ПРОБЛЕМА ГРАНИЦ В РУССКОЙ ВОЕННОЙ ПРОЗЕ О СОБЫТИЯХ В ЧЕЧНЕ НА РУБЕЖЕ XX-XXI ВЕКОВ

ПРОБЛЕМА ГРАНИЦ В РУССКОЙ ВОЕННОЙ ПРОЗЕ О СОБЫТИЯХ В ЧЕЧНЕ НА РУБЕЖЕ XX-XXI ВЕКОВ

Научная статья

Смит М.Э. *

ORCID: 0000-0001-7223-2669,

Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л. Хетагурова, Россия

* Корреспондирующий автор (alice.in.russia[at]gmail.com)

Аннотация

Почти сразу после событий в Чечне на рубеже XX-XXI веков российские авторы стали писать о них. можно считать исповедью и способом психотерапии. Так как все писатели так или иначе участвовали в войне, почти все являются мужчинами: Александр Проханов, Владимир Маканин, Вячеслав Миронов, Андрей Константинов, с одним исключением – молодая писательница Марина Ахмедова. Ее взгляд отличается от остальных, и она станет посредником между русскими и чеченскими. Когда речь идет о войне, фигурируют многочисленные границы: физические, психологические, экзистенциальные и другие. В военной прозе мы видим, как пересечение любого фронтира ведет к определенному кризису и познанию самого себя и другого.

Ключевые слова: батальная проза, чеченская война, исследование границ, рубеж XX-XXI веков, фронтир, Кавказ. 

PROBLEM OF BORDERS IN THE RUSSIAN MILITARY PROSE DEDICATED TO THE EVENTS IN CHECHNYA AT THE TURN OF THE XX-XXI CENTURIES

Research article

Smith M.E. *

North Ossetian State University after K.L. Khetagurov, Russia

* Corresponding author (alice.in.russia[at]gmail.com)

Abstract

Russian authors began to write about the events that occurred in Chechnya at the turn of the XX-XXI centuries almost right after they occurred. This kind of prose can be treated as a confession or as psychotherapy. All the writers under study somehow participated in the war; almost all of them are men: Alexander Prokhanov, Vladimir Makanin, Vyacheslav Mironov, Andrei Konstantinov, with one exception – young writer Marina Akhmedova. Her view is different from the rest, and she is a mediator between the Russians and the Chechens. When it comes to war, there are numerous borders: physical, psychological, existential, etc. In military prose, we see that the crossing of a frontier leads to a certain crisis and the knowledge of oneself and the other.

Keywords: military prose, Chechen war, study of borders, turn of the XX-XXI centuries, frontier, the Caucasus. 

Введение

В данной статье намечены проявления рубежей в различных формах в ряде российских произведений военной прозы о чеченской войне, а также рассматриваются некоторые другие проявления границ.

Распад Советского Союза по-разному отозвался в сердцах россиян – до сих пор он ассоциируется с мрачными, бурными и страшными девяностыми. Одним из событий, совпадающих с этим распадом, является чеченская война, когда регион выразил желание отделиться от центра. Фактически было две войны: первая чеченская война (с 1 декабря 1994 г. по 9 января 1996 г.) и вторая чеченская война (с 7 августа 1999 г. по 15 апреля 2009 г.). Именно тот факт, что это была гражданская война (так как Чечня является частью России), делает эту войну столь разрушительной. Владимир Колосов объясняет, что «история человечества – это в значительной степени история войн, а большинство войн ставило своей конечной целью изменение границ». [11, C. 35]

Смену тысячелетий можно назвать русским словом «рубеж», которое многозначно, а именно: «граница», «отметка», «край», «переход от одного пространства или стадии к следующему (следующей)». Кажется, происходит что-то таинственное, когда переворачивается страница времени. В России, например, рубеж XVIII и XIX веков ознаменовался культурным и социальным взрывом. Так, Запад был ошеломлен успехом русского балета, а сама Россия радикально изменилась в результате Великой Октябрьской революции, которой предшествовала революция 1905 года. На этом рубеже произошла другая гражданская война: война между большевиками и белогвардейцами. Это не может быть случайным совпадением.

