FORMATION OF A SYMBOLIC COMPONENT VALUES OF DIALECT WORDS: SYMBOLIZATION PROCESS (ON THE MATERIAL OF THE SUB-DIALECTS OF THE MIDDLE OB REGION)

Тараканова Д.А.

Аспирант, кафедра русского языка, Томский государственный университет

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «Константы русской народной культуры в языковом коде: от бытового к бытийному», (грант № 12-04-00163).

ФОРМИРОВАНИЕ СИМВОЛИЧЕСКОГО КОМПОНЕНТА ЗНАЧЕНИЯ ДИАЛЕКТНОГО СЛОВА: ПРОЦЕСС СИМВОЛИЗАЦИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ГОВОРОВ СРЕДНЕГО ПРИОБЬЯ)

Аннотация

Исследование направлено на выявление специфики связи языка и культуры посредством вычленения в семантике диалектных лексических единиц символического компонента. Представление диалектных слов, наделенных символическим компонентом значения как единиц, транслирующих особенности народного мировидения сибирских крестьян, вносит вклад в изучение лексического фонда русских старожильческих говоров Среднего Приобья и культуры их носителей.

Ключевые слова: обрядовый дискурс, символизация, символический компонент,  символическое значение.

Tarakanova D.A.

Graduate student, Department of Russian language, Tomsk state University

FORMATION OF A SYMBOLIC COMPONENT VALUES OF DIALECT WORDS: SYMBOLIZATION PROCESS (ON THE MATERIAL OF THE SUB-DIALECTS OF THE MIDDLE OB REGION)

Abstract

The research is aimed at revealing the specific communication language and culture through a distillation in the semantics of the dialect of lexical units of the symbolic component. Representation of dialectal words, endowed with symbolic component values as units, broadcasting features of folk worldview of Siberian peasants, contributes to the study of lexical Fund of the Russian old believers ' dialects of the Middle Ob and the culture of its speakers.

Keywords: ceremonial discourse, symbolization, a symbolic component, symbolic semantics.

В настоящей статье мы обращаемся к вербальной сущности обряда как продуктивной эмпирической базе для исследования лексических единиц, содержащих в своем значении символический компонент. Для обозначения вербальной формы выражения обряда используется термин обрядовый дискурс: вся совокупность информации, содержащаяся в нем, дает возможность говорить о реализации символического компонента значения слова. Выбор термина дискурс обусловлен трактовкой этого феномена как связного текста в совокупности с экстралингвистическими, прагматическими, социокуль­турными, психологическими и другими факторами, текста, взятого в понятийном аспекте. Согласно мнению Н. Д. Арутюновой, «одной своей стороной дискурс обращен к прагматической ситуации, которая привлекается для определения связности дискурса, его коммуникативной адекватности, для выяснения его импликаций и пресуппозиций, для его интерпретации. Другой своей стороной дискурс обращен к ментальным процессам участников коммуникации: этнографическим, психологическим и социокультурным правилам и стратегиям порождения и понимания речи в тех или других условиях (discourse processing), определяющих необходимый темп речи, степень ее связности, соотношение общего и конкретного, нового и известного, субъективного и бщепринятого, эксплицитного и имплицитного содержания дискурса, меру его спонтанности, выбор средств для достижения цели, фиксацию точки зрения говорящего и т. п.» [Арутюнова,1990: 137]. Обрядовым дискурс назван в связи с ограничением области настоящего исследования рамками обряда как формы человеческой деятельности, характеризующейся высоким уровнем символичности.

В понимании Т. Б. Банковой, обрядовые слова конструируют сакральный смысл обряда, являющего собой «выражение того бытийного уровня, который сформировался в результате преодоления границ бытового, закрепленного в профанных по своей природе предметах, процессах и их наименованиях» [Банкова, 2006: 26]. Следовательно, лексические единицы становятся обрядовыми при преодолении границ бытового значения в переходе от профанного к сакральному.

Процесс перевода значения диалектного слова из профанного в сакральное  называем сакрализацией (термин Т. Б. Банковой).

В составе обрядовых слов выделяется группа единиц, значение которых развивается до уровня архетипических, вмещая в себя абстрактные представления о процессах мироустройства. Такие слова являются результатом символического уровня сакрализации - символизации, завершение которого проявляется в развитии в значении слова символического компонента.

О символизации явлений материальной действительности пишет В. В. Колесов: «В этом мире ценная любая плошка, с ней нелегко расстаться, потому что она есть некий символ, знак нераскрытого нечто, каждая самая ничтожная тряпка вещного мира может стать предметом поклонения, потому что с нею связаны события прошлого, она была нужна, она помогала жить» [Колесов, 2004: 20]. То есть в традиционной культуре за определенными действиями, явлениями, признаками закреплены представления обо всех совокупностях миропорядка.

