THE SHORT STORY BY N. M. KONONOV “ANASTASIA'S AMNESIA” FROM THE PERSPECTIVE OF INTERPRETIVE LINGUISTICS

О РАССКАЗЕ Н.М. КОНОНОВА «АМНЕЗИЯ АНАСТАСИИ» С ПОЗИЦИЙ ИНТЕРПРЕТИРУЮЩЕЙ ЛИНГВИСТИКИ

Научная статья

Унгурьянова Е.А.*

Балтийский федеральный университет им. И. Канта, Калининград, Россия

* Корреспондирующий автор (elena.lazareva-el[at]yandex.ru)

Аннотация

В статье обосновывается актуальность изучения концепта ʻЛюбовьʼ для современных лингвистических исследований. Изучается языковая репрезентация концепта ʻЛюбовьʼ в тексте рассказа Н.М. Кононова «Амнезия Анастасии», а также выявляется роль заявленного концепта в формировании смыслового пространства рассказа. Исследование опирается на общие положения интерпретационной лингвистики, привлекаются методы и приемы сравнительно-сопоставительного описания, структурно-семантического анализа лексических единиц, интертекстуальный анализ. В ходе исследования делается вывод о том, что концепт ʻЛюбовьʼ формирует основу смыслового пространства рассказа и участвуют в формировании концептуальной оппозиции ˂Душа – Тело˃.

Ключевые слова: Николай Кононов, «Амнезия Анастасии», концепт ʻЛюбовьʼ, концептуальная оппозиция ˂Душа – Тело˃.

THE SHORT STORY BY N. M. KONONOV “ANASTASIA'S AMNESIA” FROM THE PERSPECTIVE OF INTERPRETIVE LINGUISTICS

Research article

Ungurjanova E.A.*

I. Kant Baltic Federal University, Kaliningrad, Russia

* Corresponding author (elena.lazareva-el[at]yandex.ru)

Abstract

The article justifies the relevance of studying the concept of 'love' for the purpose of research in modern linguistics. The study examines the language representation of the 'love' concept in the short story by N. M. Kononov "Anastasia's Amnesia" (“Amneziya Anastasii”), and also communicates the role of the concept in the formation of the semantic environment of the story. The research is based on the general provisions of interpretative linguistics, and on using the methods and techniques of comparative description as well as intertextual, and structural and semantic analysis of lexical units.  The study concludes that the concept of 'love' forms the basis of the semantic environment of the story and is involved in the formation of the conceptual opposition "Soul – Body" (Dusha — Telo).

Keywords:  Nikolai Kononov, "Anastasia's Amnesia", the concept of 'love', the conceptual opposition "Soul-Body".

И покарал его Господь и отдал его в руки женщины.

Кн. Юдифи, 16, гл. 7.

Введение

Концептосфера прозаического творчества Николая Михайловича Кононова представляет собой систему взаимосвязанных концептов, отражающих наиболее значимые для писателя целостные доминанты художественного мира. Одним из ключевых концептов художественного мира писателя является ʻЛюбовьʼ. Заявленный концепт формирует основу смыслового пространства текстов и участвует в формировании концептуальной оппозиции <Душа-Тело>. «Любовная» тема является центральной в творчестве Кононова. Её реализация многогранна: от отдельного мотива («Роковой визит волшебницы», «Дева») до центрального («Гений Евгении», «ЕГЭ в два этапа», «Светотомия», «Трехчастный сиблинг», «Новые технологии», «Принцесса и НЧ» и т.д.).

Несмотря на значимость концепта ʻЛюбовьʼ в творчестве Н.М. Кононова, существует лишь одна работа – статья М.А. Дмитровской и К.А. Дягтеренко, посвященная этому концепту [7]. В других известных нам исследованиях ʻЛюбовьʼ рассматривается эпизодически (см., например, С.В. Свиридов [19], М.А. Дмитровская, Е.А. Лазарева [8], Е.А. Унгурьянова [22]), что говорит о недостаточной изученности данного индивидуально-авторского концепта.

Наиболее ярким и эмоционально насыщенным произведением Кононова о любви является, как думается, рассказ «Амнезия Анастасии», созданный в 1999 г. и опубликованный в книге «Магический бестиарий» (2002 г.), позднее вошедшей в состав сборника «Саратов» (2012 г.). Далее тексты цитируются по этому изданию.

На материале рассказа «Амнезия Анастасии» рассматриваются следующие проблемы: описываются способы языковой репрезентации концепта ʻЛюбовьʼ, изучаются функции заявленного концепта в смысловой структуре художественного текста, а также его связь с другими ключевыми элементами русской концептосферы – ʻДушаʼ и ʻТелоʼ.

В своих рассуждениях о тексте рассказа «Амнезия Анастасии» опираемся на общие положения интерпретирующей (интерпретационной) лингвистики, при которых значение и смысл языковых выражений и текста в целом есть результат интерпретирующей деятельности исследователя, его знаний и предпочтений [6].

