An analysis of translation shifts used for translating humorous literary works from English into Russian

Юмор — это явление, обладающее как социокультурным, так и лингвистическим измерением. С точки зрения восприятия и межличностного взаимодействия юмор способствует эмоциональной разрядке и улучшению настроения и межличностных взаимоотношений, а как языковое явление он, благодаря своим многочисленным языковым репрезентациям, отражает и особенности личности автора, и специфику национального менталитета. Средства выражения юмора разнообразны и зависят от языковых и культурных контекстов, в которых он реализуется. Таким образом, юмор является неотъемлемой частью не только мышления и речевого взаимодействия индивидуумов

Литературные произведения — это своего рода «фиксаторы» и «хранители» культурного фонда, а также средство культурного обмена и межкультурного взаимодействия. Соответственно, перевод художественных произведений является незаменимым средством межкультурного диалога, поскольку не все люди владеют иностранными языками, и «переводчик должен передать не только замысел и настроение автора, но и в то же время интерпретировать текст так, чтобы он был понятен аудитории другой культуры»

Стоит отметить, что современные средства ИИ, всевозможные приложения не смогут послужить инструментом качественного и адекватного перевода юмористических текстов, в отличии, например, от перевода текстов технической направленности, в котором онлайн-переводчики служат неплохим подспорьем

В качестве материала для исследования были выбраны повесть Джерома К. Джерома «Three men in a boat (to say nothing of the dog)» 

В данном исследовании используется подход к рассмотрению видов юмора, предложенный В. Раскиным

Данное исследование также предполагает анализ переводческих трансформаций, применяемых авторами переводов. За основу взяты приемы, описанные в теориях Л. С. Бархударова

Для выявления степени эквивалентности перевода используется классификация эквивалентности Ю. Найды

Методы исследования включают качественный сопоставительный анализ, лингвокультурный анализ, анализ переводческих трансформаций, прагматический анализ.

Согласно классификации видов юмора, предложенной В. Раскиным

После определения видов юмора, встречающихся в тексте повести, был проведен сравнительный анализ двух ее переводов на русский язык. Он позволяет увидеть, что подход к переводу юмора у Е. Кудашевой и Г. Севера заметно отличается и, по всей видимости, зависит от временных условий, литературных норм соответствующего периода и ориентации переводчика на определенную читательскую аудиторию. При этом видно, что оба автора стараются сохранить легкость, ироничный тон и непринужденность бесед героев, особенно в юмористических фрагментах, однако пользуются зачастую разными приемами. Стоит отметить, что по прошествии ста лет с момента публикации перевода Е. Кудашевой понимание легкости и непринужденности разговорной речи, безусловно, изменилось, и выражается это прежде всего в выборе лексических средств более низкого регистра и в упрощении грамматического построения высказываний. Вариант 1912 года характеризуется излишней для современного восприятия грамматической правильностью, сдержанностью и стилистической уравновешенностью, что, возможно, считалось нормой для разговорного языка образованных людей того времени, но не совсем типичной для современного разговорного языка. В свою очередь, вариант 2014 года отличается более «свободной» разговорной лексикой и небольшими нарушениями стилистических и, иногда, грамматических и синтаксических норм, но при этом с точки зрения современного читателя сохраняет и, скорее, адаптирует комизм ситуаций под восприятие и вкусы современной аудитории.

Далее рассмотрим в качестве примеров переводы фрагментов из нескольких описанных в повести сцен (здесь и далее сохранена орфография и пунктуация из источников).

В переводе сцены с упаковкой ярко проявляется различие подходов к выбору средств при переводе сцен с обилием комических деталей, ср:

Оригинал: When George is hanged, Harris will be the worst packer in this world

Е. Кудашева: Когда Джорджа повесят, Гаррис будет худшим укладчиком в мире

Г. Север: Когда Джорджа повесят, самым дрянным упаковщиком в этом мире останется Гаррис

Оригинальная фраза насыщена различными видами юмора — это черный юмор, бытовой юмор и абсурд, возникающие вследствие обыденного упоминания казни Джорджа как условия для определения «худшего упаковщика»: серьезное событие низводится до бытового. В утверждении, что Гаррис станет the worst packer in this world присутствует гипербола, что усиливает комизм. Наконец, прослеживается косвенная ирония, намекающая на крайнюю неумелость Джорджа в упаковке, чье устранение столь радикальным способом лишь позволит Гаррису занять «почетное» место худшего, принижая таким образом навыки обоих.

