FUNCTIONS OF THE SUBJECTIVE FORM "I-ANOTHER" IN THE SUBJECTIVE ORGANIZATION OF THE AUTHOR'S WORLDVIEW IN THE POETIC WORK OF B. RYZHY

Борис Рыжий (1974-2001) принадлежит к числу русских поэтов, ставших открытием в литературе конца двадцатого века. Дмитрий Сухарев писал, что Рыжий ярко выделялся во всём поэтическом поколении, его стихотворения легко перекладываются на музыку

В поэзии Бориса Рыжего слово динамизируется, усложняется, становится затрудненным. Слова в строках перекликаются друг с другом, т.е. строка приобретает особую, тугую спаянность. Подобную «спаянность» поэтической речи описал Юрий Николаевич Тынянов как «тесноту стихового ряда»

Дмитрий Сухарев писал: «Стихи Рыжего прочувствованы, пережиты автором безусловно, именно поэтому их нельзя читать, скучая и позевывая. Они берут за душу, царапают читателя. Горячая кровь из глубины самого сердца, хлещущая из раны. Эта незалечимая рана – судьба страны, в большинстве стихотворений Бориса Рыжего преломленная в судьбу самого поэта»

Рассмотрение характера лирического субъекта представляется особенно важным в связи с индивидуальным творческим методом писателя. У екатеринбургского поэта было на редкость замечательное знание предшественников. Оставались значимыми для него и поэты XIX века (А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев), поэты военного времени (в первую очередь Б. Слуцкий), и современные поэты (И.А. Бродский, Б.Л. Пастернак).

Субъектная форма, заложенная в стихотворениях, способна стать ключом к раскрытию картины мира поэта, дать представления о его мироощущении.

Актуальность исследования состоит в обращении к субъектной организации стихотворений Бориса Рыжего как одной из самых значимых категорий в раскрытии сущности характера лирического субъекта и его связи с личностью автора.

Автономный, самоценный субъект возникает в непростую, третью эпоху истории стихологии – в период неканонической поэтики, иными словами, художественной модальности, инверсия которой совершается со второй половины XVIII по середину XIX века. В данный промежуток времени лирика приобретает новую форму отношений между субъектами: наряду с отношениями тождества и неслиянностью, нераздельностью между автором и героем возникают отношения дополнительности.

Наиболее ранжированно субъектная сфера современной лирики представлена Б.О. Корманом, выделившим «собственно автора, автора-повествователя, героя ролевой лирики, лирического героя»

В понимании Б.О. Кормана, лирическое «я» имеет грамматически выраженное лицо, в отличие от повествователя, однако при этом не «является конструктом для себя. <…> На первом плане не он сам, а какое-то обстоятельство, событие, ситуация, явление»

На уровне внутритекстовом И.В. Остапенко рекомендует акцентуацию лирических субъектов: «другой», «я-другой», «я» выраженных:

1) местоимением 1 лица ед. числа;

2) местоимением 1 лица мн. числа;

3) местоимением 2 и 3 лица ед. и мн. числа;

4) внеличными формами;

5) неличными местоимениями;

6) названиями явлений действительности

Рассмотрим эпизоды, когда лирический субъект оценивает себя со стороны, иными словами, появляется субъектная форма «я-другой».

В сочинениях 1992-1993 гг. субъектная форма «я-другой» актуализируется 6 раз.

В стихотворении «Пейзаж с детством» лирический субъект устремляется в детство. Здесь фигурирует пацан, стоящий за душой автора, водка в подъезде, бичи. Лирический субъект вспоминает себя как не самого образцового, воспитанного ребёнка. В то же время добавляются детали, представляющие его детство радостным, спокойным: скрип деревянных половиц, огонь в камине, дачные тихие дни. Третья часть стихотворения, разделённого на 5 частей, принципиально иная именно наличием «я-другого» как центра, главенствующей формы субъектной организации.

Аналогичного субъекта можно наблюдать в стихотворении 1994 года «Глупая проза»: поэт представляет себя как человека, которому в советской школе нет места. Действительно, лирический герой чётко осознаёт свою исключительность, пишет об этом с иронией.

Данная тема продолжается и в стихотворениях 1995 года. Рассмотрим текст «На смерть поэта»: «бедный мальчик, в углу своем / сам себе наизусть читал». Здесь чётко прослеживается амбивалентность видения субъектом своего детского периода. С одной стороны – это ранний возраст поэта «книжного шкафа», с другой – дворовые детские годы.

В стихотворении «Где-то там далеко, где слоняются запахи леса…» лирический субъект представлен номинацией природных реалий: непрожитой жизнью городских фонарей, отблеском синей луны, тенями.

В произведении «Фонари» лирический субъект сравнивает себя с другим, пытаясь передать внутреннюю рефлексию: «разве что умереть, как последний солдат, / испугавшийся крови чужой». Аналогичного лирического субъекта наблюдаем в седьмой части стихотворения «Суждения»: поэтом изображается солдат, ни разу не побывавший в бою, но понимающий, что оборванная жизнь освободит его, станет своеобразной демобилизацией. Лирический герой показан солдатом без битвы. Такая метафора выявляет несоответствие внешнего внутреннему. Субъект видит себя готовым к бою, однако на самом деле понимает, что недостаточно силён для решительного удара.

Субъектная форма «я-другой» также может быть выражена личным местоимением 2 л., ед.ч. именительного падежа. В качестве примера рассмотрим стихотворение «Было в Петербурге»: «Ты придешь на берег утром – вздрогнешь / и проснешься сразу». Это двуединство, обращение к себе как к «другому» – отличительное свойство личности, способность к рефлексии.

