MAN UNDER UNCERTAINTY: ARTISTIC LANGUAGE OF OSCAR LOERKE («BLAUER ABEND IN BERLIN»)

DOI: https://doi.org/10.23670/IRJ.2022.120.6.076

ЧЕЛОВЕК В УСЛОВИЯХ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ: ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЯЗЫК ОСКАРА ЛЁРКЕ («BLAUERABENDINBERLIN»)

Научная статья

Мельникова И.М.*

ORCID: 0000-0001-7686-5834,

Самарский государственный технический университет, Самара, Россия

* Корреспондирующий автор (ir.ma53[at]mail.ru)

Аннотация

С утратой привычных представлений и норм, нравственных устоев и этических идеалов, вызванной бурными событиями рубежа веков, человек стал ощущать неуверенность и неопределенность.Изменения затронули и сферу художественного выражения. В статье анализируется воплощение феномена неопределенности в словесном искусстве. Цель работы заключается в исследовании механизма формо- и смыслообразования в художественном языке ХХ века. Материалом исследования послужило стихотворение одного из ярчайших немецкоязычных поэтов Оскара Лёрке «ΒlauerAbendinBerlin». Понятие неопределенность рассматривается как «порог», как одна из функциональных форм границы – механизма формо- и смыслообразования в искусстве. Показывается, как опыт переживания «порога» реализуется во внутренней структуре лирического высказывания, трансформируясь в художественный язык. Исследование представляет очередной шаг в исследовании художественного языка ХХ века как языка границы. Этим определяется теоретический вклад работы. Практической значимостью является возможность использования результатов исследования в подготовке курсов по теории литературы и зарубежной литературе ХХ в., спецкурсов по проблемам границы как феномена художественного языка ХХ века.

Ключевые слова: Оскар Лёрке, язык границы, неопределенность, порог, образ.

MAN UNDER UNCERTAINTY: ARTISTIC LANGUAGE OF OSCAR LOERKE («BLAUER ABEND IN BERLIN»)

Research article

Mel'nikova I.M.*

ORCID: 0000-0001-7686-5834,

Samara State Technical University, Samara, Russia

*Corresponding author (ir.ma53[at]mail.ru)

Abstract

With the loss of habits and norms, moral foundations and ethical ideals caused by the turbulent events at the turn of the century, man began to feel uncertainty and uncertainty. Changes also affected the sphere of artistic expression. The article analyzes the embodiment of the phenomenon of uncertainty in verbal art. The aim of the work is to study the mechanism of form and meaning in artistic language of the XX century. The research was based on a poem of one of the brightest German-speaking poets, Oscar Loerke «Βlauer Abend in Berlin». The concept of uncertainty is considered a «threshold», as one of the functional forms of the border – the mechanism of shaping and meaning in art. It was shown how the experience of «threshold» is realized in the inner structure of lyrical expression, transforming into artistic language. The study represents another step in the research of the XX century artistic language as a language border. This defines the theoretical contribution of the work. Practical significance of the work is the possibility of using its results in the preparation of courses on the theory of literature and foreign literature of the XX century, as well as special courses on border problems as a phenomenon of the artistic language of the XX century.

Keywords:Oscar Loerke, language border, uncertainty, threshold, image.

Введение

Целая череда социальных потрясений и катастроф, научных открытий и изобретений, стремительное развитие IТ-технологий сильно изменили умонастроение человека ХХI века. Пошатнулись привычные границы, географические и политические, социальные и нравственно-идеологические. Волны эмигрантов и беженцев захлестнули Европу, ломая привычные стереотипы и уклады и привнося с собой свои представления и привычки. Вторжение чужой культуры актуализировало границы собственной культуры, подтверждая их или ставя под вопрос. Пандемия, затронув людей всего мира, объединила их перед опасностью, но одновременно разделила, причем не только целые народы, но и отдельных людей, заставив дистанцироваться родных и близких друг от друга. Вхождение Интернета в жизнь простого человека вместе с огромными возможностями породило сознание собственной анонимности, чувство безнаказанности и вседозволенности. Утрата привычных морально-этических норм и устоев, потеря нравственных ориентиров давали чувство безграничной свободы от власти старого. Но вместе с ощущением свободы от диктата всякого рода правил и ограничений в жизнь человека вошла необходимость самому делать выбор.