Русское слово «рубеж» произошло от названия надреза или метки, сделанных на палке ножом. Эта метка использовалась для измерения чего-то или, что для нас важнее, для запоминания детали, даты, события. Основой слова является глагол «рубить», то есть «резать», но с помощью топора. По сути, это слово наполнено очень брутальным и физическим, а не только глубоким духовным смыслом. Для контраста интересно сравнить семантику русского термина с английским «turn of the century» и французским «fin de siècle». Английское словосочетание означает «переход», «другая сторона», «поворот». В результате слово ассоциируется с динамикой, движением и переменами. Французский термин вошел в литературоведение как «конец эпохи», и ассоциация вполне апокалипсическая. Конечно, все эти значения допустимо исследовать в батальной прозе о рубеже XX-XXI веков.

Есть еще одно слово, которое очень близко по семантическому значению к слову «рубеж». Это слово «фронтир». Л. Томпсон определяет его как «пространство, где происходит взаимопроникновение между обществами». Термин подразумевает три компонента: территориальный элемент, зона или территория (в отличие от четких линейных границ); человеческий элемент, первоначально состоявший из отдельных и совершенно разных обществ. А еще элемент процесса, в котором отношения между людьми начинаются, развиваются и принимают стабильную форму. Фронтир открывается в момент первого контакта между представителями обществ и закрывается, когда единая власть устанавливает политическое и экономическое господство над ними». [12, C. 11]

Все три эти компонента есть в произведениях о чеченской войне. Четких территориальных границ, как раньше уже было сказано, не существует. «Над городом барражирует авиация, сбрасывая бомбы и обстреливая чьи-то позиции с недосягаемой высоты. <…> Бои ведутся очагово, и порой получается как бы слоеный пирог: духи, наши, снова духи и так далее. Одним словом – дурдом, взаимодействия почти никакого» [6, C. 7]. Определить, где фронт, а где граница, невозможно.

Человеческий фронтир состоит в том, что чеченцы, хотя они были частью советского народа, решили отделиться. Длительная история Кавказкой войны доказывает, что покорение народов самого южного фронтира Российской Империи, на самом деле, не могло успешно закрыть фронтир, потому что единство так и не было достигнуто.

Фактор фронтира в отношениях между русскими и чеченцами прорвался после распада СССР, и война – это попытка насильно достичь стабильности. Конечно, применение силы не может привести к длительному и стабильному миру. Переговоры и понимание противоположной стороны – единственный способ достижения истинного примирения.

В. Миронов в своем произведении, «Я был на этой войне», с удивлением замечает, что службы радиоперехвата и дезинформации и с той, и с другой стороны работали великолепно, но у чеченцев было огромное преимущество: они владели русским языком. С этим замечанием автор повести раскрывает свои глубокие имперские убеждения, которые уходят корнями в давнюю Кавказскую войну. «Дискурс российского Кавказа, в том виде, в котором он стал явлением общественного сознания, привычным способом описывать и понимать Кавказ в колониальную эпоху, конструировался как ориенталистский. «Хищничество», «первобытная дикость туземцев», живущих в «естественном состоянии», «благородные разбойники», «горская честь, доблесть и верность слову», «восточная» культурная экзотика кавказцев и величественная красота дикой природы — вот далеко не полный, но, вероятно, основной перечень составляющих его образов и концептов. <…> Востока как Другого (культурно Чужого), экзотического, неподвижного (в отличие от прогрессистского Запада [прогрессист – тот, кто выступает за прогресс]), Востока как объекта приложения культуртрегерских усилий [культуртрегер – ироническое название империалистов-колонизаторов, эксплуатирующих население порабощенных стран под видом насаждения культуры], как пространства колонизации» [3, C. 11]. Незнание языка «другого» всегда ставит колонизатора в слабую позицию. Это и есть менталитет колонизатора, который не считает важным учить язык местного населения. На самом деле, без знания языка он не сможет вникнуть в сердце и ум противника. Он никак не сможет его понять, а противник при этом все или почти все понимает. Противник контролирует ситуацию: вся информация есть у того, кто владеет обоими языками. У Миронова, русского офицера, явно просматривается отношение колонизатора, так как он называет чеченцев аборигенами. Ничего не изменилось со времен Кавказской войны XIX века. Поражение в данном случае неизбежно.

