск особых механизмов исторического процесса, «включение» которых должно было преобразовать Россию. «В истории всех обществ, – пишет Добролюбов в статье «Черты для характеристики русского простонародья», – где существовало рабство, вы видите род спиральной пружинки: пока она придавлена – держится неподвижно, но чуть давление ослаблено или снято – она немедленно выскакивает кверху. По прямому закону ее устройства она естественно стремится к расширению, и только посторонняя сила может ее сдерживать. Так и людская воля и мысль могут сдерживаться в положении рабства посторонними силами; но… они… не в состоянии, не истребивши народа, уничтожить в нем наклонность к самостоятельной деятельности и свободному рассуждению» [Приводится по: 4, с. 294]. Характерно, что представители этого направления в историографии не сомневались в существовании объективных закономерностей истории и возможностей их познания. Весьма четко виделась им и цель исторического процесса – преобразование общества на социалистических началах.

Важным фактором развития отечественной исторической науки в середине XIX в. стало распространение позитивистских методологических установок. Работы основателя социологии О. Конта стали появляться в России уже в 1840-е гг., в отечественных журналах начали опубликоваться работы, раскрывающие научное значение контовских идей. Среди них статьи В.Н. Майкова «Общественные науки в России», опубликованная в «Финском вестнике» в 1845 г., и Д.И. Писарева «Исторические идеи Огюста Конта», опубликованная в «Русском слове» в 1865 гг. В те же годы, критически оценивая идеи Конта, П.Л. Лавров дает следующую оценку позитивистской методологии: «Таким образом, позитивизм ставит ясно и определенно задачу человеческой мысли, которая при ее разрешении охватит реальный мир, идеальный процесс познающей мысли, исторический процесс развивающейся цивилизации и практический процесс рационального обучения. Надо понять связь всех явлений, доступных человеку, начиная с движения масс до общественного развития; надо понять это, устраняя всякие сущности, реальные или идеальные, но бытие которых не указано свидетельством опыта, употребляя только научный метод, ставя только гипотезы, допускающие поверку, ограничиваясь только процессом явлений, переходящих одно в другое и обусловливающих одно другое, вне теологических и метафизических соображений», и далее: «Конту принадлежит бессмертная заслуга, что он поставил ясно и определенно эту задачу в ее полном составе и попытался решить ее» [5, с. 591 – 592]. Здесь видна красной нитью проведенная мысль – любое теоретическое построение, в том числе и познание объективных закономерностей исторического процесса, должно выводиться из самой жизни, а не из какой-либо социально-философской доктрины.

В историографии признано, что среди русских историков не было эпигонов контовской или спенсеровской позитивистских школ, каждый ученый по-своему интерпретировал их положения. Н.Л. Рубинштейн отмечает, что русские последователи Конта, первоначально приняв его схему в целом, вскоре обнаружили множество противоречий, что «…привело русский позитивизм к быстрому разложению» [6, с. 351]. Б.Г. Могильницкий заметил, что «в позитивизме видели прежде всего философскую систему, решительно порывающей со всякой теологической и метафизической интерпретацией общественного развития, научный метод, утверждающий необходимость для ученого в исследовании мира общественных явлений исходить в своих выводах из реальных «положительных» фактов, давший необходимые основания для превращения обществоведения в такую же точную науку, как естествознание…», и далее: «… именно здесь лежал водораздел между прогрессивными и реакционными течениями общественной мысли, именно так в большинстве случаев и воспринимался он тогда в русском обществе» [5, 113].  Но распространение идей позитивизма в середине XIX в., безусловно, способствовало обращению историков к изучению роли экономических и социальных факторов исторического процесса и развитию проблемы его закономерной обусловленности.

Для социальной мысли середины XIX в. было характерным увлечение достижениями естествознания. Ведь и позитивистские методологические схемы кристаллизовались по мере роста точного знания. Развитие эволюционистской парадигмы позволило Ю. Либиху в химии еще во второй четверти XIX в. обосновать пути перехода от неорганического мира к органическому. Г. Гельмгольц в физиологии, В. Вундт в психологии устанавливали естественно-научные законы, управляющие человеческим организмом. Положения теории Ч. Дарвина о происхождении видов, о естественном отборе предоставляли основания для воздействии естественных наук на социальные. Достижения русских ученых Д.И. Менделеева, А.Г. Столетова, А.С. Попова, И.И. Мечникова и многих других выступали яркими образцами научного творчества для широких кругов русской интеллигенции. «Образ Базарова, данный Тургеневым в романе «Отцы и дети» с определенной критической тенденцией, отражал, однако, реальное увлечение молодежи опытным знанием» – пишет Н.Л. Рубинштейн [6, с. 350]. Через критическое прочтение работ Бокля и Риттера, Вундта и Тэна, Литтре и Шмоллера, выполненных на основе развития идей естествознания, русские историки вырабатывали собственные исследовательские схемы. Существенным моментом в создававшихся схемах была все та же идея поиска реальных оснований исторического процесса, и труды указанных авторов позволяли значительно расширять поле исследования этих оснований.

Мы остановились лишь на отдельных основных факторах развития отечественной исторической науки в середине XIX в., и главным образом указали те, которые в то время способствовали развитию идеи процессуальности в исторической науке, углублению подходов историков к изучению исторического процесса. Однако идея всегда реализуется в теоретических разработках и методологических схемах конкретных исследователей. Один из наиболее ранних по времени примеров реализации этой идеи мы находим в творчестве уникального представителя русской историографии XIX в. А.П. Щапова (1831 – 1876), глубокая характеристика творчества которого дана А.С. Маджаровым [8].

Примечательно, что характерной чертой щаповской концепции исторического процесса является творческий поиск. Методологические искания вообще были свойственны отечественной историографии XIX в., во второй половине которого наметилось становление ее методологических оснований. В этом плане несомненны заслуги Щапова, сумевшего поднять ряд актуальных для исторической науки проблем. Для нее, безусловно, оказались ценными щаповский поиск факторов, определяющих ход и характер исторического процесса, его идея областности, которая в противовес государственной школе обозначила особые контуры российской государственности. Щапову принадлежит одна из смелых попыток интерпретации российского исторического процесса сквозь призму соотношения духовного и гражданского элементов жизни общества и обоснование выделения особых состояний общества на основе накала противоречий между этими элементами.

Весьма примечательно щаповское стремление сделать предметом истории жизнь народа; показав народ как безусловную ценность истории, как движущую силу исторического процесса, как подвижное начало, Щапов вместе с тем подчеркнул ряд аспектов истории народа, ставших предметом пристального внимания последующих историков, в том числе и Ключевского. Работая в условиях активного поиска таких оснований исторической концепции, которые соответствовали бы духу времени, Щапов широко и смело использует те познавательные возможности, которые предоставляла ему наука.

Вторая половина XIX века стала временем активной разработки русскими историками ряда проблем методологического характера, что в конечном итоге привело становлению различных концепций исторического процесса В.М. Хвостова, Р.Ю. Виппера, А.С. Лаппо-Данилевского и других историков.