Опубликовать статью Вход и регистрация
Расширенный поиск
Разделы статьи

ПАМЯТЬ О ДОПЕТРОВСКОЙ РУСИ В СОВЕТСКОЙ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПЕРИОДИКЕ (1920-Е – НАЧАЛО 1930-Х ГГ.)

Научная статья
Сидорчук И.В.
Сосницкий Д.А.
DOI:
https://doi.org/10.23670/IRJ.2018.75.9.039
Выпуск: № 9 (75), 2018
Опубликована:
2018/09/17
PDF

DOI: https://doi.org/10.23670/IRJ.2018.75.9.039

ПАМЯТЬ О ДОПЕТРОВСКОЙ РУСИ В СОВЕТСКОЙ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПЕРИОДИКЕ (1920-Е – НАЧАЛО 1930-Х ГГ.)

Научная статья

Сидорчук И.В.1, Сосницкий Д.А.2, *

1 ORCID: 0000-0001-9760-2443,

Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого, Санкт-Петербург, Россия;

2 ORCID: 0000-0002-2489-1560,

1, 2 Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия

* Корреспондирующий автор (d.sosnitskij[at]spbu.ru)

Аннотация

Целью настоящей статьи является реконструкция образа допетровской Руси, формировавшегося на страницах советской антирелигиозной периодики 1920-х – первой половины 1930-х гг. В задачи исследования входит выявление особенностей использования истории страны в антиклерикальной пропаганде на этапе ее формирования, механизмов конструирования исторической памяти, роли прошлого в период форсированного строительства социализма и в контексте попыток разрыва с традиционной культурой. Авторы рассматривают наиболее значимые для пропагандистов места национальной памяти и характеризуют их основные трактовки. В работе демонстрируется основные особенности государственного и социального заказа, направленного на борьбу с такими идеологическими «пережитками» прошлого как религия и церковь. Результаты исследования могут быть использованы для выработки практических рекомендаций о возможностях актуализации советского опыта при реализации стратегий, направленных на формирование консенсусной памяти о национальном прошлом.

Ключевые слова: историческая память, русское средневековье, антирелигиозные журналы, «Безбожник», «Безбожник у станка», «Антирелигиозник», «Атеист».

 

MEMORY OF PRE-PETER RUSSIA IN SOVIET ANTIRELIGIOUS PERIODICALS (1920S - BEGINNING OF 1930S)

Research article

Sidorchuk I.V.1 , Sosnitsky D.A.2, *

1 ORCID: 0000-0001-9760-2443,

Peter the Great St. Petersburg Polytechnic University, St. Petersburg, Russia;

2 ORCID: 0000-0002-2489-1560,

1, 2 St. Petersburg State University, St. Petersburg, Russia

* Correspondent Author (d.sosnitskij[at]spbu.ru)

Abstract

The goal of this article is to reconstruct the image of pre-Peter Russia created on the pages of the Soviet anti-religious periodicals of the 1920s and the first half of the 1930s. The tasks of the research include revealing the main features of using the country’s history in anticlerical propaganda at the stage of its formation, as well as the mechanisms for constructing collective memory, studying the role of the past in the period of forced socialism construction in view of the attempts to break with the traditional culture. The authors consider the most important places of collective memory and characterize their basic interpretations from the agitators’ perspective. The paper demonstrates the main features of the state and social order aimed at combating such ideological relics of the past as religion and church. The results of the research can be used to develop practical recommendations on re-actualization of the Soviet experience for the implementation of strategies aimed at the creation of consensus memory of the national past.

Keywords: collective memory, Medieval Russia, anti-religious magazines, “Christless,” “The Christless at the Machine,” “Antireligious,” “Atheist.”

 

Борьба с религией была одной из главных и сложных задач большевистской культурной революции, требовавшей тотального пересмотра формировавшихся веками представлений о прошлом своей страны. В связи с этим, вопросы давнего прошлого России регулярно освещались в контексте критики церкви.

Антирелигиозная пропаганда 1920–1930-х годов давно привлекает к себе внимание исследователей. Ряд работ посвящен изучению антирелигиозной пропаганды на страницах периодических изданий [6], [10]. Однако, исследований, трактующих образ русского средневековья на страницах подобных изданий, до сих пор не создано.