Единственный персонаж, который в какой-то степени пытается понимать другого – фоторепортёр Наташа Медведева в «Женском чеченском дневнике». Она некоторое время живет среди мирного населения Чечни, помогает спасать чеченских детей и матерей, ее пускают близко к Шамилю Басаеву, Джохару Дудаеву, Аслану Масхадову. Но она остается русским журналистом, добровольно становится заложником, чтобы освободить мирных русских жителей, она ищет русских пленников и раненых, чтобы сообщить родным об их местонахождении. Она – настоящий посредник.

Расцвет военной прозы пришелся на пик советского патриотизма, то есть на период Великой Отечественной войны. Но чеченская война породила новый виток интереса к батальной тематике, как и все постсоветские конфликты. О чеченской войне начали писать практически сразу после того, как закончились первые боевые сражения. Критики рассматривают новую военную прозу как форму психотерапевтической помощи, как попытку оценить психологическое воздействие войны и облегчить страдания и боль. Это все еще зияющая гнойная рана в сознании россиян, особенно на юге России, на Кавказе.

Большинство текстов батальной прозы о чеченской войне принадлежат перу авторов, которые так или иначе участвовали в событиях непосредственно, поэтому они написаны русскими и мужчинами. Но есть в ряде авторов и женский голос, голос Марины Ахмедовой. Он особенно интересен для разговора об ужасах произошедшего.

В батальных текстах часто и подробно воскрешаются в памяти героев и переосмысливаются некоторые исторические события. «Чеченский блюз» Александра Проханова (впервые опубликованный в 1998 году, всего через два года после описываемой им ситуации) – это вымышленное воссоздание событий рокового и катастрофического штурма Президентского дворца в январе 1995 года, граница (поворот, передний край, рубеж 1994-1995 годов). Российская армия вышла на поле битвы и вторглась в Грозный. Это случилось как раз в середине девяностых, незадолго до празднования Рождества, которое на самом деле практически отмечалось советскими гражданами как Новый год. Если до недавнего времени советские люди были атеистами, хотя советский режим не смог, как ни старался, стереть рождение Спасителя из подсознания людей, столкнувшихся со страданиями и разрушениями, с распадом всего их существования, то после 1990-х годов, после так называемой «перестройки», религиозная тема серьезно актуализировалась. Эпиграф к роману – это цитата из Библии: «Он был облечен в одежду, обагренную кровью» [выделение Э. Смит]. Это не весь стих, потому что писатель просто хочет установить связь и задать тон. Это напоминает другой фрагмент Священного Писания: «И родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице» (Евангелие от Луки 2:7) [выделение Э. Смит]. Посредством эпиграфа устанавливается религиозная связь, которая отражает мнение большинства русских православных верующих, а именно, предположение, что младенец Христос страдал с самого рождения. Если посмотреть на любую каноническую русскую икону Рождества Христова, то кажется, словно он уже лежит в могиле. Согласно христианским представлениям, мертвый человек подобен семени, «похороненному» в землю, чтобы впоследствии прорасти. [см. Евангелие от Иоанна 12:24 «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода».]

Из контекста Книги откровения от апостола Иоанна также известно, что у Иисуса есть предназначение Воина, вступающего в победоносное сражение. Иисус выходит на поле битвы (фронта), сражается в первых рядах и уничтожает врага. Следовательно, подразумевается, что все солдаты, которые погибли в этой битве, умерли как мученики. Без мученичества не может быть победы. Это главная идея А. Проханова, которая активно повторяется и в других художественных текстах о чеченской войне.

