ЯПОНСКАЯ ГРАММАТИКА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КУЛЬТУРНОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ

Халина Н. В.

ORCID: 0000-0002-1825-0097, Доктор филологических наук,  Алтайский государственный университет

ЯПОНСКАЯ ГРАММАТИКА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КУЛЬТУРНОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ

Аннотация

В статье с учетом положений когнитивного материализма культуры рассматриваются особенности японской грамматики: топикализация и почтительное обращение. Топикализация и почтительное обращение как детерминанты культурной обусловленности японской грамматики полагаются лингвистической интерпретацией консенсуального домена, структурным каркасом которого в японской культуре сообщительности является когнитивный триплет wa-uti-ga-. 

Ключевые слова:   история языкознания, японская грамматика, культурная семантика, когнитивная лингвистика.

Khalina N. V.

ORCID: 0000-0002-1825-0097, PhD in Philology, Altai State  University

JAPANESE GRAMMAR FROM THE PERSPECTIVE OF CULTURAL CONDITIONING

                                                                                                           Abstract

In the article, subject to the provisions of a cognitive materialism of culture discusses the features of Japanese grammar: topicalization and respectful treatment. Topicalization and respectful treatment as determinants of cultural conditioning of Japanese grammar are examined as linguistic interpretation consensual domain, a structural frame which in Japanese culture is the  cognitive triplet wa-uti-ga-.

Keywords: history of linguistics, Japanese grammar, cultural semantics, cognitive linguistics.

Й. Хасигава [1]  обращает внимание на то, что  среди исследователей в области прагматики и социолингвистики распространено мнение: определенные лингвистические субсистемы некоторых языков не могут быть рассмотрены без  соотнесения социальной принадлежности говорящего, терминов родства, формул обращения и языковой вежливости.  К  языкам,  при изучении которых  необходимо учитывать не только социальный и  прагматический факторы, но и фактор культурной семантики,  исследователь относит японский язык.

Ф. Манжали [2], опираясь на исследовании У. Матураны [3]  рассуждает о существовании лингвистических и нарративных форм,  которые, являясь частью этнической культуры, устанавливают связь между физическим уровнем восприятия объекта и его культурной, а также и интерсубъективной  репрезентациями.

Выявленная зависимость форм  и репрезентаций становится основанием для выделения в качестве самостоятельного направления исследования культурных феноменов, объединяющего когнитивные и социальные науки, − когнитивного материализма культуры, который позволяет установить новые связи между когнитивными и социальными науками.  Е. Свитзер [4]  отмечает, что лингвистические структуры являются частью культуры,  а метафорическое лингвистическое употребление – основанием для  оформления  культурных когнитивных структур.

Подобное  утверждение соотносится с одним из основных постулатов когнитивного материализма культуры – ментальное движение от процедуры сигнификации (означивания местоположения предмета, явления как части когнитивного мира)  к ‘схеме’, понимаемой в соответствии с философской традицией Им. Канта, определяет параметры когнитивного мира.

Понятие схемы 'schema'  впервые введено в качестве технического термина  Им. Кантом  для обозначения единицы-посредника между  логическими концептами   и сенсорной информацией. Подобная единица  позволила означить ментальные репрезентации, отражающие синаптические структуры-связанности, которые эмпирически формируются в  мозгу и активируются  в тех случаях, когда  индивиду необходимо проанализировать  новые ситуации или лингвистические задания, отождествляя их  с уже имеющимися в его когнитивном мире паттернами.

Каждый организм,  осуществляя действия в мире,  становится согласно концепции У. Матураны, структурно «сцепленным» с  определенными аспектами  окружения, что мотивировано  процессами эволюции и  развития.  Связи между специфическими качествами нейронной структуры организма  и специфическими аспектами  окружения конституирует его  ‘когнитивные домены’ (cognitive domain). Индивиды, обладающие похожими когнитивными доменами, образуют ‘сцепленные системы’ ('interlocked systems') для того, чтобы  взаимно ориентированные действия были нацелены на сохранение группы или вида. Подобные сцепленные системы в исследованиях У. Матураны  именуются ‘консенсуальными доменами’ ('consensual domain'), или доменами согласования.