Любовь как концепт

В современной лингвистике мир человека трактуется как многоаспектная и многофункциональная система, особое внимание уделяется духовному (психическому) миру (см., например, Ю.Д. Апресян [2], Л.С. Выготский [5], Н.Д. Левитов [15]). Любое эмоциональное проявление, отраженное и закрепленное в языке, является, как отмечают Ю.Д. Апресян и Е.В. Урысон, важнейшим источником культурологической информации об «обыденном сознании» носителей какого-либо естественного языка, об их наивной картине мира, когда исследуются отдельные, характерные для данного языка концепты, своего рода лингвокультурные изоглоссы и пучки изоглосс [1; 23]. Так, Анна Вежбицкая в качестве ключевых концептов русского лингвокультурного сознания называет ʻУмʼ, ʻДушаʼ, ʻДухʼ, ʻСовестьʼ, ʻСердцеʼ, ʻВоляʼ, ʻТоскаʼ, ʻЛюбовьʼ [4]. Наиболее пристально изучается концепт ʻЛюбовьʼ, так как заявленный концепт занимает центральное положение в этической системе русского ментального мира. Степень изученности концепта достаточно высока: это, например, работы А. Вежбицкой [4], А.А. Зализняк [9], И.А. Ивановой [11], В.В. Колесова [12], А.Д. Шмелева [29] и др. Отметим, что исследователи в принципе едины в понимании данного концепта и сходятся во мнении, что концепт ʻЛюбовьʼ тесно связан с системой духовно-нравственных ценностей русской культуры, сформированных на основе христианских воззрений.

В современном русском языке любовь понимается как сугубо антропоцентрическая категория, которая отражает межличностные отношения. Слово любовь полисемантично, современные словари регистрируют четыре значения; для целей нашего исследования актуальны все значения. Согласно Большому толковому словарю под ред. С.А. Кузнецова, любовь – (1) «чувство глубокой привязанности к кому-л, чему-л., чувство расположения, симпатии к кому-л»; (2) «чувство горячей сердечной склонности, влечение к лицу другого пола, половые отношения, интимная связь»; (3) «чья, кого. разг. о человеке, внушающем такое чувство»; (4) «внутреннее стремление, влечение, склонность, тяготение к чему-л., пристрастие к чему-л, предпочтение чего-л.» [14, С. 585]. Словарные значения позволяют говорить о том, что концепт ʻЛюбовьʼ имеет сложную смысловую структуру и богатое ценностное и эмоциональное содержание. Любовь – это категория, которая, как отмечают многие исследователи, тесно связана с ключевыми фрагментами русского лингвокультурного сознания – ʻСемьяʼ, ʻДружбаʼ, ʻСимпатияʼ, ʻЖертвенностьʼ, ʻСтрастьʼ и под. 

Любовь как философская категория

На протяжении мирового исторического процесса любовь между мужчиной и женщиной осмыслялась по-разному. Так, в античности (Платон, Аристотель, Эмпедокл) понимание любви носило мифологизированный характер и осмыслялась как двойственная сила, имеющая как разрушительное, так и созидательное начало.

Гуманисты эпохи Возрождения, например, Марсилио Фичино, полагали, что человеческая душа создана для любви, поэтому на протяжении всей жизни стремится найти себе пару. Любовные чувства, испытываемые человеком, возвышают его душу, наделяют ее божественностью, «вплоть до соединения с высшей идеей Бога» [30, С. 12].

В Новое время феномен любви воспринимается с позиции «физики» и «метафизики», что отвергает чувственность и эмоциональность в отношениях между мужчиной и женщиной. Особое место отводится укреплению института брака, а основным чувством, объединяющим людей в браке, как отмечает О.А. Отраднова, является не любовь, а долг [16, С. 5].

На рубеже XIX-XX веков популярны концепции, основанные на изучении бессознательного и иррационального в любви. Наиболее ярким представителем такой интерпретации любви можно по праву считать З. Фрейда. Любовь трактуется им как иррациональное чувство, исключающее духовное начало и, как отмечает В.А. Шульгина, сводится к первобытной сексуальности, которая является одним из основных стимулов развития человека [30, С. 14].

Концепция З. Фрейда произвела фурор в обществе и стала определяющей в осмыслении феномена любви. Любовь и ее сексуальная составляющая, ранее табуированная, начинают активно обсуждаться в обществе, что в свою очередь приводит к революционным изменениям в отношениях между мужчиной и женщиной, последствия которых окажут существенное влияние на культуру XX века.

Во второй половине XX века происходит ряд событий, существенно изменивших общественное сознание, это Вторая мировая война, стремительное развитие науки и техники, переход в экономически развитых странах от индустриального общества к постиндустриальному, политические волнения и социальные перестройки, сексуальная революция. Под их влиянием формируются новые социальные настроения и отношения, в которых человек не рассматривается как актуальный элемент экономического производства, человеку приписывается внутренняя свобода и независимость от политики, религии, социальных отношений, что отражается в понятии «постмодернизм».