При написании данной работы авторами были проанализированы ведущие советские периодические антирелигиозные издания: «Безбожник», «Безбожник у станка», «Антирелигиозник» и «Атеист». Это позволило выявить основные точки внимания и объекты прошлого, которые новая власть стремилась дискредитировать в глазах населения.

В 1920-е – 1930-е гг. история допетровского периода отечественной истории оказывается на периферии общественных и исследовательских интересов, уступая место вниманию к предреволюционным десятилетиям и революционной эпохе. Подобная ситуация в целом сохранялась до середины 1930-х гг. Переломным моментом стало принятие Постановления СНК СССР ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 г. «О преподавании гражданской истории в школах СССР», в котором ситуация с преподаванием истории была признана неудовлетворительной. Новая советская история, ставшая результатом доминирования школы М.Н. Покровского, по мнению советских лидеров и, прежде всего, И.В. Сталина, была обезличенной и разоблачительной, тогда как требовалось преподавание «в живой занимательной форме с изложением важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей». В связи с этим последовала «реинкарнация» исторического прошлого, но помещенного в идеологически правильный футляр, подводящая «учащегося к марксистскому пониманию истории». Таким образом, хронологические рамки исследования охватывают период, характеризующийся поиском основ формирования новой советской истории, до начала реализации проекта ее тотальной унификации.

Основной мыслью, транслировавшейся антирелигиозной прессой в рассматриваемый период, было указание на то, что церковь исторически поддерживала власть угнетателей, и ее нельзя рассматривать как институт, защищавший народные интересы. В частности, подчеркивалось знатное происхождение ведущих русских церковных деятелей: «Первые русские митрополиты: Петр происходил из «боярского рода»; другой – Алексий – был сын черниговского боярина Плещеева; Филипп – из рода бояр Колычевых; Филарет – племянник Ивана Грозного и проч. и проч.» [9]. Дискредитация канонизированных деятелей православной церкви неизменно сопровождала процесс освещения в печати вскрытия их мощей. Например, в конце 1929 г. в Тамбове состоялось публичное вскрытие мощей святого Питирима, бывшего епископом Тамбовским и Козловским с 1685 по 1698 г. Он обвинялся в поддержке расправы над восставшими крестьянами: «При жизни своей Питирим был друг и защитник царя и помещиков и борец против крестьянских восстаний, руководимых Степаном Разиным. Вот за это Питирима цари и помещики щедро награждали при жизни, а после его смерти царское правительство причислило его к лику святых» [11].

Церковь обвинялась в лицемерном стремлении скрыть свою алчность. Подчеркивалось, что жажда наживы – ее неотъемлемая черта на протяжении веков. Вот как в предлагаемом к использованию в туристической работе плане экскурсии описывается одна из главных православных святынь, Троице-Сергиева лавра: «Даже фанатично настроенному паломнику бросалась в глаза роскошь монастырской жизни. Для лавры такое впечатление было невыгодно. Чтобы его обезвредить, на стенах входных ворот были нарисованы картины с изображением Сергия в поношенных одеждах за черной работой, с умело подобранными надписями. Смысл всей этой комедии таков: «Сергий, мол, и его монастырь любят трудиться, но трудятся они по-особому, - с молитвою, особенно приятной богу, а посему бог и благословляет их труды, приумножает богатства лавры»» [14, C. 46]. С отталкивающими натуралистическими подробностями описывалось и содержание раки с мощами Сергия Радонежского: «Изъеденные молью тряпки, вата, полуразвалившиеся человеческие кости, масса мертвой моли, бабочек, личинок. В черепной коробке, в провощенной бумаге недавнего происхождения, русо-рыжеватые волосы» [12].

