ОБ ОСНОВНЫХ ТЕМАХ И ОБРАЗАХ В ПОЭЗИИ ИВАНА БЕЛОКРЫЛОВА (НА ПРИМЕРЕ ЛИРИЧЕСКИХ СБОРНИКОВ «Я ВИДЕЛ АНГЕЛА» И «ВОТЧИНА»)

Иван Белокрылов – необычайно проникновенный поэт современности. Когда вчитываешься в его стихи, часто не с первого раза открывается что-то потаённое, скрытое от беглого взора. Очень интересен в этом смысле лирический сборник Ивана Белокрылова «Я видел Ангела» (2018 г.).

Ангел – один из основных образов в поэзии Ивана Белокрылова, который встречается и в других его сборниках, например, в стихотворении «Осенний ангел» в сборнике «Вотчина» (2013 г.). Фамилия поэта по смыслу тоже как будто имеет отношение к одному из важных образов его творчества. Несмотря на свою связь с Небом и миром божественного, Ангел в его стихах – это живой человек, живущий рядом, вместе с людьми радующийся и печалящийся, скорбящий, понимающий все, постоянно стремящийся помочь, даже если это не получится.

Стихотворение «Я видел Ангела», которое дало название всему сборнику, очень личное, сокровенное. Хотя в названии стихотворения речь идет об одном Ангеле, но перед читателем предстают три Ангела (у автора это слово пишется с заглавной буквы), а не один. Два Ангела тесно связаны с нашим миром, а третий Ангел –  с миром мёртвых, он чужой и страшный. Эти Ангелы как будто представляют три разные сферы: рай, чистилище и ад. Первый Ангел – принимающий все, беззаветно любящий нашего героя и понимающий, все прощающий, страдающий вместе с ним (как его второе «я»): «Я видел Ангела, он плакал обо мне. / Он крылья комкал, слезы вытирая, / И все твердил, захлопнув дверь сарая, / Что он – не тот, он вовсе не из рая, / И я его устраивал вполне…»; второй Ангел – понимающий все, но не прощающий: «Я видел Ангела, он плакал обо мне, / Крыла сминая будто бы салфетки, / Сметая на пол чашки и таблетки, / Он утверждал, что были стерты метки / И мне – к другому, где огонь в стене…»; третий Ангел – как будто наблюдающий издалека, со стороны, зашедший в наш мир случайно, ничего не желающий понимать и принимать: «Я видел Ангела, он слез не лил по мне, / В пустых глазницах – тень чужой юдоли. / Но он молчал, и я спросил: доколе, / Неведенью метаться на приколе, / А мне томиться в этом длинном дне?» [30].

Все Ангелы в этом стихотворении как будто олицетворяют конкретных людей, знакомых поэту по жизни: ведь у человека тоже есть крылья, такие же большие и пытающиеся защитить, укрыть от невзгод. Только эти крылья не всегда видны, но они там все равно есть: «Вот я вернулся в город свой, / В город любви и слез, / Тихо прошел по мостовой / Мимо осенних гроз, / С тяжестью крыльев за спиной, / С ветра прерывистой волной. / И показалось, что все это всерьез» [21]; «/…/ Но, трогая рукой простор / И геометрии не зная / Ни с расстоянья, ни в упор, / Вдруг замереть, как в миг прощенья, / Единым взмахом все объять,  / И в эллипсоиде вращенья / Содеянное наблюдать!» [16]; «Что с того, что Бог далече, – / Лишь бы тропочка была. / Расправляй-ка, человече, / Человечие крыла!» [8]; «Ветер лишает хватки, / Крыл не дает свернуть, / Зимние ввел порядки: / Молча дрожать и снуть!» [27]. На спине у человека есть потаенное место, где два крыла соединяются: «В изломе крыльев за спиной…» [14].

Люди, которые отдали свою жизнь за правое дело, страдальцы за правду, за веру, за Отечество, становятся Ангелами. Стихотворение «Баллада о пономаре» посвящено Сергею Журикову, бывшему пономарю Киево-Печерской лавры, который погиб в 2014 году при обороне Славянска. Погибший за веру и Отечество стал Ангелом и пророком, который теперь хранит родную землю; он присоединился к защитникам родной земли, погибшим в разные времена: «Ты пошел тропой небесной, как встарь / С Куликова поля иноки шли. / Там Ослябя ныне и Пересвет / Горних истин стерегут рубежи…» [4].