Методы и принципы исследования

Феномен неопределенности оказывается особенно актуальным в наше время. Понятие неопределенности привлекало внимание философов еще со времен Канта и успешно разрабатывается в наши дни [1]. Культурологов и социологов также интересовала эта проблема. Отграничимся от исследований в социокультурном контексте [12], [10] и остановимся на семиотическом аспекте понятия «неопределенность». Целью работы является исследование неопределенности в художественном языке ХХ в. Научно-теоретическая значимость исследования заключается в том, что осмысление трансформации опыта неопределенности в художественный язык на примере стихотворения Оскара Лёрке дополняет и углубляет теорию границы [2], [7], [5], а также представляет творчество Лёрке в новом аспекте – с позиции деятельности творческого субъекта [8], [4]. В подобном аспекте не проводились исследования лирики Оскара Лёрке (OskarLoerke, 1884-1941) [9].

Основные результаты

Неопределенность сама по себе составляет оппозицию определенности, имеющей детерминированные границы того, что собрано в единое пространство, время, материал и отделено от другого по каким-либо признакам, положенным в основу. Но как состояние системы неопределенность – не безгранична, она может изменяться. Неопределенность – это «мера информации», отмечает Ю.М. Лотман, которая снижается по мере увеличения информации [2, C. 345]. «Минимальная информация содержится в выборе одной из двух равновероятных возможностей». Когда же система находится «в сильно неравновесной ситуации, предсказать, в какое следующее состояние она перейдет, невозможно» [6, С. 349]. «В этот момент решающую роль может оказать случайность», под которой понимают «не беспричинность, а лишь явления из другого причинного ряда» [6, С. 349].

Наличие так называемого человеческого фактора составляет специфику исторического развития, увеличивая долю неопределенности. Так Ю.М. Лотман, ссылаясь на труды Л. Сциларда, указывает на то, что «в точках бифуркации вступает в действие не только механизм случайности, но и механизм сознательного выбора, который становится важнейшим объективным элементом исторического процесса» (курсив – Ю. Л.) [2, С. 350]. «Исторические моменты, когда напряжение противоречивых структурных полюсов достигает момента высшего напряжения и вся система выходит из состояния равновесия», в терминологии И. Пригожина, называются «точками бифуркации». «В эти моменты поведение как отдельных людей, так и масс перестает быть автоматически предсказуемым…» [2, С. 350]. Такие моменты оказываются «моментами революций или резких исторических сдвигов». Какой путь при этом будет реализован, зависит не только от комплекса случайностей, но и в большей мере от самосознания индивида. Возникающие при выборе сомнения также ведут к состоянию неопределенности в разной степени, неуверенности и смятению.

Состояние неопределенности, недостатка информации требует от человека принятия решения, в результате которого развитие системы может пойти в любом направлении. Такие моменты «взрыва» (Ю.М. Лотман) оказываются началом другого этапа. Метафорически социально-психологический опыт человека в состоянии неопределенности можно охарактеризовать как опыт порога, как одной из функциональных форм границы, пространственной, временной, идеологической, экзистенциальной, эстетической, нравственной. Границы, которые «преодолеваются при вхождении в другой порядок, а не двигаются вместе с субъектом как линия горизонта» [12, С. 31], по определению Б. Вальденфельса, называются порогом. Преодоление границы, запечатленное в опыте, влечет за собой изменение в сознании. Благодаря позиции вненаходимости у субъекта возникает ощущение свободы, но вместе с тем с утратой привычной нравственной опоры он чувствует растерянность, неуверенность и страх.

