ФЕНОМЕН МЕТАФОРЫ В ВОСПРИЯТИИ О. БАРФИЛДА

Матвеева А.С.

Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского

ФЕНОМЕН МЕТАФОРЫ В ВОСПРИЯТИИ О. БАРФИЛДА

Аннотация

Статья посвящена концепции метафоры О. Барфилда в контексте его теории развития человеческого сознания. Особое внимание уделяется вопросу природы и происхождения метафоры, а также идее различения метафоры и образа.

Ключевые слова: Барфилд, метафора, феномен.

Nihil est in intellectu, quod non prius fuerti in sensu

John Locke

Более двух тысяч лет феномен метафоры занимает умы философов и ученых: от Аристотеля, Цицерона и Квинтилиана до Фридриха Шеллинга, Фридриха Ницше, Вильгельма фон Гумбольдта, Шарля Балли, Эрнста Кассирера, Макса Блэка и Айвора Ричардса. К сожалению, в современной науке, в частности в науке российской, в череде мыслителей, посвятивших себя изучению и развитию теории метафоры, нет имени Оуэна Барфилда, чьи идеи были новаторскими для своего времени и нашли отклик в работах таких современных ученых как Поль Рикёр, Джодж Лакофф, Майкл Джонсон, Пьер Тейяр де Шарден, Альфред Норт Уайтхед и существенно повлияли на формирование взглядов Дж. Р. Р. Толкина, К.С. Льюиса и других участников литературного сообщества Инклинги.

Метафора является одним из ключевых понятий в философской системе Оуэна Барфилда, посвятившего себя изучению эволюции человеческого сознания, происхождению языка и мифа. По мнению ученого, истинное понимание метафоры должно охватывать изучение эволюции сознания на всем ее протяжении и соотноситься с понятием буквального. И хотя его рабочее определение метафоры вполне традиционно – он утверждает, что она стремится познать неизвестное через указание на известное, – оно охватывает гораздо больше, чем мы привыкли видеть в подобных словах. Также философ отмечает, что любое использование слова или фразы в новом значении по сути своей – метафора.

В первую очередь нужно сказать о том, что О. Барфилд, как и многие ученые после него, а также некоторые его современники (Э. Кассирер, П. Рикёр), отказывается рассматривать метафору исключительно в качестве украшения речи, тропа. Метафора – гораздо более широкое понятие, она не только отражает саму суть поэтического языка и может быть использована для обозначения любого тропа, но и содержит в себе основы человеческого мышления и служит движущей силой в развитии языка. Более того, настоящая художественная метафора выражает и может передавать знания.

Здесь нужно сделать существенное отступление и оговорить  некоторые термины, которыми оперирует ученый. Во-первых, О. Барфилд различает понятия «метафора» (metaphor), «метафорический» (metaphorical) и «образ» (figure, но не figure of speech), «образный» (figurative) [1].  Первое относится к логической операции и соотносится с современным типом сознания, второе отражает особенность восприятия мира и объектов в нем древним сознанием. Во-вторых, отдельно он выделает понятие «истинная метафора» (true metaphor).

Чтобы понять, какое значение вкладывает О. Барфилд в понятия «метафора» и «образ», нужно обратиться к теории Макса Мюллера о метафорическом периоде языка, во время которого благодаря метафоре состоялся переход от буквального (внешнего) значения слова, т.е. от конкретного материального объекта, к образному (внутреннему), т.е. к абстрактным понятиям. Действительно, любое слово, если проследить его этимологию (хотя бы до того не столь отдаленного времени, куда она может привести нас), происходит от названия конкретного, чувственно воспринимаемого объекта окружающего мира, либо названия действия животного/человека. Весь язык, если посмотреть на него с точки зрения этимолога, это сеть мертвых окаменевших метафор. Метафоричны по своей природе и научные термины, как бы разум не стремился об этом забыть. К примеру, слова «эластичность» и «абстрактный» восходят к глаголам со значением «тянуть, вытягивать». О. Барфилд, как уже отмечалось выше, поддерживает идею о том, что новые значения слова развиваются благодаря метафоре, но он смотрит на сам процесс возникновения полисемии по иным, нежели Мюллер, углом. Основное заблуждение многих ученых заключается в том, что они рассматривают сознание и соответственно язык древнего человека как примитивный по сравнению с современным сознанием и языком – т.е. сознание и язык древнего человека воспринимаются  идентичными по природе нашему современному языку и сознанию. В то время как оно не было проще, наивнее и неискушённее – оно было качественно иным. Если следовать логике Мюллера, язык со своим развитием должен становиться все более и более поэтичным, а также должна существовать некая отправная точка, когда он не был поэтичным вовсе. Все это можно опровергнуть, заглянув в любое поэтическое произведение древних, например, античных, авторов. Разве этот язык скуднее современного? Можно ли назвать его примитивным? И в чем тогда причина того, что современные авторы не могут затмить древние тексты?