Главный герой романа, Кудрявцев, командует небольшой дивизией из пяти военнослужащих разных частей, сформированной после того, как русские солдаты были убиты на площади перед Президентским дворцом. Они превратили один из заброшенных жилых домов в оборонительную крепость и сражались с чеченцами прямо в канун Рождества, бились буквально до последнего человека. В финальной сцене, после того как российский истребитель сбросил бомбу на здание, в котором были чеченцы, Кудрявцев садится на пол и обнимает последнего солдата, Гаврила, по прозвищу Ноздря, и Анну (персонаж, похожий на святого ангела-хранителя), которая, в отличие от остальных, не бросила свой дом перед нападением. «И будто видел, как открылось перед ним лишенное стен пространство. Сквозь качающиеся перекрытия и балки, отлетающую пыль и душный вихрь сгоревшего аэрозоля обнажилась снежная площадь, зеленоватая лепнина вокзала, темный перрон и струнка стальной колеи. И по рельсам, размахивая бело-синим флагом, с негромким «ура» бежали морпехи, черные, в беретах, постреливая автоматами. Кудрявцев обнимал солдата и женщину, смотрел на морпехов, и его губы беззвучно выговаривали, не могли выговорить, какое-то неизъяснимое слово» [9, C. 137]. Трагическое поражение в этой рождественской операции, врезавшееся в сознание россиян, поражение, которое широко транслировалась по национальному телевидению, превращается из безнадежного и постыдного события в славную победу благодаря мастерскому прикосновению руки автора.

Повесть «Я был на этой войне» В. Миронова (первая публикация – 2001 г.) повествует о том же событии, о котором пишет Проханов. Здесь видны другие проявления границ и рубежей, в некоторых случаях в самом буквальном смысле связанных с понятиями «рубить» и «расчленять».

Для батальных текстов, созданных участниками и очевидцами событий, главной границей является та, которая отделяет читателей от автора, то есть того, кто был на этой войне, от того, кто на ней не был. Вячеслав Миронов ставит четкую границу между участниками войны и всеми остальными. Само название произведения звучит как вызов: «Я был, а ты не был». Мнение читателя не учитывается вообще, так как он не может говорить, исходя из собственного опыта, а «я», автор, пролил собственную кровь «на этой войне».

Одновременно с разделением автор разрушает классическую стену между читателем и главным героем, капитаном Мироновым, самим автором. Более того, автор не только разговаривает с читателем, а сражается с ним, обвиняет, даже ругает его. Получается длительный, на всю повесть, монолог. У читателя неизбежно появляется желание ответить на обвинение.

Тексты о чеченских баталиях невозможно изучать с опорой на привычные критерии, которые критики и литературоведы применяют к художественным текстам. Часто это не совсем литература, это исповедь, хроника, попытка психологического освобождения от памяти об увиденном, услышанном и пережитом. И в большой степени это обвинение в адрес тех, кто не стал участником хотя бы сопротивления происходящим на Кавказе событиям. Простить такое бывшие фронтовики не могли, отсюда фактически проклятия, посылаемый в адрес любого потенциального читателя: не был, хотя бы познакомься с тем, что о войне знают те, кто был.

В послесловии к повести критик Я. Гордин несколько раз повторяет термин «исповедь»: «Это явная попытка извергнуть из своего сознания, из своей памяти то самое страшное, порой – отвратительное, непереносимо жестокое, что не дает человеку жить нормальной человеческой жизнью. Ведь жанр исповеди в его изначальном – церковном варианте, – необходимость очиститься от худшего, греховного, что происходило с исповедующимся» [2, C. 261].

Произведение Миронова гораздо более правдоподобно, чем «Чеченский блюз», но Проханов находит смысл и надежду, без которых жить дальше невозможно. Его надежда кроется в вере, что все-таки умерли эти русские солдаты не зря, что любая смерть ради другого оправдывает жизни солдат.

