ON THE EARLY STAGES OF THE ETHNOGENESIS OF THE ANCIENT GREEKS

Благодаря трудам греческих историков нам в достаточной мере понятны обстоятельства и время прибытия древних греков в Элладу. Это событие приходится на Раннеэлладский период III (2300-2000 гг. до н.э.), когда в Пеласгии (Фессалии) впервые появляется шнуровая керамика (на поселении Пефкакия близ совр. г. Волос) [1, C. 159-160]. Подобная датировка шнуровой керамики в Фессалии соответствует появлению аналогичной орнаментации в Эзеро В (фаза Михалич, 2400-2000 гг. до н.э.) [2, C. 15,18], с каковой фазой синхронизируются курганы Ямной культуры во Фракии: Бояново (2236±27 г. до н.э.) и Бенковский (2222±28 г. до н.э.) [3, C.36,32].

Таким образом, последняя остановка греков как единой диалектной общности перед выходом на исторические места обитания в Элладе состоялась в Македонии, Иллирии, Эпире и Фессалии [4, C.86]. Около 2100 г. до н.э. носители шнуровой керамики проникают на Пелопоннес, разрушают Лерну III и основывают Лерну IV [5, C. 154-155], [6, C. 151]. При этом дорийцы еще на 1000 лет задержались в Эпире и Фессалии, а македоняне и вовсе не покидали этого региона.

Предпоследней остановкой греков называется ареал культуры Глина III на северном берегу Дуная [1, C. 106, 160-163]. Иными словами, в своей миграции греки, форсировав Дунай, перевалили Балканский хребет и вышли в Македонию и Фессалию, поэтому их незачем искать среди ямников Фракии (Тырнава, Кнежа, Медникарово).

Однако от момента обнаружения греков (прото-греков) в ареале культуры Глина III начинается кардинальное расхождение в концепциях различных авторов. Одни отрицают ямное (степное, курганное, причерноморское = понтийское) происхождение греков: в частности для Яноша Маккая греки – это наследники культуры линейно-ленточной керамики, а для Яноша Харматты – наследники культуры Тисапольгара [7, C. 194], [8, C.9].

Напротив, для Михаила Сакеллариу греки – это выходцы из Понтийских степей, носители Курганной культуры (в понимании М. Гимбутас) [1, C.251]. Однако в силу языкового барьера достижения советских археологов и материалы, введенные ими в научный оборот, оставались неизвестны для западных исследователей. Южнорусские степи представлялись «черной дырой», в которой исчезала любая культурная информация. По существу, сказать, что прото-греки происходят из Причерноморских степей – это не сказать ничего, поскольку наследники советской археологической школы отлично знают, что в период Ранней Бронзы в степях от Днепра до Дуная бытовало несколько культурных традиций, и у каждой была своя историческая судьба. 

С другой стороны, сами советские археологи в силу узкопрофессионального подхода к своему предмету, практически никогда не пытались определить этническую принадлежность изучаемых археологических феноменов.

Таким образом, финальные фазы греческого этногенеза перед самым приходом на исторические места обитания в Элладе относительно ясны и не вызывают сомнений у исследователей, однако начальные фазы этого процесса, а именно выделение прото-греков из индоевропейской семьи и их первые самостоятельные шаги, остаются скрытыми, гипотетическими, а потому вызывающими споры.

Для обнаружения континуитета между финальными и начальными стадиями греческого этногенеза мы будем пользоваться тем же междисциплинарным методом комбинирования археологии, истории, лингвистики, с прибавлением антропологии и палеогенетики, каковым пользовались исследователи М. Сакеллариу и Я. Маккай [4, C. 66]. Посредством этого метода мы сможем рассмотреть историю собственно греческого племени в более широком контексте всей индоевропейской семьи (по крайней мере, ближайших лингвистических сородичей греков – индо-иранцев, фракийцев и армяно-фригийцев [9, C. 369]). Обратим внимание, что мы исходим из существования сепаратной греко-армянской языковой группы, обособленной от индоиранской, которую вслед за И.М. Дьяконов именуем палеобалканской, при этом в рамках этой группы греки были единственными, у кого не произошло палатализации велярных фонем, тогда как армянские, фригийские и фракийские диалекты стали сатемными [10, C. 112, 124].