Абстрактной семантикой наделяются лексические единицы, называющие предметы, действия и признаки окружающей действительности. Таким образом, данные единицы входят в обрядовый дискурс, дополняя свое значение символическим компонентом.

То есть в профанном контексте актуализируется денотативный компонент значения слова и репрезентируется предметно-логическое значение.

В обрядовом дискурсе происходит перегруппировка компонентов в структуре значения, а именно:

• В процессе сакрализации слово наделяется сакральной семантикой, проявляющей функции называемых предметов, действий, признаков в рамках обряда. Так формируются обрядовые слова.

• Сакральная семантика некоторых обрядовых слов развивается до уровня абстрактных, архетипических представлений коллектива о процессах мироустройства – в значении таких слов развивается символический компонент.

В рамках обрядового дискурса символический компонент становится ведущим в структуре значения слова, эксплицируется символическое значение. Лексические единицы, имеющие в обрядовом дискурсе символическое значение, называем слова-символы.

К примеру, лексема сундук имеет бытовое значение «большой ящик с крышкой и с замком для хранения вещей, ценностей», которое реализуется в профанном контексте: «Сундук – для хранения. Вешши хранили каки. Комод ешо есть. Так в ём три яшшика воткнуты. А сундук кто железом обивает, кто просто краской покрасят её; Сходит муж, выпьет, да мимо сядет сундука-то» [ВС, 2002, Т. 6: 426].

В обрядовом дискурсе лексема сундук приобретает сакральное значение – вместилище или часть приданого: «Когда невесту берут – придано готово. Он к жениху это придано везет – раньше чё в приданом было? Сундуки разны: подушки, перины» [ВС, 2002, Т. 6: 426].

Следующий уровень процесса сакрализации – символизация, в результате которой развивается символический компонент значения – материальная состоятельность невесты. «Числом сундуков измерялся достаток хозяев, они служили обязательной частью приданого невесты и хранилищем ее одежды и украшений» [Русская изба, 1999: 328]. Отсюда выражения «готовить сундук», «большой сундук». Акциональные распространители, обозначающие действия по подготовке сундука: готовить сундук, покупать сундук, раскрывают семантику символического компонента – достижение девушкой брачного возраста: Тебе, Саша, в девках недолго сидеть, тебе сундук надоть готовить, жениха искать [Том. Том.]; Придано готовилось: подрастёт девка, покупают ей сундук [Том. Пар.].

Так, лексема сундук имеет бытовое, профанное значение, в обрядовом дискурсе реализуется символический компонент. В рамках обрядового дискурса слово сундук называет не предмет для хранения вещей, а вместилище приданого, свидетельствующее:

а) о материальном благосостоянии семьи невесты;

б) о достижении девушкой брачного возраста.

В связи с этим, в обрядовом дискурсе не может функционировать снисходительная единица сундучишко, бытовое значение которой также ‘предмет для хранения вещей’: «В сундучишки складывали [одежду], а уж платья на подкладах были» [ВС, 2002, Т. 6: 427]. Значение лексической единицы комод «низкий шкаф с выдвижными ящиками» [ВС, 2000, Т. 3: 118], также содержит сему ‘хранилище вещей’, которую вычленяем из иллюстрации: «У них и телевизор и комод, вся ибстановка: стулья, столы, шифонер (одёжу хранила)» [Там же], однако в диалектном материале не обнаружено контекстов, актуализирующих символический компонент в значении этой лексической единицы.

Лексические единицы приданое (придано, приданы) также  проходят процесс символизации.

Эти лексемы имеют сакральное значение – «имущество, деньги, даваемые родителями невесты при вступлении в брак. – Счас как свадьба пройдет, наложат приданого; Свадьбу гуляли по неделе. Девки, старухи готовили приданое, соберут и везут к жениху, там гуляют и пьют; Приданое везут после» [ВС, 2001, Т 5: 368]. Приданое (придано, приданы) в свадебном обряде составляли различные предметы, необходимые для начала семейной жизни: полотенца, рубахи, юбки, постельные принадлежности: В Мохинский был магазин. Купила на платье. Надо придано завесть: наволочку тикову, постельку, исподняя холщова, сверху тикова наволочка. Придано две подушки и постеля, полотенцы двенадцать было [Том. В.-Кет.].

В значении лексической единицы приданое развиваются следующие семантические варианты символического компонента:

1. Показатель состоятельности семьи невесты: «Каки приданы, надо обязательно посмотреть» [ВС, 2001, Т. 5: 368]; На лошадях катаются, приданое кажут [Материал, собранный автором.  Том. Пар.]; Вот гости нарядились, идут по деревне, придано кажут [Материал, собранный автором.  Том. Пар.].