В японской культуре  консенсуальный  домен – домен сохранения  вида и группы –  моделируется в дискурсивной форме предложения. Интерпретация японского предложения, как утверждают Ю. Йошимура и Б. Макчинни [5], очерчивается четырьмя дополнительными, культурно обусловленными лингвистическими процедурами:  созданием эллиптической субстантивной фразы, топикализацией, территориальным соглашением и почтительным обращением. Совместно эти четыре лингвистические процедуры  конституируют  уникальную систему  культурной детерминации японской грамматики.

Будучи представленным в лингвистических структурах, консенсуальный домен  характеризует японскую  культурную семантику.  Й. Хасигава [1] отмечает, что японское общество часто характеризуется в терминах  группизм (groupism) и контекстуализм (contextualism),  отражающих коллективную детерминацию ценностей. В последнее время исследование социальной семантики японской культуры связывается с лингвистическими феноменами.

Группизм и  индивидуализм  соотносится с такими  характеристиками, как ‘индивидуальная идентификация’  ‘погружение в группу’,  ‘согласованность  и лояльность групповым  интересам’, ‘самоотверженность’, ‘ индивидуальная ориентация на групповые интересы’ ‘консенсус’ ‘избежание конфликта между членами группы’ [6]. Считается, что японцы экстремально чувствительны к контексту коммуникации и обеспокоены качеством социальной  интеракции и взаимоотношений [7].

Начиная с  книги «Хризантема и меч» (The Chrysanthemum and the Sword)  [8], японское общество  часто  характеризуется как иерархическое. Это означает в большей степени  вертикальную стратификацию  институтов или групп институтов,  чем горизонтальную стратификацию каст и  классов.  Каждая группа вертикально организована и базируется на  патерналистских отношениях между начальником и подчиненными [9].

Групповую ориентацию японского общества отражает понятие  ути  (uti),  которое означает ‘то, что находится внутри’. Ути  (uti)  также используется для отражения в речи говорящего утверждения о собственном жилище, доме или семье. Uti  также обычно ассоциируется с членом или членами группы ('insider(s)'). Uti является антонимом  понятия soto  − наружний/посторонний ('outside/outsider'), в совокупности с которым   конституирует  основной организационный фокус самопонимания  японца, его социальной жизни и языка [10] .

Понятие ути  (uti) мы полагаем в качестве ядра когнитивного триплета  wa-uti-ga-, который следует рассматривать как структурный каркас консесуального домена – системы сцепления сходных когнитивных доменов различных индивидов. В японской культуре  говорящий должен постоянно выбирать между частицей wa, которая  означивает топикализацию, и частицей ga, которая выражает невыраженное средство. Ударение, которое делают японцы на этом контрасте, подчеркивает значимость дискурсивной связанности  в японском речевом взаимодействии.

Д.Ю. Ошима [11] рассматривает wa в связи с изучением «упаковывающих» стратегий японской лингвистической культуры, продолжая  исследования wa в качестве топик-маркера Х. Ноды [12], Дж. Фрая [13], К.Хейкука [14].

В целом ученые соглашаются с тем, что  wa  имеет, по крайней мере,     две функции − тематическую и контрастивную [15].  Однако по поводу тематической функции  wa мнения  разделились.  Некоторые исследователи такие, как  А. Миками [16], С. Кюно [17];  Х. Нода [12], П. Портер и К.Ябушита [18] считают, что wa маркирует топик.  Другие  исследователи − С.Е. Мартин  [19], С. Оно [20], С. Макино [21] склоняются к мнению, что wa   маркирует  уже известную или фоновую информацию. Wa может указывать не только на позицию субъекта, но на позицию прямого и непрямого дополнения, темпорального и локативного модификатора и даже модифицировать  номинальные элементы.

Предложения,  взятые из работ  Х. Ноды (1)  и А. Миками  иллюстрируют функциональный статус и  дискурсивную роль частицы wa:

(1) a. Kodomo-tachi-wa  kareˆ-o   tsukutte-i-mas-u.

дети –Pl –wa   кэрри-Acc   делать-Asp-Polite-Pres

‘Дети делают кэрри.’

(wa указывает  на субъект)

1. b. Karˆe-wa kodomo-tachi-ga tsukutte-i-mas-u.

