ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМ ПЕРСОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ХУДОЖНИКА

Мочалова Н.Ю.

ORCID: 0000-0001-9640-6555, кандидат философских наук, доцент, Нижнетагильский государственный социально-педагогический институт (филиал) Российского государственного профессионально-педагогического университета

ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМ ПЕРСОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ХУДОЖНИКА

Аннотация

В статье рассматривается интерсубъективная обусловленность идентичности в рамках реляционной онтологии как фундаментальной формы бытия. Диалектика обретения самоидентичности анализируется в рамках нарративной теории. Позиции современного философского знания на проблемы персональной самотождественности объединяет общее понимание основания идентичности, выраженное как нарративная связность. Для анализа персональной идентичности художника важна исследованная П. Рикером конструктивная роль  искусства. Формой выражения авторской идентичности в искусстве является категория стиля.

Ключевые слова: Диалогизм, персональная идентичность, нарратив, онтология художественного.

Mochalova N.Y. 

ORCID: 0000-0001-9640-6555, PhD in Philosophy, associate Professor, Nizhny Tagil state socio-pedagogical Institute (branch) Russian state vocational pedagogical University

PHILOSOPHICAL ANALYSIS OF THE PROBLEMS OF PERSONAL IDENTITY OF THE ARTIST

Abstract

The article examines the intersubjective conditioning of identity in terms of a relational ontology as fundamental forms of being. The dialectic of attaining self-identity is analyzed in the framework of narrative theory. The positions of modern philosophical knowledge to the problems of personal self-identity share a common understanding of the Foundation of the identity expressed in narrative coherence. For the analysis of personal identity of the artist was investigated by P. Ricoeur a constructive role of art. Form of expression of author identity in art is a category of style.

Keywords: dialogizm, personal identity, narrative, ontology of art.

Категория «идентичность» проявляет динамичность индивидуального бытия во времени, а не некую  устойчивую вневременную сущность, имманентно присущую индивидуальности. Обретение новой тождественности – итог исторического, временного изменения жизненной ситуации, особенностей ее деятельности или соответствующего ей сознания и самосознания. Важно учитывать конституированность феномена персональной идентичности процессом ее формирования и изменяющимися межсубъектными отношениями. Следует рассматривать проблему персональной идентичности как проблему определения  границ человеческого Я, персонального измерения человека, его уникального отличия от других.

Изначальная процедура самоидентификации сопряжена с определением внешнего, извне бытия. Именно иное, вненаходимое, не-Я ограничивает поле моего персонального существования, идентифицирует мою  самость. Как писал С. Жижек, «для обретения самоидентификации, самотождественности субъект должен идентифицироваться с воображаемым другим – должен подвергнуть себя отчуждению, выявить свою идентичность вовне себя…» [1, с.110]. Непрерывность и связность являются необходимыми условиями персональной идентичности, которые могут быть реализованы «в специфических условиях интерсубъективности, где самопонимание человека неотделимо от реакций на него других людей, прежде всего – составляющих круг, в котором человек вращается» [2, с.10].

Парадигмой, позволяющей обнаружить интерсубъективную обусловленность идентичности, является реляционная онтология, представляющая динамичные  отношения как фундаментальную форму бытия. Эта междисциплинарная идея в различных аспектах научных исследований нашла отражение у Ч. Пирса, У. Джеймса, Р. Карнапа, М. Бахтина, В.А. Малахова, И.В. Ватина, Е.Г. Трубиной, Е.О. Труфановой и П. Рикёра. Человеческое «Я» берется в его бытии с другими, как уникальная часть человеческой общности, которая и формируется этой общностью.

«Люди существуют в истории, она не завершена, как не завершены и они сами, но с самого начала конституэнтом их самоопределения являются их отношения с другими людьми», - изначально определяет важность интерсубъективных установок Е. Г. Трубина [3, с. 53]. В диссертационном исследовании автора интерсубъективная концепция персональной идентичности рассматривается как философия нарратива, как рассказ человека о себе, складывание истории жизни. Персональная идентичность дискурсивно опосредована самопониманием человека, поэтому методологическим пространством, в котором разворачивается данное исследование, становится прежде всего герменевтика. Герменевтика доказывает,  что  самопознание и самопонимание человека есть интерпретативный процесс, составляющий важную часть онтологии субъекта. Согласно такой позиции, персональная идентичность оказывается опосредованной своей собственной интерпретативной активностью.