Е. Кудашева сохраняет лексическое соответствие и прибегает к грамматической замене, переводя When George is hanged как Когда Джорджа повесят, что является стандартным переводом пассивной конструкции с модальным оттенком будущего в действительном залоге. Harris will be передается как Гаррис будет через лексическое и грамматическое соответствие; the worst packer становится худшим укладчиком, где packer заменен на несколько иное по значению слово укладчик — допустимый вариант с оттенком конкретизации. Фраза in this world передана как в мире с частичным опущением (this).

Г. Север предлагает альтернативный вариант. Начало фразы Когда Джорджа повесят переведено аналогично Е. Кудашевой. Однако Harris will be путем лексико-грамматической трансформации (модуляции, смыслового развития) трансформируется в останется Гаррис; слово «останется» предполагает, что Гаррис уже крайне плох в упаковывании, и устранение Джорджа лишь закрепит его лидерство в этом «антирейтинге»; инверсия также придает разговорность. The worst packer заменяется на самым дрянным упаковщиком, где the worst передано более экспрессивным и разговорным самым дрянным.

При сравнении переводов видно, что оба варианта сохраняют основу черного юмора, переводя условие казни практически дословно. В передаче гиперболы Е. Кудашева использует стандартное худшим укладчиком в мире, тогда как Г. Север усиливает ее за счет более экспрессивного и разговорного самым дрянным упаковщиком, делая характеристику жестче. В целом, перевод Е. Кудашевой более нейтрален и близок к оригиналу и сохраняет юмор без дополнительных акцентов. Перевод Г. Севера звучит более живо и язвительно, его выражения придают речи персонажа колорит, усиливая комический эффект для современного русскоязычного читателя. Таким образом, оба переводчика передают черный юмор, гиперболу и иронию, но Г. Север стремится к большей экспрессивности и разговорности, что может восприниматься современным читателем как более комичное. Он добавляет разговорные нотки и усиливает негативную оценку персонажа. Подход Е. Кудашевой, в свою очередь, характеризуется большей сдержанностью и точностью по отношению к формальной структуре исходного текста.

Рассмотрим более насыщенный разными видами юмора отрывок, показывающий внутренний монолог героя, в котором чередуются обида на несправедливость, самокритичность, преувеличенное самолюбование и самоирония. Текст оригинала богат ироническими гиперболами и абсурдизмами. Он в полной мере отражает мысли героя, воображающего себя ходячей энциклопедией всех болезней. В общем и целом, автор выбирает саркастический тон по отношению к своему герою, подчеркивая абсурдность ситуации, а использование слов malignant и acquisition придает тексту оригинала еще больше формальности и комичности:

I felt rather hurt about this at first; it seemed somehow to be a sort of slight. Why hadn’t I got housemaid’s knee? Why this invidious reservation? After a while, however, less grasping feelings prevailed. I reflected that I had every other known malady in the pharmacology, and I grew less selfish, and determined to do without housemaid’s knee. Gout, in its most malignant stage, it would appear, had seized me without my being aware of it; and zymosis I had evidently been suffering with from boyhood. There were no more diseases after zymosis, so I concluded there was nothing else the matter with me.

I sat and pondered. I thought what an interesting case I must be from a medical point of view, what an acquisition I should be to a class! Students would have no need to “walk the hospitals,” if they had me. I was a hospital in myself. All they need to do would be to walk round me, and, after that, take their diploma

Е. Кудашева: Вначале я даже немного обиделся, точно мне оказали неуважение. Что за гнусность! Почему бы у меня не быть и хронической язвы голени? Почему она должна составлять исключение? Однако, поразмыслив немного, я успокоился. Ведь, кроме нее, у меня были все болезни, известные в медицине. Надо умерить свой эгоизм и как-нибудь обойтись без хронической язвы голени. Злостная подагра уже давно терзала меня, а я даже и не подозревал о ее присутствии. Это была последняя болезнь, описанная в лексиконе, так что и болеть мне больше было нечем

Я сидел и раздумывал о том, какой я интересный субъект с медицинской точки зрения, и какой находкой был бы я для медицинского факультета. Студентам не пришлось бы бегать по госпиталям — я один стою целого госпиталя! Студентам достаточно было бы изучить одного меня, чтобы сдать экзамен и получить докторский диплом.

