FLOGGING OF COLLECTIVE FARMERS AS A METHOD OF "STRENGTHENING" LABOR DISCIPLINE

ПОРКА КОЛХОЗНИКОВ КАК МЕТОД «УКРЕПЛЕНИЯ» ТРУДОВОЙ ДИСЦИПЛИНЫ

Научная статья

Тюрин А.О.*

ORCID: 0000-0002-1486-8658,

Астраханский государственный университет, Астрахань, Россия

* Корреспондирующий автор (tualol1977[at]yahoo.com)

Аннотация

В период проведения коллективизации сельского хозяйства в Советском Союзе во многих колхозах не выполнялись планы по производству сельскохозяйственной продукции. Экономическое и идеологическое стимулирование сельского населения не приводило к желаемым результатам, поэтому руководство колхозов часто использовало силовые методы мотивации повышения производительности труда. Данная статья посвящена такому явлению как порки сельского населения в колхозах Нижне-Волжского края. Автор на основе архивных материалов, впервые вводимых в научный оборот, рассматривает причины и организацию применения подобного наказания, реакцию со стороны колхозников и регионального руководства. В статье показано, что такое ненормальное явление в трудовых отношениях как порки не встретило достойный отпор со стороны большинства сельчан, чему способствовала сложившаяся атмосфера страха и насилия.

Ключевые слова: коллективизация, раскулачивание, трудовые отношения, трудовая дисциплина, производственные отношения, коллективное хозяйство (колхоз), порка.

FLOGGING OF COLLECTIVE FARMERS AS A METHOD OF "STRENGTHENING" LABOR DISCIPLINE

Research article

Tyurin A.O.*

ORCID: 0000-0002-1486-8658,

Astrakhan State University, Astrakhan, Russia

* Corresponding author (tualol1977[at]yahoo.com)

Abstract

During the period of collectivization of the agricultural sector in the Soviet Union, many collective farms did not fulfill the plans for the production of agricultural products. The economic and ideological stimulation of the rural population did not lead to the desired results, so the management of collective farms often used force methods to motivate labor productivity. This article discusses the phenomenon of flogging of the rural population in the collective farms of the Lower Volga Region. The article examines the reasons and organization of the application of such punishment, the reaction of the collective farmers, and the regional leadership on the basis of introduced archival materials. The article demonstrates that such an abnormal phenomenon in labor relations as flogging did not see any push back from the majority of villagers, which was facilitated by the prevailing atmosphere of fear and violence.

Keywords: collectivization, dekulakization, labor relations, labor discipline, industrial relations, collective economy (collective farm), flogging.

В период проведения сплошной коллективизации и раскулачивания в СССР одной из самых главных задач оставалась организация эффективной работы колхозов, т.к. именно они должны были стать основными производителями сельскохозяйственной продукции. Коллективизация в основном осуществлялась принудительными насильственными методами, и, несмотря на активную пропагандистскую работу со стороны власти, большинство сельского населения не понимало и не принимало новые формы организации сельскохозяйственного производства. В отечественной историографии теме сплошной коллективизации посвящен значительный массив научной литературы, в котором определенное место отводилось изучению трудовых и производственных отношений в колхозах. Данная проблема в исторической науке рассматривалась как в советский период, так и в современной российской историографии. Первые работы опубликовались уже в 1930-е – начале 1940-х гг. Изучение вопросов трудовых и производственных отношений в колхозах нашли отражения в работах Э. Генкиной [6], А. Давидовича [8], Б.Л. Маркуса [14] и др. На рубеже XX – XXI века, снятие идеологических рамок и возможность использования широкого круга новых источников позволили современным историкам показать многоаспектность процесса коллективизации, а итогом их научной деятельности стали многочисленные публикации. Работы В.П. Данилова [9], Н.А. Ивницкого [12], И.Е. Зеленина [11], В.В. Кондрашина [13], Н.Л. Рогалиной [16], Ш. Фицпатрик [17] и др., а также коллективные монографии и сборники документов [10], [15], по сути, сформировали современные взгляды на жизнь советской деревни в конце 1920-х – 1930-ее гг.