Свобода личности как ключевая идея постмодернизма позволяет современному человеку вариативность в выборе пола и партнера, их отношений. Философия постмодернизма предлагает свой взгляд на природу человека, любовь и сексуальность, а телесность и сексуальность вытесняют нравственность, некогда главное человеческое качество. Такой подход формирует новое понимание любви. Любовь, как отмечает Шульгина, перестает осмысляться как сокровенно-личный аспект человеческой жизни, возвышенные отношения между мужчиной и женщиной начинают восприниматься иронически [30, С. 24]. Игнорируются ранее установленные нормы половой морали между партнерами, что приводит к отказу от каких-либо обязательств друг перед другом. По мнению А.М. Руденко [18], на первый план выступает новый тип любовных отношений, которые сводятся к выгодному взаимодействию ради удовлетворения физических потребностей.

Таким образом, для человека эпохи постмодернизма характерны уход от классического понимания любви в сторону взаимовыгодного партнерства, размытая сексуальная мораль, свобода самоопределения сексуальной ориентации и выбора партнера. Все эти черты так или иначе находят свое отражение в литературном творчестве постмодернистов.

Любовь в рассказе «Амнезия Анастасии»

Рассказ представляет собой психоанализ внутреннего мира героя и его чувств, прежде всего – любви, пережитой в студенческие годы. Испытывая глубокую эмоциональную привязанность к своей возлюбленной Анастасии, герой страдает от холодности и равнодушия девушки. Разрыв отношений и последовавшая депрессия внушают молодому человеку мысль о самоубийстве. Однако вместо этого он пишет письмо дяде Анастасии – Селику, в котором рассказывает о своей жизни, чувствах и страданиях, а также подробно описывает, с какой жестокостью хотел бы расправиться с семьей Анастасии. Эпистолярная исповедь помогает герою пережить безответную любовь и обрести душевное равновесие.

Концепт ʻЛюбовьʼ в индивидуально-авторской картине мира Кононова в первую очередь основывается на общечеловеческих, общекультурных представлениях, художественных образах. В качестве лексем, репрезентирующих концепт, в тексте функционируют лексемы любовь (2), любовный (2), любить (4), полюбить (2), влюбиться, влюблен, любим (в значениях «чувство влюбленности, влечение к лицу другого пола», «испытывать глубокую привязанность, расположение к кому-нибудь»); люба (3), любушка (4) (в значении «ласковые прозвища Анастасии»); прелюбодеяние (в значении «внебрачная любовная связь»).

Ядро рассматриваемого концепта составляет страсть, «стремление друг к другу» [25, С. 251]. Герой испытывает сильное духовное и физическое влечение к Анастасии. Любовное чувство потрясает главного героя, заставляет его постоянно думать о возлюбленной и романтизировать свои отношения: «я в нее влюбился, как не влюблялся больше ни в кого и никогда. До полной потери себя» [13, С. 392], «и я ни о чем другом не мог думать тогда» [13, С. 389], «и я не в силах был подобрать слова нашим отношениям ...они ведь были для меня всем, чем угодно, но не просто, прости господи, регулярной е.лей…» [13, С. 393].

Разрыв с Анастасией приводит героя к душевным терзаниям, к утрате интереса к жизни: «живу как автомат, после того, как она меня прогнала» [13, С. 397]. Депрессивное состояние и мысли о суициде Кононов описывает так: «вот-вот я должен был проститься с жизнью. Я знал, как это сделаю. Горсть таблеток и засну где-то за путями» [13, С. 395]. Описывая переживания героя, автор обращается к лексике с корнем –псих-, восходящим к др.-греч. ψυχή – ‘душа’, а его состояние можно понимать, как болезнь души: он находится в «психопатоподобном состоянии», становится «тихим психопатом» [13, С. 395].

При описании душевных терзаний героя Кононов обращается к таким приемам, как повествование от первого лица, письмо. В то же время письмо можно, вслед за А.В. Скрябиной, квалифицировать как дневниковую запись [20], поскольку «лечебное письмо было написано, но не отослано, так как никому, кроме меня не предназначалось» [13, С. 399]. Эти приемы помогают читателю проникнуть во внутренний мир героя и раскрыть его душевное состояние.

Репрезентантом душевного состояния героя является его речь. И здесь мы встречаемся с излюбленным приемом Кононова – игрой слов, благодаря которому высказывания героя приобретают двойственный смысл, рождая у читателя ряд ассоциаций: «во мне закипал кошмар, я не мог есть. То есть – я действительно не мог. И глагол есть ко мне уже не относился. Я стал не-есть. Меня как будто бы уже и не было» [13, С. 395]. В данном случае наблюдаем столкновение омонимов глагола есть: 1) принимать пищу и 2) существовать. В архаическом сознании, как отмечает О.М. Фрейденберг, прием пищи был тесно связан с идеей преодоления смерти и воскрешения, так как «проглатывая, человек оживляет объект еды, оживая и сам» [27, С. 64].

