ЗЕМЕЛЬНАЯ АРЕНДА В ВЯТСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ПЕРИОД НЭПА

Чемоданов И.В.

Кандидат исторических наук, Вятский государственный гуманитарный университет

ЗЕМЕЛЬНАЯ АРЕНДА В ВЯТСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ПЕРИОД НЭПА

Аннотация

В статье рассматривается развитие земельной аренды в вятской деревне в 1920-е гг. Характеризуется нормативно-правовая база арендных отношений. Раскрывается влияние нэповских преобразований на степень развития арендных отношений в Вятской губернии. Приводятся данные о количестве крестьянских хозяйств, прибегающих к аренде земли. Определяются условия арендных сделок, социальный состав арендаторов и сдатчиков. Выявляются причины относительно слабого распространения земельной аренды в Вятском регионе по сравнению с общероссийскими показателями. Автор приходит к выводу, что в вятской деревне преобладала некапиталистическая земельная аренда. Основную массу крестьян-арендаторов составляли середняки.

Ключевые слова: земельная аренда, Вятская губерния, крестьянство, сельское хозяйство.    

 

Chemodanov I.V.

PhD in History, Vyatka State Humanity University

LEASE OF LAND IN VYATKA COUNTRYSAID IN THE YEARS OF NEP

Abstract

The article discusses the development of the lease of land in Vyatka countrysaid in 1920s. Characterized regulatory framework of the lease. Reveals the influence of NEP-transformations on the degree of development of the lease in the Vyatka province. The data on the number of peasant farms, which resorting to lease of land, are given. The conditions of land-lease transactions, the social composition of tenants and lessors are identified. The reasons of the relatively weak dissemination of the lease of land in Vyatka region compared with all-Russian indicators are revealed. The author concludes that in Vyatka countrysaid dominated non-capitalist lease of land. The bulk of peasant-tenants were middle peasants.

Keywords: lease of land, Vyatka province, peasantry, agriculture.

Переход к новой экономической политике создавал относительно благоприятные условия для развития в вятской деревне предпринимательских отношений, в том числе и земельной аренды. В первые годы советской власти аренда земли (наравне с прочими земельными сделками) была полностью запрещена. Однако необходимость вовлечения в сельскохозяйственный оборот тех земель, которые не могли быть обработаны ввиду маломощности хозяйств, настоятельно требовала легализации земельной аренды. В начале 1920-х гг. была разрешена краткосрочная аренда: первоначально – на срок до одного севооборота (Закон о трудовом землепользовании от 22 мая 1922 г.), чуть позже – до трех севооборотов (Земельный кодекс, введенный в действие с 1 декабря 1922 г.).

До середины 1920-х гг. земля в Вятской губернии почти не арендовалась как по причине глубокого кризиса начала десятилетия, так и потому, что это не поощрялось законодательно. Поэтому в 1920 г. по девяти выборочно взятым волостям Вятского, Малмыжского, Омутнинского и Орловского уездов в роли арендаторов выступали лишь 94 хозяйства из общего их числа 14,3 тыс. Спустя пять лет на указанных территориях количество арендаторов возросло до 426 (от общего числа хозяйств 14,9 тыс.), а средний размер арендуемого участка увеличился с 0,5 до 1,7 дес. [2]

С 1925 года начался новый этап нэповских преобразований. Расширение НЭПа в деревне в первую очередь коснулось арендных отношений. Решениями Пленума ЦК РКП(б) и III съезда Советов СССР было предписано устранить препятствие к более широкому использованию права крестьян сдавать землю в аренду до двух севооборотов при многополье и на срок не свыше 12 лет при трех- и четырехполье. Что же касается земель госземимуществ, то для них предельный срок аренды вообще был снят, т.е. разрешалась их аренда на срок свыше 12 лет. Земельным обществам было разрешено сдавать в аренду «отдельным землепользователям» свободные участки общинных угодий. Кроме того, на арендуемых землях (как ранее и на надельных) допускалось применение подсобного наемного труда [7, 8].