кэрри-wa   дети-Pl-Nom     делать-Asp-Polite-Pres

‘Что касается кэрри, то дети делают его’

(wa указывает на прямой объект)

1. Kawara-de-wa kodomo-tachi-ga kareˆ-o tsukutte-i-mas-u.

берег реки-Loc-wa   дети-Pl-Nom curry-Acc  делать-Asp-Polite-Pres

‘На берегу реки  дети делают кэрри’

(wa  указывает  на локативный модификатор)

(2) Zˆo-wa hana-ga naga-i.

слон-wa   нос-Nom   быть. длинный-Pres

‘Слон имеет длинный нос; Слон такой, что у него длинный нос’

(wa  указывает на  номинальный модификатор субъекта)

Исследователи грамматики  языка приходят к выводу, что двухчастная структура  «тема–рема»  недостаточна для объяснения  различных фактов естественных языков,  и  необходима, по крайней мере, в пара оппозиций: топик−комментарий и фоновая информация–фокус. Более  того, в недавних исследованиях, стало общим местом  соединять  две оппозиции  в одну трехчастную структуру, в которой топик рассматривается как часть фоновой информации  К. Ламбрехт [22], Э. Волдувир и Э. Энгдал [23]. Д.Ю. Ошима   разделяет эту точку зрения  и  выделяет в сообщении, передаваемым  высказыванием,  пять прагматических категорий:  фокус,  фон (фоновая информация), топик,  заключительная фаза, комментарий.

• Фокус – информативный и новостной материал, материал, который, содержит открытую пропозицию поддерживаемую  фоновым  и/или контекстом дискурсa.
• Фон – неинформативный и ожидаемый материал, материал, который позволяет открытой пропозиции быть завершенной фокусом.
• Топик −нечто существенное, представленное как то, о чем сообщение/послание, нечто существенное, что слушающие ожидают  или на что направляется их внимание в соответствии с их требованием размещения информации.
• Заключительная фаза − дополнение топика в фон ((заключительная фаза = фон – топик) (tail = ground − topic).
• Комментарий − дополнение топика в высказывание (комментарий = связь +  фокус) (comment = link + focus).

Наряду с топикализацией, культурная детерминация японской грамматики  связывается с эллипсом, который играет важную роль в японской речевой коммуникации, поскольку  позволяет говорящим  максимизировать степень своего доверия к слушающему в  условиях обыденной коммуникации и, соответствующим образом, сегментировать знания, необходимые для моделирования процесса коммуникации [24]. Кроме того, с помощью эллипсиса  передается информация, касающаяся случайной информации и статусов, которые можно опустить при сообщении слушающему какой-либо значимой информации.

Как считают  Т. Канайя [25], С. Кюно [26],  А. Миками [27]  японские предложения грамматичны и естественны без субъекта и объекта, иллюстрацией чему служат следующие примеры:

A: shiroi neko mita?

Видел белую кошку?

(Ты) видел белую кошку?

Б: un, mita.

Да, видел.

Да, (я ее) видел.

В высказывании А  отсутствует субъект,  в высказывании Б  отсутствуют и субъект, и объект. Т. Канайя признает оба предложения совершенно грамматичными, связывая подобные примеры с “опорной” природой японской культуры,  Существующие в контексте японской речевой культуры предпочитают использовать при коммуникации выражения, которые описывают активность, действия, движения, т.е. формировать  представление о способе расположения себя в контексте ситуации «здесь-и-сейчас». Говорящие на английском языке, в отличии  от общающихся на японском языке, принадлежат к агентивному типу речевой культуры, в связи с чем  сосредотачиваются больше  на спецификации именных субстанциях, определяющих  агентивную перспективу. Констрастирующие культурные особенности  отражаются в контрастирующих грамматических чертах.

Японская грамматика для  создания согласия позиций вступающих в коммуникацию субъектов  использует два культурно обусловленных метода: метод «территориального» соглашения и почтительное обращение [5].