Советские пропагандисты видели лицемерие церкви и ее лидеров также в явном нарушении заповедей. Декларируя идеалы любви и всепрощения, она жестоко расправлялась с еретиками. Описывая пытки и казни над церковными отступниками в Новгороде в конце XV в. («ересь жидовствующих»), автор одной из статей приходит к выводу, что «это делали за то, что люди эти выступали против поповских поборов и не считали иконы богами» [17]. Тема церковных поборов и богатства духовенства была одной из самых выигрышных для советских борцов с религией, ведь именно это являлось главными причинами недовольства населения церковью, как в средневековой Руси, так и в Европе. Общую картину дополнял фольклорный образ алчного и безнравственного священника-обжоры. Так, развернутая научно-популярная статья, посвященная ростовщической деятельности церкви, была опубликована в журнале «Атеист», в котором помещались не краткие грубые антиклерикальные заметки и карикатуры, а работы известных классиков материализма и исследования, претендующие на научность. Один из самых известных советских историков религии и пропагандистов атеизма, автор книги «Нравы русского духовенства» Е.Ф. Грекулов, в № 24 за 1928 г. опубликовал развернутую статью «Ростовщическая деятельность русской церкви». Описывая процесс роста капиталов и влияния церкви, он обвинял ее как в лицемерии, так и в угнетении крестьян: «Приобретение, путем торговли, капиталов дало возможность русской церкви расширить и без того значительное церковное землевладение и приобрести значительное количество несвободных и полусвободных рабочих; церковные капиталисты прочно уселись на занятых ими владениях и занялись эксплуатацией̆ их в весьма больших размерах, делающих их одним из крупнейших помещиков Др. Руси» [18, С. 3-4]. Рост церковного землевладения в XIV-XVI вв. историк объяснял именно тем, что церковь смогла выступить на рынке в качестве крупного капиталиста, имевшего много свободных средств и пустившего их в оборот. Свои мысли Е.Ф. Грекулов иллюстрировал многочисленными примерами из источников и работ дореволюционных историков, трактуя их в нужном ему ключе. Из высказанной историком концепции логично вытекало заключение о том, что капиталисты-промышленники являются преемниками церкви: «Борьба против церковного ростовщичества была борьбой̆ развившегося торгово-промышленного класса и служилого дворянства против экономической̆ независимости церкви, и по существу своему была борьбой̆ за церковные земли, церковную недвижимость» [18, С. 26].

Жизнь монастырских крестьян представлялась еще более незавидной, чем помещичьих. Рост церковного землевладения в допетровской Руси не сулил крестьянам ничего хорошего. «Светильники веры» - монахи, уходившие вглубь страны и строившие кельи, вокруг которых впоследствии создавались монастыри, из проповедников превращались в антирелигиозной литературе в подобие европейских колонизаторов: крестьяне «прекрасно знали, что скоро быть беде, - они со всеми потрохами попадали к нему в кабалу» [3]. Сопротивление крестьян в связи с этим признавалось абсолютно закономерным и справедливым: «Понятно, что крестьяне, как только у них появлялся «светильник веры», проявляли большое беспокойство и старались избавиться от светильника; если не удавалось избавиться от него добром, жали дубьем. Так в дубье взяли крестьяне преподобных отшельников Дмитрия Прилуцкого, Стефана Мохрицкого, преподобного Агапита Тотемского просто утопили» [3].

Развенчание религиозных верований и суеверий пересекалось с ревизионистским отношением к созданной дореволюционной историографией допетровской историей в целом. Написанная монахами-летописцами, воспевавшими антинародную власть и ревностно оберегавшими авторитет и права церкви, она, по мнению ряда создателей новой советской истории, просто не могла быть достоверной. От Рюрика до Михаила Романова везде встречается ложь, из летописей перекочевавшая в учебники по истории: «Рюрик, Синеус и Трувор – первые русские князья. Так написано в летописи. Так повторяли учебники и долбили ученики. А историческая критика показала, что и самого факта призвания князей не было, не говоря уже об их личностях. А вот пример еще более поразительный. Историк Костомаров доказывает, что Сусанина, будто бы спасшему жизнь Михаилу, первому царю из дома Романовых, совершенно не было. Легенду о нем создало самодержавие в своих интересах» [4].

