LINGUISTIC IDENTITY OF A DISINFORMER

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ ДЕЗИНФОРМАТОРА

Научная статья

Макурова Д.А.*

ORCID: 0000-0001-6437-3170,

Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия

* Корреспондирующий автор (dmakurova[at]mail.ru)

Аннотация

В статье рассматриваются ключевые понятия современной когнитивно-коммуникативной парадигмы научного знания: коммуникация, информация, дезинформация и языковая личность. Исследуются особенности коммуникативного поведения языковой личности, актуализирующей дезинформацию в политическом масс-медийном дискурсе, а именно коммуникативные установки, стратегии, тактики и соответствующие средства их реализации. Актуальность исследования продиктована широким распространением дезинформации в масс-медийном политическом дискурсе, а также недостаточной изученностью механизмов продуцирования дезинформации и её интерпретации массовым адресатом. Материалом исследования послужили публичные высказывания Дональда Трампа.

Ключевые слова: коммуникация, дезинформация, информация, языковая личность, дезинформатор, политический дискурс, стратегия, тактика.

LINGUISTIC IDENTITY OF A DISINFORMER

Research article

Makurova D.A.*

ORCID: 0000-0001-6437-3170,

Herzen State Pedagogical University of Russia, St. Petersburg, Russia

* Corresponding author (dmakurova[at]mail.ru)

Abstract

The article deals with the key concepts of the modern cognitive-communicative paradigm of scientific knowledge: communication, information, disinformation and linguistic identity. The article examines the aspects of communicative behavior of a linguistic identity that actualizes disinformation in the political mass-media discourse, namely, communicative attitudes, strategies, tactics and congruous means of their implementation. The relevance of the study is dictated by the widespread disinformation in the political mass media discourse as well as the lack of knowledge of the mechanisms of spreading disinformation and its interpretation by the masses. The public statements of Donald Trump served as the basis of the study.

Keywords: communication, disinformation, information, language identity, disinformer, political discourse, strategy, tactics.

Понятие языковой личности

В последнее десятилетие взор исследователей вновь обратился к проблеме изучения языковой личности, и все больше внимания уделяется проблемам, связанным с диадами «язык в человеке», «человек в языке», «язык для человека». Это обусловлено тенденциями к гуманизации науки в целом и лингвистики в частности, а также интенсивным развитием антропологически ориентированной парадигмы научного знания – когнитивно-коммуникативной. Одной из ключевых проблем данной парадигмы является, как известно, человек как субъект и объект познания, носитель определенного языка и культуры, личность, реконструируемая в тексте посредством языковых средств.

Языковая личность определяется как совокупность «способностей и характеристик человека, обуславливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определённой целевой направленностью» [7, С. 3]. При подобном рассмотрении понятие языковой личности соотносится с понятием мировоззрения, понимаемое как «результат соединения когнитивного уровня с прагматическим, результат взаимодействия системы ценностей личности, или картины мира, с ее жизненными целями, поведенческими мотивами и установками, проявляющимися в порождаемых ею текстах» [7, С. 5].

Как существо прежде всего социальное, человек постоянно взаимодействует с миром, и в большинстве случаев – это языковые взаимодействия, в ходе которых он координирует свое поведение с координациями поведения других в общей консенсуальной области.

С позиции современной когнитивно-коммуникативной парадигмы языковая личность определяется как человек-наблюдатель, субъект чувственного восприятия окружающего мира, который, познавая мир (среду обитания), обращается, как правило, к своему опыту, к сформировавшимся в процессе его жизнедеятельности феноменологическим и структуральным знаниям, системе представлений о мире и правилах (постулатах) межличностного общения, на основе которых он выстраивает коммуникацию.