Г. Север: Сначала меня это не на шутку задело; это было, так или иначе, уничижительно. Почему у меня нет травматического воспаления коленной сумки? Почему я столь вопиюще проигнорирован? Чуть погодя, однако, моя алчность умерилась. Я подумал: ведь у меня были все остальные болезни известные в медицине! Мой эгоизм убавился, и я решил, что обойдусь без травматического воспаления коленной сумки. Подагра, в самой злокачественной форме, меня, как получалось, просто скрутила, а я об этом не подозревал. Ятрогенный же зимос терзал меня с самого детства*. Этот зимос был в книге последним, и я заключил, что в остальном я жив и здоров.

Я сидел и размышлял. Насколько, должно быть, интересен мой случай с точки зрения клиники! Какое приобретение для учебы! Студентам теперь не придется проходить «больничную практику» если у них буду я. Я сам по себе — больница. Все что им будет нужно — пройти вокруг меня и забрать свой диплом

В переводе Е. Кудашевой смысл оригинала передан достаточно точно, однако некоторые нюансы были упрощены. Например, выражение housemaid’s knee переведено как хроническая язва голени, что не совсем точно. Данное заболевание в медицине называется «преднадколенниковый бурсит» — это воспаление коленной сумки. Слово zymosis, которое широко использовалось в XIX веке для обозначения острых инфекционных заболеваний, переводчиком было опущено. Тон повествования у Е. Кудашевой более нейтральный, чем в оригинале. И хотя ирония сохранена, фраза вроде я успокоился звучит менее саркастично, чем английское less grasping feelings. У Дж. К. Джерома вопрос Why this invidious reservation? выражает сарказм, а у Е. Кудашевой он звучит мягче и эмоционально нейтральнее: Почему она должна составлять исключение?. Выражение walk the hospitals переведено как бегать по госпиталям. Данный перевод не передает реалий медицинского обучения студентов XIX века.

Перевод Г. Севера точнее отражает медицинскую терминологию. В его варианте housemaid’s knee переведено как травматическое воспаление коленной сумки, что звучит более громоздко. Слово Zymosis переводчик конкретизировал и перевел как ятрогенный зимос. И хотя в оригинале не называется данное заболевание, выбор одной конкретной болезни помогает русскоязычному читателю, не знакомому с культурными реалиями того времени, понять, о чем идет речь. Также благодаря конкретизации, Г. Северу удалось в переводе сохранить алфавитный порядок, в котором болезни были перечислены в тексте оригинала, чего мы не можем наблюдать в переводе Е. Кудашевой. В тексте перевода Г. Севера ирония и сарказм усилены, иногда даже до избыточности, как, например, в выражении «почему я столь вопиюще проигнорирован» или «моя алчность умерилась». Перевод звучит современно, а фразы меня просто скрутила, пройти вокруг меня добавляют тексту перевода разговорный оттенок. В оригинале юмор более сдержанный, а текст более формальный. Также фраза жив и здоров, использованная в переводе, не совсем корректна, т. к. герой не утверждает, что он здоров, а скорее иронизирует над отсутствием новых болезней.

Фразу most malignant stage Е. Кудашева переводит как злостная подагра, что является лексической заменой, а Г. Север переводит ее как в самой злокачественной форме, практически калькируя английский вариант.

Выражение I was a hospital in myself является одновременно метафорой, абсурдом и иронией. Е. Кудашева использует такие переводческие трансформации, как модуляция, конкретизация и функциональный эквивалент: Я один стою целого госпиталя. Переводчик интерпретирует и усиливает данную метафору, заменяя дословную структуру на идиоматическое выражение. За счет использования метода конкретизации, герой не просто «является больницей», как было бы при дословном переводе, а стоит целого госпиталя — появляется акцент на ужасное состояние его здоровья, а комический эффект усиливается.

Г. Север подобрал эквивалентный перевод: Я один стою целого госпиталя. И хотя здесь трансформации минимальны и используется прием калькирование, метафорическая составляющая сохраняется. Переводчик не показывает ироничность высказывания напрямую, поэтому ее восприятие зависит только от читателя.

Наконец, выражение what an acquisition у Е. Кудашевой превращается в более развернутую фразу — какой находкой был бы я для медицинского факультета (экспликация), у Г. Севера — в буквальное какое приобретение для учёбы! (калькирование).