Как мы уже указывали, культурно-определяющим признаком греков в Элладе полагается шнуровая керамика (М. Сакеллариу). Христос Думас называет иной набор признаков – чернолощеная керамика, сделанная на гончарном круге [6, C. 151]. Гончарный круг впервые и появляется в Трое II (2500–2200 гг. до н. э., по К. Блегену) [11, C. 29-30]. Греки заимствовали его, когда в период 2300-2100 гг. до н.э. поселились в Фессалии (Пефкакия), непосредственно выйдя на побережье Эгейского моря и, несомненно, установив контакт с обитателями противоположного берега. В дальнейшем технологию изготовления керамики на гончарном круге греки принесли в Элладу (на Пелопоннес, Лерна IV).

Как таковая чернолощеная керамика (сделанная еще вручную) обнаруживается в культуре Глина III (поселение близ Бухареста) – Шнекенберг (холм близ Брашова в верховьях Олта) [11, C. 79]. Керамический комплекс этой культуры восходит к традициям культуры Коцофени [12, C. 357] – очевидно, что Глина III возникает вполне самостоятельно после естественного угасания Коцофени [13, C. 445]. Таким образом, нижние слои Глины III, перекрывающие слои Коцофени, могут датироваться 2450-2300 гг. до н.э. В следующей фазе (2300-2150 гг. до н.э.) в керамике Глины III появляется (как и повсеместно на Балканах – в Эзеро В и Пефкакии) шнуровой орнамент [11, C. 79]. Несомненно, это свидетельство прихода носителей Ямной культуры и шнуровой керамики, которые оставляют курган Плоешти-Трияж (ж.д.-станция к северу от Бухареста). С.В. Иванова соглашается с Л. Николовой в определении характера взаимодействия ямников и насельников Глины III: оно было минимальным, ямники занимали лишь незначительные микрорайоны в ареале Глина [13, C. 444], [2, C.16].

На наш взгляд отношения двух культур были гораздо существеннее и подобны отношениям Эзеро и ямников во Фракии, когда происходит взаимопроникновение культур с возникновением поликультурной инвариантности. Применительно к культуре Глина, мы предполагаем, что чернолощеная керамика была принесена вместе с шнуровым орнаментом, и весь этот комплекс был перенесен затем в Фессалию.

Наконец, отмечается, что культура Глина представлена в основном поселениями [13, C. 444], соответственно погребения, которые относят к культуре Глина, могут рассматриваться не как собственные погребения субстрата, а именно как свидетельство смешения с пришлым суперстратом – в частности погребения близ Шнекенберга характеризуются скорченным трупоположением на боку в каменном ящике [11, C. 79]. Скорченное трупоположением на боку может свидетельствовать как в пользу местных традиций (аналогичным образом хоронили в Эзеро и Батине [13, C. 442, 444]), так и в пользу степного происхождения погребенных.

Что же касается каменного ящика (цисты), то несомненно, что на Кикладах подобный обряд захоронения был распространен еще в I Раннеэлладском периоде (3000-2600 гг. до н.э., на Крите и Кикладах) [11, C. 14, 31], однако Сакеллариу отмечает конструктивную разницу между кикладскими и позднейшими каменными ящиками (например, на Левкасе и в беотийских Фивах), относимых к III Раннеэлладскому периоду (2300-2000 гг. до н.э.) [1, C. 99]. При таких обстоятельствах каменные цисты в Трансильвании – это безусловно самостоятельное, независимое от Киклад, культурное новшество, истоком которого является Северное Причерноморье (судя по кургану Ямной культуры Рогойевац, на картах – Рогоjевац, близ Крагуеваца на территории современной Сербии [13, C. 441]).