С Ангелами можно поговорить как с обычными людьми («Мне бы Ангела в дорогу…», «Ангелы бывают разные…»). Тем более не сложно поговорить с Ангелом поэту: ведь они сродни друг другу: «Мы пасынки раздумий и бессилья, / Мы коронованы божественной любовью, / Нам ангелы одалживают крылья, / И мы им платим собственною кровью» [22]. «Собственная кровь» – это поэтические муки. Здесь вспоминается ахматовское: «Когда б вы знали, из какого сора…». У Ивана Белокрылова так: «Третий месяц молчит бумага. / И ответа не знаю сам… / Для чего мне моя отвага, / Обращённая к небесам? // Для чего эти мели и рифы, / Остановки, скачки, полёт, – / Если даже простые рифмы / Через строчку, как скользкий лёд? /…/ И не надо искать ответа, Роясь в памяти впопыхах, / Лишь задуматься: как же это,  / Умирать на своих стихах?» [17].

Поэт – вневременная субстанция, душа Поэта заключается в книгах, книги – друзья, родственные души, защищающие и охраняющие его: «Книги, повсюду лишь книги – / В памяти, в сердце, в руках, / Так, словно носишь вериги / В благословенных веках. // … В сонной уютной квартире, / В неутомимой тиши, / В этом взлелеянном мире / Выросшей в книгах души» («Книги, повсюду лишь книги…»).

Здесь ещё одна интересная мысль Ивана Белокрылова. Когда он пишет в стихах о поэзии, об «устройстве» стихов, часто проводит поэтические параллели с домом, зданием, строительной кладкой: «Странный город, которого нет / Ни на карте, ни в дебрях сознанья… / Там по улицам бродит поэт, / Сочиняющий реки [Здесь слово «реки» кажется словно связанным со старославянским глаголом  рЂкти «сказать, говорить» − В.Л. ] и зданья» («В Петербурге»); «Но ночами я слышу стуки / Вмуровавших себя в стихи.  / Безответственно. Без остатка. / В темноте рукописных книг / Каменеющих строчек кладка / Не задышит даже на миг…» [17].

Тема Родины (большой и малой) – одна из центральных в творчестве Ивана Белокрылова. Родина нужна поэту до боли, до крика, до последнего вздоха: «Ты всем нужна – большим и малым, / И всем, пришедшим на постой. / Я не пущу тебя, – шептал он, – / Останься, Родина, постой! / И колыбелью, и юдолью, / Тюрьмой и пропастью без дна, / Любовью ты была и болью, / Но ты нам разная нужна!» («Николаю Зиновьеву»); «И, правда, возможно ль поверить вот так, / Что все Забайкалье я спрятал в кулак: / Здесь Сретенск и Нерчинск, Могоча, Чита – / Знакомые сердцу родные места. / И где бы я ни был, зимой иль весной, / А Родина вот она – вместе со мной» [25]. Ребенком, уезжая из родных мест, он сжал пальчики в кулак, увозя с собой в ладошке частицу родины: «Я пальчики сжал у судьбы на краю, / И Родину спрятал в ладошку свою…» (Там же). Как бы ни метался человек из одного места в другое, на всю жизнь в его крови заложена великая память о том святом для него месте, где он, появясь на свет, первый раз вдохнул воздух – «Кавыкуча в крови!» [10]. От этого никуда не уйти.

В русском языке слова «отечество», «отчество», «отчизна», «отец», «вотчина» одного корня. Здесь связь времен не может рваться: будь то события тысячелетней давности, настоящее или будущее – все в едином целом. Связь с предками, их прошлой жизнью у Ивана Белокрылова неразрывна. Он знает, что даже в глубокой древности он тоже где-то там, среди них: за холмом, за деревом, в старом деревенском доме со скрипучими половицами; он со своим народом и часть его, он со своей «вотчиной»: «Я тоже там… Я где-то за холмом…» [24].  

Поэт ощущает кровное родство со всеми своими соотечественниками: ведь он только дерево в этом густом лесу. Это чувство общей Родины, одной основы, одной крови, одной судьбы, одной истории и одного будущего присутствует во всех сборниках поэта: «Ожиданье рассвета. Мне кажется, / Я вморожен в ноябрьский лес, / Над которым вот-вот и размажется / Голубая каёмка небес. // Близкий вечер глядит недоверчиво / На последней листвы маету. / Что там было ветрами начерчено / Белым по сини, вряд ли прочту… // Я стою вместе с братьями кровными. / Сотни. Тысячи. Ветви к ветвям. / Мы застыли рядами неровными, / Равнодушные к вашим словам» («Ожиданье рассвета. Мне кажется…»).