С точки зрения современной парадигмы научного знания, коммуникация понимается не как обмен информацией между отправителем и получателем, не как обмен чем-то, существующим «где-то там» (мыслями, знаниями и т.д.), а как оказание комплексного ориентирующего воздействия адресанта на адресата, с целью повлиять на его поведение и вызвать определенную поведенческую реакцию [16]. Коммуникация – это сложный интерпретативный процесс, в ходе которого коммуникантами каждый раз создаются значения языковых единиц на основе контекста коммуникативной ситуации и их языкового и жизненного опыта. Иными словами, значения не находятся непосредственно в словах, но рождаются в сознании коммуниканта как результат когнитивно-интерпретативных усилий [1].

Согласно представителям биокогнитивного тренда современной парадигмы коммуникация – это «координированное поведение, которое взаимно запускают друг у друга члены социального единства» [10, С. 171]; это конструирование консенсуальной области взаимодействия (структурного сопряжения) между коммуникантами. В соответствии с таким определением коммуникации, «выражение типа “передача информации” – в лучшем случае метафора» [2, С. 3]. Информируя о чем-либо, один коммуникант лишь запускает в сознании другого смыслопорождение, которое в значительной степени зависит от его опыта структурного сопряжения, его знаний и компетенций как языковой личности. Совокупность таких когнитивно-прагматических факторов позволяет более широко взглянуть на коммуникацию. Человек сам создает информацию и значения, минимизируя степень неопределенности. Опираясь на свой жизненный и коммуникативный опыт, а также учитывая особенности контекста ситуации общения, языковая личность в процессе сопряженного межличностного взаимодействия создает значение полученного сообщения [6], [9].

В соответствии с биокогнитивной концепцией коммуникации, информацию определяют как процесс уменьшения степени неопределенности при встраивании организма (коммуниканта) в среду; как деятельность ориентирующего характера, трансформирующая поведение индивида, который подвергается (ориентирующему) воздействию [17]. Иными словами, информация – это процесс управления, контроля и оказания определенного ориентирующего воздействия на когнитивную нишу коммуникантов.

Наряду с информацией объектом научного интереса становится дезинформация, актуальность изучения которой обусловлена спецификой современных информационных процессов в масс-медийном пространстве, а также недостаточной изученностью механизмов продуцирования дезинформации и ее интерпретации массовым реципиентом.

Дезинформация

Дезинформация понимается как процесс манипулирования актуальной информацией, введение реципиента в заблуждение путем предоставления неполной информации, искажения фактов. Следуя традиции отождествления дезинформации с манипулятивными практиками, в современных лингвистических исследованиях дезинформация трактуется также как способ «манипулятивного воздействия, осуществляемого путём искусного использования определённых ресурсов языка с целью скрытого влияния на когнитивную и поведенческую деятельность адресата» [8, С. 25].

При этом, следует признать, что в случае успешной реализации дезинформации, ключевым критерием дезинформирования выступает критерий когнитивной манипуляции, понимаемой как «отрицательное влияние говорящего на рациональные способности слушающего или адресата» [5, С. 352]. Как результат, мнение дезориентированного адресата поддается влиянию адресанта, вследствие чего адресат претворяет в жизнь какое-либо действия (или поведенческую реакцию, решение, и т.д.), которое без влияния адресата он бы не совершил.

Дезинформатор руководствуется т.н. дезинформирующей интенцией с целью ввести адресата в заблуждение, создавая у него ложную систему ориентации, неадекватную картину мира, искаженные ценности, цели, установки и решения.

В соответствии с дефиницией информации, предложенной биокогнитивистами, представляется возможным определить рассматриваемое явление – дезинформацию – как деятельность дезориентирующего характера, процесс управления, контроля и оказания определенного дезориентирующего воздействия на когнитивную нишу собеседников, нацеленный на изменение картины мира в нужном для дезинформатора направлении. Язык при этом, изначально предназначенный для ориентирования homo loquens в коммуникации, становится инструментом дезориентации, разобщения людей. Этому способствует “разномыслие”, т.е. «ложь в ментальных и в (а)вербальных репрезентациях ситуативного взаимодействия homo mentiens (fallens)» [14, С. 221].