В ходе сплошной коллективизации происходили кардинальные изменения во всех сферах общественных отношений в деревне, однако это часто негативно отражалось на организации производственной деятельности колхозников. Многие информационные сводки в 1930 г. по Астраханскому округу отмечали, что «бесплановость, бессистемность, а также бесхозяйственность в колхозах продолжается, что вызывает справедливые нарекания со стороны колхозников» [2, Л. 9]. Приводились конкретные примеры: «В колхозе «Новый путь» (с. Харабали) состоит 252 хозяйства… Колхозники всю работу ведут беспланово, кому, что вздумается, тот и делает. Небрежное отношение к поручаемым делам. Отказ от работы и невыход на работу обычное явление в колхозе. Аналогичная ситуация наблюдалась в колхозе им. Сталина (с. Селитренное, 256 хозяйств)» [3, Л. 2-3]. Другим фактором низкой производительности являлось снабжение продовольствием и оплата труда колхозников. В с. Капустин Яр колхозник говорил: «хочу выписаться из колхоза, потому что нельзя так жить, работаешь, а денег не платят, неизвестно, что получишь» [2, Л. 9]. Колхозник с. Николаевка сказал: «Кто сам на себя работает, тот и сыт, а тут согнали в кучу и морят голодом» [2, Л. 19]. В информационной сводке «О политическом состоянии города и деревни от 25 июня 1930 года констатировалось: «Положение с продовольствием в деревнях… продолжает оставаться чрезвычайно острым. В с. Старица в течении двух дней толпа около 300 человек осаждала сельсовет с требование выдать продуктовый паек за июнь. В с. Кудрино на собрании колхозники стали кричать: «Прежде, чем обсуждать эти вопросы (о сборе сырья и контрактации телят и свиней), нужно выдать гражданский паек хлеба. Аналогичные случаи разговоров имели место во всех села Астраханского округа» [3, Л. 32].

Ситуация по выполнению сельскохозяйственных планов осложнялось еще тем, что на протяжении 1930-1932 гг. многие крестьянские хозяйства с некоторой периодичностью то вступали, то выходили из колхозов, к тому же в эти годы проводилось раскулачивание, обернувшееся выселениями, наиболее организованной в производственном отношении части сельского населения. Все вышеперечисленные факторы негативно отражались на количественных показателях производства сельскохозяйственной продукции – планы не выполнялись. Колхоз «Волна Революции» (Красноярский район) за первое полугодие 1931 г. выполнил план на 51% [5, Л. 117], также в этом году выполнение плана по сдаче куриных яиц по районам Нижневолжского края колебалось в пределах от 13% до 91% [7, Л. 2]. Особенно тяжело реализовывались планы по хлебозаготовкам. В спецсводке ОГПУ по Нижневолжскому краю констатировался срыв хлебозаготовок осенью 1931 г.: «на 5 октября годовой план колхозы выполнили всего на 51,8%. Особенно резкое снижение темпов заготовок наблюдалось по основным хлебным районам края: Аркадакский, Екатериновский, М. Сердобский, Балашовский, Петровский, а в Ершовском, Пугачевском и Нехаевском районах хлебозаготовки были практически прекращены [4, Л. 1].

Государство не могло оставить без внимания сложившуюся ситуацию. Однако основными причинами назывались следующие: недостаточное развертывание разъяснительной работы среди сельского населения, «перегибы» местного руководства в регионах при проведении коллективизации, недостаточная «чистка кадров» колхозов и совхозов от «чуждого элемента», в первую очередь кулаков и подкулачников. Поэтому во главе образованных колхозов в основном ставили выдвиженцев из числа сельской бедноты, партийных и комсомольских активистов, и даже представителей рабочего класса («двадцатипятитысячники»), то есть политически благонадежных, но часто не имеющих опыта организации производства в сельском хозяйстве. Главной задачей председателей колхозов являлось максимальное обеспечение государственных поставок произведенной сельхозпродукции, но, как было сказано выше, выполнение планов срывалось, а руководство колхозов снимали с занимаемых должностей. Все это приводило к текучести кадров. Например, по сообщению инструктора Президиума ВЦИК М.И. Чинчевого, в 1931 г. по Репьевскому сельскому Совету Сердобского района Нижне-Волжского края за год сменилось 24 председателя и 15 председателей сельсовета [13, С. 78].

