FOREIGN FRAGMENTS AS A WAY OF SPEECH CLUSTER CONSTRUCTING IN JAMES JOYCE’S PROSE

Капитонова Н.С.

Старший преподаватель, Донской государственный технический университет

ИНОЯЗЫЧНЫЕ ВКРАПЛЕНИЯ КАК СПОСОБ КОНСТРУИРОВАНИЯ РЕЧЕВЫХ КЛАСТЕРОВ В ПРОЗЕ ДЖЕЙМСА ДЖОЙСА

Аннотация

В статье анализируются иноязычные вкрапления как основа формирования речевых кластеров в языке романов Дж. Джойса. Автор дистанцируется от существующих литературных и языковых норм и традиций, вводит в художественную канву повествования разноязычные голоса, которые отражают гетероглоссный характер построения текста. В результате авторский текст воспринимается читателем как диалог между различными языками, пересекающимися в рамках отдельного речевого кластера. Иноязычные вкрапления, формирующие фонетические и графические кластеры, рассматриваются в статье как парадигматический микрокосм, инкорпорирующий гетероглоссию.

Ключевые слова: иноязычные вкрапления, речевые кластеры, гетероглоссия, языковая игра, семантическая двусмысленность.

Kapitonova N.S.

Senior Teacher, The Don State Technical University

FOREIGN FRAGMENTS AS A WAY OF SPEECH CLUSTER CONSTRUCTING IN JAMES JOYCE’S PROSE

Abstract

The article analyzes the foreign fragments as a basis of speech cluster forming in the language of J. Joyce’s novels. The author distances himself from existing literary and linguistic norms and traditions, inserts multilingual voices into the artistic outline of narrative. These voices reflect heteroglossic character of text constructing. As result, the Joyce’s text is perceived by the readers as the dialogue between different languages intersecting in the separate speech cluster. Foreign fragments forming phonetic and graphic clusters are considered in the article to be the paradigmatic microcosm incorporating heteroglossia.

Keywords: foreign fragments, speech clusters, heteroglossia, language play, semantic ambiguity.        

Язык – это лингвистический портрет автора, определяющий своеобразие его речевых произведений [1, С. 110; 2, С. 577]. В романах Джеймса Джойса язык становится ареной борьбы, конфликта, время от времени приобретающих ожесточенный и неистовый характер. Вследствие комплексного действия лингвистических, политических и национальных факторов, отношение автора к языку можно определить одновременно как любовь и ненависть, изощренную сферу битвы между противоборствующими речевыми тенденциями.

Дж. Джойс атакует систему английского языка (который он не мог рассматривать как свой родной язык). Автор  избирает альтернативные способы художественного отражения дублинской действительности. Он органично вводит в звуковую, графическую и грамматическую ткань романа дискурсивные элементы из множества других языков, творчески преобразует повседневный облик английских словоформ и конструкций. «Дискурс – пишет М. Фуко, – это власть, которую необходимо захватить» [3, С. 49]. Дж. Джойс захватывает эту власть, предпринимая деструктивный по отношению к языку речевые усилия. Автор фактически заявляет о своей неспособности самовыразиться исключительно с опорой на существующую систему языка, заключив себя в традиционные нормы и правила.

Родившись на периферии властной империи, Дж. Джойс воспринимал Дублин как провинциальный, парализующий волю к жизни, порождающий фобию к замкнутым и тесным пространствам, а поэтому рано покинул его в поисках литературного успеха на чужбине. Покинул, но никогда не забывал: за редким исключением Дублин – пространственная ось художественных текстов автора, «населенных» яркими персонажами, говорящими на ирландском варианте английского языка. Например, глава «Циклоп» романа «Улисс» изобилует дублинским сленгом и ирландизмами. Джойсовская реакция на родной город предопределяет авторские радикальные эксперименты – языковую игру, смещение литературных канонов, технике создания полифонического повествования из разрозненных голосов, звучащих как на дублинских улицах, так и в сфере «парализованной» ментальности персонажей.

Лингвистический проект автора состоял в том, чтобы максимально воспользоваться системой языка, не подчинившись ее жестким канонам, отрешившись от ее ограничительных пределов, дестабилизировав эту систему с целью переоценки ее потенциальных возможностей. Дж. Джойс испытывает отчуждение по отношению к английскому языку как «затвердевшей» системе, творчески трансформирует его с опорой на модернистскую технику отражения повседневной реальности и когнитивной сферы персонажей. В результате художественное измерение романа «Улисс» наполняется голосами, звучащими на несметном количестве языков.

Джойсовский текст отличается многоязычным озвучиванием голосов дублинских улиц и внутренней сферы персонажей, которое спонтанно порождает диалог между языками, эффект гетероглоссии. Согласно теории М.М. Бахтина, текст романа представляет собой диалогический жанр, который описывается исследователем как многообразие в стиле и вариации в речи и голосах [4, С. 168–169]. Читатель, исследующий текст романа, сталкивается с разнообразными гетероглоссными повествовательными единицами на различных лингвистических уровнях, подвергается, таким образом, своеобразному стилистическому контролю со стороны автора (более подробно см. [5]).  Язык романов Дж. Джойса представляет собой систему языков, с опорой на которую организуется различное тематическое содержание повествования. Принцип гетероглоссии как отличительная связь и взаимоотношения между высказываниями и словами является фундаментальной стилистической характеристикой джойсовских текстов: целостный текст время от времени распадается на различные стилистические регистры, выявляющие своеобразие индивидуальных голосов, звучащих на разнообразных иностранных языках.