Русский пес Лаки, живущий у соотечественницы за рубежом, тоже оказывается с русской душой, он тоскует по Туле, как и его хозяйка: «Как положено русской собаке, / Он в восторге от собственных дум. // … Да и я, прикорнувши на стуле, / Не узнал бы от верного пса, / Что хозяйка тоскует по Туле, / Где как море поля и леса. // И в неведомой этой сторонке / Есть за каждым окошком друзья. / Там, где рвутся от холода бронхи, / И зимой туда ехать нельзя…» [13].  

Мысль о постоянной жизни соотечественника за рубежом (не в России) для поэта не проста: он до боли чувствует обрыв той «ниточки», которая связывает человека с его предками, а оборванная «ниточка», как сорванный цветок: вряд ли он потом даст новый корень, чтобы прорасти в родную землю. Невидимые нити связывают человека не только с соотечественниками, но и с животными, с деревьями, с травой, со мхом на Родине и т.д. Далее эти нити уходят в землю и там становятся корнями («Когда ничего не случается…»); «Пять лет прошло, но все-то не забылось, / А нынче в ночь проснулся оттого, / Что мне, как будто наяву, приснилось,  / Как я лег спать, не накормив его…» [1].  Это о любимой собаке, когда-то жившей с человеком. Эта невидимая нить есть и здесь, хотя прошли уже годы. И если эти связующие невидимые нити обрываются, то обрывается вместе с ними и сам человек: «Рвутся нити, нет меня» [31].

Русская традиция называть человека по отчеству – отражение этой священной связи, которая теряется за границей: ведь там так не принято: «На поиск тишины и одиночества, / Уйду в края, где рвется связь времен… / Отечество, ты вотчина без отчества, / К которой я навек приговорен! // Все имена твои таят пророчества, / Как жизнь иную легковесный сон. / Здесь говорить всегда о прошлом хочется, Пока ты настоящего лишен… // Перебелить бы наше время дочиста! / Да невозможно, знаю наперед: / Ведь, уходя, ты оставляешь отчество / Тому, кто Русь Отчизной назовет…» [15].  Русь всегда останется Русью. В этом коротком имени заключено все: и история, и настоящее, и будущее, и связь поколений, и пророчества, и счастье, и боль.

Голос дерева или цветка может добраться до Бога, и голос человека тоже будет услышан, если человек «врос» своими корнями в родную землю: «Дается лишь гласу древесному / С его неземною тоской / Добраться к Отцу Поднебесному / Быстрее молитвы людской» («Когда ничего не случается…»).

Человек со временем становится частью природы, как те каменные рыбы, которые стали глыбами камня-известняка. Придет время – человек станет в таких глыбах с этими рыбами одним целым: «Встретимся с ними скоро – через полтыщи лет!» [11].  

Рядом с мыслями об отчем доме у поэта появляются необычные и удивительные по своей красоте слова: окоём, снегомолье, средостенье (средина – неполногласный вариант от полногласного «середина» + «растенье»). Слова для Ивана Белокрылова – это не только то, что мы произносим, не просто буквы или звуки, а это та сила, которая заключена во всем и везде. Это некая субстанция, которая не всегда может проявляться в привычной нам  форме: «Слова живут не только на бумаге / В статье газетной, в строфике стиха, / Они – в ручье, страдающем в овраге, / И в дереве под толстой шубой мха. // Ты слушал камни? Этой речи быстрой / Не уследить не знающим веков. / Звезда сгорит желтеющею искрой, / А ты зевнешь, ленив и бестолков. // Как просто быть глухим по чьей-то воле, / Но можно ль жить, выпестывая грусть,  / Не слыша, как гуляет ветер в поле / И Пушкина читает наизусть» [18]. 

Правильный, нужный для человека (для смысла его жизни) звук всегда идет от природы: «Журчат ручьи, басят шмели, / Пылит пыльцой береза, / На перекрестках всей земли / Лишь вы – сплошная проза. // Но только звука верный тон / Опробует пространство, / Наверняка пропишет он / Вас в это постоянство» [23]. 

Наверное, поэтому по-ангельски чисты описания природы у Ивана Белокрылова: «Снегопад в этот день очистительный – / Нереальный, совсем неземной. / Легких хлопьев полет удивительный / По кратчайшей от неба прямой. /…/ Тихо завесь снежинок колышется, / Он лежит, улыбаясь слегка. / Да ведь что-то ему ещё слышится, / Что-то шепчут ему облака!» («28 января»). По-есенински поразительно точно, выразительно и нежно: «Скоро взорвутся черемухи / Кипенью белой в ночи, / Чтоб осветить наши промахи / Светом цветущей свечи…» [26]. 

