THE SOCIO-ETHNOGRAPHIC CHARACTERISTICS OF THE COSSACKS OF UKRAINE IN THE PARADIGM OF ITS HISTORY: THE STATE-LEGAL ASPECT

Ерохин И.Ю.

Кандидат исторических наук, профессор

Академия социально-общественных исследований и технологий, Лондон, Великобритания

СОЦИАЛЬНО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КАЗАЧЕСТВА УКРАИНЫ В ПАРАДИГМЕ ЕГО ИСТОРИИ: ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ

Аннотация

Статья ставит своей целью исследование социально-этнографических особенностей групп казачества для выяснения роли и места этих групп в государствообразующей структуре общества. Данный вопрос является дискуссионным и долгое время был сильно идеологизирован и политизирован социальными стратами и элитами. Автор статьи стремится отойти от господствовавших штампов, стереотипов и посмотреть на ситуацию с использованием новых источников и новых методологических подходов. В качестве методологической базы применены принципы анализа и синтеза, историзма, исторического дискурса, критического отношения к источникам.

Ключевые слова: казаки, государство, право, закон, история, Россия, Украина, социология, политология, политика, группы, развитие, теории, тенденции.

Erokhin I.U.

PhD in History, professor,

Academy of Social-public research and technologies, London, U.K.

THE SOCIO-ETHNOGRAPHIC CHARACTERISTICS OF THE COSSACKS OF UKRAINE IN THE PARADIGM OF ITS HISTORY: THE STATE-LEGAL ASPECT

Abstract

The article aims to study social-ethnographic characteristics of the groups of Cossacks to clarify the role and place of these groups in the state-forming structure of the society. This issue is debatable as it has been long highly ideologized and politicized with social strata and elites. The author of the article seeks to move away from the prevailing clichés and stereotypes and look at the situation with the use of new sources and new methodological approaches. As a methodological basis, the principles of analysis and synthesis, historicism, historical discourse and critical attitude to the sources are applied.

Keywords: Cossacks, state, law, right, justice, history, Russia, Ukraine, sociology, political science, policy, groups, development, theories, trends.

Исследователь З.А.Геграева говорит: «В основе понимания времени и истории лежит реакция культурного сознания на собственную преемственную непрерывность и, одновременно, на индивидуальность, особые черты. Историческая память, включающая множество исторических особенностей, фактического и оценочного материала, который имеет отношение к жизненному пути этносов, активно выступает и как фактор современности: духовно-нравственной ориентации народов, задающий модусы дальнейшего развития.»[2, с.118-119] Сказанное в полной мере относится к уникальной этнической общности, - феномену украинского казачества.

Новая методологическая база, выработанная за последние десятилетия исторической наукой, позволяет принципиально по-новому оценить основные вехи и определить главные направления деятельности малороссийских казачьих групп: как их элит, так и масс простых казаков. Прежде всего, существенный прогресс в «казаковедение» добавило появление фронтирной теории. Большие группы казаков Дона, Яика, Волги, Терека и Кубани стали рассматриваться российскими исследователями в тесной и неразрывной связи с особенностями специфических черт ландшафтно-климатических и историко-геополитических зон пограничья Юга России и Степной полосы. Об актуальности предлагаемого подхода говорит исследователь А.М.Авраменко: «Все ученые, работающие в области исторической географии, несмотря на различные толкования предмета, задач и методов исследования, занимаются локализацией исторического процесса, привязкой его к конкретным территориям с целью поиска закономерностей взаимодействия общества и географической среды в различные эпохи.»[1, с.60] И далее, - «К сожалению, абсолютное большинство источников, представляющих Россию, Украину и сопредельные страны, не отражают реальной роли казачества в их истории: чаще всего присутствует лишь глубоко фрагментированная информационная картина.»[1, с.60] Украинский историк В.И.Маслак вполне разделяет подход своих российских коллег, говоря: «Применение концепции фронтира к истории казачеств, цепь которых в конце XV-XVI вв. оформилась на Большой Степной границе, тянувшейся от Днестра до Каспийского моря, сопряжено с общей интерпретацией последней, взаимоотношений в этом регионе между христианскими и мусульманскими соседями, между представителями оседлой и кочевой/полукочевой цивилизацией, а также истории возрождения украинской государственности в виде Гетманщины, формирования и расширения Российской Империи.»[5, с.298] С.О.Звонок веско замечает: «Актуализация региональной тематики сегодня выступает в качестве доминантной тенденции эволюции российского научного сознания, а потому диктует необходимость углубленной теоретической интерпретации территориальных феноменов, осмысления их реального многообразия и взаимозависимости… Любые формы жизнедеятельности этноса, социума детерминированы региональной динамикой и приурочены к конкретным  регионам, целостным пространственно-временным структурам, обладающим собственной «историей» и логикой саморазвития.»[4, с.1] Особое значение тут имеет геоструктура Юга России.[3]

История Запорожской Сечи как места обитания начинается с истории Полтавского княжества, образованного сыном темника Мамая Мансура-Кията.[8] В данный регион активно переселялись потомки кельтов и было это примерно около 1570 г. Запорожская Сечь явилась основой появления мощного идеологического течения «хазаризма», которая продолжала свое активное развитие и в эпоху Гетманщины. Некоторые историки именно с местом Запорожской Сечи связывают появления прото-казаков – «севрюков Вольских», которые затем превратились в две ветви, - запорожских и донских казаков.

