THE TOPOLOGICAL PARADIGM AND EURASIAN LOCALIZED RECEPTION

Research article
DOI:
https://doi.org/10.18454/IRJ.2016.48.110
Issue: № 6 (48), 2016
Published:
2016/06/17
PDF

 Халина Н. В.1, Пивкина Н.Н.2

1ORCID: 0000-0002-1825-0097, Доктор филологических наук,  Алтайский государственный университет, 2ORCID: 0000-0002-1825-0023, Кандидат филологических наук, Российский государственный аграрный заочный университет

ТОПОЛОГИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА И ЕВРАЗИЙСКИЙ ЛОКАЛИЗОВАННЫЙ ПРИЕМ

Аннотация

В статье в качестве доминирующего избирается топологический подход. Выбор топологической парадигмы обоснован объектом исследования – евразийской  концепцией месторазвития. Семантика топологического дискурса месторазвития раскрывается с помощью понятий грузификации и конструэмы, которые могут быть расценены как термины, представляющие топологическую семантику дискурса месторазвития. 

Ключевые слова:   топология, евразийское языкознание,  месторазвитие, грамматика зависимостей.

Khalina N. V.1, Pivkina N. N.2

1ORCID: 0000-0002-1825-0097, PhD in Philology, Altai State  University,  2ORCID: 0000-0002-1825-0023, PhD in Philology, Russian State Agrarian Correspondence University

THE TOPOLOGICAL PARADIGM AND EURASIAN LOCALIZED RECEPTION

                                                                                                           Abstract

The article as a dominant is elected by the topological approach. The choice of the topological paradigm was justified by the object of study – the Eurasian concept of mastersuite. Topological semantics of discourse reveals mastersuite using the concepts of gruzificatija and CONSTRUMA, which can be regarded as the terms that represent the topological semantics of discourse mastersuite.

Keywords: topology,  Eurasian linguistics, mestorazvitije, dependency grammar.

Р. Каплан и С. Каплан [1] отмечают, что  топологическая информация является естественным продуктом процесса  познания человека,  и она позволяет людям группировать полезные репрезентации окружающей среды.  Точное топологическое знание важно для правильного обнаружения пути и  конструирования  маршрута  преодоления пространства во времени.

Топологическая осведомленность способствует успешному составлению карт территории, своеобразных графических схем соединения ментальных и эмотивных образов пространства обитания.   По наблюдениям М. Ровина и Г. Вейсмана  [2], топологическая точность размещения здания  на картах означает успешность процесса прокладывания пути.

Топологическая информация и топологическое знание связывается с конфигурационным знанием – знанием формы, пространственного расположения одного объекта относительно другого. Изучение средовой когниции – принципов взаимодействия с окружающей средой − признают конфигурационное знание в качестве  либо топологического, либо Эвклидова. Теоретики пространственного синтаксиса рассматривают топологию как  место соединение спациальных отношений, наблюдаемых  в их связи с локальными субсистемами или как часть всех систем  [3]. Топология в пространственном синтаксисе  помогает постигать онтологию конфигурационного знания.

Б. Бартон, Ф. Лихтенберг, И. Релли [4]  утверждают, что топология имеет свой собственный специализированный язык. Топологический дискурс  в различных языках исследуется в  своих специфических чертах и возможном влиянии на развитие концептов через эти языки.

Е.В. Идельсон [5], анализируя особенности актуализации топологического подхода в лингвистике, связывает  его с когнитивными исследованиями, обращая внимание, прежде всего, на исследования немецкого математика И.Б. Листинга и  немецкого лингвиста М. Тиеринга.  И.Б. Листингу приписывается авторство в определении понятийного объема термина «топология»: это  учение   о  модальных связях пространственных  образов  или  о  законах  взаимосвязанности,  взаимного  расположения  и последовательности  точек,  линий, поверхностей,  тел  и  их  частей  или  их  соединений  в пространстве,  исследуемых  независимо  от  мер  и  пропорций  [6].  В качестве модальных  отношений рассматривались   топологические свойства в геометрии.

В центре изучения М. Тиеринга находятся топологические  пространственные отношения, определяемые как  отношения  местоположения между  объектами, а  в  узком   математическом смысле,   признаваемые  непроницаемыми  или  перспективно-нейтральными локативными отношениями между физическими объектами [7].

