THE EXPRESSION OF CATEGORY OF IMPERSONALITY WITH PRONOUNS IN THE THIRD PERSON SINGULAR IN GERMAN AND RUSSIAN

Якушева О.В.

Кандидат филологических наук, Южно-Уральский государственный университет

ВЫРАЖЕНИЕ КАТЕГОРИИ ИМПЕРСОНАЛЬНОСТИ МЕСТОИМЕНИЯМИ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА В НЕМЕЦКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ

Аннотация

В статье рассматривается вопрос о природе происхождения личных местоимений. Особое внимание уделяется местоимениям третьего лица единственного числа. В немецком языке существует специальный грамматический формант для обозначения неличной формы лица – безличное местоимение es, которое не имеет точного соответствия в грамматическом строе русского языка, занима­ет особое место по богатству синтаксических функций.

Ключевые слова: безличное местоимение, безличное предложение, объективное логическое лицо, подлежащее.

Jakusheva O.V.

Candidate of Philology Sciences, South Ural State University

THE EXPRESSION OF CATEGORY OF IMPERSONALITY WITH PRONOUNS IN THE THIRD PERSON SINGULAR IN GERMAN AND RUSSIAN

Abstract

The article considers the nature of personal and impersonal pronouns. The special attention is focused on pronouns in the third person singular. In the German language there is the special grammatical form for designation of impersonality – the impersonal pronoun „es“. It has many syntactical functions in German. It hasn’t the exact structural syntactical equivalent in Russian.

Keywords: impersonal pronoun, impersonal sentence, objective logical person, subject.

Местоимения существуют во всех доступных изучению языках, поэтому роль их в истории развития языка весьма значительна. Они играют важную роль в строе предложения, имеют длительное историческое прошлое, в течение которого они неоднократно подвергались существенным изменениям.

В вопросе о происхождении личных местоимений у лингвистов существуют различные мнения. Одни ученые полагают, что личные местоимения произошли от указательных [4], другие, что личные форманты в глаголе должны были предшествовать посессивным [9]. В.М. Жирмунский пишет, что имя древнее глагола [3]. Де-ла-Грассери, а позднее И.И. Мещанинов, анализируя языки различных систем, пришел к важному выводу о том, что местоименная аффиксация глагола первоначально имела посессивное значение и лишь позднее стала обозначать субъект действия [5]. То есть, глагол имеет в своей основе именную предикативную форму, к которой прибавляется личное местоимение, образуя в результате глагольное окончание лица. Личные местоимения 3-го лица, являясь разновидностью указательных местоимений, вышли из одного общего с ними первоисточника. Происхождение первых двух лиц окончательно не выяснено, но они теснейшим образом связаны с притяжательными местоимениями. Особое положение 3 лица и образование от него первых двух лиц прослеживается в целом ряде языков. Сложность выделения конкретного субъекта в 3 лице объясняется его многообразием в этом лице, поскольку 3 лицо передает всякое имя.

Тот факт, что личные, и притяжательные местоимения могли выйти из общей для них основы и, что 3-е лицо в понятийном отношении явилось источником образования первых двух лиц, подтверждается теоретическими размышлениями Г. Гийома, который говорит о логическом 3-м лице, как о первоисточнике грамматического понятия лица вообще [2].

Размышляя о природе местоимений, А.Н. Савченко провел совместное исследование именных и местоименных лексических вхождений (т.е. классов лексем, занимающих места в предикате и актантах предложения), и сделал важный вывод: местоимения и имена в протоиндоевропейском языке (на определенном этапе его развития) в своем склонении образуют две различные системы, основанные на совершенно разных принципах. Это значит, что местоименное склонение образовано двумя разными основами, имеющими значение прямого и косвенного падежей (система, характерная для номинативно-аккузативного строя). В основе именного склонения лежит противопоставление не падежей, а активной и неактивной формы (система, характерная для активного строя – более древнего этапа в развитии индоевропейских языков). При этом признак «активный» в отношении к протоиндоевропейскому языку является слабо определенным и вариативным [6]. Подобное семантическое представление о природе происхождения местоимений и имен в общем традиционно, этому соответствуют теории «одушевленного-неодушевленного родов» [8].

Признаку «неактивный, неодушевленный» (вещь, тело) противопоставлен признак «активный, одушевленный» (все, что имеет жизненный цикл и активное самостоятельное начало). Природа, окружающий мир (вода, земля, растения), как и сам человек, обладали «одушевленным» признаком. Это подтверждает мысль Г. Гийома, разработанную в исследовании О.А. Турбиной, о существовании в сознании древнего человека единого ОНО-БЫТИЯ, выражавшегося в аморфном ИМЕНИ и включавшего в себя понятие универсума (объективного логического лица) [7]. Таким образом, в 3 лице совмещены признаки потенциально личной и неличной формы, поскольку 3 лицо передает всякое имя. Этим объясняется сложность выделения конкретного субъекта в 3-м лице, поскольку в языках номинативного типа (немецкий, русский языки) на современном этапе развития категория лица грамматизовалась. Местоимение es в немецком языке в результате языковой категоризации репрезентует объективное логическое лицо.