Дезориентирующее воздействие в таком случае – это процесс, направленный на изменение когнитивной ниши адресата таким образом, чтобы вызвать ту или иную его поведенческую реакцию, выгодную для инициатора дезинформирующей коммуникации. Результирующий эффект такого дезориентирующего воздействия в значительной степени зависит от языкового, коммуникативного и когнитивного опыта адресанта. Дезинформируя, адресант запускает формирование в сознании интерпретирующего субъекта искаженные, ложные значения и смыслы. Успех детерминирован тем, насколько хорошо адресант знает своего собеседника, т.е. насколько точно адресант понимает, каким образом и в какой ситуации можно добиться наиболее эффективного введения в заблуждение адресата с целью наибольших, выгодных для адресанта, изменений дальнейшего речевого/неречевого поведения адресата. Такое знание, а также сама возможность осуществления дезориентирующего воздействия в значительной степени обусловлена также нахождением обоих коммуникантов в общей консенсуальной области. Однако, дезинформирующее воздействие может оказаться недостаточно эффективным или вовсе потерпеть неудачу при условии, что адресат обладает объективным истинным знанием и приложил когнитивные усилия для расшифровки замысла адресанта. В таком случае сообщение адресанта интерпретируется как ложь, понимаемая как «передача неистинных сведений об объектах действительности, постигаемых как таковые адресатом» [4, С. 67].

Арсенал средств дезинформации включает в себя собственно ложь, а также «полуправду», замалчивание, подтасовку фактов, распро­странение слухов, утаи­вание данных, неверные акценты или неадекватные коммен­тарии, демагогические обещания и многое другое [11], [12], [15]. Образуемое такими приемами неверное сознание формирует неадекватные установки, представления и поведенческие реакции, согласующиеся с целями дезинформатора.

Дезинформация является неотъемлемым элементом современного масс-медийного пространства, характеризующегося высокой степенью тенденциозности и мистификации. Дезинформатором может выступать как целое медиаиздание, так и отдельный журналист, публичный человек, общественный деятель, политическая партия или политик, иными словами, любой авторитетный участник определенной дискурсивной деятельности в медиа пространстве.

Языковая личность политика является когнитивно-речевым субъектом политической коммуникации, осуществляющим дискурсивную деятельность в рамках политического пространства. Под дискурсивной деятельностью понимается «совершение коммуникативно-речевых действий с целью решения коммуникативных и посткоммуникативных задач социальной и/или индивидуальной ценности» [13, С. 14] Языковая личность политика, на динамику которой непосредственное влияние оказывают различные социальные и биокогнитивные условия функционирования, непрерывно терпит воздействие параметров своей среды – политического дискурса. Деятельность языковой личности политика направлена прежде всего на осуществление персуазивной функции, на достижение основной цели политической коммуникации — борьбы за власть.

Политик как субъект дезинформирующего дискурса «обладает не только определенным тезаурусом, лексиконом и грамматиконом, но и собственной системой индивидуально-речевых предпочтений, которые проявляют себя как сигналы его текстовой и дискурсивной “активности”, предпочитаемых коммуникативно-речевых стратегий и тактик» [13, С. 3]. Коммуникативное поведение политика-дезинформатора отличается мотивационными, когнитивными и функциональными характеристиками. В частности, мотивационный параметр определяется потребностями личности в коммуникации, в необходимости сообщить или получить определенную информацию. К числу мотиваций дезинформирования политика относятся: личная заинтересованность, характер взаимоотношений между людьми, воздействие со стороны заинтересованных лиц, переживание психологических состояний и т.д.

Следуют заметить, что фактор недостоверности информации в политическом дискурсе обусловлен борьбой за власть. Политическая дезинформация или политическая ложь в зависимости от причин и мотивов представлена следующими типами:

• Ложь политической выгоды (стратегия самозащиты);
• Дискредитирующая ложь (стратегия нападения);
• Параноидальная ложь (проявление навязчивых идей, высказывание положений, не подающихся верификации), рассчитанная на когнитивные эмоции адресата [3, С. 302].