Феномен порога имеет пространственно-временное измерение. Порог предстает как некая буферная, санитарная зона, отделяющая одно пространство от другого и испытывающая давление как с одной стороны, так и с другой. Ограниченная c обеих сторон пограничная полоса, отличная и вместе с тем имеющая общие признаки, принадлежащие как одной, так и другой стороне, обладает своими границами, благодаря чему сохраняет свою самостоятельность, свой порядок. Суть порядка Вальденфельс определяет понятием «хаос» [12], Г. Плумпе – как «особый топос зазора, разрыва в пространстве и времени» [5], по определению Н.Т. Рымаря, порог – это «децентрированное и трансгрессивно ориентированное бытие на границе» [7, С. 40]. Пороговый опыт предстает в своей неоднородности в несколько этапов. Оттеснение субъекта на периферию устоявшегося и привычного порядка, предваряющее слом границы переключение кода одного порядка и выход в другой – неизвестный, неустойчивый, отрицающий прежний порядок. Внутри пространства порога субъект переживает аналогичную ситуацию неуверенности и смятения еще более интенсивно, так как с утратой прочной связи с прошлым опытом почва под ногами пошатнулась. Потеряв нравственную опору, человек еще не выбрал новые ориентиры и не определился с новыми ценностями. Для периода нахождения субъекта в состоянии «между» характерна «потеря контроля» (П. Валери), в силу утраты определенной цели и направления. Однако состояние неопределенности – хаоса – бесконечно долго продолжаться не может, оно имеет временные рамки. Оно либо затухает, приводя к загниванию системы, либо, получив импульс, выходит из-под контроля, приводя систему либо к разрушению, либо к переходу на новый более дифференцированный уровень упорядочения.

Пребывание человека в условиях неопределенности, в состоянии «между», требует от него принятие какого-либо решения. В быту, например, часто можно услышать: «Ну, ты уж определись, либо туда, либо сюда». Выбор требует определенных сил и времени. Для осознанного выбора необходимо понимание своего внутреннего я, осознание своей идентичности. Пороговая ситуация – это период выбора нравственных опор и этических ценностей, обретения жизненных целей в изменившихся обстоятельствах и отношениях. Поиск сопровождается ощущением свободы от прежних шаблонов и схем восприятия и состоянием пустоты, которая, по мысли Ю.М. Лотмана, потенциально скрывает в себе структуры всех тел, которые предстоит создать [3, С. 743]. Бытие «на пороге» или «между» характеризуют два противоположно направленных вектора: один устремлен в прошлое, от которого, отрицая его, отталкивается субъект, другой – в будущее. Все это структурирует особое положение субъекта – позицию его вненаходимости по отношению к обоим мирам. Дистанция к миропорядку позволяет субъекту критически судить о нем. Пороговая ситуация, таким образом, обнаруживая себя как источник хаоса, так и свободы, интенсивно структурирует диалоговую ситуацию и может оказаться продуктивной.

Порог как одна из функциональных форм границы оказался под пристальным вниманием не только философов, культурологов и искусствоведов, но и литераторов. Перед художниками ХХ века стояла задача поиска нового художественного языка в изменившихся условиях. Поэтому исследование художественного высказывания немецкоязычных писателей и поэтов ХХ века, переживавших и тонко чувствовавших состояние человека в условиях неопределенности, может быть плодотворным также в плане осмысления трансформации опыта порога в художественный язык.

Рост больших городов вызывал в мироощущении человека рубежа веков острое чувство неопределенности и тревоги. Вырванный из родной почвы, потерявший опору под ногами, человек переживал изменения привычного жизненного уклада как угрозу своему существованию. Машины освободили человека от тяжелого физического труда, но вместе с освобождением внесли в жизнь человека определенные ограничения. Утратив непосредственность общения друг с другом и с окружающей природой, человек оказался в изоляции.

Пожалуй, одними из первых о надвигающейся угрозе порабощения человека бездушным механизмом заговорили экспрессионисты. Система социальных отношений также представала в образе безжалостной машины, выжимающей из человека все человеческое. Остро чувствующие бессмысленность и жестокость мира, экспрессионисты пытались обнаружить истинный смысл вещей, вывести всеохватывающие законы. Отсюда характерное для экспрессионистов в целом пренебрежение деталями, полутонами и нюансами, стремление к обобщению. Так тема роста больших городов в творчестве натуралистов и экспрессионистов находила свое художественное воплощение в образе неминуемой катастрофы. Предчувствием неотвратимой гибели и надвигающейся мировой катастрофы пронизаны стихотворения Э. Ласкер-Шюлер («Конец мира», 1902) и Я. ванГоддиса («Конец века», 1911). Теме «город и маленький человек» посвящены стихотворения Г. Гейма «Берлин», «Демоны городов», «Пригород», И. Бехера («DeProfundisDomine», 1913). Экспрессионистов занимала проблема экспансии города в сферу внутренней жизни человека. Душа, чуткая к боли порабощенного человека, страдала, не находя надежного убежища в природе.