После разгона Запорожской Сечи Екатериной II участь остатков запорожского войска как политической и социальной силы была незавидна. С значительной долей уверенности можно полагать, что разгром Сечи был инициирован императрицей в следствии прямых опасений и подозрений в попытках установления запорожцами собственной государственной автономизации, чего те никогда и не скрывали особо. Только благодаря деятельности и действий талантливого и хитрого царского администратора и фаворита Екатерины Г.Потемкина удалось сохранить остатки запорожского войска в форме Черноморского казачьего войска. Но, оно просуществовало сравнительно непродолжительное время, реформированное затем в часть, ветвь и структуру государственного Кубанского казачьего войска наряду с линейным казачьим войском. Если линейцы представляли в Кубанском войске т.н. «государственный ген» казачества, то черноморцы – потомки вольных и своенравных запорожцев проявляли попытки отстаивания своей природной казачьей этничности. На долгое время Кубань становится полигоном экспериментов в отношении установления балансов, сдержек и противовесов между социализацией казачества и его самобытной тягой к собственной этнической автономной государственности.

В период братоубийственной Гражданской войны (1918-1920 гг.) значительно усиливаются все противоречия дремавшие в недрах казачьего движения. В среде казаков появляется идеология «Вольного казачества» (Вильного казацтва), отстаивающая позиции самостоятельной государственности. Представители движения активно ищут союзников не только в стане представителей «Белого Дела», - Колчака, Деникина, Врангеля и других генералов, но и среди лидеров образованных национальных государств на пространствах распавшейся Российской Империи, - в Азербайджане, Грузии, Украине и иных регионах. Отношения с лидерами Белого Движения складываются весьма непросто, а часто и открыто конфронтационно, прежде всего по вопросам будущего обустройства освобожденных от большевиков территорий. Появляются сторонники федералистической и унитарной версий государственной организации. С лидерами же национальных образований и государств казаки ведут переговоры на основе хорошо известных им практик дипломатических миссий (казацких посольств) и используя парламентские трибуны. Так, Кубанская казачья Рада открыто начинает смотреть в сторону присоединения своих структур к элементам созданной Украинской государственности, что еще более обостряет конфликт кубанцев с представителями «белых» российских государственников. «Белое Движение» и казачества отчетливо понимают, что они являются временными союзниками и данный союз имеет исключительно форму военного союза, но, ни о каком серьезном политико-идеологическом сближении позиций в вопросах государственности говорить не приходится.

Стоит более подробно остановиться на идеологической составляющей и источниковой базе такого явления, каковым является феномен идеологии самостийной казачьей государственности. Большую роль тут играют именно концепции и авторские разработки украинских исследователей. Одним из источников является «История Руссов».[6] Первая публикация «Руссов» увидела свет в 1846 г. в «Чтениях Общества Истории и Древностей Российских».[6, с.189] «История Руссов» преследовала несколько задач: она прочно связывала понятие украинский народ и украинская нация с понятием «казачество», делая их синонимами; она категорично и прочно отвергала версию «польского» учреждения казачества, когда Польша формировала казачество как военно-служилое сословие в пользу версии этнического происхождения казаков.[6, с.189]

Интересным источником по озвученной тематике является исследование преподавателя Монреальского университета, политзаключенного сталинских лагерей Н.Ульянова – монография «Происхождение украинского сепаратизма»[7], ставшая плодом детального анализа и писавшаяся более 15 лет. Ульянов делает выводы о значительном влиянии тюрко-татарского мира на формирование казачьей общности. История же воссоединения России и Украины трактуется им как открытый конфликт и противостояние казачьих элит и «русской партии» Б.Хмельницкого. Делая выводы о государственной власти на территории Украины автор приходит к выводу, что начиная с 1648 г. в данном регионе «не было иной власти, кроме казачьей».[6, с.189]

Многие источники единодушны во мнении, что «украинская национальная идеология развивалась в рамках европейской идеологической парадигмы, которую можно обозначить как парадигму традиционной мифологии… Первоначально украинская национальная идеология апеллировала к ценностям генеалогического, точнее мифогенеалогического характера. Речь идет об истории казачества как определенной социокультурной группы, призванной обеспечить культурно-политическую идентичность украинской нации. Изначально украинская идеология не столько преследовала цель создания собственного государства, сколько добивалась признания за казачеством статуса и собственности на Украине.»[6, с.188] Именно работа Ульянова отмечает выдающиеся значение «Истории Руссов» в украинском национальном движении.[7, с.104]

О периоде Гетманщины источники говорят: «В истории отдельных обществ бывают события, имеющие важнейшее значение для всего их последующего развития. В такие моменты в их сознании сравнительно быстро происходят весьма значительные изменения, для которых в обычных, «нормальных» условиях требуются многие десятки лет. Нет сомнений, что именно таким событием, имевшим переломное значение для исторических судеб украинского народа стала национально-освободительная война под руководством Б.Хмельницкого.»

