ЯЗЫК И ИДЕНТИЧНОСТЬ В АРАБО-АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ НАЧАЛА XX ВЕКА

Дубовицкая М.А.

Преподаватель, аспирант, Московский Государственный Институт Международных Отношений

ЯЗЫК И ИДЕНТИЧНОСТЬ В АРАБО-АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ НАЧАЛА XX ВЕКА

Аннотация

В статье рассматривается социальные и психологические особенности первой волны арабов-эмигрантов, которые выражали свою ментальность в литературных кругах Америки. На примере арабо-американской литературы исследуются такие процессы как конструирование и кризис идентичности, а также принятые в постколониальных исследованиях тактики стратегической анти-самости и дезидентификации, которые призваны замаскировать свою идентичность. Для этого были взяты литературная форма романтизма и философия трансцендентализма. В этом свете идея Эдварда Саида о том, что ориентализм-это способ думать о Востоке и представлять его себе в наиболее удобном варианте, является актуальной, т.к. объясняет, почему арабо-американские писатели выбрали наиболее «западный» способ беседы о Востоке. Однако, чтобы за этой понятной для западной аудитории маской «восточного мудреца» была видна суть, истинная идентичность представителя арабской диаспоры, писатели вырабатывают свой стиль, выводя язык на другой уровень, выражаясь словами Кафки, прибегая к «детерриториализации» языка и тем самым формируя свою «малую» литературу. За сложными литературными формами стоит попытка психологического и социального примирения с иной реальностью, поиск путей взаимодействия с другим миром, миром западных ценностей и желание переосмыслить свое прошлое. Говоря о первой волне арабо-американских писателе, не приходится рассуждать о кризисе идентичности, скорее можно рассуждать о конструировании идентичности, о более глубоком самопознании, которое происходит при столкновении с «другим». Можно говорить о попытке диалога Востока и Запада в творчестве арабо-американских писателей первого поколения, желании понять друг друга и стремлении к синтезу двух культур.

Ключевые слова: Идентичность, романтизм, трансцендентализм, ориентализм.

Dubovitskaya M.A.

Academician Postgraduate student, Moscow State Institute of International Relations

LANGUAGE AND IDENTITY IN ARAB-AMERICAN LITERATURE AT THE BEGINNING OF THE XXTH CENTURY

Abstract

The article focuses on some social and psychological peculiarities of the first wave of immigrants from Arabic countries who chose to express themselves by means of literature. Arab-American literature serves to cover such concepts as identity construction and the crisis of identity, strategic anti-essentialism and disidentification which are very topical in postcolonial studies. The aforementioned complicated processes are realized in the form of romanticism and philosophy of transcendentalism. This western way of thinking by Arab American writers could be explained through the prism of Edward Said’s concept that states that the western world devised The East and imposed the vision on the others. However, the Arab-American writers went further resorting to the “language deterritorialization” devised by Kafka to break through to the American audience and to form a minor literature. Behind complex forms of literature there is a real attempt to reconcile with a new reality, to interact with it and to take a new look at the past. The main thrust in the works of Arab American writers is to synthesize two cultures to blend two worlds.

Keywords: Identity, romanticism, transcendentalism, orientalism.

