S. ERZIA AND R. YRURTIA: THE IMAGE OF THE PROPHET MOSES IN THE CONTEXT OF SCULPTURAL TRADITION

Моисей в преданиях иудаизма и христианства – вождь, законодатель, первый пророк, боговдохновенный автор Пятикнижия, запечатлевший письменную и устную традицию религиозного опыта. Моисею явился Бог (в виде Неопалимой Купины) и послал его в Египет, чтобы вывести из плена израильтян. Освободив свой народ от рабства, Моисей поднялся на гору Синай, где получил от Бога заповеди, записанные на двух каменных скрижалях. Спустившись с горы, он увидел израильтян, начавших в его отсутствие поклоняться золотому тельцу. В гневе на народ, усомнившийся в Боге, пророк разбил скрижали и сжег золотого идола. Ему не было суждено дожить до вступления народа в «землю обетованную», он лишь вымолил у Яхве возможность увидеть ее перед смертью. Как утверждал С.С. Аверинцев, Моисей для иудеев – первоучитель веры, грекоязычные еврейские писатели эпохи эллинизма отождествляли его с Мусеем, учителем Орфея, рассматривали его как культурного героя – изобретателя алфавита, строительного искусства, философии, государственной мудрости; в новоевропейской культуре на первый план выступает «трагический гнев пророка, спорящего с косной чернью»

В иконописной традиции Моисей представлен как красивый величественный старец с длинными волосами и средней величины бородой, с мужественным и сильным телом, одетый в нижний хитон и ефод (длинное полотно с прорезом посредине для головы), держащий в руках две скрижали (нередко – также и жезл). В изобразительном искусстве вследствие ошибки перевода при издании Вульгаты Иеронима пророка стали изображать с рогами (имея в виду, что лицо Моисея излучает свет, вместо слов «лучи света», написали «рога света»). Этой заметной «детали» почти нет в иконописи (в православном иконостасе изображения святого были традиционно представлены в Пророческом чине).

В живописи библейский персонаж привлекал Паоло Веронезе, Рембрандта, Никола Пуссена и др. В скульптуре известна статуя Донателло «Святой Моисей», однако наиболее значительным является образ, созданный Микеланджело (1513–1516, мрамор, высота 235 см). В XX в. к этому персонажу обращался учившийся в Париже представитель чешского модерна и символизма Франтишек Билек (1905), работавший в Париже российский скульптор Наум Аронсон (1900-е), немецкий экспрессионист Эрнст Барлах (1919). Библейский миф о Моисее осмысливается в искусстве как основа для мессианизма, идей освобождения, избавления от мучений и несправедливости.

В данной статье рассматриваются изображения Моисея, созданные в Аргентине в 1930-х гг. двумя современниками: жившим в это время в Буэнос-Айресе российским скульптором Степаном Дмитриевичем Эрьзей (1876–1959) и ведущим аргентинским мастером Рохелио Ируртией (1879–1950). Актуальность исследования связана с необходимостью изучения диалогических связей российской и мировой культуры и искусства. Цель исследования: провести сравнительно-сопоставительный анализ произведений двух художников, воплощающих образ библейского персонажа. Задачи исследования:

1) выявить художественные особенности этих произведений (стилистика, семантика);

2) установить их связь со скульптурной традицией (прежде всего, с «Моисеем» Микеланджело).

Результаты могут быть применены при написании теоретических работ, учебных пособий по истории отечественной и мировой культуры и искусства, проблемам диалога культур.

Для решения поставленных задач используются сравнительно-сопоставительный, сравнительно-исторический (с элементами биографического), герменевтико-интерпретационный методы.

«Моисей» (1932, альгарробо, высота 197 см) – одно из ключевых произведений Степана Эрьзи, созданное в период его пребывания в Аргентине (1927–1950) и ставшее своеобразным идейно-содержательным центром коллекции работ мастера, находящейся в Мордовском республиканском музее изобразительных искусств (МРМИИ), носящем его имя. Оно вобрало в себя многие из его художественных открытий, связанных как с технико-технологическими достижениями в работе с субтропическими породами дерева, так и с образно-выразительными провидениями.