Нам импонирует продуктивная идея исследования Е.Г. Трубиной о рефлексии личности как креативном процессе самоконструирования применительно к модифицируемой персональной идентичности художника. Обратимся к герменевтике в варианте П. Рикера как методологически тонкому и адекватному исследованию персональной идентичности, опосредованной своей собственной рефлексией. П. Рикер вычленяет личный и безличный аспекты человеческих взаимоотношений, объективируемых в языковых формах, политических, правовых институтах, художественной деятельности [4]. У Рикера безличные отношения с другими людьми не трактуются как однозначно негативные. Именно эти отношения в большей степени и формируют конкретное бытие человека, плоть его повседневности, проявляя «воплощенное». П. Рикер настаивает на том, что реально деятельный характер человеческой жизни проявляется через поступки, которыми человек выстраивает историю своей жизни как чередующееся расположение фактов. Это конструктивное, воплощенное повествование о себе другим, являясь воспроизведением деятельного отношения к жизни, составляет основу идентичности человека и для себя, и для других. (Такой деятельностный методологический подход П. Рикёра к определению персональной идентичности в аспекте нашего исследования более предпочтителен в сравнении с методологией Е. Трубиной, согласно которой креативность персональной идентичности выводится из авторской рефлексивности, стройности собственного  нарративного анализа).

Рикёр стремится по-новому говорить о личности, определяя ее как «очаг позиций»,  субъекта вовлечения. Прежде всего,  личность – это бытие, для которого сущностным определением его участи является перелом, кризис, выходящий за пределы экономического, социального и культурного пространства [5]. Речь идет об экзистенциальном понимании кризиса человеческого существования. Персональный кризис человека, по Рикёру,  включает в себя следующие моменты: ощущение себя «сдвинутым с места»; утрату ценностных ориентиров; предельное чувство невыносимости, возникающее как следствие крайней неустойчивости и неопределенности внутреннего состояния. Ответом человека на кризис является приятие им новой позиции, «личность – позиции» как поведения во времени: создание новой шкалы ценностей, способной воодушевить человека, вернуть новый смысл и цель. Вовлеченность оценивается уже не как черта личности, а как императив, становится ее критерием: личность отождествляет себя с превосходящим ее делом.  Критерий вовлеченности проявляется в такой  добродетели, как  «верность делу», сосредотачивающей деятельность человека относительно выбранного направления. Благодаря «верности делу» человек обретает собственную идентичность.

Для нашего анализа персональной идентичности художника важна исследованная П. Рикером конструктивная роль  искусства, художественного произведения в отношении его самости. Художественный текст за счет деятельного характера расположения фактов творчески подражает действительности («мимесис») и, будучи прочтенным другим, вызывает к себе отношение, основанное на идентификации (персонажа и воспринимающего). Именно благодаря идентификации меняется сам читатель, происходит рефигурация его самости. Изменения идентичности читателя через текст  не происходит механически, однонаправлено. Читатель сам создает свое отношение к тексту, его автору, также творчески-активно он может, не ограничиваясь иллюзорным миром фантазий, изменить и свою жизнь в соответствии с новой идентификацией.  Познание себя подлинного через преобразование себя дает человеку шанс стать таким, каким он себя познает. Тогда моя конструкция себя – это не самообман, не кажимость, а сознательно осуществляемая позиция.

Только такое понимание идентичности как деятельной реализации, выражаемой в повествовании о себе и для себя, по П. Рикеру, устойчиво к испытанию, которому подвергается человек в современной культуре, переживая кризис своей идентичности. Об этой оптимизирующей социокультурной предназначенности искусства говорит анализ исторических форм художественной репрезентативности.

Итак, персональная идентичность формируется через диалектическое единство автономного, убежденного в своих правах и возможностях человека с другими людьми, которые подтверждают укорененность личности в социальной реальности и способствуют ее творческому самораскрытию и реализации.