Наиболее ярко образ человека и мира в условиях неопределенности предстает в стихотворении Оскара Лёрке «BlauerAbendinBerlin» (1911).

Der Himmel fließt in steinernenKanälen;

DennzuKanälensteilrechtausgehauen

Sind alle Straßen, vollvomHimmelblauen.

Und KuppelngleichenBojen, SchlotePfählen

Im Wasser. SchwarzeEssendämpfeschwelen

Und sindwieWasserpflanzenanzuschauen.

Die Leben, die sichganz am Grundestauen,

Beginnensachtvom Himmel zuerzählen,

Gemengt, entwirrtnachblauenMelodien.

Wie einesWassersBodensatz und Tand

Regt sie des Wassers Wille und Verstand

ImDünen, Kommen, Gehen, Gleiten, Ziehen.

Die Menschen sindwiegrober bunter Sand

Im linden Spiel der großenWellenhand[11].

(Небо течет в каменных каналах;/ Так как все улицы, круто вырубленные каналами,/ полны небесной синевы./ И купола похожие на буи, столбы дымовых труб// В воде. Черные столбы дыма тлеют,/ похожие на водные растения./ Жизни, которые скапливаются на самом дне,/ Начинают тихо рассказывать о небе,// Спутываясь и распутываясь вслед синим мелодиям./ Как осадок донный, муть/ шевелит их воля и разум воды// В дюнах, приход, уход, скольжение, тяга./ Люди похожи на грубый пестрый песок/ В нежной игре огромной ладони волны.) (Перевод автора – И. М.)

В названии стихотворения задается тема переходного состояния в природе – «Голубой вечер в Берлине». Атрибут «голубой», связанный в общекультурном контексте с эстетикой романтизма, задает тональность восприятия образа мира как загадки и волшебства. Переходный период, когда день уже прошел, а ночь еще не наступила, наполнен зыбкими фантастическими образами, возникающими из их взаимодействия друг с другом. Так небо «течет в каменных каналах», улицы, «полные небесной синевы», ограниченные высотками, превратились в каналы. Мир будто перевернулся, опрокинулся. В соотношении образов неба и каналов обнаруживается их оппозиция не только в пространственном значении, но и в модусе существования. Небо – безгранично, подвижно, естественно. Каналы – рукотворные, искусственные, служат для ограничения природной стихии – воды. Они и есть сами граница. Небо упало вниз, а вода в каналах устремлена в своих мечтах вверх: ее обитатели – «жизни» – «начинают тихо рассказывать о небе». Из этого противостояния «каналы» выходят победителями, им удалось безграничное свободное небо заковать в каменные границы. Город как символ техногенной цивилизации оказывается угрозой для природы и для самого человека, соорудившего этот город, где для него теперь нет места.

Мотив «опрокинутости» («купола похожи на буйки», «столбы дымовых труб» оказались внизу) отражает настроение эпохи, для которой характерно смещение и смешение границ. В создавшемся хаосе трудно определить, где реальные предметы, а где только их отражение, где истинные, а где ложные смыслы, ценности и идеалы. Мотив перевернутости становится источником динамики, усиливая ситуацию непредсказуемости. Состояние непредсказуемости является не только характерной чертой художественного текста, но и условием его существования.