Однако полное восстановление – «воскрешение души» героя не происходит, он меняется, утрачивая свои лучшие качества, становится черствее: «она [Анастасия] просто ничего не меняла, но что-то от этой неизменности изменилось…во всяком случае, во мне» [13, С. 401-402], «сердобольности во мне поубавилось…также, как и жалостливости» [13, С. 401]. Кононов пишет о неразделенной любви и ее последствиях: столкновение искренних чувств с холодностью и равнодушием приводит к черствости.

Итак, мы видим, что при создании портретной характеристики автор особое внимание уделяет описанию душевного состояния героя и его чувств, что косвенным образом указывает на преобладание душевного начала, которое предопределяет исход событий в жизни героя. Любое действие, которое совершает герой, связано с наличием чувств. ʻЛюбовьʼ является базовым концептом чувственной сферы внутреннего мира героя.

Отметим, что индивидуально-авторская концепция любви, представленная в рассказе, подразумевает не только душевную привязанность героя к возлюбленной, выстраивая оппозицию ˂Любовь – Душа˃, но и включает интимные отношения, представленные в оппозиции ˂Любовь – Тело˃. Интимные отношения репрезентируются следующими словосочетаниями: плотские отношения, любовный дурман, прелюбодеяние, животный секс; автор прибегает к сниженной и обсценной лексике: случки (2), е.ля, пое.ень.

Отношения героев построены на первобытной сексуальности, рождающей разрушительное влечение: «Анастасия, хотевшая сделать из меня настоящего зверя. Три раза в неделю именно с этой моей ипостасью она и сходилась [13, С. 392], «у нас с ней животный секс – бессловный. Только кряхтения и стоны» [13, С. 397], «я стал грубее сходиться с ней» [13, С. 402].

Антиподом эмоционального героя является его эксцентричная возлюбленная. Анастасия эмоционально холодна и душевно равнодушна к партнеру: «[я] любил её…за презрение, которое она питала ко мне…» [13, С. 384], «меня она всегда называла ʻтыʼ; представляя меня, она преувеличенно равнодушно говорила: "Это мой давний приятель"» [13, С. 391], «ведь ей было, в сущности, на меня наплевать» [13, С. 392], «то есть я ей по-человечески безразличен» [13, С. 397].

Герой одержим любовью к Анастасии, которая его презирает и унижает, но девушка привлекает его своей философией античной чувственности и отрицанием предрассудков в отношениях мужчины и женщины. Не случайно Кононов сравнивает ее в Венерой, называя «моя Каллипига». Как отмечают М.А. Дмитровская и К.А. Дягтеренко, сравнение Анастасии с богиней любви подчеркивает ее плотскую чувственность [7].

На плотское влечение Анастасии указывает прямая отсылка к повести «Венера в мехах», что позволяет сопоставить два произведения, имеющих совпадения на тематическом и предметно-образном уровне, в которых повествуется о «токсичных отношениях» между мужчиной и женщиной, построенных на садомазохизме. Анастасия, подобно героини повести «Венера в мехах» Ванде фон Дунаев, занимает доминирующую роль в отношениях: знакомится с героем, вступает с ним в интимные отношения, составляет график встреч, устанавливает правила: «[Анастасия] требовала, чтобы я никогда не рассуждал ни о чем гуманитарном при ее подругах» [13, С. 383], «моя дорогуша изучала мои…телесные свойства» [13, С. 385], «моя душечка установила для себя только свое "паспортное" имя – "Анастасия"» [13, С. 391], «она составила расписание встреч на листке…» [13, С. 391].

Анастасия эмоционально подавляет героя, выстраивает форму отношений, в которых не может существовать взаимного уважения: «я…чувствовал, что я для нее всего лишь одетое, пока дышащее тело» [13, С. 383], «она кричала: "Замолчи, плебей, бастард!"» [13, С. 384], «"с похабным усердием", ˗ ставила она мне диагноз» [13, С. 384], «она меня поработила…» [13, С. 392], «она прибавила другим голосом… - Иди и не возвращайся уже н-и-к-о-г-д-а. Адью…» [13, С. 394], «она убивает меня на словах, то есть, наоборот, без слов» [13, С. 398].

Анастасия, обладая магической и физической притягательностью, вызывает у партнера непреодолимое влечение, доминирует над ним, подчиняет своей воле, доводя до нервного срыва. Такая модель поведения позволяет отнести героиню к определенному типажу – роковой женщины или женщины-вамп.

Несмотря на то, что данный образ является одним из древнейших архетипов мировой культуры (Афродита, Елена Троянская, Медея, Лилит, Саломея и т.д.), широкое распространение он получил в начале XX века благодаря популяризации феминистского движения.