Языковая личность политика может выступать как кооперативная и некооперативная, что, в свою очередь, предопределяет выбор стратегий коммуникации. Кооперативная личность отличается положительными интенциями и установкой на комплементарное, неконфликтное взаимодействие. Кооперативный дезинформатор совершает свои речевые действия, исходя, как ему представляется, из «благородных» побуждений – вселить (ложную) надежду, воодушевить адресата на определенные реакции и действия в условиях кризиса (политического, экономического, экологического и пр.), выгодные для дезинформатора, создать или поддержать иллюзию о превосходстве своей страны и т.д. Некооперативный дезинформатор, напротив, руководствуется исключительно собственной выгодой – политической или экономической, или выгодой своей партии, объединения, движения, страны. Целью дезинформатора в данном случае является нанесение вреда (в частности, дискредитация) или ущерба (например, финансового) населению и/или своему оппоненту (от конкретной личности до целого государства).

Актуализируя те или иные стратегии (на понижение или повышение) и тактики, а также используя вербальные и невербальные средства их реализации, политик-дезинформатор оказывает скрытое воздействие на сознание адресата и изменяет состояние его когнитивной ниши в нужном для себя направлении.

Достижению поставленных целей способствует свойственная языковой личности политика медийность. Политик как бы «подчиняет» себе дискурс СМИ, инструменты которого становятся для него инструментами власти и управления, поскольку именно с помощью данных инструментов становится возможным появление и распространение дезинформации массового адресата в пространстве масс-медиа.

Языковая личность политика-дезинформатора

Языковую личность политика-дезинформатора рассмотрим на примере личности Дональда Трампа. Политик выступает в качестве автора фейковых новостей, непроверенных сведений, полученных от третьих лиц, и сенсационных заявлений, транслируемых им в социальных сетях (в частности, Twitter).

Мишенью политиков-дезинформаторов часто становятся политические конкуренты и идеологические противники. В своих нападках дезинформатор руководствуется некооперативными установками, которые в дезинформирующем дискурсе актуализируются посредством определенных стратегий и тактик, направленных на достижение желаемого результата. Наличие у дезинформатора установки негативного характера и стремления дискредитировать оппонента, высказывая необоснованные или выдуманные обвинения о конкуренте, обуславливает выбор стратегии на понижение и соответствующих тактик.

Рассмотрим следующие фрагменты из выступлений и высказываний Д. Трампа.

Пресуппозиция: в 2020 году Д. Трамп издал новый исполнительный указ, касающийся реформирования полиции.

Ситуация: В интервью в Роуз Гарден Белого дома Д. Трамп заявляет о провале администрации Барака Обамы усовершенствовать политическую реформу.

President Obama and Vice President Biden never even tried to fix this during their eight-year period. The reason they didn’t try is because they had no idea how to do it.

Интенция Трампа – ввести массовую аудиторию в заблуждение относительно неудовлетворительной работы администрации Б. Обамы и на этом фоне заполучить одобрение по отношению к собственным нововведениям в реформу полиции.

В данном высказывании находит выражение тактика ложного обвинения, выражающаяся в обнаружении неблагоприятных действий и качеств оппонента. Трамп ссылается на безынициативность и неспособность администрации предыдущего президента решить вопросы с реформой полиции, а также на отсутствие компетентности в вопросах реформирования (had no idea how to do it). Трамп использует имена собственные-антропонимы политиков (President Obama, Vice President Biden), возлагая тем самым ответственность за несостоятельность реформ на конкретных личностей. Персуазивность высказывания усиливается повторением ключевого глагола (never tried, didn’t try). Трамп вводит лексическую пресуппозицию с помощью конструкции no idea how, имплицируя, что он, по сравнению со своим предшественником, является уверенным и компетентным политиком в вопросах полицейской реформы. Трамп выступает в роли некооперативного дезинформатора, реализуя стратегию на понижение.