В любом случае, как бы не складывались отношения ямников с насельниками Глины, несомненно, что ямники (со своим культурным багажом – чернолощеная керамика, шнуровой орнамент, курганы, каменные ящики, вероятно, трупоположение на боку) около 2300 г. до н.э. вошли в ареал культуры Глина и поселились в Валахии.

Насколько долго они пребывали в этом регионе, принимали ли участие в дальнейшем культурном развитии или практически без задержки проследовали далее на юг – в Македонию и Фессалию, на данной стадии исследований сказать сложно. Тем не менее мы уже знаем, какой набор археологических признаков должен характеризовать прото-греков в тех степях, из которых они прибыли в Валахию.

Более того, если исходить из принципа минимальных контактов Глины и ямников, предполагая минимальный срок пребывания ямников в Валахии, это лишь будет свидетельствовать в пользу того, что ямники были именно искомыми прото-греками, а вовсе не субстратом Глины и Коцофени. По существу, Глину III как незначительную остановку на пути следования в Элладу можно было бы вовсе исключить из нашего дискурса, и начать поиск культурного ядра прото-греков (чернолощеная керамика, шнуровой орнамент, курганы и т.д.) непосредственно в Южнорусских степях.

Здесь этот культурный комплекс признаков присущ т.н. памятникам нижнемихайловского типа. Хронологически эти памятники разделяются на те, которые соответствуют поселению Михайловка I (3370-2940 гг. до н.э.), и в этом случае это будут памятники типа Осокоровки (на Херсонщине), выделенном в своё время В.Н. Даниленко [14, C. 127]. Подчеркнём, что этот тип памятников характеризуется скорченным на спине трупоположением, при этом уже присутствует курганная обрядность и чернолощеная керамика. Последнюю связывают с влиянием культуры Гумельница [15, C. 112].

После 2940 г. до н.э. согласно радиоуглеродным датировкам поселение Михайловка I было заброшено, население, вероятно, мигрировало на запад в бассейн Ингула и Южного Буга. Этот этап развития памятников нижнемихайловского типа Д.Я. Телегин назвал широчанско-баратовским (по курганным памятникам у сел Широкое на Ингульце и Баратовка на Южном Буге). А.В. Николова и Ю.Я. Расамакин именуют памятники этого периода днепро-бугской группой (подчеркивая названием район бытования данного типа древностей). Указанный этап характеризуется доминированием скорченного на боку трупоположения и широким применением камня при обустройстве могил (включая каменные ящики, например, в Баратовке, кург. 1). Продолжает бытовать чернолощеная керамика [16, C.7-8]. Шнуровой орнамент пока отсутствует. Наиболее поздние памятники нижнемихайловского типа датируются 2484 г. до н.э. (курган Красное 9/17 близ Дубоссар в Приднестровской Молдавии) [17, C. 110].

По основанию наличия большинства признаков культурно определяющих древних греков в ареале Глина III и в Элладе (чернолощеная керамика, курганы, каменные ящики, трупоположение на боку), мы полагаем, что именно памятники нижнемихайловского типа в широчанско-баратовском периоде (2940-2485 гг. до н.э.) были археологическим эквивалентом прото-греков и свидетельством их обитания в Причерноморской полосе от Днепра до Днестра.

Обратим здесь внимание на два обстоятельства. Во-первых, на этапе Осокоровка нижнемихайловские древности не были ни прото-греческими, ни, вероятно, даже индоевропейскими. Прото-греки вливаются в состав выходцев из Михайловки I и становятся носителями культуры соответствующего типа только на широчанско-баратовском этапе.