Женщина-вамп – перевод американизма female vampire (вампирша), производного от фр. vampire (вампир). Традиционные представления о вампирах у разных народов мира едины. Вампир – это «оживший мертвец, по ночам встающий из могилы или являющийся в облике летучей мыши, сосущий кровь у спящих людей» [31, С. 31].

Как отмечает Е.А. Потехина, термин «вамп» «подразумевал сверхъестественную, дьявольскую, нечеловеческую природу сексуальности героинь и их способность гипнотически влиять на мужчин, не только используя их в собственных корыстных целях, лишая материальных благ и социального статуса, но и, что еще страшнее, заставляя мужчину утратить те ключевые качества, которые высоко оценивались социумом и формировали ядро традиционной маскулинности: самоконтроль, безэмоциональность, доминантность, самодостаточность» [17, С. 108]. Иными словами, такие женщины разрушали саму личность мужчины, приводили к эмоциональному краху. Женщины-вамп не придерживались традиционных патриархальных ценностей, они «жаждали наслаждения от собственной власти над душой и телом другого человека» [17, С. 109].

Анастасия наделена ярко выраженными чертами, характерными для этого образа: она властна, безжалостна, аморальна, эмоционально холодна и одновременно сексуально притягательна. У девушки весьма специфическая внешность – «темный взор», «вампирический грим», героиня отдает предпочтение готическому стилю в одежде: «[у нее] узкие платья с острова Джерси, монашество и власяницы, черные лепестки лифчика, нефтяной ручеек колготок» [13, С. 385]. В портретной характеристике героини преобладает черный цвет, во многих культурных традициях символизирующий «негативные силы и печальные события» [21, С. 192-193]. Преобладание этого цвета подчеркивает темную, вампирическую ипостась образа девушки.

Примечательно, что любовные свидания героев происходят в темное время суток. Герой знакомится с Анастасией вечером на танцах, в тексте описаны три встречи, каждая из которых начинается вечером и заканчивается рано утром. В дневное время любовники не пересекаются, каждый живет своей жизнью. Если повседневная жизнь героя изобилует событиями (учеба, работа, общение с родственниками и друзьями, встречи с Селиком и т.д.), то о «дневной» жизни Анастасии нам известно только то, что девушка посещает лекции филологического факультета. Недостаточность описания повседневной жизни Анастасии создает в сознании читателя впечатление, что девушка ведет преимущественно ночной образ жизни. Характеризуя отношения с Анастасией, герой говорит: «трамвай проходил, как мой фатум, в войлочном времени ночи, и Анастасия, словно моль, выгрызала в нем ходы и проплешины новых удовольствий…» [13, С. 392-393]. Сравнение героини с молью (бабочкой, ведущей преимущественно ночной и сумеречный образ жизни) также подчеркивает ночной, «вампирический» образ Анастасии.

Отметим, имя Анастасия происходит от др. греч. ἀνάστασις – «возвращение к жизни, воскресение, возрождение» и имеет значение: «воскресшая, возвращенная к жизни или бессмертная» [28, C. 158], что также дополняет созданный писателем «вампирический» образ героини, т.к. соотносится с народными представлениями о вампирах – оживших мертвецах. «Вампирша» Анастасия – ещё один яркий мистический образ, заявленный в сборнике рассказов Н. Кононова с характерным названием – «Магический бестиарий» (2002 г.). С помощью этого образа писатель затрагивает одну из злободневных проблем современного общества – проблему взаимоотношения мужчины и женщины.

Герою-рассказчику удается избавиться от пагубного влияния Анастасии, о чем свидетельствуют не только примеры текста, но и заглавие рассказа. Известно, что в художественном тексте заглавия не бывают случайными, и как отмечает Е. Фарино, это один из «важнейших элементов моделирующей системы текста» [24, С. 131], его эстетической и смысловой организации. По И.В. Фоменко, заглавие – «имя текста, которое «формирует установку на предпонимание всего текста» [26, С. 113]. И не случайно Кононов выносит в заглавие рассказа слово амнезия, именующее понятие, обозначающее «неспособность восприятия памятью внешних впечатлений или внутренних, душевных событий (слабость памяти в тесном смысле, неосуществление "первоначальных представлений памяти") и неспособность восстановления в сознании воспринятых памятью впечатлений (слабость воспоминания в тесном смысле, забвение, утрата "первоначальных представлений памяти"» [3, С. 662-663]; слово является ключом к смыслу текста. Герой перестает воспринимать Анастасию как объект душевного и физического влечения: «Анастасия кончилась сама собой, как анестезия…» [13, С. 404], «Анастасия почуяла, что на нее у меня идиосинкразия» [13, С. 406].