Во второй строфе доминирует мотив текучести, изменчивости, связанный с образом воды. Она затопила весь город, но благодаря ей неживое оживает: «Черные дымовые трубы тлеют, похожие на водные растения». Вода поддерживает «жизни, накопившиеся на самом дне», которые «начинают тихо рассказывать о небе, спутываясь и распутываясь, следуя голубым мелодиям». Маятникообразное движение туда – сюда (третья строфа), подобное пульсу, дыханию самой неиссякаемой жизни, подчиняется «воле и разуму воды». Оборотной стороной податливости и покорности «водорослей» оказывается гибкость, позволяющая им выжить под напором природной стихии. Мотив перевернутости поддерживается происходящей здесь метаморфозой: природа обнаруживает человеческие качества, человек же, напротив, лишен их. Более того, он появляется лишь в четвертой строфе и сравнивается с песком, «грубым и пестрым». В общечеловеческом культурном пространстве с песком связаны мотивы текучести (время течет, как песок сквозь пальцы), беззащитности перед внешним миром (пыль на ветру). Так складывается образ человека, не имеющего индивидуальности и полностью зависящего от власти сил природы. Он будет попросту унесен «огромной ладонью волны», если не вписывается в обычаи, устои и правила города. Но образ песка может трактоваться и как огромная сила, способная своей массой засыпать целый город. Таковы, например, «дюны» («ImDünen»). Подвижные песчаные холмы под воздействием ветра могут передвигаться, засыпая все на своем пути. Сравнение человека с песчинкой расширяет образ непредсказуемости в его судьбе.

В последней строке образ мира в ситуации неопределенности дополняется понятием «игра», которое переводит события в иной регистр. Основным условием игры является наличие пространственных и временных границ и соблюдение правил. В игре важен элемент соревнования, спора, перехода фортуны от одного игрока к другому. Игра имеет место, пока соблюдаются правила обеими сторонами. Так игра оказывается модусом существования человека в переходный период в условиях неопределенности. Наряду с неуверенностью и страхом человек получает ощущение свободы и надежды на благоприятный исход событий. Тема игры поддерживается и в визуальном восприятии. Голубой цвет в первой строфе – цвет неба и надежды, трансформируется во второй строфе в черный цвет, обладающий широким спектром. Он означает и тайну, и печаль, и бездну, и стихию, и ночь. Черный поглощает все цвета вокруг, но это – и цвет защиты. Здесь царит «голубой» цвет (образ синестезии – «голубая мелодия» «blaueMelodien»), символизируя неистребимость самой жизни. «Пестрый» цвет создает эффект неопределенности, мерцания смысла, его незавершенности, предоставляя потенциальную возможность многих трактовок.

Обратившись вновь к первым строкам стихотворения, отмечаем, что тема игры входит сразу в первой строке с мотивом перевернутости: «небо течет по каменным каналам», «дым труб» оказывается «водными растениями». «Мишура» («Tand») и колебание «водорослей» («gemengt» – «entwirrt») поддерживают «легкий» характер игры («imlindenSpiel»). Кто же в игре? Главный игрок – природа, она ведет игру с городом как символом индустриализации. Но конфликт здесь при повторном чтении уже не просматривается. Вода доминирует, она везде, но она не подавляет, а дает жизнь («жизни скапливаются на дне»). С образом воды в общечеловеческой памяти связана способность омывать, очищать от грязи и скверны. Человек перед «огромной ладонью волны» («großeWellenhand») оказывается беззащитным. Однако не все так однозначно. Противостояние природы и человека не ведут к катастрофе. В противостоянии человека и природы просматривается также прием «перевернутости». Человек сравнивается с «грубой» песчинкой, а огромная волна ведет «мягкую» игру. Согласно заданной траектории, способность воды действовать по «воле и разуму» («desWassersWilleundVerstand»), может рассматриваться как программа действия для человека. Чтобы гармонично вписаться в отношения с природой, человек должен руководствоваться волей и разумом, подобно природе.

Противопоставление и сопоставление образов и мотивов является источником не только неустойчивости, но и порождения новых смыслов. Верх («небо») – низ («вода» на асфальте), «грубый» – «мягкий», «черный» – «голубой» (не только цвет, но и настроение: от мрачного – до мечтательно-романтического). Активным действиям («течет», «двигается») противопоставляются статичные глаголы («тлеет», «накапливается»), пара глаголов, в семантике которых значение раскачивания: «спутываются» – «распутываются». Члены оппозиции, отталкиваясь друг от друга, вступают в отношения с членом оппозиции из другого ряда, порождая новые неожиданные значения. Этому способствует использование поэтом анжамбемана – переноса предложения или слова из одной строки в другую, благодаря которому вводится и поддерживается мотив текучести, изменчивости. Несовпадение границы стихотворной строки строфы с границами между синтагмами актуализирует ее. Эффект расхождения между синтаксическим и ритмическим строением стихотворного текста способствует увеличению непредсказуемости, поскольку читательские ожидания не оправдываются. Хаос и непредсказуемость поэт упорядочивает, организуя мир посредством строгой формы сонета. Так тема человек и город в стихотворении Оскара Лёрке благодаря сложной игре мотивов и образов в их взаимодействии, сопоставлении и противопоставлении развертывается в поэтический образ мира и человека в условии неопределенности, где есть место человеку.