В общем, большинство новоиспеченных колхозников не были заинтересованы в результатах своего труда, а идеологическая и экономическая мотивация роста производительности не работали. В связи с этим верно утверждает В.В. Кондрашин, что «в ходе сельскохозяйственных кампаний 1931 г. основная ставка местным руководством была сделана на административное принуждение колхозников» [13, С. 79]. Поэтому для поднятия производительности труда в ход шли силовые методы мотивации трудящихся. В подтверждении этому В.В. Кодрашин отмечает: «Насильно загнав большинство в колхозы, местные руководители нередко вели себя по отношению к ним как самые настоящие помещики-крепостники. Трудно в это поверить, но в 1931 г… в советских колхозах пороли крестьян, как в незапамятные времена крепостного права! Такие факты имели место в Колышлейском, Романовском, Турковском, Бековском, Самойловском и других районах Нижне-Волжского края» [13, С. 79].

Государство не могло остаться в стороне, и к борьбе с подобным явлением приступили правоохранительные органы. В материалах специальной сводки (спецсводки) от 1 октября 1931 г., составленной по данным СПО ПП ОГПУ Нижне-Волжского края, следовало, что «по краю вскрыты новые формы деятельности классового врага по дискредитированию идеи коллективизации, путем отождествления колхозов с барщиной. Эта деятельность выразилась в организации систематических порок колхозников, причем политический смысл порок прикрывался «шутками», «товарищеским внушением» и обосновывался необходимыми мерами по «укреплению» трудовой дисциплины в колхозах» [1, Л. 31]. В колхозах были организованы «общественно-полевые суды», которые должны были наблюдать за «порядком в колхозах», именно по их «приговору» и наказывали поркой колхозников. При этом среди населения распространялась информация, что подобные «общественные суды при колхозах учреждены декретом Правительства», и скоро «порка будет введена во всех колхозах», потому что «порка является одним из методов борьбы Советской власти за поднятие производительности труда» [1, Л. 31об].

Органы ОГПУ подошли к расследованию по идеологическому принципу, да и по-другому они не могли, поэтому инициаторы подобного метода «поднятия производительности труда» сразу же причислялись к «классовым врагам», а их жертвами становились колхозники-активисты или колхозники-бедняки [1, Л. 31]. Из материалов спецсводки следовало, что «членами судов», и особенно «палачами», то есть те, кто приводил приговор в исполнение, являлись «пробравшиеся в колхоз и замаскировавшиеся кулаки». Данное утверждение подтверждалось высказываниями и репликами, которые произносились «палачами» при наказании провинившихся. В с. Гришино в ходе порки «палач» приговаривал: «Будете знать, как раскулачивать кулаков. Вы, голодранцы, думали, что вам все это даром пройдет, помните теперь, как разорять честных людей», или же «член суда» Шкитов в момент порки говорил: «Поделом вас порят, будете знать, как издеваться над кулаками». Кроме этого, материалы следствия всех «членов судов» характеризовали как родственников кулаков, раскулаченными кулаками в прошлом или подкулачниками [1, Л. 32-34].