Роман «Улисс» содержит вкрапления на множестве иностранных языков, актуализуя двойственные «смыслы» звуков и омонимов, что скрывает в себе авторское понимание языка как живого организма, усиливает читательское осознание материальности языковых явлений. Периодически герои беспрестанно повторяют одни и те же слова, которые в результате утрачивают для них всякое узуальное значение, приобретают сиюминутный, открывающийся только отдельному персонажу смысл, превращаясь в неповторимую вокабулу.

В главе «Протей» автор обыгрывает омонимы, возникающие на стыке английского и французского языков. В частности, когда Стивен идет по направлению к Голубятне, он вспоминает строки из сочинения Лео Таксиля «Жизнь Иисуса», написанном на французском языке. В этих строках отражается реакция Иосифа на то, что Мария беременна, но не от него. Эти строки, воспроизводятся в сознании Стивена на языке оригинала:

“– Qui vous a mis dans cette fichue position? – C’est le pigeon, Josef ” [6, P. 162–163].

Вспоминание данных строк, в свою очередь, навивают персонажу мысли об отце:

“My father’s a bird, he lapped the sweet lait chaud with pink young tongue, plump bunny’s face. Lap, lapin” [6, P. 162–163].

Французское словосочетание lait chaud (горячее молоко) во взаимосвязи с английским словосочетанием bunny’s face (мордочка кролика) становится основой ассоциаций между английским словом lap (лакать) и французским словом lapin (кролик), с опорой на которую конструируется фонетический кластер lap, lapin. Дж. Джойс использует в данном случае семантическую двусмысленность, присущую межъязыковой коммуникации, с целью порождения сложного образа, в котором индивид, пьющий молоко, репрезентируется как лакающий молоко кролик.

Вышеприведенные строки пародируются в главе «Цирцея», которую, как представляется, можно рассматривать как наиболее яркий образец отражения мультилингвизма в тексте романа «Улисс». После того как Китти Риккитт обнародует тот факт, что “Mary Shortall that was in the lock with the pox she got from Jimmy Pidgeon”, Филип Пьян задает вопрос: “(gravely) Qui vous a mis dans cette fichue position, Philippe?”, на который отвечает Филип Трезв: “(gaily) C’etait le sacré pigeon, Philippe” [6, P. 377].

В данной главе обыгрываются размышления Стивена над выдержкой из французского сочинения, приводимые в главе «Протей». Когда Зоя просит Стивена дать ей some parleyvoo [6, P. 380], он соглашается и начинает рекламировать многочисленные утехи, которые можно найти в Париже, при этом прибегая к ломаному английскому с французскими вкраплениями: “All chic womans which arrive full of modesty then disrobe and squeal loud to see vampire man debauch nun very fresh young with dessous troublants (he clacks his tongue loudly) Ho, là là! Ce pif qu’il a!” [6, P. 381]. Женщины легкого поведения, выражая удовольствие от высказываний Стивена, подбодряют его выкриками, содержащими фонетический кластер: “Bravo! Parleyvoo!” и “Encore! Encore!”, а Линч восклицает:  “Vive le vampire!” [6, P. 381].

В более радикальном исполнении авторская игра с семантической неоднозначностью в аспекте мультилингвистических каламбуров наблюдается в романе «Поминки по Финнегану». Подобная экспериментаторская лингвистическая деятельность Дж. Джойса занимает в этом романе центральную позицию. Данный роман можно рассматривать как яркий глобальный образец межъязыковых сложных слов и образов, реализующих фонетические кластеры. Сам Дж. Джойс называл данное произведение «Вавилонской башней», в которой «представлены все языки» (более подробно см. [7, P. 207]). Дж. Джойс – вводя иноязычные вкрапления – не только принудительно распахивает двери системы английского языка, создавая разноуровневые речевые кластеры, но и оспаривает саму возможность (и необходимость) любого стандартного моноязыкового выражения мысли, порождая новый «мультиязыковой» язык, пренебрегающий правилам грамматики. Оригинальным иллюстративным примером этого выступает слово-гром, состоящее из ста букв, которое предваряет эпизод о Вавилоне. В этом примере на уровне одного целостного слова, формирующего графический кластер, обнаруживается сочетание «закрой дверь» на девяти языках, в том числе на русском языке (латинской графикой):

“Lukkedoerendunandurraskewdylooshoofermoyportertooryzooysphalnabortan-sporthaokansakroidverjkapakkapuk” [8, P. 132].