Ответ, возможно, кроется именно в том, что древние авторы были ближе к первоначальной эпохе, когда человек обладал иным по природе типом сознания. Древний человек (или человек начала времен – задолго до зарождения первых цивилизаций) не выделял себя из объектов окружающего мира, он находился с ними в отношениях соучастия – особых сверхчувственных отношениях [2]. Древний человек наделял жизнью любой воспринятый им опыт, любое существо или явление, и они постоянно присутствовали рядом с ним, влияли на его жизнь, взаимодействовали друг с другом. Поэтому сознание и язык на ранних этапах своего развития не делали различия между буквальным и метафорическим значением, или другими словами, внешним, материальным и внутренним, нематериальным. Метафора как описание одного понятия через другое не существовала вообще. Современное использование слова в буквальном и переносном значении предполагает разделение на конкретные и абстрактные понятия, что, по мнению Барфилда, было более поздним явлением в развитии языка. Таким образом, слово в древности выражало целостное и неделимое понятие, но с развитием человеческого сознания понятие стало состоять из отдельных концептов, для объяснения которых мы теперь вынуждены использовать несколько слов вместо одного. Это разделение происходило постепенно и началось с того, что человек начал выделять себя из окружающего мира, т.е. обрел самосознание. В качестве примера ученый приводит слово «pneuma» (душа), которое обозначало одновременно дыхание, жизнь, ветер, воздух, дух и, скорее всего, что-то еще, но при этом не обозначало ничего из вышеперечисленных понятий. Это было особое первоначальное значение, которое постепенно обретало отдельные, внешние и внутренние, значения благодаря появлению метафоры.

В чем же фундаментально отличие идеи О. Барфилда от теории Мюллера, который  в «Лекциях по науке о языке» приводит похожий пример – латинское ‘spiritus’, означавшее дыхание или ветер, а потом через метафору получившее значение основополагающего принципа жизни? [3] Дело в том, что Мюллер, выдвигая идею о метафорическом периоде в истории языка как начальной эпохи его развития, наделил человечество довольно высоким уровнем мышления. Ведь для того, чтобы назвать основополагающий принцип жизни ‘spiritus’ по аналогии с ветром или дыханием, нужно обладать развитым абстрактным мышлением. Сама идея основополагающего принципа жизни – результат работы развитого абстрактного мышления и, скорее всего, она изначально была заложена в этом слове, а не вложена в него человеческим сознанием. Таким образом, развитие новых значений слова  ‘spiritus’ – плод долгих веков интеллектуальной эволюции. Вопрос о природе метафоры у Мюллера остается открытым.

По мнению О. Барфилда, возникновение метафоры как определенной логической операции было возможным благодаря тому, что первоначально значение содержало в себе предпосылки к выделению и развитию новых значений или, точнее, нового типа значения, а мышление – к появлению такой логической операции [1]. Человек не выдумывал мистическую связь между материальными объектами и между объектом и чувствами или идеями. Эти связи существовали независимо, как единство, а язык древнего человека передавал их как прямой чувственный опыт. Древний человек жил в единстве материального и нематериального, поэтому не было необходимости осознавать эти связи. Именно поэтому Барфилд  использует термин «образ» для обозначения восприятия древним человеком объектов действительности, а термин «метафора» - для логической операции современного и чаще всего индивидуального сознания. Соответственно, «образный» –- присущий изначально, а «метафорический» – созданный, зачастую намеренно, индивидуальным сознанием.