Элементом топологического дискурса языка становится топологическая грамматика  зависимостей [8] , которая определяется как грамматика, способная  моделировать языки  с относительно свободным порядком слов. В таких языках варианты порядка слов  имеют важную функцию: реализация информационной структуры. Топологическая грамматика зависимостей является внутренней формой концепции месторазвития.

Понятие «месторазвития» является  главным в работах П.Н Савицкого. В понятии месторазвития  соединяются  географический и исторический компоненты. Отдельным месторазвитиям  присущи определенные формы культуры. Каждая социальная среда,появляющаяся в  пределах данного месторазвития, может испытывать  на себе влияние этого месторазвития, отличающегося специфической актуализацией морфологических процессов.

Опираясь на топологическую «идеологию»,  Р. Том [] описывает морфологические процессы как процессы, для которых определяется область пространства-времени, в которой процесс разворачивается.  В регулярной точке  процесс  остается качественно тем же. Регулярные точки образуют открытое множество. В каждое мгновение  множество регулярных точек распадается на несколько связных компонент.

Идеологию месторазвития можно оценивать как идеологию топологическую, определяющую морфологический процесс    территориальной (географической) идентификации   в качестве геополитической и культурной  самоидентификации.

Особенности   лингвистического   конструирования   евразийской самоидентификации исследуются по произведениям   Н.Н.   Алексеева («Евразийцы и государство»), П.Н.Савицкого («Континент-океан (Россия и мировой рынок)»), П.П. Сувчинского («Знамение былого (О Лескове)»), Н.С.Трубецкого («Об истинном и ложном национализме»).

Н.В. Халина и Н.Н. Пивкина [10], изучая лингвистические контуры евразийского миропонимания, отмечают, что процесс самоидентификации   предполагает   осуществление   фазового перехода из состояния «точка/точки» (в  каждой своей точке приближены к берегу океана-моря)   в   состояние   «линия»   (пункты,   находящиеся   в определенном  одинаковом  расстоянии   от   берега   океана-моря,  соединены линией) – органическая идея. Достижения   определенного   «статуса»   на   мировой   арене   возможно через   поддержание –  проведение   –   выбранной   «на   внутреннем   рынке» «линии   поведения».

При организации правильного соотношения выбранной линии и требований к правилам поведения, принятым мировым сообществом, возможно войти в общий строй мирового обмена. Таким образом, «линия» преобразится в путь, обязательными этапами, вехами которого являются расторжение, созидание, развитие.

Степень соответствия человека реальности вновь конструируемой, его пригодности определяется через принцип конструктивного распределения материала, который заключается в максимальной нагрузке потребности на единицу материала, т.е. в малом – многое, в точке – все. Распределение евразийской аксиологии в текстах,  созданных ее представителями, осуществляется в эмбрионах  содержания – зародышах индивидуальных творческих схем, которые объективируются (организуются) в том или ином материале потенциальным давлением   («внутренним   паром»).

А. Чичерин и  И. Сельвинский в   «Клятвенной   конструкции   конструктивистов-поэтов»  провозглашали: «Потенциальный схематический сгусток – эмбрион «содержания» – в силу основного закона человеческой психики – экономии сил, в каждом отдельном случае своего оформления требует себе соответствующих, и материалу, в котором организуется он, свойственных, закономерных приемов. Поэтому для  передачи каких бы то ни было впечатлений и их комбинаций, в практически жизненных приспособлениях или художественных концепциях, необходимы:   подготовка   и   разрешение   в   фокусе   (лущение   ядра   схемы), способами   функционально   вытекающими  из   организуемого   и   того,   что непосредственно   связано   с   ним.   Подготовка   и   разрешение   в   фокусе   без стороннего  (неумышленного)   заданию   элемента   достигается   посредством локализованного   приема.   Локализованным   приемом   мы   называем центростремительную организацию материала» [11].

Евразийский локализованный прием – организация  содержаний евразийской аксиосоциологии  в пространстве – реализуется в использовании  орнаментальных конструэм. Под орнаментальными   конструэмами   понимаюися единицы,   влияющие   на   изменение технологии   мышления и топологической осведомленности следовательно. В процессе обновления технологии мышления субъект  начинает оперировать не техническими конструкциями – лингвистическими знаками и языковыми конструкциями текста, а силами, которые можно переносить в направлении действия лингвистических знаков и конструкций.