Рассказ «Амнезия Анастасии» повествует о любви. Любовь, выступая посредником между соматическим (телесным) и духовным началом, задает сюжетный фон, на котором разворачивается повествование. От любви зависят все сюжетные ходы и композиция рассказа, по отношению к ней можно точно охарактеризовать главных героев. Создавая портретную характеристику героя, Н. Кононов значительную роль уделяет описанию его психического (душевного) мира: чувств, эмоций, ощущений. Для Анастасии, напротив, характерна подчеркнутая телесность и эмоциональная холодность, что позволяет отнести героев к разным типам личности. Любовные отношения героев отражают постмодернистскую концепцию любви и помогают раскрыть центральную для художественного мира Н. Кононова оппозицию <Душа-Тело>.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Апресян Ю.Д. Избранные труды: в 2 т / Ю.Д. Апресян. М.: Восточная литература. – 1995.
2. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания / Ю.Д. Апресян // Вопросы языкознания. М. – 1995. – №1. – С. 37-67.
3. Брокгауз Ф.А. Энциклопедический словарь: в 86 т / Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Спб.: Семеновская типография. – 1890-1907.
4. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / А. Вежбицкая. М.: Языки славянской литературы. – 2001. – 287 с.
5. Выготский Л.С. Мышление и речь / Л.С. Выготский. М.: Лабиринт. – 1996. – 352 с.
6. Демьянков В.З. Интерпретирующая лингвистика / В.З. Демьянков// ЛЭС. –М.: Сов. энциклопедия. – 1990. – 197 с.
7. Дмитровская М.А. Наука любви в классическом университете (Рассказ Николая Кононова «Амнезия Анастасии») / М.А. Дмитровская, К.А. Дягтеренко // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Сер.: Филология, педагогика, психология. Калининград. – 2018. – №2. – С. 70-78.
8. Дмитровская М.А. Роль интертекста в формировании оппозиции «Душа-Тело» в рассказе Н. Кононова «Гений Евгении» / М.А. Дмитровская, Е.А. Лазарева // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Калининград. – 2016. – № 4. – С. 49-55.
9. Зализняк А.А. Ключевые идеи русской языковой картины мира / А.А. Зализняк, И.Б. Левонтина, А.Д. Шмелев. М.: Языки славянской культуры. – 2005. – 540 с.
10. Захер-Мазох Л. Венера в мехах / Л. Захер-Мазох / пер. с анг. А. Гараджа. М.: Эксмо. – 2008. – С. 256.
11. Иванова И.А. Концепт любовь и его концептосфера в истории русского языка / И.А. Иванова: дис. … канд. филол. наук. М. – 2006. – 201 с.
12. Колесов В.В. Русская ментальность в языке и тексте / В.В. Колесов. СПб.: Петербургское Востоковедение. – 2006. – 624 с.
13. Кононов Н.М. Амнезия Анастасии / Н.М. Кононов // Саратов. М.: Галеев-Галерея. – 2012. – С. 382-408.
14. Кузнецов А.С. Большой толковый словарь русского языка / А.С. Кузнецов. СПб: Норинт. – 2001. – 1534 с.
15. Левитов Н.Д. Психология характера. М.: Просвещение. – 1969. – 424 с.
16. Отраднова О. А. Антиномичность понимания любви в контексте западноевропейской и отечественной культуры / О. А. Отраднова: автореф. дис. … канд. филосов. наук. Астрахань. – 2010. – 23 с.
17. Потехина Е.А. Женщина-вамп и роковая женщина как культурные модели в американском и российском кинематографе / Е.А. Потехина // Парадигма: философско-культурологический альманах. Спб. – 2017. – №26. – С. 105-121.
18. Руденко А.М. Философско-антропологическая экспликация феномена любви: от классики до постмодерна / А.М. Руденко: автореф. дис. … канд. филосов. Наук. Ростов-на-Дону. – 2007. – 28 с.
19. Свиридов С.В. «Трехчастный сиблинг» Н. Кононова: Предпосылки интертекстуальности / С.В. Свиридов // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Калининград. – 2015. – № 8. – С. 51-58.
20. Скрябина А.В. Письмо к самому себе: о проблеме коммуникации в картине мира Н. Кононова (на примере рассказа «Амнезия Анастасии») / А.В. Скрябина // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. – 2013. – Вып. 2. – С. 135-140.
21. Тресиддер Дж. Словарь символов / Дж. Тресиддер. М.: Фаир-пресс. – 1999. – 448 с.
22. Унгурьянова Е.А. Концепт ʻЕдаʼ в рассказе Николая Кононова «ЕГЭ в два этапа» / Е.А. Унгурьянова // Современные исследования социальных проблем. Красноярск. – 2020. – №1. – С. 281-300.