Во-вторых, с точки зрения глоттохронологии это были еще даже не собственно греки, а целиком палеобалканская макро-группа в составе будущих греков, армян, фригийцев и фракийцев. Очевидно, что в ходе взаимодействия с выходцами из Михайловки I еще не разделенный на диалекты палеобалканский индоевропейский язык начал доминировать в сформировавшейся культурной общности. Очевидно, палеобалканцы стали культурной элитой на широчанско-баратовском этапе и привили носителями нижнемихайловских традиций обряд трупополежения скорчено на боку вместо прежнего положения трупа скорчено на спине (тип Осокоровки). Подобный прецедент имел место в отношении насельников Дереивской культуры, так же заимствовавших от трипольцев обряд трупоположения скорченное на боку [15, C. 88].

В целом ритуал трупоположение на боку является традиционным для большинства земледельческих культур Старой Европы [18, C. 188]. Для нашего исследования он тем более важен, что указывает на происхождение его носителей. Обращает на себя внимание, что аналогичным образом хоронили в Усатово: 14,5% - на правом боку, 51% - на левом [19, C. 41] и в животиловской группе памятников Трипольской культуры [20, C.28]. Одинаков был и антропологический тип трипольцев и тех, кто практиковал трупоположение на боку в Степи (палеобалканцев) – в обоих случаях это были грацильные, долихоцефальные средиземноморцы. По прижизненному внешнему виду они вряд ли отличались, однако по краниологическим метрикам антропологи все-таки утверждают, что это были две различные по этническому происхождению долихоцефальные популяции: одна – классическая трипольская, представленная в Усатово, другая – степная со скорченными на боку костяками, распространенная в Северо-Западном Причерноморье (Буджакская степь), на Херсонщине и в бассейне р. Молочной (в Запорожье, на левобережье Днепра) [17, C. 126, 129].

Откуда приходит эта средиземноморская популяция, которая не была трипольской, но тоже практиковала скорченное на боку трупоположение? Дальнейшие антропологические исследования позволили сделать на наш взгляд ключевое для разрешения индоевропейской проблемы заключение: антропологический кластер (р. Молочная, р. Ингулец, Нижнее Поднепровье – Каховка, Херсонщина) наиболее близок носителям культуры Тисапольгар [21, C. 129, 133]. И таким образом, утверждение Яноша Харматты, видевшего истоки греческого этноса в культурах Альфельда и Трансильвании, обретает доказательную базу. Только исторический путь прото-греков оказывается намного сложнее: Тисапольгар – ареал Триполья – памятники нижнемихайловского типа – Ямная культура – ареал Глина III – Македония и Фессалия – Эллада.

По тисапольгарской керамике, встречающейся на трипольских поселениях Брынзены III и Костешты IV мы датировали миграцию населения из ареала Тисапольгар около 3080 г. до н.э., причем отмечали, что мигрировала целиком аугментная макро-группа индоевропейцев (в составе палеобалканцев и индо-иранцев) [22, C. 140]. Очевидно, что в ходе этой миграции произошла дивергенция макро-группы: индо-иранцы оседают на трипольских поселениях Жванецкой группы (Варваровка XV, Брынзены III, Костешты IV, Жванец-Шовб, Бильце-Золотое-Вертеба), тогда как обособившиеся палеобалканцы продвинулись на Южный Буг и остановились на трипольских поселениях типа Небелевка. 

Само поселение Небелевка являет хронологический этап перехода от поселений типа Владимировка (3330-3260 гг. до н.э.) к поселениям типа Томашовка (даты для Майданецкого: 2940-2650 гг. до н.э.) [23, C. 9, 24, 162], [24, C. 28], таким образом, этот переход может быть датирован концом Триполья В II – началом Триполья C I (3260-2940 гг. до н.э.). В указанный период население Небелевки активно взаимодействовало с насельниками Нижнемихайловской культуры на поселении Новорозановка (на берегу Ингула в Николаевской обл.) – керамика обеих культур залегает совместно в одном слое. Для Новорозановки имеется одна дата – очевидно, верхняя, с очень большой амплитудой отклонения: 4904 ВР ± 300 (по некалиброванной шкале - 2954 г. до н.э.) [15, C. 39, 417].