В. Миронов считает, что третью мировую войну (именно так он определяет чеченские события) Россия проиграла. И главным соперником для нашей страны оказалась не Чечня, а доллар: «Нас победили с помощью этого самого доллара. Он наш Бог, наш Главнокомандующий, из-за него началась эта война. И не помогли наши танки, которыми заставлена площадь, равная, пожалуй, территории Франции. Не помогли и наши ракеты с ядерными боеголовками. Наши правители стараются вывезти этот самый доллар за границу. А это означает, что Россия, великая, могучая, неделимая им не нужна. Получив свою долю «зелени», они готовы отбыть. Детей своих уже обучают за границей, а мы здесь загибаемся в этой холодной, сырой, простреливаемой и продуваемой всеми ветрами Чечне! За что, Господи! За что?» [6, C. 161]. Эта тема мастерски развивается Владимиром Маканиным в «Асане». Елена Сафронова объясняет «Понимающему – достаточно: читатель невольно стремится мыслью к постижению верховного божества нашего времени, золотого тельца» [10]. Сам Александр Жилин сливается с Асаном. Бог войны, Асан, «хочет крови» [5: 151], превращается в Мамону, «Асан хочет денег» [5, C. 153].

Во время долгого конфликта и борьбы за жизнь человек пересекает разные психологические границы. Есть еще страх и, как ни странно, умиротворение. Страх парализует, вынуждает молиться, он черный. А умиротворение наступает тогда, когда человек уже осознает свою обреченность; понимает, что исправить, изменить ничего уже не сможет. В «Патологиях» З. Прилепина Егор Ташевский сначала чувствует жуткий страх и трусливо пытается избежать сражения, но со временем у него появляется ощущение, что он неуязвим, и во время последнего боя, который длится почти вечно, он уже спокойно, уверено и четко воюет. В подобные моменты появляется какой-то задор, становится почти весело, голова становится трезвой, мысли отчетливыми, а рефлексы работают идеально. Умиротворение расслабляет, человек начинает думать о высоком и правильном: «Облака плыли в голубизне зимнего неба, величаво несли свои пышные тела на Север. В Россию. На Родину. И тысячу лет назад они так же неслись вперед, и через тысячу лет они так же полетят. И не вспомнит никто. Самое интересное, что мне не было жалко себя, мне было жалко только того, что я не сделал еще очень много. Хотя, с другой стороны, я оставил уже небольшой след на этой земле. Свою миссию я наполовину выполнил. Самое главное – это сын. Мой сын. Мой продолжатель рода, продолжатель фамилии. Осталось лишь сделать из него человека. Но на это воля Божья. Даже в случае моей гибели сыну не будет стыдно за отца. Он погиб, а не струсил.» [6, C. 172-3].

Женский чеченский дневник» – фрагментарное повествование, переключающееся между сюжетами и пересекающее многие границы времени и сознания, является рассказом очевидца, фотокорреспондента Наташи, о жизни простых чеченцев (женщин, детей, стариков) и русских пленных, к которым присоединились их семьи, разыскивавшие своих воевавших в Чечне родных в 1995 году. Последовательность, создающая целостность повествования, – это подробный, хотя и часто прерываемый рассказ о драме с заложниками в Буденновске в июне 1995 года, жестокой акции, проведенной «чеченским борцом за свободу и независимость Чечни» Шамилем Басаевым, который позже будет называться в прессе террористом.

Во всех произведениях военной прозы о чеченской войне много второстепенных персонажей, которые свободно пересекают разные границы, сами чеченцы, отделенные от своих банд русскими солдатами, которые называют их духами; заложники и пленники. Здесь и животные, оказавшиеся не по своей воле на войне, например, собаки, рыскающие между трупами; птицы, особенно журавли и ласточки, которые перемещаются между странами, небом и землей.