А. Камио [28, 29] показывает, что японская культура не приемлет вторжения на психологическую и физиологическую территорию другого.  Подобное уважительное отношение к «пространству» другого  фиксируется и грамматикой японского языка:  глаголы и адъективы, которые описывают  третье ментальное состояние человека должен быть употреблены в  специальной форме. Для обозначения  третьего лица в адъективах обычно используется -garu,  глаголы в  третьем лице  используются  в -teiru  форме.  Например,  адъективы,   подобные  hoshii (желанный), ureshii (счастливый), itai (болезненный/ушибленный),  используются  с адъективным маркером третьего лица   -garu и приобретают форму  hoshi-garu, ureshi-garu, ita-garu.  Глаголы, подобные  omou (думать), komaru (беспокоиться) используются в  -teiru форме −  omo-tteiru,  koma-tteiru.  Использования этих маркеров достаточно  для идентификации агента как некоторого третьего лица, даже в тех случаях, когда  субъект опущен. Идентификация субъекта осуществляется на основе информации, извлекаемой из последующего контекста.

Вторая форма  культурно обусловленного соглашения предполагает использование почтительного обращения и почтительных аффиксов глагола. Эти аффиксы могут использоваться в японском языке  как с транзитивными, так и нетранзитивными глаголами. Глаголы с почтительным обращением не могут быть использованы относительно первого лица, они используются только для обозначения второго и третьего лица. Особенно важно использовать эти глаголы   при обращении к лицу, находящемуся на более высокой ступени социальной иерархии.

«Почтительные» глаголы могут использоваться только по отношению к вышестоящему по службе или  «вышестоящему»  к говорящему в коллективе. Например, глагол  o-yomi-ninari-mashita (вежливый префикс − ‘читать’ − почтительное обращение – прошедшее время) означает, что агент является  начальником по отношению к говорящему. В этой форме присутствует и вежливый префикс о,  и добавлено  ninari   после главного глагола  перед  маркером  прошедшего времени.  Форма   ninari  производная − результат сочетания    ni + naru, значение  ‘стать/становиться’.

Глагольные формы почтительного обращения описывают действия агента не прямым, а косвенным, то есть,  более почтительным способом. Эта субъектно-почтительная форма  не может быть использована, когда субъект или  является говорящим, или подчиненным по отношению к говорящему, если не преследуется цель нанести обиду кому-либо.

Если сравнивать с территориальным соглашением, выбор  почтительного  обращения в качестве формы коммуникативного  баланса   осуществляется более часто. Это означает, что формы почтительного оформления архитектуры коммуникативного акта  имеют более высокую прагматическую пригодность,   чем языковые формы «территориального»  соглашения-договора. Поскольку лингвистические маркеры  субъекта часто опускаются в японском языке,  то во множестве предложений  формы   почтительного  соглашения-договора  функционирует  в качестве оставшегося надежного сигнала  для интерпретации содержания  предложения  [30].

Рассмотрение японской грамматики в контексте культурной обусловленности позволяет  выделить  в ней черты  художественно-публицистической,  которая отвечает за конструирование  форм среды обитания человека – рационально-идеальных форм государственности, основанных на гармоничных и  пропорциональных отношениях  естественного человека и естественного мира. Объектом деятельности, в таком случае,  становится естественное проявление сущности в масштабах общества, истории личности,  актуализированное в коммуникативном  импульсе всякой практической деятельности человека.

Основной коммуникативным импульсом человека является естественный разум, подсказывающий  условия  мира взаимодействия – когнитивного мира,  на базе которых  возможно прийти к соглашению, т.е. естественные законы. Естественные законы выступают в качестве базиса договора – коммуникативного акта, способствующего перенесению прав. Договор,  согласно социальной теории Т. Гоббса [31],  является прототипом всех форм общественной жизни, исполнение договора – фундаментом всех обязанностей, справедливости, общей морали.