Отдельного внимания удостаивалась тема эксплуатации памяти о религиозных чудесах царским правительством в предреволюционный период. Церковь в глазах новой власти являлась средством разжигания ненависти к мнимым врагам, притупления чувства классовой борьбы. Так, в одной из статей описывалось, как помощник главного начальника военно-духовной администрации, протоирей Морев, в качестве назидания рассказал легенду о чудотворной иконе, принесшей победу русским воинам в битве с татарами [2]. Религия для агонизирующего самодержавия была той соломинкой, за которую оно хваталось с целью «поднять религиозный фанатизм в стране и тем самым задушить революционные настроения в массах». Этим, в частности, объяснялась повторное объявление святой Анны Кашинской в 1909 г., деканонизированной в период раскола XVII в. [19]

Отношение к старообрядцам также вытекало из реалий предреволюционного периода. Многие из них поддерживали восстание Степана Разина, были его «друзьями-помощниками», к чему их вынуждали «экономические и политические причины». Впоследствии же они из жертв превратились в карателей. Викула Морозов, Куражевы, Сабуровы и другие «капиталисты-старообрядцы» были виновны в жестоком подавлении рабочих выступлений. К ним в компанию также записывали и некоторых политиков: «Расстрел ленских рабочих в 1912 году происходил при молчаливом попустительстве-одобрении октябристов Думы, председателем которых был старообрядец [Гучков – авт.]» [15].

В национальной политике в 1920-е гг. большевики декларировали положение о принципе равенства и национального самоопределения, стремились показать отличие их подхода от политики русификации, одной из составляющих которой было навязывание православия. Крещеные народы объявлялись жертвами власти. Описанная в журнале «Безбожник» история мордвы явно напоминает истории о трагической судьбе североамериканских индейцев, несмотря на отважное сопротивление, побежденных белыми колонизаторами: «В XI веке по соседству с мордвой возникли сильные русские княжества – Рязанское и Муромское. С этого времени и начинается наступление Руси на мордву. Мордва упорно сопротивлялась, строила военные укрепления, храбро сражалась с нападавшими. Но сила была не на ее стороне. Под напором русской колонизации мордва вынуждена была или бросать насиженные места и уходить вглубь лесов, или платить «дань» и превратиться в невольников русских князей. Постепенно мордовский народ утрачивал свою былую самостоятельность. При Иване Грозном произошло полное подчинение мордвы Москве. Иван Грозный издал указ, который давал право боярам и “служилым» людям отбирать мордовские земли, а взамен давать мордве неудобные или неразработанные участки» [5].

Одним из средств борьбы с религией в Советском Союзе являлась демонстрация девиантности религиозных практик, что нашло отражение и на страницах антирелигиозной периодики. В частности, речь идет об антигигиеничности и антисанитарии. Целование икон, крестов, руки священника, по мнению советских пропагандистов, были причиной распространения различных инфекций и эпидемий: чумы, холеры, сифилиса и т.д. Вот как описывается крест XV в., хранящийся в Орловском историческом музее: «Сколько губ мусолило это изображение. Сколько ртов и доверчиво-здоровых и больных, ядовитых, как язвы сифилитика, оставило следы в виде корочек грязи. По самым скромным подсчетам за полтысячи лет ко кресту приложилось не менее двух миллионов человек, из них по уменьшенной статистической норме – не менее 10 тысяч сифилитиков» [7].

К средневековой отечественной истории антирелигиозная периодика аппелировала при описании уничтожения древних церквей или их перестройке под другие нужды. В статье с характерным названием «На развалинах прошлого» описано, как в бывшем Ошевенском монастыре в Вологодской губернии открылась школа крестьянской молодежи. С не меньшим энтузиазмом изображался снос Симонова Успенского монастыря в Москве, на территории которого должен был быть построен рабочий дворец [1]. Поддерживались в печати и кампании по переплавке старинных колоколов на нужды индустриализации [8]. Древнему религиозному наследию просто отказывали в праве на существование в новой Советской России. Прошлое отживает, его нужно уничтожить, чтобы освободить место для строительства будущего [13]. Одновременно, в некоторых случаях декларировалась важность сохранения древнерусского искусства, но скорее для наглядности антирелигиозной пропаганды. Так в Ярославле церковь Илии Пророка была превращена в антирелигиозный музей: «Знаменская фресковая роспись XVII века в этой церкви сохранилась в неприкосновенности. Вся церковь – сплошная галерея ярких картин. Несравненно убедительнее, чем любая книга, эти картины раскрывают классовую сущность религии на службе самодержавия и буржуазии» [16].