Исследование формы 3-го лица с позиции функциональной грамматики также подчеркивает противопоставление «мира лиц» и «мира вещей»: 1-е и 2-е лицо обозначает отношение между говорящим и слушающим (собственно одушевленные лица), тогда как через 3-е лицо можно обозначать как собственно лица, так и неодушевленные субстанции [1]. Ведь не случайно в индоевропейских языках первые два лица не различаются по родам, 3-е лицо имеет три рода: немецк. ich, du, er, sie, es; русск. я, ты, он, она, оно. В немецком языке в отличие от русского языка существует специальный грамматический формант для обозначения неличной формы лица – безличное местоимение es. Безличное местоимение es не имеет точного соответствия в грамматическом строе русского языка, занима­ет особое место по богатству синтаксических функций.

Итак, мы видим, что в 3-м лице на глубинном понятийном уровне сов-мещены признаки потенциально личной и неличной формы.  Этот вывод применим как к русскому, так и к немецкому языку. Важно то, что на глу-бинном, понятийном  (концептуальном) уровне предложение в любом языке (в русском и в немецком в том числе) не может быть «безличным» = «без лица». Концептуальное понятие «лица» генетически заложено в любом предложении языка. В основе термина «безличность» лежит понятийная категория имперсональности, связанная с понятийными категориями неопределенности и неодушевленности. Поэтому эти две семантические стороны 3-го лица («собственно лицо» и «не-лицо») по отношению к «гово-рящему» и «адресату» на концептуальном уровне обнаруживают тесную общность, что подтверждается тождественностью грамматических пока-зателей глагольных форм 3-го лица в русском и немецком языках. Это подтверждается наличием наряду с личными предложениями так называ-емых безличных предложений. Формальное выражение понятий персональ-ности/имперсональности в языках разного строя (русский язык – язык по преимуществу синтетического строя; немецкий – язык по преимуществу аналитического строя) происходит по-разному.

Литература

1. Бондарко, А.В. Семантика лица//Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость/А.В. Бондарко. – С-Пб: Наука, 1991. – 369 с.
2. Гийом, Г. Принципы теоретической лингвистики/Г. Гийом. – М.: Прогресс, 1992. – 224 с.
3. Жирмунский, В.М. Общее и германское языкознание/В.М. Жирмунский. – Л.: Наука, 1976. – 695 с.
4. Марр, Н.Я. Избранные работы/Н.Я. Марр. – М.-Л., 1933-1937. – С. 417.
5. Мещанинов, И.И. Проблемы развития языка/И.И. Мещанинов. – Л.: Наука, 1975. – 352 с.
6. Савченко, А.Н. Древнейшие процессы в области личных местоимений в праиндоевропейском языке//Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз./А.Н. Савченко. – М., 1984. – Т.43, №6.
7. Турбина, О.А. Формирование французского классического предложения: системный и структурный аспекты / О.А. Турбина. - Челябинск: ЧГУ, 1994. – 269 с.
8. Delbrück, B. Vergleichende Syntax der indogermanischen Sprachen/B. Delbrück. – Strassburg, 1897. – 2. - § 139, S. 117-119.
9. Schuchardt, H. Posessivisch und Passivisch//Sitzungsberichten Preus. Akademie der Wissenschaft/H. Schuchardt. – Berlin: Preus. Akademie der Wissenschaft, 1921. – S. 657.

References

1. Bondarko, A.V. Semantika lica//Teorija funkcional'noj grammatiki: Personal'nost'. Zalogovost'/A.V. Bondarko. – S-Pb: Nauka, 1991. – 369 s.
2. Gijom, G. Principy teoreticheskoj lingvistiki/G. Gijom. – M.: Progress, 1992. – 224 s.
3. Zhirmunskij, V.M. Obshhee i germanskoe jazykoznanie/V.M. Zhirmunskij. – L.: Nauka, 1976. – 695 s.
4. Marr, N.Ja. Izbrannye raboty/N.Ja. Marr. – M.-L., 1933-1937. – S. 417.
5. Meshhaninov, I.I. Problemy razvitija jazyka/I.I. Meshhaninov. – L.: Nauka, 1975. – 352 s.
6. Savchenko, A.N. Drevnejshie processy v oblasti lichnyh mestoimenij v praindoevropejskom jazyke//Izv. AN SSSR. Ser. lit. i jaz./A.N. Savchenko. – M., 1984. – T.43, № 6.
7. Turbina, O.A. Formirovanie francuzskogo klassicheskogo predlozhenija: sistemnyj i strukturnyj aspekty / O.A. Turbina. - Cheljabinsk: ChGU, 1994. – 269 s.