Избивали колхозников палками, кнутами, резиновыми чехлами от сеялок, ремнями с пряжкой, линейками, ложками и т.д. Порки проводились в колхозах сел Чубаровка, Никольское, Скрипицинское, Жмакинское, Черкасское, Гришино, Березовка, Скрябинское, Каменка, Ежовка и некоторых других. В этих селах были «вскрыты контрреволюционные кулацкие группировки, пробравшиеся в колхозы». Одна из таких действовала в колхозе «Пламя мировой революции» (с. Гришино, Тамалинский район). Возглавлял группировку раскулаченный Федюков (работал в колхозе полеводом), который и стал председателем «полевого суда», а его членами являлись «кулаки и подкулачники». Процесс суда и наказания проходил следующим образом: «Некоторые кулаки писали заявления в «суд» о всевозможных нарушениях общественного порядка и трудовой дисциплины со стороны колхозников-активистов. «Полевой суд» за мнимые нарушения подвергал этих колхозников избиениям кнутами и палками. Поводом для истязания служили самые незначительные предлоги (опоздание на работу и т.п.). Заседания «полевого суда» обычно проводились в поле, для этого с работы снимались все бригады, после зачтения обвинений тут же выносились приговоры, в которых определялась мера наказания (количество ударов). Приговор приводился в исполнение, обвиняемого клали на землю и наносили удары палками и кнутами (обычно по шесть ударов). Подобных судебных процессов было проведено около 70 и избито более 20 колхозников, некоторые по несколько раз» [1, Л. 33].

Как следовало из материалов спецсводки, во всех этих колхозах «почва для активности кулаков и других контрреволюционных элементов была во всех случаях весьма благоприятной, т.к. местные советские, колхозные и партийные организации расценивали кулацкие порки не как вылазки классового врага, а как «товарищеские внушения» или «шутливые затеи», и фактически своим бездействием и политической близорукостью прикрывали деятельность кулаков» [1, 31об]. Порке подвергались не только рядовые колхозники, но коммунисты и комсомольцы, а эти факты всячески умалчивались. При этом последние считали, что «порки проводились по товарищески, и у нас многие под ними побывали, даже секретарь комсомольской ячейки (с. Гришино)» [1, Л. 32]. Главными причинами «активной контрреволюционной деятельности кулаков» выделялись следующие: а) совершенной отсутствие массово-разъяснительной работы, б) политическая безграмотность комсомольцев, членов и кандидатов партии, в) засоренность партийно-комсомольских рядов низовых советских и колхозных организаций кулацкими и прочими чуждыми элементами, которые, по существу, срослись с кулаками и разложились. Кроме этого «политическая близорукость отмечалась и у отдельных Уполномоченных РК ВКП(б) (райкомы партии) и РИКов (райисполкомов), которые знали о происходящих порках, но не ставили высшее руководство в известность» [1, Л. 32].

Однако в материале расследования встречается достаточно фактов, что порки далеко не всегда осуществлялись ради возмездия кулаков беднякам. При проведении порок часто можно было услышать следующее: «Мы вам отпускаем это (удары), что бы Вы еще активнее работали», «Мы это тебе отпускаем для того, чтобы ты работал по ударному» и т.п. [1, Л. 31об, 34]. Сейчас нельзя доподлинно определить, что те колхозники, которые наказывали «провинившихся», действительно «прикрывались подобными высказываниями» (по версии официального следствия), или же порка реально осуществлялась за низкую производительность труда и слабую трудовую дисциплину. В подтверждении последнего можно привести следующий пример, который, по мнению следствия, являлся фактом злоупотребления со стороны руководящего состава: «В период весенне-посевной кампании в Скрипицынском колхозе местные партийно-советские организации незаконно производили массовые аресты середняков и бедняков, направляли их в ГПУ, доказывая, что они являются «срывщиками» сева. Председатель колхоза Горин, направив в райаппарат ОГПУ нескольких бедняков пишет: «Нельзя ли их подержать недельки две, пока не закончим весенний сев» [1, Л. 33об]. Порки в этом селе возглавлял «кулак, который работал бригадиром в колхозе» [1, Л. 34об]. Ряд фактов, также косвенно свидетельствовал о том, что многочисленные порки колхозников начались в период проведения весенней посевной кампании 1931 г. Например, в с. Никольском, где председатель колхоза (двадцатипятитысячник) откровенно сказал, что «все знал о порках, но значение этому не придал», а в этом колхозе выпороли 120 человек [1, Л. 34об]. В селе Жмакинском также порки начались в период весенне-полевой кампании [1, Л. 35]. В селе Березовка организатором порки был бригадир-комсомолец [1, Л. 35].