Пресуппозиция: в разгар коронавирусной пандемии оказалось, что система здравоохранения США была недостаточно подготовлена и оснащена необходимым оборудованием.

Ситуация: Дональд Трамп весной 2020 года дал интервью ABC News, в котором высказался об эпидемиологической ситуации в США.

The other administration – the last administration left us nothing. We didn't have ventilators, we didn't have medical equipment, we didn't have testing. The tests were broken. You saw that. We had broken tests. They left us nothing. And we've taken it and we have built an incredible stockpile – a stockpile like we've never had before.

Тактика ложного обличения выражается в приведении ложных фактов или псевдо-аргументов с целью уличения политического оппонента. В выделенном фрагменте речь идет о состоянии системы здравоохранения в США к моменту прихода Трампа к власти. В условиях коронавирусной пандемии виновником отсутствия достаточных запасов медицинского оборудования (ventilators, medical equipment), а также слаженной процедуры тестирования (the tests were broken, we had broken tests), становится предыдущее правительство (the last administration left us nothing, they left us nothing). Дезинформатор воздействует на имеющиеся у массовой аудитории фоновые знания о прошлом, непосредственными участниками и наблюдателями которого она являлась, отрицая имевшие место в прошлом события и данные, деформируя существующую картину мира, т.е. систему уже сложившихся пресуппозиций, представлений, сформированных оценок и мнений. На фоне ложного обличения Д. Трамп вводит новую пресуппозицию – теперь у США есть все необходимые ресурсы для борьбы с вирусом (we have built an incredible stockpile), из чего можно вывести импликатуру – «Только с моей помощью удастся победить вирус». Критика, основанная на выдуманных фактах и фейках, тенденциозные заявления служат выгодным фоном для самопрезентации и акцентуации собственных достижений и достоинств.

Пресуппозиция: в разгар коронавирусной пандемии США пришлось столкнуться с нехваткой ресурсов и медицинского оборудования.

Ситуация: Дональд Трамп в одном из интервью прокомментировал ситуацию с масками в США.

We are getting great marks for the handling of the Coronavirus pandemic...Compare that to the Obama/Sleepy Joe disaster known as H1N1 Swine Flu. Poor marks, bad polls – didn’t have a clue.

Тактика ложного обличения, реализующая стратегию на понижение, находит выражение в приеме антитезы, а именно – в использовании антонимов (словарных или контекстуальных). Так, например, Трамп предлагает сравнить, как решалась проблема с эпидемией вируса при предыдущей администрации и при нынешней. Трамп, проводя параллель между двумя подходами, положительно оценивает свой подход (we are getting great masks) и отрицательно оценивает подход своего предшественника (disaster, poor masks), дезинформируя массового адресата относительно прошлого с целью изменить его предположительно положительное мнение о политике Обамы на противоположное. Изменяя пресуппозиции адресата, дезинформатору легче манипулировать сознанием аудитории в свою пользу. Персуазивность высказывания усиливается за счет использования имени Sleepy Joe, ставшего прецедентным, для обозначения Джо Байдена, вице-президента при Б. Обаме. Ранее, видео, сфабрикованное сторонниками Д. Трампа, изображало Д. Байдена спящим на важном совещании. Было доказано, что созданное видео – фейк, содержание которого было манипулировано с целью дезинформирования – создать у массового реципиента ложное представление о здоровье и профессиональной пригодности пожилого политика.

Пресуппозиция: весной 2020 года Соединённые штаты столкнулись с нехваткой тестов на COVID-19.

Ситуация: в двух интервью Трамп выказался о ситуации с тестированием на COVID-19 в США.

Anybody that needs a test, gets a test. We – they’re there. They have the tests. And the tests are beautiful.

If somebody wants to be tested right now, they’ll be able to be tested.