Пространство само-обозначения как самопризнание, как осмысленное изложение последовательнеых образов «я могу» является для П. Рикера конкретной феноменологической данностью, подтверждающей диалектику самотождественности и самости через нарративную историю [6, с. 90]. «Персональная тождественность должна установить определенные отношения между психологической непрерывностью и связностью личности. От личности не требуется всегда соответствовать «единству слова и дела», важен рассказ о себе от своего имени, от первого лица, от имени Я (нарративная связность). Если этот рассказ связан и последователен – идентичность налицо», - заключает свое исследование Е.Г. Трубина [6, с.145].

Рассмотренные позиции современного философского знания на проблемы персональной самотождественности объединяет общее понимание основания идентичности, выраженное как нарративная связность. Последняя понимается как когерентная история личности о самой себе,  история своей жизни. Осознавая ненадежность искренности  рассказа о своей жизни, Е. Трубина тем не менее не подвергает сомнению достаточность нарративного дискурса как критерия самоидентичности на том основании, что «он является результатом действий самой персоны» и «обусловлен активной авторизующей (творческой) работой личности как действующего агента по интеграции и материализации планов и проектов личности» [6, с.146].

Действует ли этот критерий применительно к субъекту художественной деятельности, способен ли внутренний связный (?) рассказ о планах своего творчества, об оценке его результатов стать достоверным показателем тождественности личности творческого человека? Достаточно ли саморефлексивной оценки себя как художника (успешного или непризнанного, верного своим принципам или предавшего свой талант, принимаемого обществом или отвергнутого им) или нет? Как совместить в одном человеке две ипостаси – собственно человеческую и творческую? Должны ли они находиться в абсолютном согласии с собой, либо принцип творческого рассогласования, диспозиционности, неуспокоенности сущностно необходим для творческой состоятельности?

 Художественно-онтологическая проблема самотождественности художественной персональности, условий реализации идентичности художника  в творчестве и посредством бытия в искусстве требует рассмотрения многих онтологических  аспектов системы «творец – творение». Создаваемая художником художественная реальность содержит экзистенциальный компонент субъективности ее создателя. Уникальное исследование специфической художественной онтологии провел Л.А. Закс в работе «Проблемные поля онтологии искусства», усматривая бытие и функционирование искусства в рождении художественной реальности как «таинственно-чудесного единства ее бытийности и художественности» [7]. По мысли автора,  парадоксальность исследования искусства заключается в том, что «в искусстве, в его специфическом художественном идеальном «пространстве» художественность и бытийность (онтологичность) функционально сопряжены, «системны», взаимополагают друг друга и, самое главное, имеют общие корни, так что чисто феноменологически невозможно мыслить их порознь или по традиционной каузальной схеме «причина – следствие»» [7, с.23]. Ведь,  по сути,  идеальный мир художественного произведения воспринимается и переживается нами как художественный только при условии его «бытийного воздействия», имеющего идентичную нашей самобытную и самодвижущуюся реальность, которая,   при всей ее онтологической иллюзорности,  способна  создать эффект подлинно художественного восприятия и переживания.

В своем «бытии для нас» художественная реальность при всей ее «вымышленности», «культурной сделанности», «искусственности» должна восприниматься как абсолютно естественное, подлинное, непреднамеренное, органичное живому человеческому, природному бытию явление. «Эффект реальности» как существенный признак бытия художественного мира должен быть осмыслен двояко. Прежде всего, это «узнавание» чужого-своего, иллюзия признания, самотождественности через художественную условность, укоренненность своей самости в чужой идентичности. Но, независимо от непосредственного акта художественного восприятия, «эффект реальности» гарантирует особый статус самозаконного существования художественной реальности, обладающей своими уникальными пространством, временем, самодвижением, логикой, закономерностями, системностью и целостностью. Это самодостаточное художественное «бытие в себе и для себя», обладающее собственной органикой существования, неподвластной даже силе авторского сознания.

 Существует ли некая инвариантная программа художественной деятельности творца, и если таковая существует, выполняет ли она системообразующую роль в его деятельности? Согласившись с идеей целостности и интегративности художественного мироотношения, исследователь неизбежно встает перед задачей обнаружения конкретных форм воплощения авторской идентичности художника как уникального художественного феномена.

Формой выражения целостного своеобразия художественного творчества конкретного художника является категория стиля. Будучи репрезентативной формой самотождественности авторский стиль как попытка само-определения испытывает давление со стороны объективных механизмов реализации индивидуальной программы творчества, подчинения культурным формам и мифологемам. Выбор определенной авторской стратегии творчества не может быть абсолютно произвольным.