На наш взгляд мигранты из Тисапольгара (палеобалканцы), войдя на поселение Небелевка, в качестве трипольцев участвовали в процессах культурной интеграции, происходившей на поселении Новорозановка в период 3080-2950 гг. до н.э. По существу, на базе Новорозановки сформировался новый нижнемихайловский тип древностей, характерный для Причерноморских Степей на следующем, широчанско-баратовском этапе (2940-2485 гг. до н.э.), начавшемся после того, как Новорозановка и Михайловка I были оставлены жителями.

Помимо принесенных палеобалканцами в Степь из ареала земледельческих культур (Тисапольгара и Триполья) индоевропейского языка, средиземноморского антропологического типа и обряда трупоположения скорчено на боку, высказывается мнение, что каменные ящики начинают серийно распространяться по Степи так же под влиянием трипольских мегалитических традиций [17, C. 145]. По нашему мнению этот вопрос не имеет столь однозначного разрешения и нуждается в специальном изучении для установления хронологического приоритета мегалитической практики в той или иной культурной традиции.

При этом обратим внимание, что прото-греки приходят на Дунай и в Элладу уже как обособившаяся от других палеобалканцев лингвистическая группа и вовсе не в качестве носителей собственно нижнемихайловских традиций, а в качестве носителей Ямной (Буджакской) культура. Представляется, что распад палеоблканского диалектного единства связан именно с обстоятельствами вхождения палеобалканцев в состав Ямной культуры Северо-Западного Причерноморья.

Складывание этой культуры шло в период т.н. протобуджакоского горизонта (курганы Утконосовка 1/3, 2820 г. до н.э.; Новоселица 20/9, 2750 г. до н.э.) [25, C. 364]. В сложении культуры участвовали следующие компоненты [20, C. 22, 28-29, 31]:

1. собственно энеолитическая традиция, которая неотличима от ямной (трупоположение скорчено на спине головой на Запад в прямоугольных ямах); мы называем эту традицию Ямно-Молдаванской культурой, ведущей своё происхождение от курганов периода Триполья В (Думяны) [10, C. 121-122]; численно представлена 37 % погребений. 

2. животиловско-трипольская традиция (скелеты скорчены на боку с поднесенными к лицу кистями рук); численно представлена 19-24 % погребений. 

3. нижнемихайловская традиция (скелеты скорчены на боку, руки протянуты к коленям); численно представлена 19-24 % погребений. 

4. пост-стоговская традиция (трупоположение скорчено на спине головой на Восток в овальных ямах); численно представлена 20 % погребений.

Несомненно, Ямно-Молдаванская традиция была той силой, которая интегрировала все остальные традиции в состав Буджакской культуре, соответственно язык древних насельников Молдаванских степей доминировал в новом археологическом образовании. Палеобалканцы были лишь некоторой частью Буджакской культуры (войдя в её состав, они только теперь переняли шнуровой орнамент), оставаясь этническим меньшинством, не ставшим элитой, однако сохранившим культурную автономию и в первую очередь свой язык.

Что касается пост-стоговской традиции, то её носители несомненно происходили с Волги (на это указывают пояса хвалынского типа в бесспорно пост-стоговском могильнике Кошары I, 3230-2970 гг. до н.э. [26, C. 20, 25]), имели прото-европеоидный расовый облик. При этом, они вероятно, не сумели сохранить своего языка, были довольно ущербной социальной группой внутри Буджакской культуры и потому были наиболее готовы к дальнейшим миграциям – по крайней мере, на Балканах большинство ямников оказываются носителями именно прото-европеоидного антропологического типа [17, C. 130].

Иными словами, основанную массу мигрантов на Балканы составляли именно выходцы с Волги, при этом возглавлялись они индоевропейской элитой и все вместе говорили на одном из и.е. диалектов. Пример миграции ямников в Альфельд и Банат наглядно демонстрирует эту закономерность.

В долине реки Муреш ямники на основе местного субстрата сформировали Мурешскую культуру [13, C. 445]. В 2020 году группа сербских и немецких исследователей довольно детально изучила генофонд этой культуры на примере поселения Мокрин (ст. Табл.1).