Интересно также обратить внимание на то, какими приемами передан при переводе образ пса Монморанси. В оригинальном произведении этот персонаж то является воплощением зловредности, и единственное его стремление — это мешаться у людей под ногами, то «ангелом», призванным сделать мир лучше. Автор оригинала строит юмор на иронии и абсурде, приписывая собаке человеческие качества и черты характера. Здесь оба перевода схожи по лексическому исполнению, но вариант Г. Севера звучит живее и комичнее за счёт более естественных выражений и компактности структуры, ср.:

Оригинал: Montmorency’s ambition in life is to get in the way and be sworn at

Е. Кудашева: У Монморанси одна только честолюбивая мечта в жизни: попасться под ноги и быть обруганным

Г. Север: Амбиции жизни у Монморанси заключаются в том, чтобы попадаться под ноги и навлекать на себя проклятия

В переводе Е. Кудашевой ambition передается через лексико-семантическую замену и конкретизацию честолюбивая мечта, что звучит немного «возвышенно», однако подчеркивает контраст между пафосным понятием и смешной целью собаки. Фраза амбиции жизни в переводе Г. Севера звучит непривычно для русскоязычного читателя, поскольку кажется слишком формальной, хотя это создает некую дополнительную иронию за счет преувеличения. В переводе Е. Кудашевой фраза одна только честолюбивая мечта в жизни звучит «книжно» и немного перегруженно. Ирония сохраняется, но динамичность и легкость оригинального текста теряется. Фраза to get in the way конкретизируется и идиоматизируется в более образное и разговорное русское попасться под ноги, точно передавая суть. В свою очередь, be sworn at, подразумевающее ругань с использованием бранных слов, передается лексически соответствующим, но более нейтральным и смягченным эквивалентом быть обруганным, который хорошо вписывается в литературный стиль:

Хотя формулировка амбиции жизни у Г. Севера может показаться несколько книжной и формальной по сравнению с честолюбивой мечтой у Е. Кудашевой, именно такой контраст с описываемым может вносить дополнительную иронию. Структура ambition <...> is to передана как амбиции <...> заключаются в том, чтобы с необходимой для русского языка перестановкой слов. Аналогично приему Е. Кудашевой, to get in the way заменяется на попасться под ноги. Однако be sworn at подвергается лексико-семантической замене и грамматической трансформации, превращаясь в навлекать на себя проклятия. Это не только более экспрессивное выражение, но и замена пассивной конструкции на активную с возвратным местоимением, что подчеркивает активное стремление Монморанси к такому результату. Е. Кудашева в своем переводе звучит вполне естественно и иронично. Г. Север же достигает большей живости и комичности за счет экспрессивного навлекать на себя проклятия и подчеркивания активной роли собаки, что усиливает абсурдность ситуации. В итоге, оба переводчика успешно передают иронию, абсурдность и характерологический юмор, связанный с образом Монморанси.

В следующем отрывке прослеживаются сатира и ирония. Автор иронизирует, описывая Монморанси как «ангела, ниспосланного на землю» с целью улучшить этот мир одним лишь «высокоморальным» выражением своей морды. Контраст между обыденной природой собаки и возвышенным описанием создает комический эффект:

Оригинал: To look at Montmorency you would imagine that he was an angel sent upon the earth, for some reason withheld from mankind, in the shape of a small fox-terrier. There is a sort of Oh-what-a-wicked-world-this-is-and-how-I-wish-I-could-do-something-to-make-it-better-and-nobler expression about Montmorency that has been known to bring the tears into the eyes of pious old ladies and gentlemen

Е. Кудашева: Глядя на Монморанси, вы подумали бы, что это ангел, ниспосланный на землю, по неведомой человечеству причине, в виде маленького фокстерьера. Наблюдающееся в Монморанси выражение: "О, как греховен сей мир и как бы я желал сделать его лучше и благороднее", не раз вызывало слезы на глазах набожных старичков и старушек

Г. Север: Посмотреть на Монморанси — попросту ангел, которого ниспослали на землю, по каким-то причинам, сокрытым от человечества, в образе маленького фокстерьера. Есть в нем что-то такое, этакое «ах-как-порочен-сей-мир-и-как-хотел-бы-я-что-нибудь-сделать-чтобы-он-стал-лучше-и-благороднее» — известное тем, что вызывает слезы у благочестивых леди и джентльменов преклонного возраста

Образ «маленького ангела» оба переводчика передают близко к оригиналу, но Г. Север добавляет театральности фразой по каким-то причинам, сокрытым от человечества, усиливая комизм. Логико-смысловые трансформации включают добавления: Г. Север вводит ритмичные элементы, чтобы подчеркнуть юмористический эффект, тогда как Кудашева стремится к лаконичности и прямолинейности.