Анкетные сведения волисполкомов за 1926 г. позволяют судить, насколько либерализация аграрного законодательства стимулировала развитие арендных отношений в Вятской губернии. Наиболее полные сведения имеются по Котельничскому, Малмыжскому и Халтуринскому уездам. К концу 1925 г. в Котельничском уезде числилось 246 дворов, сдающих землю в аренду (всего 0,39% от общего числа хозяйств). Ими сдавалось в общей сложности 691,7 дес. (0,15% от всей пашни). В Малмыжском уезде землю сдавало 91 хозяйство, ее площадь исчислялась в 311,5 дес. По Халтуринскому уезду количество сделок на аренду-сдачу земли в 1926 г. по сравнению с предыдущим годом увеличилось в 2 раза. Общее количество сделок по уезду за год в среднем достигало 150, а площадь охваченных ими земель – 300 дес. Однако по большинству уездов за период с мая 1925 по 1926 г. существенных изменений не произошло. В Косинской вол. Слободского уезда наблюдалось даже сокращение земельной аренды.

Если до обнародования решений ІІІ съезда Советов земля сдавалась, как правило, на срок от 1 года до 3 лет (максимум – 6 лет), то в последующий период шире стала практиковаться более долгосрочная аренда – на 6, 9 и даже 12 лет. Однако таких сделок было немного. В большинстве случаев крестьяне по-прежнему предпочитали брать землю либо на сезон (т.е. на один год), либо на один севооборот (на три года). Сенокосные угодья арендовались, как правило, только на один укос. Случаи многолетней аренды сенокосов (от 2 до 3-х лет) зафиксированы в Федосеевской волости Слободского уезда. Здесь сенокосные участки, принадлежавшие рабочим Белохолуницкого завода, арендовали за деньги местные крестьяне-середняки [3]. Идти на длительные сроки арендатор не хотел потому, что в этом случае полагалось регистрировать сделку и платить налог, приходящийся на арендуемую землю, что, естественно, было не в интересах арендатора. С другой стороны, крестьянин, сдававший участок в аренду, как правило, был побуждаем к этому временными (по крайней мере, так ему казалось) хозяйственными затруднениями – отсутствием лошади, семян и т.п. и рассчитывал вскоре лично взяться за обработку земли. Поэтому он тоже не видел смысла в долгосрочной аренде.

Более широкое распространение земельной аренды и некоторое удлинение ее сроков, скорее всего, было связано не столько с изменениями в аграрном законодательстве, сколько с теми позитивными процессами в социально-экономической сфере вятской деревни, которые начали давать результаты к середине 1920-х гг. (укрепление середняцких хозяйств, создание более благоприятных условий для сдачи земли бедняцкими хозяйствами). Не стоит, однако, и преуменьшать значение принятых в 1925 году законоположений для развития арендных отношений в вятской деревне.        Во-первых, земельная аренда начала практиковаться (хотя и в незначительных масштабах) в тех волостях, где ранее она вообще отсутствовала. Во-вторых, происходило некоторое упорядочение арендных отношений: с 1925 г. росло число арендных сделок, заключенных в соответствии с законодательно установленной процедурой – с оформлением письменного договора и регистрацией его в сельсовете или волисполкоме. Изживались кабальные формы аренды (такие, например, как аренда исполу за одни семена, с обработкой земли сдатчиком). Уменьшилось число случаев бесплатной аренды (за сельхозналог). Пресекалась практика самовольных захватов съемщиками арендованных земель и удержания арендной платы.