Отдельным пунктом в спецсводке анализировалось положение дел в с. Ежовка (Романовский район), в котором «инициаторами, руководителями и исполнителями порок являлись пробравшиеся на руководящую работу братья-кулаки Усковы (один – председатель колхоза, а другой – секретарь сельсовета). В материалах для характеристики сложившейся ситуации в колхозе вводился термин «ежовщина». К кулакам братьев Усковых причислили, потому что «их отец до революции был управляющим у помещика Нарышкина, а после революции занимался торговлей и арендовал у бедняков землю на кабальных условиях». Хотя сами братья были по возрасту относительно молодыми людьми (одному из них на момент следствия, т.е. 1931 г. – 24 года) [1, Л. 35, 36]. Порки проводились в правлении колхоза, в здании сельсовета или на улице. Перед поркой один из братьев Усковых вынимал из кармана листок и зачитывал «приговор», содержание которого в большинстве случаев звучало следующим образом: «Именем РСФСР такой-то за невыполнение такого-то поручения приговаривается к стольким-то горячим». После этого братья Усковы набрасывали на голову «приговоренного» шубу или дерюгу и «приводили приговор в исполнение». При порке присутствовали другие колхозники, которых часто «заставляли принимать участие в порке», т.к. в «случае отказа они сами могли быть выпороты». Если «приговоренный» оказывал сопротивление, то его при помощи физической силы валили на пол или сундук, и все равно пороли [1, Л. 36].

После расследования в этом колхозе нашли массу нарушений и негативных явлений в части организации труда: «запись трудодней колхозников на протяжении нескольких месяцев не велась, имели место случаи продажи рабочего скота, труддисциплина была построена исключительно на нажиме и штрафах, в оплате труда господствовала «уравниловка», а сами братья Усковы часто пьянствовали». Отрицательной характеристики подверглись партийная и комсомольская ячейки колхоза: «Кандидатская группа в количестве 14 человек – безграмотны, и никакого значение в селе не имела… Комсомольцы, а их 24 человека, совершенно не развиты. На созванном, после вскрытия событий, комсомольском собрании, все члены ячейки заявили, что про порки ничего не знают, а после ареста братьев Усковых, 10 комсомольцев сбежали из села» [1, Л. 35]. Отмечалось также, что председатель сельсовета Сердобинцев знал обо всех случаях порки, но «говорить боялся». Хотя он присутствовал при конфликте между одним из братьев Усковых и уполномоченной райкома комсомола Масюковой, которую Усков несколько раз ударил лыком, после чего она убежала. Впоследствии Масюкова рассказала, что порки видела неоднократно, но в райком не заявляла, потому что «руководителем порки был секретарь ячейки ВКП(б)» [1, Л. 36об]. В с. Ежовка несколько раз приезжали вышестоящие работники, в том числе председатель райисполкома, члены бюро райкома и члены президиума районной контрольной комиссии. Ряд из них находились в колхозе во время порок, но скрыли данные факты. Председатель колхоза Ревенко, заступивший на эту должность после Ускова, также знал о порках, но ничего не сделал для их прекращения, к тому же сам стал проводить «линию административного зажима, угроз и терроризирования колхозников» [1, Л. 35об].