Данный графический кластер воссоздает комический образ огромной толпы людей, говорящих на разных языках и одновременно кричащих: «Закрой дверь!». Конструируемая автором словоформа представляет собой не только семантический повтор. Означаемое как ревеберирующий сигнал спонтанно переходит от выражения на одном языке к выражению на другом языке и в результате утрачивает свое первичное значение. Другими словами, каждый последующее обозначение на другом языке не вносит какие-либо дополнительные семы в общее значение словоформы, а урезает это значение, сводит его к нулю. В то же самое время графическая представленность анализируемого речевого кластера открывает возможность для его многомерной смысловой интерпретации.

Согласно мнению Р. МакХью, Fermoy – это также город в Ирландии, kapakka по-фински означает «таверна», kapuk звучит как немецкое kaput («сломанный), loos может обозначать lost или wrong по-датски; в слове также обнаруживаются такие английские слова, как zoo, askew, hoof, porter и возможно многие другие [9, P. 257]. Прагматическим следствием вавилонского смешения языков и сигнификаций становятся многочисленные потенциальные коннотации, которые усиливают субъективное прочтение анализируемого слова.

Таким образом, в свете концепции М.М. Бахтина художественная проза Дж. Джойса выявляет стилистическое своеобразие, которое достигается введением разноязычных дискурсов и индивидуальных голосов, отражаемых в форме речевых кластеров. В результате язык текстов джойсовских романов представляет собой систему языков, формируемой разнообразием голосов, а гетероглоссия, наполняя повествовательное пространство романов, организуется в структурированную художественную систему. Автор объединяет многоязычные голоса в рамках речевого кластера, представляющего собой самостоятельное высказывание, предоставляет этим голосам абсолютную свободу, связанную с релятивным характером литературных и языковых систем. Джойсовское повествование уравнивается с дезинтеграцией, фрагментацией узуальных границ современных автору лингвистических норм и канонов.

Литература

1. Клеменова Е.Н., Кудряшов И.А. Герменевтический анализ текста: когнитивные основания // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2013. № 7. С. 109–113.
2. Клеменова Е.Н., Кудряшов И.А. Парадоксальность авторского мышления в аспекте когнитивной поэтики (на материале прозы Б. Поплавского) // Гуманитарные и социальные науки. 2014. № 2. С. 576–579.
3. Фуко М. Порядок дискурса // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996. С. 47–96.
4. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. 504 с.
5. Кудряшов И.А., Клеменова Е.Н. Диалогическая педагогика М.М. Бахтина и методы вузовского обучения // Современные исследования социальных проблем (электронный научный журнал). 2016. № 3(39). С. 53–73.
6. Joyce J. Ulysses. L.: Penguin, 1985. 719 p.
7. Mercanton J. The Hours of James Joyce // Portraits of the Artist in Exile: Recollections of James Joyce by Europeans. Seattle: University of Washington Press, 1979. P. 202–218.
8. Joyce J. Finnegans Wake. L.: Wordsworth Classics, 2012. 656 p.
9. McHugh R. Annotations to “Finnegans Wake”. Baltimore: John Hopkins University Press, 1991. 547 p.

References

1. Klemenova E.N., Kudrjashov I.A. Germenevticheskij analiz teksta: kognitivnye osnovanija [Hermeneutic text analysis: cognitive basics] // Mezhdunarodnyj zhurnal prikladnyh i fundamental'nyh issledovanij [International journal of applied and fundamental investigations]. 2013. # 7. S. 109–113. [In Russian]
2. Klemenova E.N., Kudrjashov I.A. Paradoksal'nost' avtorskogo myshlenija v aspekte kognitivnoj pojetiki (na materiale prozy B. Poplavskogo) [Author’s thinking paradoxicality in the aspect of cognitive poetics (on the material of B. Poplavsly’s prose] // Gumanitarnye i social'nye nauki [Humanitarian and social science]. 2014. # 2. S. 576–579. [in Russian]
3. Fuko M. Porjadok diskursa [The discourse order] // Fuko M. Volja k istine: po tu storonu znanija, vlasti i seksual'nosti. Raboty raznyh let [The will to truth: on the other side of knowledge, power and sexuality. Selected works]. M.: Kastal', 1996. S. 47–96. [in Russian]
4. Bahtin M. Voprosy literatury i jestetiki. Issledovanija raznyh let [Questions of literature and aesthetics. Selected works]. M.: Hudozhestvennaja literatura, 1975. 504 s.
5. Kudrjashov I.A., Klemenova E.N. Dialogicheskaja pedagogika M.M. Bahtina i metody vuzovskogo obuchenija [M.M. Bakhtin’s dialogic pedagogies and the education methods in the higher school] // Sovremennye issledovanija social'nyh problem (jelektronnyj nauchnyj zhurnal) [Contemporary investigations of social problems (electronic scientific journal]. 2016. # 3(39). S. 53–73.
6. Joyce J. Ulysses. L.: Penguin, 1985. 719 p.
7. Mercanton J. The Hours of James Joyce // Portraits of the Artist in Exile: Recollections of James Joyce by Europeans. Seattle: University of Washington Press, 1979. P. 202–218.
8. Joyce J. Finnegans Wake. L.: Wordsworth Classics, 2012. 656 p.
9. McHugh R. Annotations to “Finnegans Wake”. Baltimore: John Hopkins University Press, 1991. 547 p.