Что такое идентичность и ментальность? Не являются ли эти понятия абстракциями, фикциями нашего сознания, или же за ними стоит что-то, что не способно рассеяться даже под натиском меняющегося окружающего мира? Очевидно, что идентичность и ментальность не являются плодом нашего воображения, т.к. достаточно лишь взглянуть на многообразие нашего мира, чтобы полностью принять идею видимых и невидимых границ, окаймляющих группы, общества, государства. Каким же образом можно отделить одно от другого? Очевидно, что в мире существует некое единообразие идей, но вот способы их выражения и подачи разнятся в зависимости от культуры, философии и, наконец, языка того или иного общества. Важность языка в обществе никем не оспаривается, но вот его роль в отображении мировидения людей широко обсуждается в научных сообществах. В данном исследовании язык служит средством отображения идентичности. Но вернемся к вопросу идентичности. Идентичность-это нечто, проявляющееся в противоречии, иначе само понятие не имело бы места. Это то, что возникает, когда есть отношение. Термин «идентичность» был использован в работах Д. Рисмана «Одинокая толпа» и «Идентичность и тревога». Но Э. Эриксон расширил систему понятий, связанных с этим термином, открыв дорогу социальному психоанализу. В работе «Идентичность: юность и кризис» автор замечает, что позитивная черта «субъективного вдохновенного ощущения тождества и целостности» противопоставляется негативной черте непринятия другой целостности. Причем негативная черта столь же необходима для конструирования идентичности, как и положительная. Перенесем этот процесс на совершенно иную почву: человек покидает свою общность, эмигрирует и психологический процесс формирования идентичности, который продолжается всю жизнь, запускается с новой силой. Это снова одновременно и наблюдение, и отражение, посредством которого происходит оценивание себя с точки зрения того, как другие, по его мнению, оценивают его в сравнении с собой. Вопрос становится еще более животрепещущим, когда затрагивается «толерантность», обратное идентичности явление, которое призвано не выстраивать границы, а, наоборот, размывать их. Как ни парадоксально, но чем громче раздаются призывы к толерантности, тем оглушительнее разбиваются мечты о ней о повседневную реальность. В чем же причина? Этот вопрос требует всеобъемлющего анализа, но вспомним слова Ж. Дерриды о том, что всякая идентичность формируется в процессе нарциссизма, любовь к себе- то непременное условие для появления любви к другому. Для толерантности же необходимо переключение на другого в ущерб внутренней целостности. Идентичность, рассуждая философски, есть причастность к миру, включенность в него, противопоставление ему и единение с ним, способность ставить вопросы и давать на них свои ответы.

Я подняла вопрос идентичности и языка в связи с арабо-американской литературой первой четверти 20 века. В моем исследовании на примере творчества трех писателей, основателей «сиро-американской» школы, а именно Джебрана, Рейхани и Нуайме, были рассмотрены арабская идентичность и ментальность при столкновении с миром иных представлений и ценностей. Были взяты именно эти писатели в силу уникальности их творческого пути. Они одинаково владели и писали на английском и арабском языках, не будучи билингвами. Эти писатели представляли собой элиту арабов-иммигрантов первого поколения. У себя на родине они занимали видное место в литературной жизни и, приехав в Америку, продолжили писать уже на английском языке. Их темы, стиль, слог меняются кардинально, это видно в сопоставлении арабских и английских текстов, однако есть то, что их сильно объединяет, когда они пишут на английском языке. Читая «Пророк» ДжебранаХалиляДжебрана или «Книга Халида» Амина Рейхани, а также «Книгу Мирдада» Михаил Наими, не перестаешь удивляться, насколько схожи их философско-этические представления. Они писали на английском точно владели им с рождения, со стилистической точки зрения их язык безукоризнен, однако вчитываясь в текст, нельзя не уловить в нем нечто восточное, хоть и не бросающееся в глаза напрямую. Конечно, подразумеваются не только исторические и географические реалии, а нечто в ткани самого языка, что выдает их, делает представителями именно арабо-американской литературы, а не просто американской. Важно не только содержание, но и форма произведений, т.е. языковые средства и литературный стиль. С точки зрения художественной ценности эти произведения не признаются критиками равноценными, но с философской точки зрения темы этих авторов очень схожи. Это тема духовного самоопределения, поиски ответов на извечные вопросы о смысле жизни. Эти искания облачены в литературную форму романтизма. Их слова созвучны Перси Шелли, Уильяму Блейку, Уолту Уитмену, а их философия восходит к тансцендентализму, сформулированному Ральфом Уолдо Эмерсоном. Эти писатели остро чувствовали потребность изменить общество, затронув оба мира: мир Востока и Запада. В отличие от второй и третьей волны писателей арабов, Джебран, Рейхани и Наими обращались к универсалистским идеям, в то время как последующие арабо-американские писатели рассуждали о своей двойственной идентичности и личной судьбе. Парадоксально, но именно когда в мире начинают говорить о терпимости и толерантности, в «малой литературе» чувствуется волнение и кризис идентичности. Однако если мы обратимся к писателям первой волны, то может создаться впечатление, что они жили и творили в идеальное время всеобщего принятия, будто они с легкостью пересекли внутренние и внешние границы, нашли свой путь в литературе и жизни, экспериментировали с формами и темами, тем самым утверждая свою идентичность и национальность.Радхакришнан, индийский философ и общественный деятель, определял такое состояние как «уютно устроенный в национальном и транснациональном гражданстве» [2] и действительно, Амин ар-Рейхани рассуждает о духовной силе Востока и материальном благе Запада, а Наими и Джебран уходят еще дальше в мир абстрактных ценностей, проповедуя, мистифицируя, изъясняясь притчами и афоризмами, полностью оправдывая свой статус «восточных мудрецов».