В приведенных высказываниях Трамп продуцирует стратегию искажения информации, нарушая максиму качества – Трамп сообщает неистинную информацию, сведения, не соответствующие действительности. Трамп заведомо вводит аудиторию в заблуждение посредством речевых актов-констативов (They have the tests, the tests are beautiful) руководствуясь кооперативной установкой и интенцией – создать у население своей страны уверенность в возможностях американской медицины, вселить надежду на эффективное диагностирование. Посредством конструкции they’ll be able to be tested в условном предложении выражается модальность возможности, и в сознание наблюдателей (массового адресата) вводится ложная пресуппозиция – «У нас достаточно тестов, которые можно сделать уже сейчас».

Пресуппозиция: в январе 2020 года Д. Трамп неоднократно заявлял, что нет оснований для опасений в условиях распространения нового вируса. Делались неоднозначные заявления о сфабрикованности новостей о вирусе, а позднее вирус приравнивался к обычному гриппу.

Ситуация: весной 2020 на пресс-брифинге в Белом доме Дональд Трамп заявил, что всегда серьезно относился к вирусу.

I’ve always known this is a real – this is a pandemic. I felt it was a pandemic long before it was called a pandemic… I’ve always viewed it as very serious.

Ранее Трамп ни раз утверждал, что вирус не станет причиной массовой заболеваемости, что нет оснований для волнения. В приведенном высказывании Д. Трамп противоречит сам себе, дезориентируя адресата и вводя его в заблуждение посредством ложной пресуппозиции: «Я всегда серьезно относился к вирусу». Стратегия искажения информации реализуется посредством анафорического повтора (I’ve always known, I’ve always viewed). Посредством личного местоимения I и перцептивного глагола feel в форме прошедшего времени в сочетании с наречием времени long before Трамп манипулирует сознанием массового адресата, в структурах знаний которых содержится знание о прошлых заявлениях Трампа о коронавирусе. Трамп напрямую не отрицает сказанное ранее и не извиняется за дезинформацию в прошлом. Таким образом, Трамп вводит аудиторию в заблуждение по поводу своих прошлых оценок действительности, предоставляя информацию, противоречащую предыдущим высказываниям, и нарушая тем самым максиму качества.