Остановимся теперь на понятии «истинной метафоры». Те метафоры, которые формировали язык на ранних этапах его развития, утверждает ученый, весьма существенно отличаются от тех, которые созданы работой сознания. Раньше живое единство (living unity, понятие, позаимствованное у П.Б. Шелли, но существенно расширенное), материальное и органическое единство, охватывающее все живые организмы, создавало метафоры [1], теперь – сознание поэтов (в широком смысле, какой вкладывали в него романтики).

На более поздних этапах эволюции сознания мы увидим это единство, действующее через индивидуальное сознание поэтов, позволяя им интуитивно постигнуть те отношения, которые были забыты, – отношения, которые они теперь вынуждены выражать в метафоре. Реальность, когда-то близкая и очевидная, не требующая логического осмысления, теперь может быть постигнута только усилием индивидуального разума. И всякая метафора истинна, только если она содержит такую реальность, или хотя бы ее отблеск. Мир расколот на кусочки чистым разумом, но поэт может воссоединить его в своих произведениях. Современный человек потерял способность видеть единство, мы можем только приблизиться к нему через истинные метафоры, созданные поэтами, которые интуитивно чувствуют отголоски единства и восстанавливают его в истинных метафорах. Ранее не постигнутые связи вещей, которые несет в себе метафора, по мнению П. Б. Шелли, у Барфилда трансформируются в забытые и утерянные. Истинная метафора позволяет нам увидеть переходный период между древним и современным типом сознания.

Таким образом, О. Барфилд видит два противоположных принципа в развитии сознания. Первый заключается в разделении целостного значения на отдельные и иногда изолированные концепты. Второй – это принцип живого единства. Первый отражает различия между объектами, второй – сходство.

В русской науке схожую точку зрения на роль метафоры высказывал А.А. Потебня, который считал метафору главной движущей силой в развитии языка [4]. О. М. Фрейденберг в монографии «Поэтика сюжета и жанра» также обращается к проблеме возникновения метафоры, но, в отличие от Барфилда, она полагает, что важнейшая функция метафоры – не развитие переносных значений слова, а конкретизация «безликого» образа, «нерасчлененных представлений» [5]. При этом «нерасчлененность представлений» здесь понимается скорее как невыделение одного предмета из массы ему подобных, чем как объединение в одном слове нескольких разноположенных понятий: метафора – это единство родовой общности образа и его конкретной особенности. По мнению Фрейденберг, образ оформляется из отдельно взятых метафор, т.е. отдельное значение первично по сравнению с обобщенным образом, тогда как Барфилд указывал на обратный процесс: от обобщенного значения к конкретному.

Барфилд отмечает, что многие ученые называют метафору одним из основных инструментов для развития новых значений слова. Но нужно помнить, что метафора – явление относительно позднее, и пытаться с ее помощью обнаружить истоки происхождения слов неверно. Барфилд утверждал, что речь, вопреки многим научным концепциям, не могла возникнуть из попыток человека имитировать, управлять или объяснять явления природы, поскольку раньше человек не отделял себя от нее. А данные, полученные с помощью этимологии, – это лишь «эхо» природы, звучащее в человеке [1, 2].

Важно еще и то, что в отличие от всех перечисленных выше ученых, Барфилд видел это развитие скорее как разрушение, чем созидание. Утрата древнего сознания и последующая его трансформация для философа – скорее деградация, чем эволюция. Но О. Барфилд, романтик по своей натуре, проводит мысль о том, что воображение способно скинуть с сознания оковы рационализма и привести человека к новому единству, новому соучастию.

 

Литература

1. Barfield O. Poetic diction: a study in meaning. Middletown: Wesleyan University Press, 1973. 238 p.
2. Barfield O. Saving the appearances: a study in idolatry Middletown: Wesleyan University Press, 1988. 190 p
3. Muller M. Lectures On the Science of Language: Nabu Press, 2010. 512 p.
4. Потебня А.А. Мысль и язык. М.: Лабиринт-МП, 1999. 300 с.
5. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М, 1947. 232 с.
6. Теория метафоры / ред. Н. Д. Арутюнова и М. А. Журинская. М.: Прогресс, 1990. 512 с.