Литература

1. Hasegawa Y.  Linguistic Systems and Social Models: A Case Study from Japanese. URL: http://ist-socrates.berkeley.edu/~hasegawa/Social_Models/SocialModel.html (дата обращения 22.07.2016)
2. Manjali F. Culture and semantics // Studies in Humanities and Social Sciences. − V . – Pp.49-55.
3. Maturana H., Varela F. 1972. Autopoiesis and Cognition. − Dordrecht: D. Reidel. 1972.
4. Sweetser Metaphor, mythology, and everyday language // Journal of Pragmatics, 24. − 1995. − Pp. 585-593.
5. Yoshimura Macwhinney B. Honorifics: A sociocultural verb agreement cue in Japanese sentence processing // Applied Psycholinguistics, 31 – 2010. – Pp.551–569.
6. Yoshino   Cultural Nationalism in Contemporary Japan. − London: Routledge, 1992.
7. Lebra S.  Self in Japanese culture // Japanese Sense of Self, − Cambridge: Cambridge University Press, 1992. – Pp. 105-120.
8. Benedict R. The Chrysanthemum and the Sword. − Boston: Houghton Mifflin, 1946.
9. Nakane Ch. Japanese Society. − London: Weidenfeld and Nicolson, 1970.
10. Bachnik J. Uchi/Soto: Challenging our conceptualizations of self, social order, and language // Situated Meaning: Inside and Outside in Japanese Self, Society, and Language. − Princeton: Princeton University Press, 1994. – Pp. 3-37
11. Oshima D. Y. On the So-Called Thematic Use of Wa: Reconsideration and   Reconciliation // 23rd Pacific Asia Conference on Language, Information and Computation,  405–414. URL: http://www.aclweb.org/anthology/Y09-1043 (дата обращения 22.07.2016).
12. Noda Wa to ga [Wa and ga]. − Tokyo: Kurosio, 1996.
13. Fry Ellipsis and Wa-Marking in Japanese Conversation. − New York: Routledge, 2003.
14. Heycock   Japanese -wa, -ga, and Information Structure // The Oxford Handbook of Japanese Linguistics. − Oxford: Oxford University Press, 2008.  − pp.54-83,
15. Kuno S. Functional Sentence Perspective: A Case Study from Japanese and English // Linguistic Inquiry 3(3). – 1972. – Pp. 269-320.
16. Mikami, A. 1963. Nihongo no ronri: Wa to ga [The logic of the Japanese language: Wa and ga]. −Tokyo: Kurosio.
17. Kuno Nihon bunpˆo kenkyˆu [Studies of the Japanese grammar]. −Tokyo: Taishukan, 1973.
18. Porter , Yabushita K. The Semantics and Pragmatics of Topic Phrases. Linguistics and Philosophy 21(2), − 1998. − Pp,117-157.
19. Martin E. A Reference Grammar of Japanese. −Tokyo: Tuttle, 1975.
20. Ono Nihongo no bunpˆo o kangaeru [On the grammar of the Japanese language]. −Tokyo: Iwanami, 1978.
21. Makino S. Japanese Grammar and Functional Grammar // Lingua 57(2). – 1982. – Pp.125-173.
22. Lambrecht K. Information Structure and Sentence Form. − Cambridge: Cambridge University Press, 1994.
23. Vallduvıґ, Engdahl E. 1996. The Linguistic Realization of Information Packaging. Linguistics 34(3). – 1996. – Pp.459-519.
24. Clark   Using language. − Cambridge: Cambridge University Press. 1996.
25. Kanaya T. Nihongo ni shugo wa iranai [Japanese does not need a subject]. − Tokyo: Kodansha, 2002.
26. Kuno   The structure of the Japanese language. − Cambridge, MA: MIT Press, 1973.
27. Mikami A. Zou wa hana ga nagai [Elephants have long noses]. −Tokyo: Kuroshio, 1960.
28. Kamio A. The theory of territory of information: The case of Japanese // Journal of Pragmatics, 21. − 1994. – Pp.67–100.
29. Kamio A. Territory of information in English and Japanese and psychological utterances // Journal of Pragmatics, 24. – 1995. – Pp. 235–264.
30. Shibatani Shugo prototaipu ron [Subject prototype theory] //  Nihongo Gaku, 4. – 1985. – Pp.4–16.
31. Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского// Гоббс Т. Избранные произведения в 2-х томах. – М.: Мысль, 1964. – Т.2. – С.43-678.