Слова без смысла, не связанные невидимыми нитями с природой, с вечным, сказанные всуе, – это обман, которого очень много в мире: «Вода становится туманом, / Тот проливается дождём. / Весь мир питается обманом, / А мы живем и правды ждём» [7]. «Пустопорожние слова», «алмазом блеснувшая ложь» – это не только обман, это ещё и зло, которое против всего мира: ведь вначале была тишина, было молчание: «Но мир начинался молчаньем, / Бескровною линией рта, / Ночным опалённым венчаньем, / Где имя всему – немота, /…/ О, я Тебе радостно внемлю /  В минуты, когда Ты молчишь…» [20]; «Высокие стили. Мне тесно / В раскрашенных слов мишуре, / Но разве кому-то известно, / Какой нынче век на дворе? // Безумный. Бессмертный. Роскошный. / Оценишь и тут же соврешь, / И снова придет, как нарочно, / Алмазом блеснувшая ложь…» («Высокие стили. Мне тесно…»). И даже тот колодец, к которому ты долго шел и долго искал, может оказаться в конце ложного пути «густой от полыни с мёдом ересью» [28]. 

Красота, добро, правда и другие общечеловеческие ценности у поэта всегда оказываются на первом месте, и это не зависит от времени и пространства. Случайно увиденный фарфор из Коростеня рождает целую историческую палитру, пробуждает много мыслей, чувств, поэтических воспоминаний о расправе княгини Ольги с деревлянским князем Малом и его людьми («Коростеньский фарфор»). Такие «временные путешествия», перемещения во времени очень искренни и правдоподобны в поэзии Ивана Белокрылова («Комарово», «Коростеньский фарфор», «Рисунки Юрия Щетинина» и др.).

Жизнь – вечно вертящееся колесо: «Нам важно знать: мир будет жить, как жил, / Хотя бы мы не видели и шанса…» [5]. Это именно колесо, а ведь у колеса нет начала и нет конца: начало чего-то одного – это конец чего-то другого, а конец чего-то одного – это начало чего-то другого. Действительно, этимологически слова «конец» и «начало» имеют один корень. Поэтому все равно, о каком времени идет речь, важно другое: чтобы хотя бы раз в жизни где-то рядом с человеком, близко прошел Господь. Генуэзский чистильщик сапог заблуждается, что прожил свою жизнь без смысла только потому, что Иисус не проходил около него никогда, а только поодаль, мимо: «Ведь отец хрипит: / «Мне в ад прямиком! / Иисус всегда ходил босиком… / Понимаешь, / В жизни не было дня, / Чтоб Господь прошел / Не мимо меня!» [3]. 

Вечные истины во все времена остаются вечными. Например, прекрасное не может убить никакая сила: «Зима нагрянула нежданно, / Ударив вдоль цветов и трав, / Их запах горьковато-пряный / Морозным воздухом сковав. // В полдома намела сугробы / И песню завела без слов, / Чтоб я уснул, не вспомнил чтобы / Внезапно умерших цветов. // Но до весны не гасли тени / И в те часы, когда темно, / От обнаженных душ растений, / Вмороженных в мое окно» [9]. 

В поэзии Ивана Белокрылова много юмора, иронии и подчас сарказма по отношению не только к кому-то, но и часто к себе («Явление Чарльза Дарвина на Анапском пляже», «В неделю горькую пасхальную…», «Баллада о генуэзском чистильщике сапог», «Баллада о бирже брехни», «Но мир начинался молчаньем…», «Пасхальный кролик», «Приходил ко мне сегодня Демокрит» и др.). Есть стихи, написанные как эпиграммы («Впитавшие ветер и воду…», «Монголия»).

В поэзии Ивана Белокрылова можно встретить многие интересные поэтические находки, редкие образы. Например, это «стихи, которые до нужной поры живут в карандаше», а потом какая-то сила заставляет поэта дать им жизнь, записав карандашом на бумагу: «Ни наш поступок, ни Господня милость, / Ни строки, что умрут в карандаше…» («Кукла»); «И пока ещё возможно, / Все сомнения – в душе, / И вздыхает осторожно / Плоть стиха в карандаше» [29]. Чрезвычайно интересна поэтическая находка в акростихе («В луче соединения миров…»).