Исключая mtHg, не имеющие аналогов, или более поздние (HV0e), мы имеем выборку из 8 гаплогрупп, которые достоверно разделяются на два кластера - пришлый и сугубо автохонный, а так же неопределенный кластер. Пропорции митохондриальных компонентов для каждого кластера представлены в Табл.2.

Совершенно очевидно, что пришлый генетический кластер Мурешской культуры (12,5 % населения), несомненно связанный с предшествующей миграцией носителей Ямной культуры, целиком представлен выходцами из Поволжья. При этом от Мурешской культуры прослеживается непрерывная культурная преемственность вплоть до фракийского Гальштатта, что позволяет нам утверждать, что насельники Мурешской культуры были предками, по меньшей мере, фракийцев, а в целом – сатемной ветви палеобалканской группы [10, C.114]. Таким образом, ямные мигранты в Банат, несмотря на генетические связи с Поволжьем, были все-таки носителями индоевропейских языков (сатемного палеобалканского).

Дата миграции в качестве ямников в Альфельд и Банат носителей палеобалканских диалектов, в среде которых впоследствии произойдет сатемизация палатальных фонем (армян, фригийцев и фракийцев), определяется по совместному залеганию ямных древностей с керамикой типа Болераз - Чернавода III в первичных захоронениях Ямной культуры в курганах 5 и 6 Кетедьхаза близ совр. венгерского г. Бекешчаба [31, C. 128-129]. Горизонт Болераз – Чернавода III – раннее Усатово датируется в пределе 2825-2600 гг. до н.э. и фактически синхронен протобуджакскому горизонту (2820-2650 гг. до н.э.). Именно на этот период приходится первая степная (курганная) волна миграций на Балканы - не только в Потисье, но так же во Фракию (Голяма-Детелина близ Бургаса), в Драму (совр. Северная Греция на берегу Эгеиды) [3, C. 41-42], Македонию (Сервия близ легендарной горы Олимп, где как раз в I-й Раннеэлладский период (3000-2600 гг. до н.э.) появляются курганы, каменные ящики и подсыпка охрой) [4, C. 74].

По совокупности имеющихся данных мы полагаем, что именно в период 2800-2600 гг. до н.э. происходит разделение прежде единой палеобалканской группы и выделение из её состава будущих сатемных палеобалканцев. Они мигрируют сначала в ареал формирующейся Буджакской культуры (в степь между Дунаем и Днестром) и в своем миграционном импульсе увлекают за собою часть пост-стоговских насельников протобуджакского горизонта, уже в достаточной мере приобретших ямный археологический облик. В качестве классических ямников эта группа в составе пост-стоговцев (в качестве основной массы) и будущих сатемных палеобалканцев (в качестве немногочисленной элиты) мигрирует дальше в Банат и Альфельд. Их путь через Валахию отмечен пог.4 кургана Аричешти-Рахтивань (близ Плоешти в Румынии), относящимся к протобуждакскому горизонту Болераз – Чернавода III [3, C. 42]. Пост-стоговские и нижнемихайловские элементы в ямных памятниках этих регионов крайне невыразительны, тем не менее в Альфельде отмечается наличие некоторого числа овальных могильных ям (Кетедьхаза, кург. 3, впуск. пог. 1), а в Банате изредка обнаруживаются трупоположения с наклоном на бок (без указания конкретных памятников) [2, C. 11].

Что касается прото-греков, то их судьба после дивергенции с будущими сатемными палеобалканцами (около 2800 г. до н.э.) может оцениваться двояко: либо прото-греки тогда же вливаются в состав Ямной культуры, но не мигрируют, а оседают в Буджакской степи, либо прото-греки изначально не совершали миграции на Запад, продолжали обитать в Буго-Днепровской степи на всем протяжении широчанско-баратовского этапа (2800-2485 гг. до н.э.) вплоть до прекращения бытования памятников нижнемихайловского типа. Допустимо предполагать, что само это событие связано с окончательным вхождением прото-греков в состав Ямно-Буджакской культуры. 