В «Женском чеченском дневнике» автор, Марина Ахмедова, описывает встречу Наташи с шаманкой, с которой, при загадочных обстоятельствах, много лет спустя во время поездки в сибирскую тундру сталкивается и сама Марина. Материальная реальность и духовная мистика сливаются в один из самых загадочных моментов книги. Шаманка подходит к Наташе, когда та едет автостопом по дороге в Назрань с четырьмя чеченскими детьми. Она просит Наташу передать ей фотоаппарат Nikon, который стал придатком Наташи, ее вторым «я» и ее самым ценным имуществом. Наташа делает это неохотно, а затем будто тонет в тумане пространства между физическим и нематериальным миром: «За темными бусинами глаз шаманки промелькнули ровные снега без конца и без краю, широкая лента воды, затянутая могучим льдом, следы от полозьев на снегу, оленьи рога, высокий костер и бубен» [1, C. 121].

Шаманка предсказывает Наташе, что вскоре она возьмет интервью у Джохара Дудаева. «А что здесь делаете? – Как что? – Женщина выпрямилась. – Бомбы над селами сдерживаю, – она широко раскинула руки, как будто держала на них целый небосвод. – Чтобы бомбы на села не падали, я их держу. – Ну и как? Помогает? – с сомнением спросила Наташа. Помогает! – хором ответили мужчины» [1, C. 121].

Журналисты тоже фактически являются «промежуточными», «межграничными» персонажами, используемыми чеченскими сепаратистами для распространения своей пропаганды по всему миру, – персонажами, которые дружат с местными и сочувствуют им, на которых смотрят с подозрением, но к которым снисходительно относится российская армия, которых используют олигархи и политики для поднятия масс и пропаганды своей «партийной» линии. Во второй книге Александра Проханова о Чеченской войне «Идущие в ночи» (впервые опубликованной в 2001 году, через год после описываемых в ней событий, а именно, освобождения Грозного в июне 2000 года), журналист Литкин – крайне неприятный, отрицательный персонаж, который верен только тому, кто платит самую высокую цену. Он вымышленный герой, который символизирует все зло, всю продажность военной журналистики.

К счастью, Наташа, героиня текста М. Ахмедовой, не выдумка, и она воплощает в себе положительные стороны журналистики. Она объективный наблюдатель, она страдает с теми, кто страдает, и пытается «спасать» людей, «сохранять» их с помощью своей камеры. Она кажется непобедимой, даже бессмертной, способной проникнуть в любое место: «Она прошла через второе оцепление, дальше которого журналистам ход был закрыт. Дворами, домами, входя в дверь, вылезая в окна» [1, C. 15].

Толстая стеклянная линза камеры образует пуленепробиваемый барьер между ней и войной, помогая ей оставаться нейтральной и объективной: «Толстое стекло становилось барьером между ней и происходящим, создавая иллюзию отдаленности и не позволяя сойти с ума» [1, C. 39].

В книге Андрея Константинова «Рота. Дожить до весны» дается подробный отчет о подготовке к битве на горном перевале Иста-Корт с 29 февраля по 1 марта 2000 года. И здесь снова встречается поворотный пункт (рубеж). Битва начинается 29 февраля, то есть в високосный год, в день, будто добавленный в календарь, отсутствующий в календарях других лет. Битва происходит в густом тумане, в котором все сливается и размывается. Трагедия состоит в том, что большинство солдат погибают, не дожив до 1 марта, первого дня весны. Они проходят другой рубеж, они входят через врата смерти в другой мир: в вечность. Здесь тоже реальные люди описываются вместе с вымышленными персонажами.

Андрей Константинов, как и Захар Прилепин, воевал на войне, поэтому в его повествовании больше фактов, чем вымысла, оно менее метафорическое и абстрактное, оно сильное по глубине чувств и очень близко к абсолютно документальному изображению событий, как и у Марины Ахмедовы.