References

1. Hasegawa Y. Linguistic Systems and Social Models: A Case Study from Japanese. URL: http://ist-socrates.berkeley.edu/~hasegawa/Social_Models/SocialModel.html (дата обращения 22.07.2016)
2. Manjali F. Culture and semantics // Studies in Humanities and Social Sciences. − V . – Pp.49-55.
3. Maturana H., Varela F. 1972. Autopoiesis and Cognition. − Dordrecht: D. Reidel. 1972.
4. Sweetser Metaphor, mythology, and everyday language // Journal of Pragmatics, 24. − 1995. − Pp. 585-593.
5. Yoshimura Macwhinney B. Honorifics: A sociocultural verb agreement cue in Japanese sentence processing // Applied Psycholinguistics, 31 – 2010. – Pp.551–569.
6. Yoshino   Cultural Nationalism in Contemporary Japan. − London: Routledge, 1992.
7. Lebra S.  Self in Japanese culture // Japanese Sense of Self, − Cambridge: Cambridge University Press, 1992. – Pp. 105-120.
8. Benedict R. The Chrysanthemum and the Sword. − Boston: Houghton Mifflin, 1946.
9. Nakane Ch. Japanese Society. − London: Weidenfeld and Nicolson, 1970.
10. Bachnik J. Uchi/Soto: Challenging our conceptualizations of self, social order, and language // Situated Meaning: Inside and Outside in Japanese Self, Society, and Language. − Princeton: Princeton University Press, 1994. – Pp. 3-37
11. Oshima D. Y. On the So-Called Thematic Use of Wa: Reconsideration and   Reconciliation // 23rd Pacific Asia Conference on Language, Information and Computation,  405–414. URL: http://www.aclweb.org/anthology/Y09-1043 (дата обращения 22.07.2016).
12. Noda   Wa to ga [Wa and ga]. − Tokyo: Kurosio, 1996.
13. Fry   Ellipsis and Wa-Marking in Japanese Conversation. − New York: Routledge, 2003.
14. Heycock   Japanese -wa, -ga, and Information Structure // The Oxford Handbook of Japanese Linguistics. − Oxford: Oxford University Press, 2008.  − pp.54-83,
15. Kuno S. Functional Sentence Perspective: A Case Study from Japanese and English // Linguistic Inquiry 3(3). – 1972. – Pp. 269-320.
16. Mikami, A. 1963. Nihongo no ronri: Wa to ga [The logic of the Japanese language: Wa and ga]. −Tokyo: Kurosio.
17. Kuno Nihon bunpˆo kenkyˆu [Studies of the Japanese grammar]. −Tokyo: Taishukan, 1973.
18. Porter , Yabushita K. The Semantics and Pragmatics of Topic Phrases. Linguistics and Philosophy 21(2), − 1998. − Pp,117-157.
19. Martin E. A Reference Grammar of Japanese. −Tokyo: Tuttle, 1975.
20. Ono Nihongo no bunpˆo o kangaeru [On the grammar of the Japanese language]. −Tokyo: Iwanami, 1978.
21. Makino S. Japanese Grammar and Functional Grammar // Lingua 57(2). – 1982. – Pp.125-173.
22. Lambrecht K. Information Structure and Sentence Form. − Cambridge: Cambridge University Press, 1994.
23. Vallduvıґ, Engdahl E. 1996. The Linguistic Realization of Information Packaging. Linguistics 34(3). – 1996. – Pp.459-519.
24. Clark   Using language. − Cambridge: Cambridge University Press. 1996.
25. Kanaya T. Nihongo ni shugo wa iranai [Japanese does not need a subject]. − Tokyo: Kodansha, 2002.
26. Kuno   The structure of the Japanese language. − Cambridge, MA: MIT Press, 1973.
27. Mikami A. Zou wa hana ga nagai [Elephants have long noses]. −Tokyo: Kuroshio, 1960.
28. Kamio A. The theory of territory of information: The case of Japanese // Journal of Pragmatics, 21. − 1994. – Pp.67–100.
29. Kamio A. Territory of information in English and Japanese and psychological utterances // Journal of Pragmatics, 24. – 1995. – Pp. 235–264.
30. Shibatani Shugo prototaipu ron [Subject prototype theory] //  Nihongo Gaku, 4. – 1985. – Pp.4–16.
31. Gobbs T. Leviafan, ili materiya, forma i vlast gosudarstva cerkovnogo i grazhdanskogo// Gobbs T. Izbrannye proizvedeniya v 2-x tomax. – M.: Mysl, 1964. – T.2. – s.43-678.