Таким образом, активисты антирелигиозной пропаганды могли найти массу аргументов для критики церкви. Умелая интерпретация исторического материала предоставляла возможность показать, что церковь веками была союзницей княжеской и царской власти, вместе с которой угнетала народ. Именно церковь была главным распространителем религиозных предрассудков, подавлявших классовое сознание людей. Церкви полностью отказывали в таких традиционно причисляемых к ней заслугах, как высокая роль в организации борьбы с иноземными захватчиками, благотворительность, просветительская деятельность, вклад в развитие культуры и искусства.

При всей, на первый взгляд, последовательности и однозначности принципов, по которым действовали советские поборники атеизма, обращение к антирелигиозной периодике позволяет заметить в них некоторые противоречия, характерные для ситуации отсутствия точных властных установок. В условиях некоторой «размытости» государственного заказа на конструирование антирелигиозных нарративов, оставался большой простор для трактовок различных вопросов, в том числе и связанных со средневековым прошлым. С одной стороны, для аргументации тезиса о союзе церкви, аристократии и монаршей власти использовались сведения из дореволюционных исторических работ и обращение к источникам. С другой, существовавшая в дореволюционной России версия истории объявлялась ложной, искусственно созданной по заказу и в угоду царизму. Русскую православную церковь обвиняли в жесточайшем преследовании сектантов и старообрядцев, но в то же время последних признавали не меньшими врагами советской власти, чем представителей официальной церкви. Описание отношения к культурному наследию, с одной стороны, утверждало верность практики уничтожения старинных церквей или переплавки колоколов на нужды индустриализации, но одновременно признавалась уникальная ценность фресок, которые служили также прекрасными иллюстрациями лицемерия и алчности церковников.

Финансирование Статья приготовлена при поддержке гранта РФФИ «Образ русского средневековья в СССР: особенности государственного и социального заказа» (№ 18-39-0045\18). Руководитель – Д.А. Сосницкий. Funding The article is prepared with the support of the grant from the RFBR “Image of Medieval Russia in USSR: Main Features of State and Social Order” (No. 18-39-0045\18). Head - D.A. Sosnitsky.
Конфликт интересов Не указан. Conflict of Interest None declared.

 

Список литературы/ References

  1. Амосов Н. За коренную перестройку безбожной работы // Безбожник. – 1930. – № 3. – С. 3.
  2. [Б. А.] Как иконы на фронт ходили // Безбожник у станка. –1924. – № 11. – С. 4-5.
  3. [Викторов] Светильник веры // Безбожник у станка. – 1924. – № 1. – С. 23.
  4. Вопросы и ответы // Безбожник у станка. – 1923. – № 2. – С. 15.
  5. Гусев В. Мордва // Безбожник. – 1930. – № 8. – С. 16-17.
  6. Жирков Г. В. Печать в системе антирелигиозной пропаганды НЭПа (1921–1927-е гг.) // Медиаскоп. – 2014. – № 4. – С. 29.
  7. [Искринский] Принудительный ассортимент // Безбожник. – 1926. – № 7. – С. 11.
  8. Колокола – на индустриализацию // Безбожник. – 1930. – № 4. – С. 10.
  9. Логинов А. О Господе Боге и святых его // Безбожник у станка. – 1923. – № 2. – С. 4.
  10. Метель А. В. Становление антирелигиозной периодической печати в СССР (1919-1941 гг.) // Вестник Омского университета. – 2013. – № 1 (67). – С. 43-47.
  11. Мощи «Святого» Питирима // Безбожник. – 1930. № 5. – С. 12.
  12. Мощи Сергий Радонежского. Г. Сергиев // Безбожник у станка. – 1923. – № 4. – С. 11.
  13. На развалинах прошлого // Безбожник. – 1930. – № 3. – С. 5.
  14. Покровский М.И. Троице-Сергиевская лавра (План экскурсии) // Антирелигиозник. – 1926. – № 6. – С. 40-47.
  15. Путинцев Ф. Факты о старообрядцах // Безбожник. – 1926. – № 3. – С. 5.
  16. Рожицин В. Безбожный Ярославль // Безбожник. – 1930. – № 8. – С. 19.
  17. [С.П.] Слова любви и всепрощения // Безбожник у станка. – 1924. – № 1. – С. 10.
  18. Федоров-Грекулов Е. Ростовщическая деятельность русской церкви // Атеист. – 1928. – № 24. – С. 1-26.
  19. [Челядко] Вскрытие мощей Анны Кашинской // Безбожник. – 1930. –№ 4. – С. 14-15.