В поэзии Ивана Белокрылова много музыки, разных звуков, отголосков. Во время чтения многих стихов перед читателем возникают не только зрительные картины, но и слышится музыка. Музыку можно услышать часто; и это не только звуки, издаваемые камнями, ручьем, половицами, но и полноценные, завершённые музыкальные произведения. Кажется, даже есть стихи, написанные в специально заданном ритме: стихотворение «Осенний ангел» написано в ритме всем знакомого вальса, стихотворение «Кукла» навевает романтическую музыку Р. Шумана.

Музыка в его стихах рядом со всем, что связано с природой. Настоящая любовь – это тоже одно из великих проявлений природы. Настоящая любовь – это смысл жизни человека, только любовь выше всего на свете. В поэзии Ивана Белокрылова настоящая любовь находится в одном ряду с такими категориями, как, например, время («Мы встретились в том самом декабре…»). Но иногда поэту и читателю кажется, что рядом с настоящей любовью даже время превращается в «давным-давно погибшую кукушку» («Часы с кукушкой исказили время…»). У поэта много стихов о любви. Посвященные любимой женщине, они необычайно проникновенны, личны. В них есть и признания в бесконечной любви (одной и на всю жизнь), и размышления, беседа с ней, и попытка что-то объяснить, и молитва, и мольба, и смятение, и счастье, и умиротворение от мысли, что она рядом, и многое-многое другое.

В своей любовной лирике поэт как бы проживает ещё одну жизнь, параллельную. В этих стихах перед нами умудрённый жизненным опытом, но очень молодой человек, для которого любимая женщина – вечная загадка, недочитанная книга и самый прекрасный цветок, который смогла создать природа. Они разные («Ты не слышишь меня. Ты не слышишь…», «Ты вдруг спросила о любви…»), и они оба знают об этом. Отношение к образу любимой женщины очень трепетное: он не хочет нашу героиню лишний раз чем-то потревожить, например, разбудить её, когда она спокойно спит. Она безмятежно спит, а в его душе – буря, а ещё океан любви и море недосказанности о своих чувствах к ней, своих думах. Он просто счастлив, что ему дано свыше быть рядом с ней («Для знающих лишь географию…», «Сколько в жизни бывало промашек…», «Из писем генуэзской подруге», «Когда захочешь говорить о смерти…», «Степная лира» в Новопокровской», «Невыносимо для пришлого…», «Мы с тобой починим лодку…….» и др.). Это только в её глазах и в её взгляде отражается вечность, а свет, преломляясь в них, дальше направляется на него («Ты вдруг спросила о любви…»). Образ любимой женщины для поэта сродни ромашке, а ромашка – это для него ещё и символ Родины («Сколько в жизни бывало промашек…», «Из писем генуэзской подруге»).

Поэтический дар дается по воле высших сил природы. Особенно явственно это чувствуется в философской лирике Ивана Белокрылова. Высшие силы природы у поэта проявляются в каких-то, казалось бы, простейших вещах, предметах, явлениях: «Кувшинки молчаливые в пруду. / Струится мимо блеющее стадо. / Я загляделся на свою звезду, / Что светит из колодезной прохлады. // Мир не меняется, и я все так же нем, / Как ждущие больших дождей овраги, / Но между тем, меж самых страшных тем, / Я доверяюсь изредка бумаге. // Когда уже молчать невмоготу, / Я принуждаем всем земным движеньем / Отображать людскую наготу / Карандаша стремительным вторженьем… // Всегда и всюду выяснять одно: / Что прячется за отраженным светом? / Кувшинки, уходящие на дно. / Звезда, которой места в небе нету» [12]. 

Иван Белокрылов – поэт необычный, удивительный: в его стихах можно переосмыслить всю человеческую жизнь, весь мир, почувствовать дыхание вечности или ветерок, который повеет на читателя от одежд проходящего мимо Ангела, понять вдруг на какое-то время смысл жизни, в том числе и своей, удивиться этому и задуматься о философии жизни дальше уже наедине.

Поэт находит удивительные образы, которые уходят корнями в русскую историю, русскую философию и православие. В своих стихах он способен ощущать дыхание времени, видеть свою общность и единение не только со всем народом, но и вообще со всем, что связано с Родиной, с ее прошлым, ее настоящим и ее будущим. В поэзии Ивана Белокрылова все перечисленное имеет неразрывную связь с общечеловеческими ценностями, на которых строится вся наша жизнь.