В ходе расследования «дела о порках колхозников» вскрылись массовые случаи избиения простых трудящихся со стороны руководящего состава колхозов. В том же колхозе с. Чубаровка «председатель колхоза Строкин не только не старался предупредить порку колхозников, но и сам занимался избиением. В июне месяце Строкин избил колхозника Захарова, за то, что он оттянул выезд на поле на несколько минут. Избиение проводилось в присутствии 15 человек. Избивая, председатель приговаривал: «Мы Вам, гады, покажем, как лодырничать» [1, Л. 34об]. Далее в спесводке отмечалось: «Установлено, что нередко избиения производились за неподчинение колхозников распоряжением руководящих работников, за отказы от работы и т.п.», и приводились зафиксированные случаи побоев: «В колхозе им. ОГПУ (с. Андреевка), председателем колхоза Никулин и членом правления колхоза Тищенко при отъезде из бригады был избит 13-летний подросток, который отдыхал. В колхозе «Красный партизан» (с. Суворово-Эклебинское) бригадир колхоза Паницков во время пашни нанес три удара кулаком колхознику Козлякову, отказавшемуся от пашни вследствие болезни. В с. М-Перекопное бригадир Шапошников избил колхозника за «неподчинение». В г. Балаково председатель товарищеского суда Кирюхин избил колхозника, зато, что он спал после смены. Председатель колхоза «Правда» (с. Лачиновка) избил колхозницу Оршину за то, что она ушла с поля «без его ведома». Перечисляется еще ряд случаев избиения простых колхозников по разным причинам: за отказ дать вилы бригадиру или за отказ сторожа дать ружье секретарю колхоза» [1, Л. 37-37об]. В с. Б.-Кр.Яр председатель колхоза и председатель сельпо в пьяном состоянии избили колхозника. В с. Кучергановка бригадир колхоза в пьяном состоянии избил пастуха [1, Л. 37-37об].

Кроме применения физического насилия повседневные трудовые отношения колхозников постоянно сопровождались грубостью и откровенным хамством со стороны руководства. В спецсводке указывалось, что «обращение руководящих работников с колхозниками, сопровождавшееся руганью, угрозами, арестами, раскулачиванием, высылкой и т.д. … в значительном количестве твориться засоряющими руководящий состав колхозов элементами» [1, Л. 37об]. Приводились конкретные примеры. В с. Каменный Яр председатель правления колхоза Тащилкин на просьбу о временном переводе с полевых работ «в виду болезни ударника Бахмутова» в угрожающей форме отказал последнему: «За отказ от работы я тебя расстреляю как собаку» [1, л. 109]. Председатель Петровского колхоза Можаров часто заявлял колхозникам: «Посажу, арестую, череп сворочу и т.д.». Женщины-колхозницы настолько запуганы, что боялись идти по какому-либо вопросу к Можарову. Аналогичные факты были зафиксированы по отдельным колхозам Балаковского, Тамалинского и Колдышевского районов [1, л. 38]. Однако иногда словесные угрозы приводили к конкретным действиям. В с. Михайловке председатель правления колхоза Гринев колхозников Котлова и Теплищнева, просивших у него хлеба, арестовал и продержал двое суток в амбаре. В с. Бирючок председатель колхоза Айтуганов арестовал колхозника-пастуха Мусу и его жену, под предлогом, что «Муса якобы кулак» [1, Л. 110].

В общем, можно констатировать, что в период сплошной коллективизации и активного раскулачивания часть зажиточных крестьян (кулаки или их родственники) вошли в колхозы. Многие из них работали бригадирами, полеводами, счетоводами, то есть занимались организацией производственной деятельности в колхозе. По версии следствия именно они посредством порок мстили колхозным активистам и беднякам. Однако большую часть зажиточных крестьян все же выселили в ходе раскулачивания, поэтому «судили и пороли» не только «бывшие кулаки и подкулачники». К тому же без одобрительной санкции со стороны председателя колхоза и членов правления, которые в большинстве своем не принадлежали к зажиточным крестьянам, избиения колхозников долго не могли продолжаться, чему свидетельствуют материалы дела. В спецсводке приводится достаточно прямых и косвенных фактов, которые характеризовали порки не только как «вылазки классового врага», но и как силовой метод наказания за нарушения трудовой дисциплины и невыполнение производственных показателей. Хамство, грубость, угрозы арестом и выселением, произвол, а нередко и рукоприкладство со стороны руководящих работников по отношению к простым колхозникам в определенной мере служат этому доказательством.