В переводе сложной цитаты, имитирующей внутреннюю речь собаки, Oh-what-a-wicked-world-this-is-and-how-I-wish-I-could-do-something-to-make-it-better-and-nobler Е. Кудашева упрощает конструкцию до обычной речи, тогда как Север сохраняет эмоциональность оригинала: ах-как-порочен-сей-мир-и-как-хотел-бы-я-что-нибудь-сделать..., что точно передает экспрессивный стиль. Е. Кудашева поддерживает комический эффект, но ее язык более сдержанный, в то время как Г. Север усиливает сатиру, добавляя разговорные обороты (этакое).

Грамматические изменения включают перестройку синтаксиса: Е. Кудашева оформляет фразу о Монморанси в литературно-повествовательном стиле, а Г. Север выбирает живой и разговорный стиль. Перевод Е. Кудашевой — уравновешенный, высококультурный, с умеренной выразительностью, что соответствует стилю начала XX века. Перевод Г. Севера ближе к интонации Дж. К. Джерома: яркий, ироничный, с акцентом на ритм и стилизацию, особенно в передаче внутренней речи собаки и карикатурного благочестия.

Анализ приведенных выше и других примеров показал, что для передачи видов юмора, описанных в первой части статьи, обоими переводчиками были использованы следующие переводческие трансформации:

1. Эквивалентный перевод — наиболее частотная трансформация у обоих переводчиков. Она используется в тех случаях, когда возможно сохранить смысл без значительных изменений структуры или стиля оригинала. У Е. Кудашевой эквивалентный перевод отличается высокой литературной стилистикой, что отражает традиции художественного перевода, характерные для начала XX века. Г. Север применяет эквивалентный перевод гибко и в сочетании с адаптацией, что позволяет сохранить экспрессию и комизм.

2. Адаптация более активно используется в переводе Г. Севера, особенно при передаче реалий, идиом, иронии и культурных ассоциаций. Е. Кудашевой адаптация применяется реже и осторожнее, что отражает более сдержанную и академичную манеру перевода.

3. Конкретизация встречается у обоих переводчиков. У Г. Севера она служит для усиления образности. Е. Кудашева применяет конкретизацию для уточнения.

4. Генерализация используется умеренно, чаще Е. Кудашевой, когда требуется нейтрализовать реалии или культурно непереводимые конструкции.

5. Модуляция широко используется обоими переводчиками, особенно при необходимости изменить точку зрения или логическую структуру высказывания. У Г. Севера преобладают более свободные конструкции. У Е. Кудашевой модуляция сочетается с сохранением формального синтаксиса.

6. Функциональный эквивалент наиболее заметен в передаче ситуационного и иронического юмора.

7. Гипербола часто встречается в оригинале и активно воспроизводится Г. Севером для усиления комического эффекта.

У Е. Кудашевой лидирует эквивалентный перевод (22 примера). Это говорит о стремлении сохранить точность оригинального текста, его структуру и стиль. Она старается быть аккуратной и «верной» оригиналу, избегает чрезмерных отступлений. В то же время у неё заметна работа с модуляцией (14 примеров) и функциональным эквивалентом (11 примеров), то есть она всё же адаптирует текст, но осторожно. Адаптация и гипербола в переводе этого автора встречаются гораздо реже (10 и 6 раз соответственно), что вполне объяснимо: перевод сделан в начале XX века, когда литературные нормы требовали строгого следования оригиналу. Конкретизация (9 примеров) и генерализация (13 примеров) также применяются умеренно — автор скорее подстраивает текст под привычные культурные представления, но не меняет его.