Список литературы на английском языке / References in English

  1. Amosov N. Za korennuyu perestrojku bezbozhnoj raboty [For a radical overhaul of the godless work] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. – № 3. – P. 3. [in Russian]
  2. [B. A.] Kak ikony na front hodili [As icons went to the front] // Bezbozhnik u stanka [The Godless at the Workbench]. –1924. – № 11. – P. 4-5. [in Russian]
  3. [Viktorov] Svetil'nik very [The lamp of faith] // Bezbozhnik u stanka [The Godless at the Workbench]. – 1924. – № 1. – P. 23. [in Russian]
  4. Voprosy i otvety [Questions and answers] // Bezbozhnik u stanka [The Godless at the Workbench]. – 1923. – № 2. – P. 15. [in Russian]
  5. Gusev V. Mordva [Mordovians] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. – № 8. – P. 16-17. [in Russian]
  6. Zhirkov G. V. Pechat' v sisteme antireligioznoj propagandy NEPa (1921–1927-e gg.) [Press in the system of anti-religious propaganda of the NEP (1921-1927-ies.)] // Mediaskop [Mediascope]. – 2014. – № 4. – P. 29. [in Russian]
  7. [Iskrinskij] Prinuditel'nyj assortiment [Compulsory assortment] // Bezbozhnik [Godless]. – 1926. – № 7. – P. 11. [in Russian]
  8. Kolokola – na industrializaciyu [Bells-on industrialization] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. – № 4. – P. 10. [in Russian]
  9. Loginov A. O Gospode Boge i svyatyh ego [About the Lord God and his saints] // Bezbozhnik u stanka [The Godless at the Workbench]. – 1923. – № 2. – P. 4. [in Russian]
  10. Metel' A. V. Stanovlenie antireligioznoj periodicheskoj pechati v SSSR (1919-1941 gg.) [Formation of anti-religious periodicals in the USSR (1919-1941)] // Vestnik Omskogo universiteta [Bulletin of Omsk University]. – 2013. – № 1 (67). – P. 43-47. [in Russian]
  11. Moshchi «Svyatogo» Pitirima [The Relics Of The Saint Pitirim] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. № 5. – P. 12. [in Russian]
  12. Moshchi Sergij Radonezhskogo. G. Sergiev [The Relics Of St. Sergius Of Radonezh. Sergiev-city] // Bezbozhnik u stanka [The Godless at the Workbench]. – 1923. – № 4. – P. 11. [in Russian]
  13. Na razvalinah proshlogo [On the ruins of the past] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. – № 3. – P. 5. [in Russian]
  14. Pokrovskij M.I. Troice-Sergievskaya lavra (Plan ekskursii) [Trinity-Sergius Lavra (excursion Plan)]// Antireligioznik [Anti-religious man]. – 1926. – № 6. – P. 40-47. [in Russian]
  15. Putincev F. Fakty o staroobryadcah [Facts about old believers] // Bezbozhnik [Godless]. – 1926. – № 3. – P. 5. [in Russian]
  16. Rozhicin V. Bezbozhnyj Yaroslavl' [Godless Yaroslavl] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. – № 8. – P. 19. [in Russian]
  17. [S.P.] Slova lyubvi i vseproshcheniya [Words of love and forgiveness] // Bezbozhnik u stanka [The Godless at the Workbench]. – 1924. – № 1. – P. 10. [in Russian]
  18. Fedorov-Grekulov E. Rostovshchicheskaya deyatel'nost' russkoj cerkvi [Usury of the Russian Church] // Ateist [Atheist]. – 1928. – № 24. – P. 1-26. [in Russian]
  19. [Chelyadko] Vskrytie moshchej Anny Kashinskoj [Opening of the relics of Anna Kashinskaya] // Bezbozhnik [Godless]. – 1930. –№ 4. – P. 14-15. [in Russian]