23. Урысон Е.В. Языковая картина мира vs обиходные представления (модель восприятия в русском языке) / Е.В. Урысон // Вопросы языкознания. М. – 1998. – № 2. – С. 3-21.
24. Фарино Е. Введение в литературоведение / Е. Фарино. Спб. – 2004. – 640 с.
25. Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М. – 2007. – 576 с.
26. Фоменко И.В. Имя текста как семантический конструкт / И.В. Фоменко, О.Н. Минько // Имя текста и имя в тексте: сб. научн. тр. Тверь. – 2004. – С. 103-113.
27. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М. Фрейденберг. М.: Лабиринт. – 1997. – 299 с.
28. Цымбалова Л. Тайна имени / Л. Цымбалова. М.: Владис. – 2007. – 343 с.
29. Шмелев А.Д. Любовь и счастье / А.Д. Шмелев // Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры. – 2002. – С. 427-435.
30. Шульгина В.А. Любовь в посмодернистском романе / В.А. Шульгина. Спб. – 2016. – 61 с.
31. Щеглов Г. Мифологический словарь / Г. Щеглов, В. Арчер. М.: АСТ. – 2006. – 363 с.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Apresyan Yu. D. Izbrannye trudy [Selected Works] / Yu. D. Apresyan, in 2 volumes. M.: Vostochnaya Literatura, 1995 [in Russian]
2. Apresyan Yu. D. Obraz cheloveka po dannym iazyka: popytka sistemnogo opisaniia [The Image of Man According to Language: An Attempt at Systematic Description] / Yu. D. Apresyan // Voprosy iazykoznaniia [Issues of linguistics]. M., 1995, No. 1, pp. 37-67 [in Russian]
3. Brockhaus F. A. Encyclopedichesky slovar’ [Encyclopedic Dictionary], in 86 volumes / F. A. Brockhaus, I. A. Efron. Spb.: Semyonovskaya Tipografiya. – 1890-1907 [in Russian]
4. Vezhbitskaya A. Ponimanie kul'tur cherez posredstvo kliuchevykh slov [Understanding Cultures Through Keywords] / A. Vezhbitskaya. M.: Yaziki slavyanskoy literatury, 2001, 287 p. [in Russian]
5. Vygotsky L. S. Myshlenie i rech' [Thinking and Speech] / L. S. Vygotsky. M.: Labirint, 1996, 352 p. [in Russian]
6. Demyankov V. Z. Interpretiruiushchaia lingvistika [Interpretive Linguistics] / V. Z. Demyankov/ / LES. - M.: Sov. encyklopedia. - 1990. - 197 p. [in Russian]
7. Dmitrov M. A. Nauka liubvi v klassicheskom universitete (Rasskaz Nikolaia Kononova «Amneziia Anastasii») [The Science of Love in a Classical University (Nikolai Kononov's Story "Anastasia's Amnesia")] / M. A. Dmitrov, K. A. Degterenko // Vestnik Baltiiskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta. Ser.: Filologiia, pedagogika, psikhologiia. [Bulletin of the I. Kant Baltic Federal University. Philology, Pedagogy, Psychology] Kaliningrad, 2018, No. 2, pp. 70-78 [in Russian]
8. Dmitrovskaya M. A. Rol' interteksta v formirovanii oppozitsii «Dusha-Telo» v rasskaze N. Kononova «Genii Evgenii» [The Role of Intertext in the Formation of the "Soul-Body" Opposition in N. Kononov's Story "Eugene's Genius"]/ M. A. Dmitrovskaya, E. A. Lazareva // Vestnik Baltiiskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta [Bulletin of the I. Kant Baltic Federal University. . Kaliningrad, 2016, No. 4, pp. 49-55 [in Russian]
9. Zaliznyak A. A. Kliuchevye idei russkoi iazykovoi kartiny mira [Key Ideas of the Linguistic Worldview of the Russian Language]/ A. A. Zaliznyak, I. B. Levontina, A. D. Shmelev. M.: Yaziki slavyanskoy literatury, 2005, 540 p. [in Russian]
10. Sacher-Masoch L. Venera v mekhakh [Venus in Furs] / L. Sacher-Masoch (translated by A. Garadzha). M.: Eksmo. - 2008. - p. 256 [in Russian]
11. Ivanova I. A. Kontsept liubov' i ego kontseptosfera v istorii russkogo iazyka [The Concept of Love and Its Conceptual Framework in the History of the Russian Language] / I. A. Ivanova. Candidate’s thesis. M.-2006. - 201 p. [in Russian]
12. Kolesov V. V. Russkaia mental'nost' v iazyke i tekste [Russian Mindset in Language and Text]/ V. V. Kolesov. SPb: Peterburgskoye Vostokovedenie. — 2006. — 624 p. [in Russian]
13. Kononov N. M. Amneziya Anastasii [Anastasia's Amnesia] / N. M. Kononov// Saratov. M.: Galeev-Galereya. — 2012. — pp. 382-408 [in Russian]