В то же время по-прежнему почти повсеместно продолжала практиковаться скрытая форма аренды (без заключения договора). Так, по данным выборочного обследования, проведенного Вятской губернской контрольной комиссией ВКП(б) и РКИ по 22 селениям Котельничского и Яранского уездов (1926 г.), из общего количества учтенных сделок          аренды-сдачи зарегистрированной было 128 случаев, а скрытой – 129 (с количеством земли 97 дес.). В 116 случаях скрытой аренды уплата сельхозналога возлагалась на сдатчика, хотя по закону платить налог в части, соответствующей количеству арендованной земли, должен был арендатор. В результате обследования, проведенного Больше-Шурминским волисполкомом (по 10 селениям Малмыжского уезда), было выявлено 126 арендных сделок. Из них зарегистрировано было 49, то есть всего 38,9% [5, 6]. По Нолинскому и Яранскому уездам были зафиксированы случаи запрещенной законом субаренды [3].

Устойчивость скрытой аренды объяснялась рядом причин. Во-первых, в вятской деревне преобладала мелкоучастковая аренда. Согласно динамической переписи (по девяти волостям губернии) в 1925 г. на одно арендующее хозяйство в среднем приходилось всего 1,7 дес. арендуемой земли. По Котельничскому и Яранскому уездам (1926 г.) в среднем на одного сдатчика приходилось 1,9 дес. отданной в аренду земли, а на съемщика – 1,35 дес. арендованной [1]. Крестьяне редко сдавали в аренду свой надел полностью. Обычно в аренду поступала лишь часть надела – половина, четверть, а порой – лишь отдельные полосы. А если учесть, что срок аренды столь малых участков был, как правило, очень коротким (до 1 года), то можно вполне понять крестьян, которые не считали нужным регистрировать столь незначительные сделки, дабы не связываться с казенной волокитой.

Однако у крестьян имелись и более веские основания, чтобы не заключать договор: не имеющие льгот арендаторы хотели уклониться от уплаты налога, а сдатчики опасались, что в случае систематической сдачи земли в аренду ее могут отобрать. Правда, если арендатор нарушал условия соглашения, сдатчик, ввиду отсутствия письменного договора, не мог рассчитывать на защиту закона. Вот почему многие бедняки, даже будучи не в состоянии обработать всю имеющуюся землю, не спешили сдавать излишки земли в аренду, а предпочитали оставлять их впусте: «Тогда хоть земля отдохнет, и сколько-нибудь травы получится» [4].

Скрытая аренда подчас становилась настолько неотъемлемой составляющей крестьянского землепользования, что даже земельные общества, призванные контролировать законность арендных сделок, порой сами покрывали подобного рода махинации. Заметим, однако, что даже письменное оформление договора не всегда гарантировало соблюдение прав сторон, ибо зачастую работники сельсоветов достаточно формально подходили к своим обязанностям, регистрируя и заведомо кабальные сделки. К числу нездоровых явлений в сфере арендных отношений следует отнести и наличие так называемой «многолетней» аренды, когда земля в течение нескольких лет многократно переарендовывалась на короткие сроки. Так, по Малмыжскому уезду зафиксирован случай, когда один и тот же земельный участок за три года трижды сдавался в аренду [5]. Очевидно, в данном случае землю сдавал крестьянин-бедняк, рассчитывая к следующему году наладить свое хозяйство. Однако, как видно, всякий раз надежды его терпели крах, и ему приходилось вновь сдавать в аренду ту землю, которую он не мог обработать. Частый переход участков из рук в руки приводил к истощению угодий. Арендуя землю на малый срок, съемщик не был заинтересован во введении улучшений и проявлял хищническое отношение к арендуемой земле. Арендуемая земля не унавоживалась и не слишком добросовестно обрабатывалась.