Имевший за плечами опыт богомаза, став профессиональным скульптором, Эрьзя часто обращался к хорошо знакомым ему персонажам Ветхого и Нового Заветов. Несомненно, он хорошо знал иконографию Моисея, представленную как на русских иконах, так и в произведениях мирового классического искусства. Живя в Европе (Италия, Франция, 1907–1914), он видел многие работы Микеланджело. Был ли он в Риме, где находится «Моисей», точно неизвестно (имеющиеся по этому поводу свидетельства противоречивы). В любом случае (по крайней мере, по фоторепродукциям) это произведение он хорошо знал. Неизвестно, что именно послужило стимулом к созданию художником своего «Моисея». Возможно, этот замысел возник у него еще в Италии в контексте развития в его творчестве «пророческой темы» или своеобразного «соревнования» с Микеланджело. Не исключено также, что непосредственным толчком стал факт обращения к образу библейского пророка ведущего скульптора Аргентины Рохелио Ируртии.

Родившийся в Буэнос-Айресе Ируртия был учеником скульптора Лусио Корреа Моралеса (1852–1923), получившего художественное образование во Флоренции. В 1899 г. он получил стипендию на обучение в Европе: был в Италии, но осел в Париже, где посещал академии Жюльена и Колларосси, мастерскую скульптора Жюля Феликса Кутана, испытал сильное влияние Огюста Родена. По возвращении в Аргентину (1904) мастер получил заказы на важные монументы для Буэнос-Айреса, которые выполнял как на родине, так и в Париже.

В 1916 г. Ируртия приступил к выполнению заказа на создание мавзолея первого президента Аргентины Бернардино Ривадавии (1780–1845); работа была завершена в 1932 г. – в год создания «Моисея» Эрьзи. Гранитный мавзолей оформлен скульптурами, почетное место среди которых занимает статуя Моисея. Как подчеркивает аргентинская исследовательница Э. Лояконо, Ируртия считал, что этот библейский пророк воплощал в себе именно те моральные качества, которые побудили президента создать основные институты общественной жизни страны

Рисунок 1 - Скульптурные изображения Моисея

Примечание: а) Микеланджело Буонарроти. Моисей. 1513–1516, мрамор. Церковь Сан-Пьетро-ин-Винколи, Рим; б) Р. Ируртия. Моисей. 1916–1932, бронза. Мавзолей Б. Ривадавии, Буэнос-Айрес

DOI:10.60797/IRJ.2024.144.11.1

Аргентинский скульптор в данном случае во многом идет вслед за Микеланджело, однако он выбирает не ваяние, а пластику. Его работа, отлитая в бронзе, масштабна по размерам (высота 465 см); в этом отношении она даже превосходит шедевр эпохи Возрождения. Моисей Микеланджело похож на античного Зевса-громовержца, восседающего на троне, но готового вскочить, обрушив свой гнев на недостойных истинной веры. У Ируртии сидящая фигура более уравновешена: ноги поставлены симметрично, голова – прямо. Сходны, но не идентичны одежда и обувь сидящих. У Микеланджело Моисей подпирает правой рукой скрижали; у Ируртии вместо скрижалей – свиток, который пророк бережно держит в левой руке. У обоих Моисеев атлетическое телосложение, но у Ируртии пророк показан уже утрачивающим силу и мощь: его мускулы начинают иссыхать. (Для Ируртии в целом характерны несколько удлиненные, вытянутые по вертикали фигуры.) У персонажа аргентинского скульптора короткие волосы, небольшая борода, рога едва заметны, почти неотличимы от прядей волос. Черты лица не имеют ничего общего ни с микеланджеловским героем, ни с Ривадавией. Однако его изможденность и страдальческое выражение, огромные мешки под опухшими (от слез?) глазами, чуть приоткрытый во вздохе искривленный рот словно передают внутреннее состояние первого президента, много сделавшего для страны, но вынужденного ее покинуть и умершего в изгнании. Здесь нет признаков гнева – лишь печать горечи. В подчеркнутом психологизме образа, созданного аргентинским мастером, ощутимо влияние Родена.