14. Kuznetsov A. S. Bol'shoi tolkovyi slovar' russkogo iazyka [Great Explanatory Dictionary of the Russian language] / A. S. Kuznetsov. SPb: Norint. — 2001. — 1534 p. [in Russian]
15. Levitov N. D. Psikhologia Kharaktera [The Psychology of Character] / N. D. Levitov. M.: Prosveshchenie, 1969, 424 p. [in Russian]
16. Otradnova O. A. Antinomichnost' ponimaniia liubvi v kontekste zapadnoevropeiskoi i otechestvennoi kul'tury [Antinomian Understanding of Love in the Context of Western European and Russian Culture] / O. A. Otradnova. Extended abstract of candidate’s thesis. Astrakhan. - 2010. - 23 p. [in Russian]
17. Potekhina E. A. Zhenshchina-vamp i rokovaia zhenshchina kak kul'turnye modeli v amerikanskom i rossiiskom kinematografe [Femme Fatale as a Cultural Model in American and Russian Cinema]/ E. A. Potekhina // Paradigma: filosofsko-kul'turologicheskii al'manakh [Paradigm: Philosophical and Cultural Almanac]. Spb.— 2017, No. 26, pp. 105-121 [in Russian]
18. Rudenko A.M. Filosofsko-antropologicheskaia eksplikatsiia fenomena liubvi: ot klassiki do postmoderna [Philosophical and Anthropological Explication of the Phenomenon of Love: From Classical to Postmodern]/ A. M. Rudenko. Extended abstract of candidate’s thesis. Rostov-on-Don. - 2007. - 28 p. [in Russian]
19. Sviridov S. V. «Trekhchastnyi sibling» N. Kononova: Predposylki intertekstual'nosti ["Three-part Sibling" by N. Kononov: Prerequisites for Intertextuality]/ S. V. Sviridov // Vestnik Baltiiskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta [Bulletin of the I. Kant Baltic Federal University] . Kaliningrad, 2015, No. 8, pp. 51-58 [in Russian]
20. Skryabina A. V. Pis'mo k samomu sebe: o probleme kommunikatsii v kartine mira N. Kononova (na primere rasskaza «Amneziia Anastasii») [A Letter to Yourself: On the Problem of Communication in the World Picture by N. Kononov (based on the Story "Anastasia's Amnesia"])]/ A. V. Skryabina // Vestnik Baltiiskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta [Bulletin of the I. Kant Baltic Federal University] – 2013. — Issue 2. – pp. 135-140 [in Russian]
21. Tresidder J. Slovar' simvolov [Dictionary of Symbols] / J. Tresidder. M.: Fair-press, 1999, 448 p. [in Russian]
22. Ungurjanova E. A. Kontsept ʻEdaʼ v rasskaze Nikolaia Kononova «EGE v dva etapa» [The Concept of "Food" in the Story of Nikolai Kononov "USE in Two Stages"] / E. A. Ungurjanova // Sovremennye issledovaniia sotsial'nykh problem [Modern Research of Social Problems]. Krasnoyarsk. — 2020. — No. 1. — pp. 281-300 [in Russian]
23. Uryson E Iazykovaia kartina mira vs obikhodnye predstavleniia (model' vospriiatiia v russkom iazyke) [Linguistic Worldview vs Everyday Representations (Perception Model in Russian)] / E. V. Uryson // Voprosy iazykoznaniia [Issues of Linguistics]. M. — 1998. — No. 2. — pp. 3-21 [in Russian]
24. Farino E. Vvedenie v literaturovedenie [Introduction to Literary Studies] / E. Farino. SPb. - 2004. - 640 p. [in Russian]
25. Filosofskii entsiklopedicheskii slovar' [Philosophical Encyclopedic Dictionary]. Moscow: INFRA-M. - 2007. - 576 p. [in Russian]
26. Fomenko I. V. Imia teksta kak semanticheskii konstrukt [The Name of the Text as a Semantic Construct] / I. V. Fomenko, O. N. Min'ko // Imia teksta i imia v tekste: sb. nauchn. tr. [The Name of the Text and the Name in the Text: A Collection of Studies]. Tver, 2004, pp. 103-113 [in Russian]
27. Freudenberg O. M. Poetika siuzheta i zhanra [Poetics of Plot and Genre] / O. M. Freudenberg. M.: Labyrinth, 1997, 299 p. [in Russian]
28. Tsymbalova L. Taina imeni. [The Secret of a Name] / L. Tsymbalova. M.: Vladis. - 2007. - 343 p. [in Russian]
29. Shmelev A.D. Liubov' i schast'e [Love and Happiness]/ A. D. Shmelev // Russkii iazyk i vneiazykovaia deistvitel'nost' [Russian Language and Non-Linguistic Reality]. M.: Iazyki slavianskoi kul'tury, 2002, pp. 427-435 [in Russian]
30. Shulgina V. A. Liubov' v posmodernistskom romane [Love in a Postmodern Novel]/ V. A. Shulgina. SPb. - 2016. - 61 p. [in Russian]
31. Shcheglov G. Mifologichesky slovar' [The Mythological Dictionary] / G. Shcheglov, V. Archer. M.: AST. - 2006. - 363 p. [in Russian]