Я бы хотела остановиться подробнее на этом статусе «восточного мудреца», пророка, суфия и мистика. Почему эти писатели облачили себя в восточный костюм? Это было сродни их натуре или же вынужденная необходимость быть понятыми, навязанная традиция извне? В своей монографии «Ориентализм» Эдвард Саид резко критикует образ мышления Запада в отношении Востока, утверждая, что это никоим образом не приближает нас к пониманию «другого», а, наоборот, затемняет, делает еще более непонятным это типизированное «экзотизирование». Как сказал однажды Ницше, «истины языка — это лишь подвижная масса метафор, метонимий и антропоморфизмов,— короче говоря, сумма человеческих отношений, которым случилось быть развитыми, перенесенными и приукрашенными поэзией и риторикой и которые от долгого употребления кажутся людям каноническими и обязательными: истины — это иллюзии, о которых позабыли, что они таковы» [3]. Может, Калил Джебран в своем произведении «Пророк» обращается к американской аудитории, используя язык притч, как единственный способ обратить на себя внимание. В результате его книга разошлась огромными тиражами, но вот литературный вклад остается под вопросом. То же одеяние мистика примерил на себя другой ливанский писатель Михаил Наими в «Книге Мирдад». Что говорят эти пророки? Прежде всего они повествуют о религиозном опыте, оторванном от любого института, они синтезируют христианские и буддийские представления о душе и вечности с философией Ницше, облекая все это в форму романтизма. Для арабской литературной традиции они сделали много, привнеся новые формы. Джебран познакомил арабских читателе с поэтической прозой, где поднимал много социальных вопросов. Почему романтизм в лице Уолта Уитмена так привлек Джебрана? Прежде всего ему была близка народообразующая поэтика американского поэта, где социалистические идеи выражены наиболее обобщенно, где мистицизм переплетается с философией радости и братства, где происходит полное слияние с миром. В конце 19 века удушающая атмосфера «зулюма» (тирании, деспотизма) вынудила большинство интеллектуалов Сирии и Ливана эмигрировать, таким образом, ДжебранХалильДжебран и Амир ар-Рейхани оказались в США. Будучи в отрыве от своей родины и народа, они остро чувствуют потребность изменить гнилой строй страны и улучшить жизнь народа. Идеи романтиков оказались созвучны и во многом сформировали этих арабских писателей в американской литературе. Михаил Наими также испытывая влияние англо-саксонской и русской литературы, привносит новые для арабской традиции черты. Он убирает излишнюю красочность в тексте, для выдвижения на первый план смысла. Амин ар-Рейхани также привносит много  в стиль арабского письма, испытывая, в свою очередь, влияние Шелли Вашингтона Ирвинга и Томаса Карлейля. Амин ар-Рейхани, Михаил Наими и Калил Джебран как бы взрывают арабскую литературу.