Заключение

Итак, дезинформация в широком смысле слова – это распространение ложных с точки зрения адресанта и объективного знания сведений с целью введения в заблуждение. Дезинформация нацелена на изменение картины мира у массового адресата, формирование неадекватных и неверных представлений, ценностей и решений, согласующихся с целями дезинформатора. Оптимальным уровнем анализа языковой личности дезинформатора является интерпретация коммуникативного поведения дезинформатора как участника дискурсивной деятельности в масс-медиа пространстве. Выбор тех или иных стратегий и тактик дезинформирования в значительной степени зависит от конкретных установок, мотивов и интенций дезинформатора, а также социального, политического и исторического контекста. На примере языковой личности Дональда Трампа, актуализирующего дезинформацию в условиях реформирования и пандемии, были рассмотрены стратегии, тактики и средства, избираемые для манипулирования сознанием и изменения картины мира массового адресата.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Архипов И. К. Концептуализация, категоризация, текст, дискурс. Основные теоретические понятия / И. К. Архипов // Филология и культура: материалы 3-й междунар. науч. конф. – Тамбов: ТГУ, 2001. – Ч. 1. – С. 13-15.
2. Блюменау Д. И. Информация: миф или реальность? (о состоянии понятий «знание» и «социальная информация») / Д. И. Блюменау // Научно-техническая информация. – Сер. 2: Информационные процессы и системы. – 1985. – № 2. – С. 1-4.
3. Виноградов С. И. Язык газеты в аспекте культуры речи / С. И. Виноградов // Культура русской речи и эффективность общения. – М. : Наука, 1996. – С. 281-317.
4. Глаголев Н. В. Ложная информация и способы ее выражения в тексте / Н. В. Глаголев // Филологические науки. – 1987. – №4. – С. 61-67.
5. Дённингхаус С. Между ложью и иллюзией: способы дезориентации со стороны лингвистической семантики/ С. Дённингхаус // Логический анализ языка. Между ложью и фантазией. – М. : Издательство «Индрик», 2008. – C. 344-359.
6. Златев Й. Значение = жизнь + культура: Набросок единой биокультурной теории значения / пер. с англ. Т. Л. Верхотуровой, А. В. Кравченко // Studia linguistica cognitiva. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. – М. : Гнозис, 2006. – №1. – С. 308-361.
7. Караулов Ю. Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи ее изучения / Ю. Н. Караулов // Язык и личность. – М., 1989. – С. 3-8.
8. Копнина Г. А. Речевое манипулирование: Учеб. Пособие / Г. А. Копнина. – 5-е изд. – М. : Флинта: Наука, 2014.
9. Кравченко А. В. Значение и коммуникация как лингвистическая проблема и корни ее непонимания / А. В. Кравченко // Acta Neophilologica – Иркутск: Байкал. гос. ун-т экономики и права, 2011. – C. 91-104.
10. Матурана У. Древо познания / У. Матурана, Ф. Варела. – М. : Прогресс – Традиция, 2001. – 224 с.
11. Почепцов Г. Г. (Дез)информация / Г. Г. Почепцов. – К. : ПАЛИВОДА А. В. – 2019. – 248 с.
12. Прохоров Е. П. Введение в теорию журналистики / Е. П. Прохоров. – Аспект Пресс, 2011.
13. Цуциева М. А. Актуализация языковой личности политика в современном немецком политическом дискурсе : автореф. дисс. …докт. филол. наук: 10.02.04 / Цуциева Мария Геннадьевна. – СПб., 2019. – 40 с.
14. Шаховский В. И. Человек лгущий в реальной и художественной коммуникации / В. И. Шаховский // Человек в коммуникации: аспекты исследования. – Волгоград: Перемена, 2005.
15. Шунейко А. А. Информационная безопасность человека: учебное пособие для вузов / А. А. Шунейко, И. А. Авдеенко. – Владос, 2018.
16. Dimitrov V. The Fuzziness of Communication: A Catalyst for Seeking Consensus / V. Dimitrov, D. Russell // Seized by Agreement, Swamped by Understanding. A collection of papers to celebrate the visit to Australia in August 1994 by Humberto Maturana. – University of Western Sydney: Hawkesbury Printing, 1994. – P. 183-192.
17. Maturana H. R. Autopoiesis and Cognition: The Realization of the Living / H. R. Maturana, F. J. Varela. – Reidel, Dordrecht, 1980.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Arhipov I. K. Konceptualizacija, kategorizacija, tekst, diskurs. Osnovnye teoreticheskie ponjatija [Conceptualization, categorization, text, discourse. Basic theoretical concepts] / I. K. Arhipov // Filologija i kul'tura: materialy 3-j mezhdunar. nauch. Konf [Philology and Culture: Proceedings of the 3rd Intern. scientific. conf]. – Tambov: TGU, 2001. – Part. 1. – P. 13-15. [in Russian]