Согласование   поведения   на   микроуровне   в   евразийской   аксиологии достигается   за   счет   орнаментальных   конструэм,   или   на  уровне орнаментальных   конструэм.   В   каждой   орнаментальной   конструэме, отвечающей за введение идеологии в семантику воспринимающего субъекта, будь то социума, будь то индивида, выделяется три   структуры контекста, через   содержание   которых  распределяется   силовое   поле   (поле семантического «притяжения») орнаментальной конструэмы. Именно в этих структурах формируются параметры порядка, которые подчиняют параметры состояния     текста   и   «пользователя»     евразийской   аксиологии,   а  также изменяются масштабы времени (происходит либо его ускорение, либо его замедление).

Эмбрионы   содержания   евразийской   аксиологии,   орнаментальные конструэмы поддерживают деятельность сетевого мышления, наблюдение за деятельностью которого, по мнению В.В. Тарасенко, приводит к возможности выделения «этажей» мышления, каждый из которых разворачивается «на своем» характерном времени [12, с.73-74].

Контекст актуализации орнаментальной конструэмы  промежуточный слой – пласт творческого жизнеприятия и жизнедейства между верхами и низами.  Существо  slaving  principle,   определяющего   параметры   порядка   для фазового перехода из одного тысячелетия в другое, порядка евразийского, возможно вывести в процессе обобщения содержания «этажей мышления», в соответствии с которыми распределяется энергийный (силовой) потенциал орнаментальных   конструэм.     В   качестве   эволюционирующей   системы рассматривается   духовно-социальная   конструкция   «Россия»,   в   процессе фазового перехода от состояния «Имперская Россия» к «Россия-Евразия» формирующая V (5) параметров порядка: 1) контроль событийного ряда; 2) формирование эйдоса государства; 3) самоидентификация; 4) «статусы»; 5) желаемая цель («erwunschten  Ziel» [13], «gewcihllen  Zweck», «chosen goals» [14],

Контроль событийного ряда должен осуществляться с учетом высокой напряженности   экономической   жизни,   исходя   из  сочетания государственной константы с государственной динамикой  и с опорой на золотые заветы простого, живого и крепкого понимания людей и жизни.

При формировании эйдоса государства необходимо исходить из его тройственности:   государственный   базис   (поросль,   которая  питается   от самой черной и тучной земли народной), политическая надстройка (имеет характер западной партии, то есть частного объединения, преследующего некоторые политические цели), общественность (Zones d’e-quidistance

Эмбрионы содержания евразийской аксиосоциологии получают свое развитие в орнаментальных конструэмах, которые предоставляют варианты образной   (лингво-эйдетического)   реализации-воплощения     идеологии   и аксиологии   в   конкретном   текстовом материале.  Наиболее   яркие   образцы орнаментальных   конструэм:   правящий   слой,   национальные   клетки, континент-океан, океанический обмен, промышленное «небытие», задворки мирового хозяйства, мировое, «океаническое» хозяйство, романо-германское иго.

Зародыши индивидуальных – евразийских творческих схем –   с помощью принципа грузификации     развертываются   в   текстовые  артефакты   посредством орнаментальных   конструэм.   Принцип   грузификации   –   принцип конструктивного   распределения  аксиологического   материала,   или максимальной   нагрузки   «идеологической»   потребности   на   единицу материала, – в евразийской концепции обустроения российского мира по своей художественной стилистике более тяготеет к модерну.

Наблюдая за поведением орнаментальных конструэм в тексте можно составить   представление   об   эволюции   аксиологической   систмы,  а   также потенциальной эволюции системы мышления. Подготовка и разрешение в фокусе без стороннего (неумышленного) заданию элемента  достигается посредством локализованного приема,  или центростремительную организацию материала. В анализируемых евразийцев таковых   приемов   обнаружено   три:  местная   деловая   программа, симфоническая личность, русская национальность.

Процесс   самоидентификации   предполагает   осуществление   фазового перехода из состояния «точка/точки» (в  каждой своей точке приближены к берегу     океана-моря)   в   состояние   «линия»   (пункты,   находящиеся   в определенном  одинаковом  расстоянии от  берега   океана-моря,   соединены линией) – органическая идея.

Достижения   определенного   «статуса»   на   мировой   арене   возможно через   поддержание   –   проведение   –   выбранной «на  внутреннем   рынке» «линии   поведения»

При  организации правильного соотношения выбранной линии и требований к правилам поведения, принятым мировым сообществом, возможно войти в общий строй мирового обмена. Таким образом, «линия» преобразится в путь, обязательными этапами, вехами которого являются расторжение, созидание, развитие.