Стоит отметить, что сельское население было запугано еще в ходе раскулачивания. Например, после ареста братьев Усковых в с. Ежовка началась паника, т.к. приезд штурмовой бригады в район население связало с возможным раскулачиванием и выселение 30 хозяйств, что в реальности являлось провокационными слухами…, но половина села не ночевала у себя в домах [1, Л. 36об]. Многие колхозники боялись любого начальства, а атмосфера страха и насилия порождала покорность и принятие подобных «нововведений», какими стали порки. Из материалов следствия не видно, что сельское население восприняло порки как несоответствующее и абсолютно ненормальное явление в трудовых отношениях, с которым не стоило бы мириться. Большинство колхозников не дало отпор «судьям» и «палачам», а сносили избиения, не предпринимая ответных мер.

Безусловно, этому способствовало отношение руководящего состава районных советских и партийных организаций, которые своим бездействием или покровительством содействовали распространению этого «метода», а также, возможно, и легитимировали его в глазах простых колхозников. Ведь для районного руководство главным являлось выполнение производственных показателей, даже посредством насилия по отношению к населению.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Архив Информационного центра Управления МВД России по Астраханской области (АИЦ УМВД АО). Ф. 32. Оп. 1. Д. 107.
2. АИЦ УМВД АО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 110.
3. АИЦ УМВД АО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 111.
4. АИЦ УМВД АО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 125.
5. АИЦ УМВД АО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 136.
6. Генкина Э.Б. Борьба за победу колхозного строя в деревне [Электронный ресурс] / Э.Б. Генкина // Историк-марксист. – 1940. – №12. (088). – С. 53-75. – URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/СССР-В-1930-1931-ГОДАХ. (дата обращения: 04.2021)
7. Государственный архив Астраханской области (ГААО). Ф. 6. Оп. 1. Д. 1083.
8. Давидович А. Вопросы труда в колхозах / А. Давидович – Саратов: Гос. изд-во РСФСР. Нижне-волж. краев. отд-ние, – 72 с.
9. Данилов В.П. Коллективизация сельского хозяйства в СССР / В.П. Данилов // История СССР. – 1990. – №5. – С. 7-30.
10. Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе сплошной коллективизации. 1927-1932 гг. Сборник / Под ред. В.П. Данилова, Н.А. Ивницкого. – М.: Политиздат, 1989. – 525 с.
11. Зеленин И.Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» (осень 1930-1932 гг.) / И.Е. Зеленин // История СССР. – 1990. – №6. – С. 31-49.
12. Ивницкий Н.А. Коллективизация как проблема научного исследования / Н.А. Ивницкий //Россия в XX веке: реформы и революции: В 2 т. Т.1. М., 2002.
13. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни / В. В. Кондрашин. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2008. – 519 с.
14. Маркус Б.Л Труд в социалистическом обществе / Б.Л. Маркус. – М.: Госполитиздат, 1939 – 308 с.
15. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы: в 4 т. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000-2012.
16. Рогалина Н.Л. Власть и аграрные реформы в России XX века / Н.Л. Рогалина. – М.: Энцикл. российских деревень, – 230 с.
17. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня / Ш. Фицпатрик. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2008. – 421 с.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Arkhiv Informacionnogo centra Upravlenija MVD Rossii po Astrakhanskojj oblasti [Archive of the Information Center of the Directorate of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Astrakhan Region] Fund 32. Inventory 1. File 107. [in Russian]
2. Arkhiv Informacionnogo centra Upravlenija MVD Rossii po Astrakhanskojj oblasti [Archive of the Information Center of the Directorate of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Astrakhan Region] Fund 32. Inventory 1. File 110. [in Russian]