Из всего вышесказанного становится возможным сделать вполне определенные выводы. Идеологизированными национальными элитами Украины история казачества Украины была приравнена к национальной истории. Сечевики на определенном этапе были объявлены государствообразующим этносом, т.е., по сути, ядром нации. С такой позицией не соглашались многие русские авторы, как правило, представители дворянской либеральной интеллигенции. К таковым авторам относился Н.И.Ульянов. Однако, подобная критика украинского казачьего мифотворчества, хотя и имела под собой веские доводы, не всегда была объективна и беспристрастна. В результате публицистической деятельности русских либералов, народников и разночинцев родился «новый миф» о казачестве. В основе этого мифа лежала доктрина об «изначально демократическом» устройстве казачьей общины, ее «социалистической» направленности. В результате две теории мифотворчества: украинская националистическая и народническо-либеральная сомкнулись в одно целое и выступили против идеи «государственного гена» казачества, видя в казаках исключительно этнографический элемент и отрицая сословный характер данной группы. Данные подходы надо признать ошибочными в истории «казаковедения» и при их рассмотрении соблюдать взвешенную осторожность, критичность.

Список литературы / References

1. Авраменко А.М. Дискуссионные вопросы истории казачества в свете исторической географии // Культурная жизнь Юга России. – 2009. - №4(33). – С.60-63.
2. Геграева З.А. Интенциональные детерминанты исторической памяти // Культурная жизнь Юга России. – 2009. - №4(33). – С.118-119.
3. Дружинин А.Г. Юг России: понятийно-терминологическая концепция и территориальные реалии // Научная мысль Кавказа. – 1999. - №3.
4. Звонок С.О. Русский регионогенез на Северном Кавказе как опыт формирования автономного самоуправления [Электронный сетевой ресурс]. – Режим доступа: http://www.cossackdom.com/articles/z/zvonok_rus_regio.htm
5. Маслак В.И. Опции степного фронтира Европы в современном российском и украинском казаковедении // Российский гуманитарный журнал. – Т.3. - №4. – С.297-306.
6. Ражбаева М.В., Семенков В.Е. «История Руссов»: идеология казачества и его место в истории Украины и России // Общественные науки и современность. – 1998. - №3. – С.188-192.
7. Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма. – М., 1996.
8. Шенников А.А. Княжество потомков Мамая // Депонировано в ИНИОН. – 7380. Л., 1981. – С.20-22.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Avramenko A.M. Diskussionnye voprosy istorii kazachestva v svete istoricheskoy geografii [Controversial Questions in History of Cossacks in the Light of Historical Geography] // Cultural Life of the South of Russia. – 2009. – No.4 (33). – P.60-63. [In Russian]
2. Gegraeva Z.A. Internatsionalnye determinant istoricheskoy pamiati [Intentional Determinants of Historical Memory] // Cultural Life of the South of Russia. – 2009. – No.4 (33). – P.118-119. [In Russian]
3. Druzhinin A.G. Yug Rosii: poniatiyno-terminologicheskaya kontseptsiya I territorialnye realii [South of Russia: Notional and Terminological Concept and Territorial Realias] // Scientific Thought of Caucasus. – 1999. – No.3. [In Russian]
4. Zvonok S.O. Russkiy regionogenez na Severnom Kavkaze kak opyt formirovaniya avtonomnogo samoupravliniya [Russian Region Study in North Caucasus as Experience of Autonomous Self-Government Formation] [Electronic resource]. - Access Mode: http://www.cossackdom.com/articles/z/zvonok_rus_regio.htm [In Russian]
5. Maslak V.I. Optsii stepnogo frontira Evropy v sovremennom rossiyskom i ukrainskom kazakovedenii [Options of Europe's Steppe Frontier in Modern Russian and Ukrainian Cossack Study] // Russian Journal of Humanities. – V.3. – No. 4. – P.297-306. [In Russian]
6. Razhbaeva M.V., Semenkov V.E. «Istoriya Russov»: ideologiya kazachestva i ego mesto v istorii Ukrainy i Rossii [“Russ History”: Cossack Ideology and its Place in History of Ukraine and Russia] // Social Studies and Modernity. – 1998. – No.3. – P.188-192. [In Russian]
7. Ulianov N.I. Proiskhozhdeniye ukrainskogo separatizma [Origin of Ukrainian Separatism] – M., 1996. [In Russian]
8. Shennikov A.A. Kniazhestvo potomkov Mamaya [Principality of Mamai Descendants] // Deposited in Institute of Scientific Information. – 7380. L., 1981. –P.20-22. [In Russian]