Роман «Патологии» начинается с послесловия: читатель узнает о жизни Егора Ташевского после войны. Егор спасает от смерти своего трехлетнего приемного сына, когда маршрутное такси, в котором они едут, падает с моста в реку. Эта сцена является ключевой в повести. Река становится символом смерти, как в текстах эпохи язычества и в греческих мифах. Перед несчастным случаем Егор с сыном смотрят на реку. «Она течет. Когда она утечет? – спрашивает мальчик. – Когда она утечет, мы умрем, – думаю я, и еще не боясь напугать его, произношу свою мысль вслух. Он принимает мои слова за ответ. – А это скоро? – видимо, его интересует, насколько быстро утечёт вода. – Да нет, не очень скоро, – отвечаю я, так и не определив для себя, о чем я говорю, – о смерти или о движении реки» [7, C. 5].

Владимир Маканин по профессии является математиком, он закончил Московский университет. И он никогда не участвовал в войнах. Его точка зрения – это точка зрения человека, живущего в столице. Основное внимание он уделяет проблеме коррупции в офицерской среде и тому, как медленно стираются и окончательно растворяются границы между добром и злом, честью и стыдом. Роман «Асан», главный герой которого – влиятельный российский офицер, наладивший прибыльный бизнес по продаже топлива по самой высокой цене, как ни странно, опирается на чеченский фольклор. У героя нет чувства преданности кому бы то ни было. Все границы распались. Он начинает верить, что он непобедим. Его имя среди чеченцев – Асан, легендарная и кровожадная птица войны. Постепенно он начинает верить в миф о своем бессмертии, и именно в этот момент его смерть становится неизбежной.

У Маканина тоже межграничные персонажи: два контуженных бойца и журналистка-пленница.

Заключение

Общим для всех упомянутых произведений является то, что все они написаны исходя из личного опыта. Даже Владимир Маканин, самый независимый в смысле причастности к чеченской войне рассказчик из всех поименованных, все же является частью общего сознания России. Ни один русский, живший в России в девяностые годы, не мог избежать этого травмирующего опыта, этой глубокой психологической раны, нанесенной топором, разрубившим Советский Союз на куски. Любой человек будет реагировать так же болезненно и резко, когда он столкнется с убийством чего-то дорогого и любимого – Родины.