Заключение

«Сфера неопределенности оказывается сложным динамическим резервуаром в любых процессах развития» [2, С. 75]. Модель мира в условиях непредсказуемости, созданная Лёрке подтверждает это. Однако его мир не средоточие зла, боли и смерти, как у экспрессионистов. Вера в разумное поведение человека, в его способность, руководствуясь «волей и разумом», гармонично встраиваться в высший порядок, созданный природой. Поэт не дает готовую картину мира. Затруднения, вызванные неопределенными образами, часто непонятными, будят воображение читателя, делают его активным соучастником творческого процесса, заставляя самому делать выбор в поиске ответа. Моделирование ситуации смыслопорождения во внутренней структуре произведения создает эффект аутентичности художественного высказывания.

Анализ специфики художественного языка Оскара Лёрке с позиции творческой деятельности автора позволил полнее выявить нравственно-эстетическую направленность его творчества. Безусловная заслуга Лерке в том, что в эпоху кризиса культуры ему удалось создать новый художественный язык, которому можно доверять. Однако не менее важным оказывается то, что в мрачные для Германии времена Лерке предложил своим современникам позитивную стратегию мысли. Созданная им картина мира явилась нравственной опорой и духовным ориентиром. Его лирика не просто эстетическое преобразование несовершенства жизни, а воссоздание объективно существующего порядка и мировой гармонии. Из сплава нравственно-эстетических воззрений поэта складывается поэтическая картина мира, в самом основании которой диалоговые отношения.

Результаты исследования специфики художественного языка лирики Оскара Лёрке могут использоваться в подготовке вузовских курсов по теории литературы и зарубежной литературе ХХ в., а также спецкурсов по проблемам границы как феномена художественного языка ХХ века. Намеченное направление может оказаться продуктивным в исследовании художественного языка лирики ХХ в. и существенно углубить понимание творчества поэтов рубежа веков.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Списоклитературы / References

1. Дорожкин А.М.Понятие «неопределенность» в современной науке и философии / А.М. Дорожкин, О.И.Соколова // Философские науки. – 2015. – №12. – C. 5–12.
2. Лотман Ю.М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки / Ю.М. Лотман. – Санкт-Петербург: Искусство, 2004. – 704 с.
3. Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства / Ю.М. Лотман.– Санкт-Петербург : Академический проект, 2002. – 544 с.
4. Мельникова И.М. «Магический дискурс» в немецкой поэзии: пейзажная лирика Оскара Лёрке / И.М.Мельникова // Общественные науки: Всероссийский научный журнал. – Москва : МИИ Наука, 2016. – №2-1. – С. 42–52.
5. Плумпе Г. Граница как «порог» – граница как «различие» (Об одном топосе немецкой литературы ХХ века) / Г.Плумпе // Граница и опыт границы в художественном языке. Материалы русско-немецкой научной конференции, г.Самара, 4–5 июля 2001 г. – Самара: Самар. гуманит. акад., 2003. –С. 23–31.
6. Пригожин И.Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс. – Москва, 1986. – 679 с.
7. Рымарь Н.Т. Порог и язык порога / Н.Т. Рымарь // Поэтика романа и порога: функциональные формы границы в художественных языках. – Самара: Самарский университет, 2006. – 514 с.
8. Рымарь Н.Т.Теория автора и проблема художественной деятельности. / Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев. – Воронеж : Логос – Траст, 1994. – 263с.
9. Gebhard W. Oskar Loerke / W. Gebhard // DeutschsprachigeLyriker des 20. Jahrhunderts. Hg. von U. Heukenkamp und P. Geist. – Berlin, 2007. – Pp. 94–107.
10. Goffman E. Rahmen-Analyse Frame Analysis. / E. Goffman. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1997. – 620 p.
11. Gedichte. [Electronicresourse]. URL: www.poetenladen.de/gedichte/oskar-loerke.php (acsessed: 31/03/2022)
12. Waldenfels B. Der Stachel des Fremden / B. Waldenfels. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1998. – 278 p.