3. Arkhiv Informacionnogo centra Upravlenija MVD Rossii po Astrakhanskojj oblasti [Archive of the Information Center of the Directorate of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Astrakhan Region] Fund 32. Inventory 1. File 111. [in Russian]
4. Arkhiv Informacionnogo centra Upravlenija MVD Rossii po Astrakhanskojj oblasti [Archive of the Information Center of the Directorate of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Astrakhan Region] Fund 32. Inventory 1. File 125. [in Russian]
5. Arkhiv Informacionnogo centra Upravlenija MVD Rossii po Astrakhanskojj oblasti [Archive of the Information Center of the Directorate of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Astrakhan Region] Fund 32. Inventory 1. File 136. [in Russian]
6. Genkina E.B. Bor'ba za pobedu kolhoznogo stroya v derevne [The struggle for the victory of the collective farm system in the countryside] [Electronic resource] / E.B. Genkina // Istorik-marksist [Marxist historian]. – 1940. – №12. (088). – P. 53-75. – URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/SSSR-V-1930-1931-GODAH. (accessed: 12.04.2021) [in Russian]
7. Gosudarstvennyj arhiv Astrahanskojj oblasti (GAAO) [State Archive of the Astrakhan region]. Fund 6. Inventory 1. File 1083. [in Russian]
8. Davidovich A. Voprosy truda v kolhozah [Labor issues in collective farms] / A. Davidovich – Saratov: Gos. Publ. house RSFSR. Nizhne-volzh. kraev. otd-nie, 1930. – 72 p. [in Russian]
9. Danilov V.P. Kollektivizaciya sel'skogo hozyajstva v SSSR [Collectivization of agriculture in the USSR] / V.P. Danilov // Istoriya SSSR [History of the USSR]. – 1990. – №5. – P. 7-30. [in Russian]
10. Dokumenty svidetel'stvuyut: Iz istorii derevne nakanune i v hode sploshnoj kollektivizacii. 1927-1932 gg. Sbornik [Documents witness: From the history of the village on the eve and during the continuous collectivization. 1927-1932. Collection] / ed. by V.P. Danilova, N.A. Ivnickogo. – M.: Politizdat, 1989. – 525 p. [in Russian]
11. Zelenin I.E. Osushchestvlenie politiki «likvidacii kulachestva kak klassa» (osen' 1930-1932 gg.) [Implementation of the policy of " liquidation of the Kulaks as a class "(autumn 1930-1932)] // Istoriya SSSR [History of the USSR]. – 1990. – №6. – P. 31-49.
12. Ivnickij N.A. Kollektivizaciya kak problema nauchnogo issledovaniya [Collectivization as a problem of scientific research] / N.A. Ivnickij // Rossiya v XX veke: reformy i revolyucii: in 2 vols. Vol.1. M., 2002. [in Russian]
13. Kondrashin V.V. Golod 1932-1933 godov: tragediya rossijskoj derevni [The Famine of 1932-1933: the tragedy of the Russian countryside] / V. V. Kondrashin. — M.: Rossijskaya politicheskaya enciklopediya (ROSSPEN); Fond Pervogo Prezidenta Rossii B. N. El'cina, 2008. – 519 p. [in Russian]
14. Markus B.L Trud v socialisticheskom obshchestve [Labor in a socialist society] / B.L. Markus. – M.: Gospolitizdat, 1939 – 308 p. [in Russian]
15. Sovetskaya derevnya glazami VCHK-OGPU-NKVD. 1918-1939. Dokumenty i materialy [The Soviet village through the eyes of the Cheka-OGPU-NKVD. 1918-1939. Documents and materials: in 4 volumes] – M.: «Rossijskaya politicheskaya enciklopediya» (ROSSPEN), 2000-2012. [in Russian]
16. Rogalina N.L. Vlast' i agrarnye reformy v Rossii XX veka [Аuthorities and agrarian reforms in Russia of the XX century]/ N.L. Rogalina. – M.: Encikl. rossijskih dereven', 2010. – 230 p. [in Russian]
17. Ficpatrik SH. Stalinskie krest'yane. Social'naya istoriya Sovetskoj Rossii v 30-e gody: derevnya [Stalinist peasants. Social History of Soviet Russia in the 1930s: the village] / SH. Ficpatrik. – M. M.: Rossijskaya politicheskaya enciklopediya (ROSSPEN); Fond Pervogo Prezidenta Rossii B. N. El'cina, 2008. – 421 p. [in Russian]