Перевод Г. Севера, напротив, выглядит более свободным. Наиболее часто в его варианте перевода встречается адаптация (26 примеров). Это говорит о том, что Г. Север стремится сделать юмор Дж. К. Джерома максимально понятным и близким современному русскоязычному читателю. Он не боится менять форму, если это помогает сохранить эффект. Также он активно использует функциональный эквивалент (15 примеров), модуляцию (16 примеров) и гиперболу (14 примеров), что делает его текст живым, образным, эмоциональным. Конкретизация, которая усиливает визуализацию сцен, в его варианте также встречается часто (15 раз). Генерализация, напротив, используется меньше (9 случаев), поскольку задача переводчика в этом случае — не обобщать, а показать, сделать конкретнее.

Количественный анализ переводческих трансформаций позволяет говорить о том, что у каждого из переводчиков — своя стратегия, свои приоритеты и, как следствие, разные средства передачи юмора оригинала.

Перевод Г. М. Севера отличается большей свободой, использованием адаптации и стилистического переосмысления, тогда как Е. С. Кудашева склонна к формальной стратегии и высокой литературности, соответствующей нормам начала XX века. Эти различия позволяют судить о разных подходах к передаче юмора, обусловленных как личным стилем переводчиков, так и культурно-временными установками.

Для решения задачи, связанной с прагматическим анализом двух русскоязычных переводов юмористических фрагментов произведения Дж. К. Джерома, нами был проведён читательский опрос. Под прагматическим анализом в данном случае понимается выявление реального рецептивного эффекта переводов на читателя, то есть исследование того, насколько эффективно каждый из переводов выполняет коммуникативную функцию оригинального текста с точки зрения восприятия юмора, интонации, стилистической достоверности и читаемости. Такой подход позволяет оценить функциональную адекватность переводческих стратегий в контексте ожиданий и отклика целевой аудитории.

Цель исследования — определить, какой из переводов юмористических фрагментов текста Джерома К. Джерома — выполненный Е. С. Кудашевой или Г. М. Севером — воспринимается представителями различных возрастных групп как более смешной, интересный, понятный и легко воспринимающийся. Для реализации поставленной цели был проведён анонимный онлайн-опрос, в котором приняли участие 50 респондентов, условно распределённых по четырём возрастным категориям: 18–25 лет, 26–40 лет, 41–60 лет и 60+ лет. Респондентам было предложено прочитать несколько фрагментов повести из указанных выше вариантов переводов без указания автора.

Анализ читательских реакций демонстрирует чёткое расхождение в восприятии двух переводческих стратегий: динамичная, стилистически гибкая манера Г. М. Севера оказывается более привлекательной для молодёжной аудитории (18–40 лет), тогда как формально выверенный, «книжный» стиль Е. С. Кудашевой сохраняет устойчивую востребованность среди более консервативного читательского сегмента (41–60+ лет). Осознание этой прагматической полярности может стать важным инструментом для переводчика в процессе выбора стилистических и лексических средств, с учётом целевой аудитории конкретного издания.

Подводя итог, мы можем сказать следующее.

Перевод юмора представляет собой одну из самых сложных задач, поскольку требует не только знания языка, но и глубокого культурного понимания, чувства стиля и интонации. В условиях, когда форма не может быть воспроизведена напрямую, именно передача эффекта — смеха, иронии, насмешки — становится ключевой задачей, определяющей успешность перевода юмористического текста.

Сравнительный анализ показывает, что перевод Е. Кудашевой — пример формальной эквивалентности, когда приоритет отдается точности и литературной корректности, но при этом несколько теряется оригинальная интонация и живость. Перевод Г. Севера — яркий пример динамической эквивалентности, где приоритет отдан стилистической и функциональной адаптации, что позволяет лучше сохранить юмористический эффект.

Г. Север использовал приемы адаптация, конкретизация и гипербола практически в два-три раза чаще, чем Е. Кудашева; функциональный эквивалент также применялся им в большей степени. Е. Кудашева, в свою очередь, отдавала предпочтение эквивалентному переводу и генерализации. По всей видимости, современному переводчику действительно требуется больше адаптировать, конкретизировать и подбирать функцию языковых средств выражения юмора и комичности ситуаций конца XIX века для читательской аудитории XXI века. А переводчику начала XX века приходилось это делать реже ввиду меньшего временного разрыва между датой издания оригинального произведения (1889 г.) и публикации перевода (1912 г.). Таким образом, сложность перевода для современного переводчика состояла не только в том, чтобы передать эффект комичности для аудитории из другой языковой среды, но и (в случае с переводом Г. Севера) адаптировать стиль изложения и описать некоторые несуществующие уже в современном мире реалии для читателей совершенно другого поколения.