Итак, прото-греки прошли долгий и сложный путь от момента, когда еще пребывали в составе неразделенной греко-армяно-арийской общности (аугментной макро-группы) до появления на исторических местах обитания в Элладле. Поэтому правы и те исследователи, которые видят истоки греческого этноса в культурах типа Тисапольгар (Янош Харматта), так и те исследователи, которые связывают греков с рекой Ингул (Дэвид Энтони).

Действительно в составе еще не разделенной аугментной группы прото-греки, являясь носителями своеобразного средиземноморского антропологического типа, отличного от средиземноморского трипольского, покидают ареал Тисапольгара около 3080 г. до н.э. и мигрируют в ареал Триполья. В ходе этой миграции происходит дивергенция индо-иранцев и палеобалканце (прото-греки пребывают в составе последних).

Около 3080 г. до н.э. палеобалканцы поселяются на трипольских поселениях Небелевка и Новорозановка на Южном Буге. Здесь, особенно в Новорозановке, они активно ассимилируют носителей Нижнемихайловской культуры, заимствуя от них скорченное на боку трупоположение, чернолощеную керамику, практику возведения курганов. К 2940 г. до н.э. (когда прекращается бытование поселений Михайловка I и Новорозановка) палеобалканцы окончательно стали доминировать в среде носителей нижнемихайловского типа памятников, а скорченное на боку трупоположение оказывается прочно связано с тисапольгарским антропологическим типом.

Единство палеобалканской группы диалектов сохранялось на протяжении 300 или 500 лет в рамках памятников небелевского (3080-2940 гг. до н.э.) и нижнемихайловского (2940-2800/2600 гг. до н.э.) типа.

На протобуджакском горизонте, который синхронен Болераз – Чернавода III – раннее Усатово (2825-2600 гг. до н.э.), происходит распад палеобалканского единства: группа, в которой впоследствии происходит сатемизация палатальных фонем (будущие армяно-фригийцы и фракийцы) входит в состав Ямно-Буджакской культуры, увлекает часть её насельников в дальнейшую миграцию на Запад и оседает в Альфельде и Банате, где принимает участие в формировании Мурешской культуры. Обнаружение в генофонде этой культуры 12,5 % генов, связанных с Южнорусскими степями, при культурном континуитете от Муреша до исторических фракийцев Железного века, подтверждает правильность предложенной модели происхождения прото-греков: если ближайшая (сестринская) языковая группа – фракийская – генетически оказывается связана с Ямной культурой то прото-греки так же необходимо должны были рано или поздно влиться в состав этой культуры, предположительно – по окончании широчанско-баратовского этапа бытования памятников нижнемихайловского типа.

В рамках Ямной (Буджакской) культуры прото-греки обитали в период 2485-2300 гг. до н.э., сохраняя некоторую степень культурной автономии (в том числе свой язык) и ряд нижнемихайловских черт (чернолощеную керамику, скорченное на боку трупоположение, каменные ящики в качестве гробниц). Тем не менее археологически они принимают облик классических ямников (шнуровой орнамент).

С очередной волной степной (курганной) миграции на Балканы в III Раннеэлладском периоде (= Эзеро В) прото-греки уже как классические ямники приходят в ареал Глина III – Шнекенбекрг (около 2300 г. до н.э.), а потом продвигаются в Македонию и Фессалию (Пефкакия), где обитали в период 2300-2100 гг. до н.э. и познакомились с троянской технологией изготовления керамики на гончарном круге. 

Наконец, около 2100 г. до н.э. со всем накопленным культурным багажом (указывающим на предшествующие ареалы обитания и археологическое происхождение – курганы, чернолощеная керамика, каменные ящики, шнуровой орнамент и гончарный круг) прото-греки проникают на Пелопоннес (Лерна IV). Предыстория заканчивается, начинается история собственно греков в Элладе.