В стихотворении 1995 года «Детское стихотворение» кроется глубокий смысл, который раскрывает проблему характера лирического субъекта. Он ощущает себя ничтожным и малым. Корень несостоятельности субъекта кроется в том, что он не чувствует себя целостным, полноценным человеком. Нет, он – странная пародия на человека, ведь его мир расколот.

Показательным в плане спора с самим собой является стихотворение 1996 года «Нет, главное, пожалуй, не воспеть…». Субъектной формой «я-другой» лирический субъект показывает раздвоение «я»: «Я, сам с собой вступивший в поединок, / сам пред собою был слаб и мал». Не просто раздвоение, но тщетность, невозможность разобраться в себе, выбрать одну из сторон. Помимо прочего, раскрывается главная цель художника слова: не обидеть, не нанести рану словом. Для поэта самое важное, считает лирический субъект, охватить взглядом всё и написать об этом правдиво.

Проблема оценки собственной личности начинает развиваться с 1997 года. Ключевое значение в данном контексте имеет именно субъектная форма «я-другой», позволяющая лирическому субъекту взглянуть на себя со стороны. В качестве примера рассмотрим стихотворение «Философская лирика». Лирический субъект видит себя не с лучшей стороны, изрядно пьющим водку, обросшим и одиноким. Обращает внимание то, что как бы лирический субъект не ругал себя (а это проявляется во многих текстах: «подонок», «дурак» и проч.), больше нет отрицания того, что он поэт. Время отчаянных метаний и поиска призрачной правды прошло. Лирический субъект чувствует себя старым, измотанным, он многое повидал и пережил.

Что касается проблемы оценки собственного творчества, показательным стихотворением следует считать текст 1997 года «Ода»: «А, пустяк, – сказали только, / выключая ближний свет, –/ это пьяный Рыжий Борька, / первый в городе поэт». Сомнений в том, что перед нами субъектная форма «я-как-другой», не остаётся, т.к. мнение передано посредством прямой речи. «Другие» – милиционеры, патрулирующие ночной город, находят лирического субъекта спящим на скамейке. Но это не вызывает у них тревоги, ведь он – «первый в городе поэт». Двойственность образа человека, который, по-видимому, часто является в нетрезвом виде, но при этом является одним из лучших людей города.

С конца 1997 года можно проследить ухудшение эмоциональной подавленности лирического субъекта. А с 1999 года, упадоническое настроение упрочняется и практически не исчезает. Стихотворение «Первый снег, очень белый и липкий…» – яркий тому пример.

Лирический субъект признаётся, что некое чувство мешает ему дышать полной грудью. Он понимает, что это чувство смерти. Интересное выражение находит субъектная форма «я-другой». В финальных строках у лирического субъекта будто случается срыв, он становится агрессивным, не смея больше сдерживать гнева, обрушившегося на самого себя. Обращаясь к себе, лирический субъект старается выбраться из депрессии, в которую вогнал себя сам. Нецензурная речь и сниженная лексика – лишь бравада. На самом деле лирический субъект не хочет умирать.

В стихотворении 2000 года «Дай нищему на опохмелку денег…» преобладает субъектная форма выражения «я-как-другой». Лирический субъект обращается к себе, используя императивы: «дай», «останови» и т.д. Безусловно, наблюдается уже знакомый нам диалог. Один «я» журит другого, используется сниженная лексика: «дурак», «сопляк» и т.д. Одна часть лирического субъекта желает вразумить другую. Так имплицитно лирический субъект показывает желание обрести целостность, свободу и покой.

Итак, на основании вышесказанного, мы можем сделать выводы. В раннем творчестве Б. Рыжего лирический субъект был направлен на своё детство. Освящалось оно в двух направлениях: дворовое и т.н. «интеллигентское». Однако уже в 1994 году наблюдались попытки такого вида рефлексии, при которой лирический субъект обращался к себе на «ты», пытаясь разобраться в устройстве мира.

Далее происходит переосмысление приоритетов лирическим субъектом. Он не желает разбираться в устройстве мира, он расстроен и подавлен. Лирическому субъекту собственная личность видится как неудачная пародия на человека. Он осознаёт свою раздвоенность и пытается преодолеть её.

И, наконец, в завершающих вехах творчества автора лирический субъект предстаёт полностью опустошённым и раздавленным. Он охвачен желанием жить, и форма «я-другой» зачастую обращение к себе с призывом «жить».

Специфика характера лирического героя поэзии Б. Рыжего обусловлена переломной исторической ситуацией: в 1980-е годы происходила смена культурных парадигм, что нашло отражение в амбивалентности восприятия исторического прошлого России (советского периода).

Лирического субъекта занимает проблема взаимоотношений с «другим» и экзистенциальные вопросы. Это может проявляться в воспоминаниях, характеристиках «других» и событиях.

Личностные переживания лирический герой ставит на первый план. Жизнь кажется ему тяжёлой и горькой, поэтому он пытается перенестись в параллельные миры посредством сна.

В текстах стихотворений актуализируется мрачный взгляд на жизнь, предсказывание смерти и признание бесполезности бытия. Лирический субъект не старается поменять свой мир, он хочет уйти в вымышленные миры («Город Уфалей»), или остаться в детстве, соединить прошлое с будущим. Такая раздвоенность не позволяет ему быть счастливым.

В завершающих вехах творчества автора лирический субъект посредством формы «я-другой» передаёт крайнюю опустошённость и подавленность.