В целом, в вятской деревне арендные отношения прививались слабо, что было связано с мелкими размерами и разбросанностью поселений, отсутствием земельной тесноты. Количество хозяйств, прибегающих к аренде земли, было минимальным. Об этом свидетельствуют сравнительные данные по СССР и Вятской губернии за пять лет, с 1922 по 1927 год. В этот период число хозяйств, прибегающих к аренде земли, в Вятской губернии не превышало 3% (во второй половине 1920-х годов даже имело место сокращение), тогда как в целом по стране удельный вес арендующих хозяйств доходил до 22,7% [1, 10]. В целом по губернии в 1927 г. из более чем 400 тыс. крестьянских хозяйств арендовали землю только 11 тыс. [2] Возможно, сокращение земельной аренды в Вятской губернии было связано с упадком крестьянских хозяйств, вызванным неурожаем 1926 года. На общем фоне выделялись лишь Яранский и Котельничский уезды, которые считались производящими. В них удельный вес арендующих хозяйств даже превосходил общесоюзные показатели: в 1925 г. – 21%, а в 1926 г. – 24%. Если в целом по губернии преобладала аренда сенокоса (83,1% от общей площади арендуемых угодий), то в указанных уездах на первом месте стояла аренда пашни. Так, в Вятско-Полянской волости пашня составляла 91,4% арендного фонда. Можно согласиться с мнением М.В. Анучиной, что это свидетельствовало «о более развитых арендных отношениях, чем в целом по губернии» [1, 5].

Формы арендной платы были разнообразны, но соотношение их со временем менялось. Если к середине 1920-х гг. преобладала аренда из доли урожая (40% случаев), то в дальнейшем она уступала место денежной. По Малмыжскому уезду в конце 1927 г. за деньги арендовало 42% хозяев, исполу – 33%, а в остальных случаях сторонами оговаривались отработки и иные условия (от отправления общественных повинностей до уплаты сельхозналога). Размеры денежной арендной платы колебались от 50 коп. до 12 руб. за дес. пашни, от 1 до 13 руб. за дес. сенокоса и от 1 до 4 коп. за кв. сажень усадебной земли. По общесоюзным меркам, это были средние арендные цены. Имелись случаи и дорогостоящей аренды – 15-20 руб. за дес. (Малмыжский уезд). Обычно пашня обходилась арендатору дешевле сенокоса, однако в ряде северных местностей наблюдалась обратная закономерность. Так, в Коврижской вол. Халтуринского уезда десятина арендованной пашни стоила 6-7 руб. в год, а сенокоса – всего 3-4 руб.; в Кирсинской вол. Омутнинского уезда арендная плата в деньгах составляла 4 руб. за дес. пашни и 3 руб. за дес. сенокоса. Относительно высокие арендные цены на пашню в северных районах губернии были обусловлены повышенным спросом на пахотные угодья, которых здесь не хватало.

Итак, высота арендных цен находилась в прямой зависимости от обеспеченности крестьянских хозяйств пашней и сенокосами. Исключение составляли Яранский и Котельничский уезды. В них размер арендной платы был примерно одинаков как для пашни, так и сенокоса: в среднем – по 6 руб. с дес. Здесь, в отличие от прочих уездов, важное влияние на арендные цены оказывал и такой фактор, как товарность сельскохозяйственного производства. Натуральная арендная плата взималась либо подесятинно (от 1 до 12 пуд. хлеба за дес.), либо из доли (половины или трети) урожая. Что же касается отработочной формы арендной платы, то здесь мы имеем примеры следующих расценок: десятина стоила обычно 2-3 конских поденщины, а одна конская поденщина примерно соответствовала трем людским. Практиковалась также смешанная арендная плата, предполагавшая сочетание двух или трех указанных форм.

Плата за арендованную землю предполагалась не всегда. Однако в этом случае при заключении арендной сделки оговаривалось выполнение съемщиком  особых обязательств в пользу сдатчика: 1) уплата сельхозналога и (или) выполнение общественных повинностей (как правило, при аренде целого надела); 2) внесение удобрений; 3) тщательная обработка арендованного участка, ведение правильного севооборота и пр. Подобного рода условия  обычно устанавливались, если речь шла об аренде земли на несколько лет. Отправление так называемых «общественных повинностей», как правило, предполагало ремонт дорог, возведение и починку изгородей. Чаще всего такие условия оговаривались, если сдатчиком выступало хозяйство, не обеспеченное рабочей силой.