В своем широко известном труде о Кафке Жиль Делёз и Феликс Гваттари говорят о высоком коэффициенте детерриториализации языка «малой литературы», которая вырабатывается меньшинством в главном языке. Кафка, по их мнению, выбрал пражский немецкий язык, доведя его «скудость» до высшего предела интенсивности и трезвости. Как правило, писатели «малой литературы» обращаются к политическим и социальным темам. Вместо того чтобы писать на малом языке, Кафка придумал “минорное” применение большого языка, взрывающее этот язык изнутри. Данные положения применимы к нашим арабским писателям, но не в американской литературе, а в арабской, т.к. все признаки «минорной литературы» применимы к их арабской прозе.Они писали вдали от своей родины на арабском языке. Они как бы сформировали свою «малую литературу». Согласно Делёзу и Гваттари, “язык, даже когда он уникален, остается смесью, шизофренической мешаниной (mèlange), костюмом Арлекина; в нем отыгрываются самые разные функции языка и действуют разные центры власти, смешивая то, что может быть сказано, с тем, что сказано быть не может; одна функция языка стремится переиграть другую; в нем будут отыграны все степени территориальности и относительной детерриториализации” [1]. Таким образом, создав свою малую литературу, арабо-американские писатели повлияли на развитие литературы на родине в целом.

Но что же мы тогда видим в их произведениях на английском языке? Смогли ли они образовать такую же «минорную литературу» в Америке? Исследователи арабо-американской литературы неоднозначно оценивают их вклад в американскую литературу. Критик ДжебранаВаил Хасан в статье «GibranandOrientalism» утверждает, что писатель ничего нового не привнес, а его аллюзии к Уолту Уитмену и Уильяму Блейку не привносят ничего нового. Его стиль адаптивный, понятный американской читающей аудитории, но он не рискует, но в его манере не чувствуется подлинная аутентичность. Если опираться на логику рассуждений Эдварда Саида, то можно говорить о том, что он поддался той ориенталистике, что царит в западном мире, он предстал в том виде, в каком его ожидали увидеть: загадочного мистика с Востока, изрекающего мудрые послания. Амин ар-Рейхании его «Книга Халида»высоко оценивается критиками, как произведение интертекстуальное, вмещающего в себя философии Востока и Запада, порождающее огромное количество интерпретаций, но самое главное, он познакомил американскую литературу с иной формой автобиографического жанра.   Причудливая форму ведения диалога с читателем в произведении А. ар-Рейхани “TheBookofKhalid” раздвигает границы традиционной арабской прозы и меняет западные традиции, таким образом, представляя замысловатый синтез двух культур.  В его творчестве видна параллель с Томасом Карлейлем и его трудом «SartorResartus». Утверждение, что этот писатель «замаскировал свою идентичность, чтобы понравиться публике, неприменимо к нему.  Что касается Михаила Наими и его «Книги Мирдад», то литературоведы не уделили ей должного внимания. Это произведение было написано в Ливане на английском языке и является венцом творения Михаила Наими. Оно, как и «Пророк» Джебрана медитативное, взывающее к абстрактным возвышенным идеалам. Почему он пишет эту книгу на английском? К тому времени он уже вернулся в свою родную деревушку в Ливане и никогда уже не возвращался в Америку, а, следовательно, у него не могло быть потребности в признании и понимании, скорее, это был ответ западному обществу, внутренний протест. На мой взгляд, все перечисленные выше факты свидетельствуют об образовании «минорной литературы» в американской литературе арабскими писателями.