Список литературы на английском языке /ReferencesinEnglish

1. Dorozhkin А.М.Ponjatie «neopredelennost’» v sovremennojnaukeiphilosophii [The concept of uncertainty in modern science and philosophy] / A.M. Dorozhkin, O.I. Sokolova // Filosovskijenauki [Philosophical sciences]. 2015. – № 12. – 5–12. [in Russian]
2. М. Semiosphera. Kultura I vzryv. Vnutrimysljashtichmirov. Stat’i. Issledovanija. Zametki [Semiosphere. Culture and explosion. Inside the Thinking Worlds Articles. Researches. Notes.] / Ju.M. Lotman.– St. Petersburg: Art–SPb., 2004. – 704 p. [in Russian]
3. М. Stat’i po semiotikekul’turyiiskusstva [Articles on the semiotics of culture and art] / Ju.M. Lotmann. – St. Petersburg: Academic project, 2002. – 544 p. [in Russian]
4. Melnikova I.М. «Маgitsheskijdiskurs» v nemetskojpoesii: pejzashnajalirikaОskaraLjorke [«Magic Discourse» in German Poetry: Landscape Lyrics by Oskar Loerke] / I.M. Melnikova // Obschestvennyjenauki: Vserossijskijnauchnyjschurnal [Social Sciences: All-Russian Scientific Journal]. – Мoscow: МII Nauka, 2016, – № 2–1. – 42-52 p. [in Russian]
5. Plumpe G. Granizakak «porog» – granizakаk «razlitschie» (Оbоdnomtoposenemetskоjliteratury ХХ vеkа) [Border as a "threshold" – border as a "difference" (About a topos of German literature of the twentieth century)] / G. Plumpe // Materialymezhdunarodnoynauchnoykonferentsii «Granitsa I opytgranitsy v hudozhestvennomjazyke». [Materials of interdisciplinary scientific Russian-german conference «Border and the experience of the border in the artistic language» Samara, July 4-5, 2001], – Samara: Samara Humanitarian Academy, 2003. – P. 23-31. [in Russian]
6. Prigoshin I.Por’adokizchaosa. Novyj dialog cheloveka s prirodoj [Order out of chaos. The new dialogue of man with nature] / I. Prigoshin, I. Stengers. – Мoscow, 1986. – 679 p. [in Russian]
7. Rymar’ N.Т. Porogijazykporoga [Threshold and threshold language] / N.T. Rymar’// Poetikaromana I poroga. Funktsional’nyjeformygranitsy v hudoshestvennyhjazykah. [Poetics of the novel and the threshold functional forms of the border in artistic languages.] – Samara: Samara University, 2006. – 514 p. [in Russian]
8. Rymar’ N.Т.Teorijaavtoraiproblemahudoshestvennojdejatel’nosti. [The author's theory and the problem of artistic activity]. / N.T. Rymar’, V.P. Skobelev. – Voronesh: Logos – Trast, 1994. – 263 p. [in Russian]
9. Gebhard W. Oskar Loerke[Oskar Loerke] / W. Gebhard // DeutschsprachigeLyriker des 20. Jahrhunderts. Hg. von U. Heukenkamp und P. Geist [German-speaking poets of the 20th century. Hg. by U. Heukenkamp and P. Geist] – Berlin, 2007. – Pp. 94–107.[in German]
10. Goffman E. Rahmen-Analyse Frame Analysis [Frame Analysis Frame Analysis] / E. Goffman. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1997. – 620 p.[in German]
11. Gedichte [Writing poems] [Electronicresourse]. URL: www.poetenladen.de/gedichte/oskar-loerke.php (acsessed: 31/03/2022) [in German]
12. Waldenfels B. Der Stachel des Fremden [The sting of the stranger] / B. Waldenfels. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1998. – 278 p.[in German]