Социальный состав арендаторов и сдатчиков характеризуют данные выборочного обследования 1926 г. Котельничского и Яранского уездов. Основную массу арендаторов (свыше 80%) составляли крестьяне-середняки, а большая часть сдатчиков (79%) приходилась на бедноту. Высокая степень участия в земельной аренде наблюдалась и среди зажиточных слоев крестьянства (12,5% арендаторов и 18,5% арендуемых земель), тогда как в общей массе крестьянства группа зажиточных хозяйств в Вятской губернии едва превышала 3,5%. Аналогичные данные имеем по Малмыжскому уезду за 1928 г. Здесь также среди арендаторов преобладали середняки (73,1%) и отчасти зажиточные (19,5%), а подавляющее большинство сдатчиков (83%) составляла беднота .

В целом, землю в аренду сдавали обычно бедняки и переселенцы, реже – маломощные середняки. По отчетам волисполкомов, составленным на основании зарегистрированных договоров (1928 г.), причинами сдачи земли в аренду выступали: нехватка рабочей силы – 33,5% случаев, отсутствие инвентаря – 10,1%, переселение – 13,8%, стихийные бедствия – 1,3%, прочие обстоятельства – 41,3% [5]. В качестве арендаторов выступали малоземельные середняки, имеющие избыток рабочей силы, отчасти – зажиточные крестьяне и служители культа. Сдача земли в аренду целыми земельными обществами на Вятке распространения не получила, ввиду отсутствия в распоряжении крестьянских общин лишних угодий.

Более состоятельные съемщики предпочитали расплачиваться за аренду деньгами, менее состоятельные – склонялись к натуральным формам арендной платы. Кулацкие хозяйства к аренде земли прибегали сравнительно редко, ввиду ее малой доходности. По Котельничскому и Яранскому уездам наемный труд практиковали 34% арендующих хозяйств. Однако далеко не все они относились к кулацким, поскольку привлечение дополнительной рабочей силы, как правило, носило в них не постоянный, а сезонный характер (главным образом – в летнюю страду) [9]. В анкете, поданной Пинюжанским волисполкомом (Халтуринский уезд), особо подчеркивался исключительно трудовой характер аренды земли, которая практиковалась «середняками, ведущими обработку без применения наемной силы» [3].

О преимущественно трудовом, некапиталистическом характере аренды свидетельствуют также малые площади арендуемых угодий. Согласно результатам выборочного обследования 1926 г., большинство сделок аренды-сдачи земли заключалось на небольшие участки – 0,25–1,5 дес. Из                   143 учтенных арендующих хозяйств лишь 30 арендовало свыше 2 дес. По 5 дес. арендовали всего три хозяйства, по 6 – одно. Причем более крупная аренда, как правило, приходилась на те хозяйства, которые были менее обеспечены землей и потому вряд ли могли претендовать на статус зажиточных [6].

Вместе с тем было бы неверным утверждать, что земельная аренда в Вятской губернии носила исключительно трудовой характер. Очень специфичными были арендные отношения в Вятско-Полянской волости Малмыжского уезда. Здесь, в отличие от прочих районов губернии, основным контингентом арендаторов являлись зажиточные крестьяне. Они составляли 58,4% от общего числа арендаторов и сосредоточивали в своих руках 77,8% арендуемой земли. В среднем, зажиточное хозяйство расширяло фонд своего землепользования за счет аренды на 26,4%. Однако, наряду с арендой, среди зажиточных крестьян волости довольно широко практиковалась и сдача земли. Так, по количеству сдатчиков зажиточные хозяйства составляли 16,6%, по количеству сдаваемой земли – 34,5%. В зажиточном хозяйстве, прибегающем к сдаче земли, доля изъятия из надельных земель составляла в среднем 64%. Следовательно, определенная часть богатых дворов проявляла явную незаинтересованность в налаживании сельскохозяйственного производства, предпочитая извлекать доход посредством земельных спекуляций. Так, страховой агент Головизнин часть имеющейся у него земли обрабатывал с привлечением труда батраков, но большую часть надела ежегодно сдавал в аренду [5]. Подобное отношение к земле являлось тормозом для развития аграрного сектора.