2. Bljumenau D. I. Informacija: mif ili real'nost'? (o sostojanii ponjatij «znanie» i «social'naja informacija») [Information: myth or reality? (on the state of the concepts of "knowledge" and "social information")] / D. I. Bljumenau // Nauchno-tehnicheskaja informacija. – Ser. 2: Informacionnye processy i sistemy [Scientific and technical information. – Ser. 2: Information processes and systems]. – 1985. – № 2. – P. 1-4. [in Russian]
3. Vinogradov S. I. Jazyk gazety v aspekte kul'tury rechi [Language of the newspaper in the aspect of speech culture] / S. I. Vinogradov // Kul'tura russkoj rechi i jeffektivnost' obshhenija [The culture of Russian speech and the effectiveness of communication]. – M. : Nauka, 1996. – P. 281-317. [in Russian]
4. Glagolev N. V. Lozhnaja informacija i sposoby ee vyrazhenija v tekste [False information and ways of expressing it in the text] / N. V. Glagolev // Filologicheskie nauki [Philological sciences]. – 1987. – №4. – P. 61-67.
5. Djonninghaus S. Mezhdu lozh'ju i illjuziej: sposoby dezorientacii so storony lingvisticheskoj semantiki [Between lies and illusion: ways of disorientation from the side of linguistic semantics] / S. Djonninghaus // Logicheskij analiz jazyka. Mezhdu lozh'ju i fantaziej [Logical analysis of the language. Between lies and fantasy]. – M. : Publishing house «Indrik», 2008. – P. 344-359. [in Russian]
6. Zlatev J. Znachenie = zhizn' + kul'tura: Nabrosok edinoj biokul'turnoj teorii znachenija [Meaning = Life + Culture: An Outline of a Unified Biocultural Theory of Meaning] / per. s angl. T. L. Verhoturovoj, A. V. Kravchenko // Studia linguistica cognitiva. Jazyk i poznanie: Metodologicheskie problemy i perspektivy [Studia linguistica cognitiva. Language and Cognition: Methodological Problems and Perspectives]. – M. : Gnozis, 2006. – №1. – P. 308-361. [in Russian]
7. Karaulov Ju. N. Predislovie. Russkaja jazykovaja lichnost' i zadachi ee izuchenija [Foreword. Russian linguistic personality and the tasks of its study] / Ju. N. Karaulov // Jazyk i lichnost' [Language and personality]. – M., 1989. – P. 3-8. [in Russian]
8. Kopnina G. A. Rechevoe manipulirovanie: Ucheb. Posobie [Speech Manipulation: Study Guide] / G. A. Kopnina. – 5-th ed. – M. : Flinta: Nauka, 2014. [in Russian]
9. Kravchenko A. V. Znachenie i kommunikacija kak lingvisticheskaja problema i korni ee neponimanija [Meaning and communication as a linguistic problem and the roots of its misunderstanding] / A. V. Kravchenko // Acta Neophilologica 13. – Irkutsk: Bajkal. gos. un-t jekonomiki i prava, 2011. – P. 91-104. [in Russian]
10. Maturana U. Drevo poznanija [The Tree of knowledge] / U. Maturana, F. Varela. – M. : Progress – Tradicija, 2001. – 224 p. [in Russian]
11. Pochepcov G. G. (Dez)informacija [Disinformation] / G. G. Pochepcov. – K. : PALIVODA A. V. – 2019. – 248 p.
12. Prohorov E. P. Vvedenie v teoriju zhurnalistiki [Introduction to the theory of journalism] / E. P. Prohorov. – Aspekt Press, 2011. [in Russian]
13. Cucieva M. A. Aktualizacija jazykovoj lichnosti politika v sovremennom nemeckom politicheskom diskurse [Actualization of the linguistic personality of a politician in modern German political discourse] : avtoref. diss. …dokt. filol. nauk: 10.02.04 / Cucieva Marija Gennad'evna. – SPb., 2019. – 40 p. [in Russian]
14. Shahovskij V. I. Chelovek lgushhij v real'noj i hudozhestvennoj kommunikacii [Lying person in real and artistic communication] / V. I. Shahovskij // Chelovek v kommunikacii: aspekty issledovanija [Human in communication: aspects of research]. – Volgograd: Peremena, 2005. [in Russian]
15. Shunejko A. A. Informacionnaja bezopasnost' cheloveka: uchebnoe posobie dlja vuzov [Human information security: a textbook for universities] / A. A. Shunejko, I. A. Avdeenko. – Vlados, 2018. [in Russian]
16. Dimitrov V. The Fuzziness of Communication: A Catalyst for Seeking Consensus / V. Dimitrov, D. Russell // Seized by Agreement, Swamped by Understanding. A collection of papers to celebrate the visit to Australia in August 1994 by Humberto Maturana. – University of Western Sydney: Hawkesbury Printing, 1994. – P. 183-192.
17. Maturana H. R. Autopoiesis and Cognition: The Realization of the Living / H. R. Maturana, F. J. Varela. – Reidel, Dordrecht, 1980.