Приданое являлось обязательным атрибутом свадебного обряда, оно готовилось специально: Приданое, узлом было связано: матрас специально мать купила новый, я помню специально заказывали частнику – сшили одеяло… красное одеяло было [Материал, собранный автором. Том. Нар.], поэтому для его приготовления семья невесты иногда тратила последние средства. Рассмотрим рассказ диалектоносителя: Какое приданое в те года [речь идет о послевоенных годах], что мама дала, то и дала: две подушки, одеяло состежили, материал продавался двойной стального цвета в такую вилочку для куфаек, и вот мы два метра и двадцать сантиметров его взяли, это на посадку двадцать, два метра так одеяло должно быть, а на вторую сторону мамины две юбки разорили, они одинаковы были две юбки, только одна была темно-коричневая, а другая черная, а цветки по им одинаковые были – вот это мне подклад сделали. Вот эта у меня была одеяла слоёная в замуж я с ей выходила. И то, знаешь, как рады были, что одеться [накрыться] было есть чем. Мама мне две подушки дала [Материал, собранный автором.  Том. Нар.].

На материальный достаток семьи указывают лексемы, называющие предметы, составляющие приданое (придано), например, шуба: Придано готовилось. Таки шубы, пальто, жакеты кладут. Яшшик покупали, кесьмой [тесьмой] убран, хоть кесьма однотонная, шёлкова, блестящая [Том. Пар.]. Так, шуба в русской деревне считалась большой ценностью и показателем достатка семьи [Русский традиционный костюм, 2006: 370].

Демонстрация сундука с приданым являлась важнейшим этапом свадебного действия, которое сопровождалось различными играми, акцентирующими внимание на размере сундука: Ну а от венца привезут, поедут в церковь, повенчают, от венца везут к жениху. Сундук [c приданым] невесте накладывают большой, теперь везут этот сундук тоже: «Не пролазит во двери!». Опять подают [по рюмочке] [Материал, собранный автором.  Том. Пар.]; «Постель, подушки и-и сундук большой. Сколько приданого, и там узлов сколько» [ВС, 2001, Т. 5: 197].

Отсутствие приданого, проявляющее бедность семьи, является отступлением от нормы и маркируется высказыванием идти замуж убёгом (бёгом, бегом) – «тайком без согласия родителей» [ВС, 2002, Т. 7: 110], без совершения свадебных церемоний: У кого был достаток делали свадьбы, а у кого не было, убёгом убегали [Материал, собранный автором.  Том. Пар.]; Раньше бёгом (выходили замуж) [Том. Верш.], Дочь убежала бегом [ВС, 2002, Т. 7: 111].

О важнейшей роли приданого свидетельствуют примеры, описывающие выход замуж убёгом из-за неравного материального положения семей жениха и невесты. Так, если невеста была из более богатой семьи, то она старалась забрать свое приданое, даже когда убегала с женихом: Свататься приходили родители, ну и сватали. А моя мать ушла убёгом замуж. Папины родители были бедными, а мамины считались богаты, 120 голов скота у их было. Старшая сестра Феликита-то, она это потом за богатого вышла же, а мама навязала узелки, свое придано, а ее двоюродная сестра у нее принимала под окошечком-то, и сундучок оказался пустой, она переносила узелками свое приданое. А когда мать открыли сундук-то, а там нет ничё [Материал, собранный автором.  Том. Нар.].

В иллюстрации сакральное значение приданого развивается до символического: приданое воспринимается как символ благосостояния новой семьи, как гарант благополучного начала семейной жизни: Ну, приданое готовили, раньше всегда перина, ну и дарили скотину, корову, овец, чтоб начинали жить-то [Материал, собранный автором.  Том. Нар.]; «А этот богатый дядечка дал маме корову. Как в приданое, ага. Вот этого они начинали жить» [ВС, 2001, Т. 5: 368].

Лишением приданого маркировалось наказание за нерегламентированные действия – ничего не давали. Выйти замуж без согласия родителей объективируется словосочетанием выйти из греха: Аааа, которы из греха выходят, тому ничего не давали [приданого] [Том. Кож.].

Итак, анализ процесса формирования символического компонента в значении слова позволяет исследовать лексические единицы, которые вовлекаются в процесс символизации и имеют в своем значении символический компонент, на основе которого формируется доминантное символическое значение. Механизмы данного процесса позволяют выявить специфику традиционной культуры – ее универсальность, которая проявляется в закреплении абстрактных понятий за явлениями каждодневного обихода.