Таким образом, в годы НЭПа арендные отношения не получили в вятской деревне широкого распространения. Преобладала мелкоучастковая, краткосрочная аренда. Количество хозяйств, прибегающих к аренде земли, в Вятской губернии было невелико. Среди арендаторов преобладали середняки и отчасти зажиточные крестьяне. Основной массой сдатчиков земли была беднота. Земельная аренда носила преимущественно трудовой, некапиталистический характер, являясь средством приведения размеров землепользования в соответствии с достигнутыми крестьянским двором хозяйственными возможностями. Из-за низкой рентабельности земледелия доход от земельной аренды был невелик, поэтому кулацкие хозяйства в Вятской губернии прибегали к аренде земли редко. Капиталистическая аренда была развита слабо. Часть кулаков предпочитала сдавать надельные и арендуемые земли на кабальных условиях малоимущим крестьянам.

Литература

1. Анучина М. В. Арендные отношения в вятской деревне в годы нэпа // Вятская земля в прошлом и настоящем. Материалы ІІІ научной конференции. – Киров, 1999. – Т. 1. – С. 133–135.
2. Бакулин В. И. Хлебный вопрос в Вятской губернии в 1926 – 1928 гг. // Бакулин В. И. Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в XX веке. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2006. – С. 151–152.
3. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 2619. Л. 17–217.
4. Государственный архив социально-политической истории Кировской области (ГАСПИ КО). Ф. П-1. Оп. 4. Д. 129. Л. 20.
5. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 139. Л. 3–33об.
6. ГАСПИ КО. Ф. П-9. Оп. 6. Д. 43. Л. 193.
7. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. – М.: Наука, 1979. – С. 93.
8. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1986). Т. 3: 1922–1925. – М.: Политиздат, 1984. – С. 344.
9. Хоробрых Ф. А. О современной эволюции вятского крестьянства. – Вятка, 1927. – С. 30.
10. Яковцевский В. Н. Аграрные отношения в СССР в период строительства социализма. – М.: Наука, 1964. – С. 244.

References

1. Anuchina M. V. Arendnye otnoshenija v vjatskoj derevne v gody njepa // Vjatskaja zemlja v proshlom i nastojashhem. Materialy ІІІ nauchnoj konferencii. – Kirov, 1999. – T. 1. – S. 133–135.
2. Bakulin V. I. Hlebnyj vopros v Vjatskoj gubernii v 1926 – 1928 gg. // Bakulin V. I. Listaja istorii stranicy: Vjatskij kraj i vsja Rossija v XX veke. – Kirov: Izd-vo VjatGGU, 2006. – S. 151–152.
3. Gosudarstvennyj arhiv Kirovskoj oblasti (GAKO). F. R-1062. Op. 1. D. 2619. L. 17–217.
4. Gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii Kirovskoj oblasti (GASPI KO). F. P-1. Op. 4. D. 129. L. 20.
5. GASPI KO. F. P-1. Op. 6. D. 139. L. 3–33ob.
6. GASPI KO. F. P-9. Op. 6. D. 43. L. 193.
7. Danilov V. P. Sovetskaja dokolhoznaja derevnja: social'naja struktura, social'nye otnoshenija. – M.: Nauka, 1979. – S. 93.
8. Kommunisticheskaja partija Sovetskogo Sojuza v rezoljucijah i reshenijah s#ezdov, konferencij i plenumov CK (1898–1986). T. 3: 1922 – 1925. – M.: Politizdat, 1984. – S. 344.
9. Horobryh F. A. O sovremennoj jevoljucii vjatskogo krest'janstva. – Vjatka, 1927. – S. 30.
10. Jakovcevskij V. N. Agrarnye otnoshenija v SSSR v period stroitel'stva socializma. – M.: Nauka, 1964. – S. 244.