Литература

  1. Kaplan, R. & Kaplan, S. . Cognition and environment: Functioning in an uncertain world . −New York: Praeger, 1982.
  2. Rovine M. J., & Weisman, G. D. (1995). Sketch-map variables as predictors of way-finding performance // Readings in environmental psychology: Urban cognition −. San Diego: Academic Press, 1995. pp. 151-166
  3. Hillier , Burdett, R., Peponis, J., & Penn, A. (1987). Creating life: Or, does architecture determine anything? Architecture and Behavior/Architecture et Comportment,3,−  Pp. 233-250.
  4. Barton B., Lichtenberk F., Reilly I.  The language of topology: a Turkish case studyApplied General Topology // Universidad Polit ́ecnica de Valencia Volume 6, No. 2, 2005.− Р 107-117
  5. Идельсон Е.В. Топологический подход к анализу когнитивных и языковых аспектов дирекциональности. Режим доступа: http://tl-ic.kursksu.ru/pdf/014-006.pdf
  6. Listing J.B. Vorstudien zur Topologie (Mit eingedruckten Holzschnitten) Abgedruckt aus den Gцttingen Studien. – 1847. – Gцttingen: Gцttingen bei Vandenhoek und Ruprecht, 1848. .
  7. Thiering M. Linguistic Caterization of Topological Spatial Relations: TOPOI – Towards a Historical Epistemology of Space. Vol. 373 of Max-Planck-Institut fоr Wissenschaftsgeschichte, Reprint. – Berlin, Max-Planck-Institut fоr Wissenschaftsgeschichte, 2009.
  8. Duchier D., Debusmann R. Topological dependency trees: A constraint-based account of linear precedence // Proceedings of the 39th Annual Meeting of the Association for Computational Linguistics (ACL). 2001 − Р 180–187
  9. Том Р. Топология и лингвистика// Успехи математических наук. 1975. Т. 30. Вып. 1(181). −С. 199–221
  10. Халина Н. В., Пивкина Н.Н. Евразийское интегративное   языкознание  —  Барнаул  : Изд-во Алт. ун-та, 2014.
  11. Литературные манифесты от символизма до наших дней. Составил C. Джимбинов, Издательский дом Согласие. – М.,  2000
  12. Тарасенко В.В. Анализ сетевого мышления // Философия науки. Вып. 8: Синергетика человекомерной реальности. − М.: ИФРАН, 2002. − С. 54-72.
  13. Glasersfeld    Konslruktion   der   Wirklichkeit   unddes   Begriffs   der Objeklivitdt // Einfuhrung in den Konstruktivismus.  Munchen, 1997.
  14. Glasersfeld E. Radical Constructivism.  London, 1996.

References

  1. Kaplan, R. & Kaplan, S. . Cognition and environment: Functioning in an uncertain world . −New York: Praeger, 1982.
  2. Rovine M. J., & Weisman, G. D. (1995). Sketch-map variables as predictors of way-finding performance // Readings in environmental psychology: Urban cognition −. San Diego: Academic Press, 1995. pp. 151-166
  3. Hillier , Burdett, R., Peponis, J., & Penn, A. (1987). Creating life: Or, does architecture determine anything? Architecture and Behavior/Architecture et Comportment,3,−  Pp. 233-250.
  4. Barton B., Lichtenberk F., Reilly I.  The language of topology: a Turkish case studyApplied General Topology // Universidad Polit ́ecnica de Valencia Volume 6, No. 2, 2005.− Р 107-117
  5. Tom R. Topologiya i lingvistika// Uspekhi matematicheskih nauk. 1975. T. 30. 1(181). S. 199–221
  6. Halina N. V., Pivkina N.N. Evrazijskoe integrativnoe   yazykoznanie  —  Barnaul  : Izd-vo Alt. un-ta, 2014.
  7. Literaturnye manifesty ot simvolizma do nashih dnej Sostavil C. Dzhimbinov, Izdatel'skij dom Soglasie, Moskva 2000
  8. Tarasenko V.V. Analiz setevogo myshleniya // Filosofiya nauki. Vyp. 8: Sinergetika chelovekomernoj real'nosti. -M.: IFRAN, 2002. S. 54-72.
  9. Glasersfeld    Konslruktion   der   Wirklichkeit   unddes   Begriffs   der Objeklivitdt // Einfuhrung in den Konstruktivismus.  Munchen, 1997.
  10. Glasersfeld E. Radical Constructivism.  London, 1996.