Благодарности Хочу выразить свою благодарность Министерству высшего образования и учение Республики Южной Африки, за поддержку и денежных средств, чтобы успешно заканчивать магистратуру в Русской филологии. Также хочу поблагодарить свою научную руководителя, Людмила Владимировна Белоус, которая перевела и редактировала доклад, который был озвучен в Лондоне 6 апреля 2019 на конференции “Somewhere In Between: Borders and Borderland”. Конференция была организована Лондонским центром междисциплинарного исследования (LCIR). Доклад стал основой этой статьи и одной из глав выпускного контрольной работой магистратуры.	Acknowledgement I’d like to express my gratitude to the Ministry of Higher Education and Teaching of the Republic of South Africa for their support and money for a successfully competition of my master's degree in Russian philology. I also want to thank my supervisor, Lyudmila Vladimirovna Belous, who translated and edited the report, which was announced in London on April 6, 2019 at the conference “Somewhere In Between: Borders and Borderland”. The conference was organized by the London Center for Interdisciplinary Research (LCIR). The report became the basis of this article and one of the chapters of the final control work of the magistracy.
Финансирование Министерство высшего образования и учение Республики Южной Африки.	Funding Ministry of Higher Education and Teaching of the Republic of South Africa.
Конфликт интересов Не указан.	Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Ахмедова М.М. Женский чеченский дневник / Ахмедова М.М. – М.: Издательство АСТ. 2011. 163 c.
2. Гордин Я. Войны, офицеры, история. Послесловие к книге В. Миронова «Я был на этой войне» / Гордин Я. –М.: Издательство Решение. 2019. – С. 261-264.
3. Иванеско А.Е. Кавказские пленники на имперском фронтире / Иванеско А.Е. // Новое прошлое. № 3 2018. (47) – С. 8-18.
4. Константинов А. Рота. Дожить до весны / Константинов А. – М: Издательство Нева. 157 с.
5. Маканин В. Асан / Маканин В. – М.: Издательство Эксмо. 2018. 480 с.
6. Миронов В. Я был на этой войне / Миронов В. – М.: Издательство Решение. 2019. 264 с.
7. Прилепин З. Патологии / Прилепин З. – М.: Издательство АСТ. 2015. 161 с.
8. Проханов А.A. Идущие в ночи / Проханов А.A. – СПб.: Издательство Амфора. 2013. 391 с.
9. Проханов А.A. Чеченский блюз / Проханов А.A.. – СПб.: Издательство Эксмо. 1998. 140 с.
10. Савронова Е. Рецензия «Азан» Владимира Маканина / Савронова Е. // Свежий номер. №11 (61) 2009 URL: http://www.detira.ru/arhiv/ nomer.php?id _pub=1266
11. Севастьянов С.В. (редакторы) Введение в исследования границ / Севастьянов С.В., Лайне Ю., Киреев А.А. – Владивосток: Издательство Дальнаука. 2016. 404 с.
12. Томпсон Л. [Thompson L.] Компаративные исследования фронтира. Введение. [The comparative Studies of the Frontier. An Introduction] / Томпсон Л. // Фронтир компаративные исследования. [The Frontier Comparative Studies] №2. [Bd. 2] Норман. [Norman] 1979. – С. 3-24.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Akhmedova M. M. Zhenskii chechensckii dnevnik. [Female Chechen diary] / Akhmedova M. – M.: Izdatelstvo AST. 2011. 163 p. [in Russian]
2. Gordin Ya. Voiny, ofitsery, istoriya. [Warriors, officers, history] / Gordin Ya. Poslesloviye k knige V. Mironova “Ya byl na etoi voine”. [Afterword to V. Mironov’s book “I was in this war”] – M.: Izdatelstvo Resheniye. 2019. pp. 261-264. [in Russian]
3. Ivanesko A.E. Kavkazskiye plenniki na imperskom frontire. [Caucasian captives on the Imperial frontier] / Ivanesko A.E. // Novoye proshloye. No. 3 2018. – pp. 8-18. [in Russian]
4. Konstantinov A. Rota. Dozhit’ do vesny. [Company. To live until spring] / Konstantinov A. – M: Izdatelstvo Neva. 157 p. [in Russian]
5. Makanin V. Asan / Makanin V. – M.: Izdatelstvo Eksmo. 2018. 480 p. [in Russian]
6. Mironov V.Ya byl na etoi voine. [I was in this war] / Mironov V. – M.: Izdatelstvo Resheniye. 2019. 264 p. [in Russian]
7. Prilepin Z. Patologii [Pathologies] / Prilepin Z. – M.: Izdatelstvo AST. 2015. 161 p. [in Russian]
8. Prokhanov A.A. Iduschiye v nochi. [Walking in the night] / Prokhanov A.A. – SPb.: Izdatelstvo Amfora. 2013. 391 p. [in Russian]
9. Prokhanov A.A. Chechenskii blyuz. [Chechen blues] / Prokhanov A.A. – SPb.: Izdatelstvo Eksmo. 1998. 140 p. [in Russian]
10. Savronova Ye. Retsenziya “Asan” Vladimira Makanina. [Review of Vladimir Makanin’s “Asan”] / Savronova Ye. // Svezhii nomer. No. 11 (61) 2009. URL: http://www.detira.ru/arhiv/ nomer.php?id _pub=1266 [in Russian]
11. Sevastianov S.V. (eds.) Introduction to Border Studies / Sevastianov S. V., Laine J. P., Kireev A. A. – Vladivostok. Publisher Dalnauk. 404 p. [in Russian]
12. Thompson L. The comparative Studies of the Frontier. An Introduction / Thompson L. // The Frontier Comparative Studies. Bd. 2. Norman. 1979. –pp. 3-24.