Рассмотрим теперь способ выражения идентичности в арабо-американской литературе. Как уже упоминалось, арабо-американские писатели начала XX века обращались к романтизму. Именно в романтизме они нашли тип духовной деятельности, «связанный с самовыражением и основывающийся на двоемирии, в основе которого лежит концепция резкого разрыва идеала и действительности» [4]. Именно в романтизме они вдохновились идеей о высшем назначении творчества и бытии творимого, увидели возможность осуществить прорыв за пределы истории. Но почему же все-таки визионерский романтизм Уильяма Вордсворта, Уильяма Блейка и Уолта Уитмена так привлек арабских писателей? В постколониальных исследованиях есть интересные теории, отвечающие на вопросы идентичности в литературе. Джордж Липшиц в книге «DangerousCrossroads» говорит отом, что для спасения своей идентичности, меньшинства могут прибегнуть к вымышленным идентичностям, избрав путь «стратегической анти-самости». Здесь Липшиц переосмысливает теориюГаятриСпивако «стратегической самости», которая говорит о поведении группы в условиях явного или скрытого притеснения, выработки тактики, которая позволит отстоять собственные интересы. «Стратегическая анти-самость», наоборот, не выставляет аутентичные черты группы, а маскирует их замысловатым образом, накладывает на свою идентичность совершенно иную идентичность. Жозе Муньос говорит о «дезидентификации», процессе, в результате которого малые группы могут раскрыть код большинства и присвоить его с тем, чтобы защитить и утвердить свою идентичность, попутно критикуя или трансформируя общепринятые ценности. Если рассматривать стиль арабских писателей в свете перечисленных теорий, то тогда язык английских и американских романтиков послужил платформой для утверждения своей идентичности. Они затушевали свою аутентичность, но, тем самым, выразили свои убеждения и переживания, что и является частью идентичности.Они взяли из западной литературы то, что наиболее подходило их внутренним установкам, но все же это была маска. Может, именно поэтому американские исследователи данного литературного направления приходят к выводу, что первое поколение иммигрантов-писателей не были готовы к диалогу на равных, жили в своем круге интересов, создавали свой мир. У них не было потребности противостоять преобладающему дискурсу о Востоке, вместо этого, они избрали путь иносказательного самовыражения. Они исследовали себя через изобретение «другого», а пребывание в другой стране им было нужно для познания себя прежде всего. Таково, например, знаменитое арабское путешествие XIX века, предпринятое для ознакомления с цивилизацией Запада: поездка Рифаатаат-Тахтауи в Париж в 1826 году, о которой он рассказал в книге «Крупицы золота в достопримечательностях Парижа», где он в конце рассуждает о Египте, а не о Париже. Амин ар-Рейхани и Михаил Наими возвращаются на родину после долгого пребывания в Америке и посвящают корпус текстов исследованию природы и нравов Востока, подвергая однозначной критике Запад. Калил Джебран не покидал Америку, но жил достаточно замкнуто, погружаясь все больше в свой внутренний мир.

Таким образом, можно наблюдать обратный процесс: Эдвард Саид критикует ориентализм, как стиль мышления, основанный на онтологическом и эпистемологическом различении «Востока» и(почти всегда) «Запада» [5], но существует такое же субъективное мышление «Востока» о Западе, где строятся представления о «другом», исходя из собственных ориентиров. Был ли кризис идентичности у этих писателей? Безусловно был, но самопознание шло параллельно с этим, по Эриксону, конструирование идентичности происходило при столкновении с другой целостностью.  Они жили и творили в мире собственных ценностей и культурных установок. Да, они писали на иностранном языке, но он служил лишь формой для выражения себя. Родной язык был для них опорой, который давал успокоение. Совершенно иные процессы можно наблюдать у второго и третьего поколений писателей, где оторванность от своих корней уже значительна, а опора новой культуры и языка остается шаткой, но эта тема требует отдельного исследования.

Литература

1. Deleuse G., Guattari F. Kafka: Toward a MinorLiterature. P. 26. 6 Ibid. P. 19.
2. Radhakrishnan, DiasporicMediations (Minneapolis&London: U of Minnesota P, 1996): 159
3. Ницше Ф. Об истине и лжи во вненравственном смысле // Философия в трагическую эпоху. М.: REFL_book,1994. С. 254–266
4. Царик Д.К. Типология неоромантизма. Кишинев, 1984. С.6
5. Эдвард Саид с.9

References

1. Deleuse G., Guattari F. Kafka: Toward a MinorLiterature. P. 26. 6 Ibid. P. 19.
2. Radhakrishnan, DiasporicMediations (Minneapolis&London: U of Minnesota P, 1996): 159
3. Nicshe F. Ob istine i lzhi vo vnenravstvennom smysle // Filosofija v tragicheskuju jepohu. M.: REFL_book,1994. S. 254–266
4. Carik D.K. Tipologija neoromantizma. Kishinev, 1984. S.6
5. Jedvard Said s.9