Не согласившись с идеей целостности и интегративности художественного творчества как атрибутивных характеристик последнего, исследовательский интерес перенаправляется в сторону размагниченности, отсутствия интенционального ядра творческих усилий художника, смене парадигм деятельности. В подобной ситуации анализа деятельности художника исследователь неизбежно должен определиться относительно критериев персональной идентичности – формальных (стилевых) или содержательных (идея, тема). В философии искусства до сих пор не выяснено, что определяет и настойчиво воздействует на творческое кредо художника, каковы механизмы воплощения авторских интенций.

Обращение к теме авторской идентичности в искусстве [8] с необходимостью требует обращения к важнейшим проблемам психологии художественного творчества, в русле которых ментальный план деятельности субъекта является либо самодостаточным, либо мягко детерминируемым. Насколько возможно проникнуть в сокровенное ядро художественного творчества, в мастерскую его планов, идей, концептов? Желает ли сам художник быть узнанным, понятным и узнаваемым, определимым? Где граница, до которой нас допускает автор в своем творчестве и желании быть «разгаданным», и можем ли мы отождествить его с многочисленными образами – масками, разъясняющими или срывающими его Я?

Логика изложения требует обратиться к проблеме соотношения художника и его творчества, и влияния последнего на возможности осмысления художником  себя как самотождественного субъекта, сохраняющего верность сущностно-ценностному, эмоционально-смысловому, предметно-символическому выражению себя в мире.

Литература

1. Жижек С. Возвышенный объект идеологии / пер. с англ. В. Софронов.- М.: Художественный журнал, 1999. – 234 с.
2. Марсель Г. Быть и иметь / пер. с фр.И.Н. Полонской. – Новочеркасск.: Издательство САГУНА, 1994.- 160 с.
3. Трубина Е.Г. Персональная идентичность как социально-философская проблема. Автореферат дисс. на соискание ученой степени доктора филос. наук. Екатеринбург. 1996.- 47 с.
4. Рикёр П.Конфликт интерпретаций. очерки о герменевтике / пер. с фр.., - М.: Академический Проект,  – 695 с.
5. Рикёр П. Путь признания. Три очерка / Поль Рикёр; пер. с фр., - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.- 268 c.
6. Трубина Е.Г. Рассказанное Я: Проблема персональной идентичности в философии современности. Екатеринбург: УрО РАН, 1995.- 197 с.
7. Закс Л.А. Проблемные поля онтологии искусства //Онтология искусства: Сборник научных статей. – Екатеринбург: Гуманитарный университет, 2005. – 268 c.
8. Кривцун О.И. Творческое сознание художника. - М.: Памятники исторической мысли, 2008.- 376 c.

References

1. Zhizhek S. Vozvyshennyj objekt ideologii / per. s angl. V. Sofronov.- M.: Hudozhestvennyj zhurnal, 1999. – 234 s.
2. Marsel' G. Byt' i imet' / per. s fr.I.N. Polonskoj. – Novocherkassk.: Izdatel'stvo SAGUNA, 1994. – 160 s.
3. Trubina E.G. Personal'naja identichnost' kak social'no-filosofskaja problema. Avtoreferat diss. na soiskanie uchenoj stepeni doktora filos. nauk. Ekaterinburg. 1996. – 47 s.
4. Rikjor P.Konflikt interpretacij. ocherki o germenevtike / per. s fr.., - M.: Akademicheskij Proekt,  2008. – 695 s.
5. Rikjor P. Put' priznanija. Tri ocherka / Pol' Rikjor; per. s fr., - M.: Rossijskaja politicheskaja jenciklopedija (ROSSPJeN), 2010. – 268 s.
6. Trubina E.G. Rasskazannoe Ja: Problema personal'noj identichnosti v filosofii sovremennosti. Ekaterinburg: UrO RAN, 1995. – 197 s.
7. Zaks L.A. Problemnye polja ontologii iskusstva //Ontologija iskusstva: Sbornik nauchnyh statej. – Ekaterinburg: Gumanitarnyj universitet, 2005. – 268 s.
8. Krivcun O.I. Tvorcheskoe soznanie hudozhnika. - M.: Pamjatniki istoricheskoj mysli, 2008. – 376 s.