Эрьзя ориентируется на Микеланджело, однако его замысел далек от фигурной композиции, несмотря на то, что материал позволял обратиться к такому решению. Его «Моисей» выполнен из огромного куска альгарробо в круглой форме головы. Прическа, длинные усы и борода, форма носа, линии обвисших щек – все указывает на ренессансный прототип. Рога-лучи пророка довольно крупные, но почти не отличаются от вздыбленных густых прядей волос. Внимание автора сосредоточено на эмоциональной выразительности лица. Аргентинский журналист А. Маффей писал об эрьзинском «Моисее»: «У него… лоб, подчеркивающий могучий ум; глаза, которые смотрят из-под густых бровей в бесконечность, выражают твердую волю и непоколебимый характер»

Рисунок 2 - Скульптурные изображения Моисея

Примечание: а) Микеланджело Буонарроти. Моисей (фрагмент); б) С.Д. Эрьзя. Моисей. 1932, альгарробо. МРМИИ им. С.Д. Эрьзи, Саранск; в) Р. Ируртия. Моисей (фрагмент). 1930-е, гипс. Дом-музей скульптора в Буэнос-Айресе

DOI:10.60797/IRJ.2024.144.11.2

Художник сохранил нетронутой экспрессивную первозданную плоть альгарробо, органично включив ее извивы и переплетения в образную характеристику героя. Естественный «формат» определил и масштабную грандиозность произведения. Библейский персонаж у российского скульптора подобен вулканической лаве. Скульптура кажется монолитной, высеченной из единого древесного массива, словно целиком рожденной самой природой (о чем Эрьзя иногда в шутку говорил аргентинским журналистам), однако в действительности она потребовала от мастера колоссальной работы, направленной на создание впечатления «органичности». Об этом свидетельствовали посол СССР в Аргентине М.Г. Сергеев

[6, С. 50]

и его супруга – художница Т.А. Северова, которая утверждала, что мастер особым образом вклеил в древесную основу 3500 дополнительных фрагментов

[5, С. 88]

. Это становится очевидным при детальном изучении произведения.

Аргентинская пресса уделяла эрьзинскому «Моисею» большое внимание, но ее семантика, содержательно-ценностные аспекты оценивались по-разному. Так, И.-Л. Грузман в издаваемом на идише литературном журнале «Дэр Шпигл» («El Espejo» –зеркало), писал, что скульптор наполнил образ «животрепещущим и огнедышащим духом» и его «Моисей» является одним из лучших воплощений этого образа, созданными художниками разных времен

Официальной советской критикой 1950-х гг. работа вернувшегося из Аргентины мастера была принята «в штыки». Искусствовед Ю.Д. Колпинский писал, что она исполнена «в духе обычных для декаданса смутных символических представлений о пророческом неистовстве “вообще”», что стремление скульптора «к внешнему эмоциональному заострению образа» привело к «неоправданному искажению человеческого облика», доходящему до «прямого уродства»

Современный искусствовед А.С. Шатских отзывается об этом произведении крайне негативно. По ее мнению, оно «удручает» своей «внемасштабностью»: «…голова-маска лишена подлинной монументальности, производит впечатление то ли настенного, то ли настольного “украшения”»

Сравнение «Моисея» Эрьзи с «Моисеем» Ируртии убеждает в несомненной творческой оригинальности каждого из двух ваятелей. Оба в той или иной степени ориентировались на европейскую традицию в лице Микеланджело, но каждый создал оригинальный, неповторимый образ. Ируртия значительно более близок к академической традиции, однако он интерпретирует ее по-своему. Его бронзовая фигура пророка несколько вытянута по вертикали; в трактовке лица, выражающего страдание, ощутимо влияние Родена. Эрьзя подчеркивает в Моисее природное, стихийное начало, что подчеркнуто выбранным материалом – субтропическим деревом альгарробо. Метод работы в данном случае сочетает в себе ваяние и пластику: большой древесный массив дополнен множеством вклеенных деталей. У Ируртии Моисей – прежде всего законодатель, философ, политический лидер нации, олицетворение государственной мудрости; у Эрьзи он – пророк, мессия, духовный лидер. Для обоих образ Моисея – метафора: у Ируртии он «рифмуется» с судьбой умершего в изгнании первого президента Аргентины Бернардино Ривадавии, у Эрьзи – с собственной судьбой одинокого, во многом непонятого, оторванного от родины художника.