ПРОБЛЕМА ВЫСКАЗЫВАНИЯ КАК СТРАТЕГИЯ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОНЯТИЯ «ДИСКУРС» В ФИЛОСОФСКОЙ ТЕОРИИ М.ФУКО

Казанцев Н.С.

Аспирант, Дальневосточный Федеральный Университет

ПРОБЛЕМА ВЫСКАЗЫВАНИЯ КАК СТРАТЕГИЯ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОНЯТИЯ «ДИСКУРС» В ФИЛОСОФСКОЙ ТЕОРИИ М.ФУКО

Аннотация

В данной статье предпринимается попытка проинтерпретировать понятие дискурса в философской теории М.Фуко, исходя из обозначенной им в книге «Археология знания» проблематики высказывания. Дискурс, таким образом, рассматривается не как продукт речевых практик, а как результат прояснения онтологического отношения между высказыванием и субъектом этого высказывания в организуемой ими системе речи.

Ключевые слова: структурализм, Фуко, высказывание, дискурс, язык, Соссюр, субъект.

Kazantcev N.S.

Postgraduate student, Far Eastern Federal University

THE PROBLEM OF UTTERANCE AS THE INTERPRETATION STRATEGY OF THE NOTION OF «DISCOURSE» IN M.FOUCAULT'S PHILOSOPHICAL THEORY

Abstract

This article seeks to interpretate the notion of discourse in M.Foucault's philosophical theory on the basis of the problem of utterance he has identified in his book «Archaeology of Knowledge». A discourse is treated not as the product of speech practiсes but as the result of clarifying ontological relation between utterance and subject of utterance in the organized by them system of speech.

Keywords: structuralism, Foucault, utterance, discourse, language, Saussure, subject.

Дискурс в самом широком и общепринятом смысле — это вид речевой практики, осуществляемый субъектом или группой субъектов в определенной коммуникативной ситуации [4]. Как и относительно любой другой речевой практики в качестве его конститутивного элемента правомерно рассматривать высказывание. В своей работе «Археология знания» Мишель Фуко дал особое его понимание и исходя из такого понимания мы попытаемся прояснить то кардинально новое понятие дискурса, которое французский ученый положил в основание своей философской методологии для познания различных феноменов социальной реальности.

Фуко отличает высказывание от всех традиционно понимаемых под этим высказыванием типов языковых актов.

Во-первых, высказывание не тождественно логическому суждению, про­позиции. Поскольку структура пропозиции такова, что изначально предполагает совокупность строгих предписанных правил, согласно которым она должна конституироваться, то она обозначает не само высказывание, а лишь область, в которой эти высказывания только и могут быть различены. То есть пропозиция по мысли Фуко полагает основную и наиболее явную схему высказываемого как такового без всего многообразия его коннотативных вариаций, которые в силу этого могут рассматриваться также как различные высказывания. Как пишет Фуко, «предложения "Никто не услышал" и "Дей­ствительно, никто не услышал" не различимы с логической точки зре­ния и не могут рассматриваться как две разных пропозиции. Но в качестве высказываний обе формулировки не равнозначны и не вза­имозаменяемы. Они не могут занимать одно и то же место в плане дискурса и принадлежать к одной и той же группе высказываний» [5, c. 82].

Во-вторых, высказывание не тождественно лингвистической фразе. Структура фразы представляет собой рядоположенность тем или иным способом подчиненных друг другу грамматических элементов, между тем как высказыванием может являться такая структура выражения, которая полностью не соответствует грамматической структуре языка. Именно в силу того, что фраза сама по себе может служить не чем иным, как демонстрацией какой-либо другой структуры выражения, то она не может охватить собой полный смысл высказывания как такового. «График, кривая роста, возрастная пирамида, облако распределения также образуют высказывания; фразы же, которыми они могут сопровождаться, неравноценны им и выступают в качестве интерпретаций или комментария» [5, c. 84].

В-третьих, высказывание не тождественно речевому, «иллокутивному» акту британских философов-аналитиков. Многие из существующих высказываний, как пишет Фуко, имеют форму иллокутивного акта, то есть акта, выражающего намерение говорящего, некое «речение». Но проблема заключается в том, что условием возможности этого намерения зачастую является существование двух или более связанных друг с другом высказываний, как раз описывающих и конституирующих это единичное намерение как таковое. То есть иллокутивный акт не совпадает с высказыванием именно в количественном смысле: «Порой для выполнения speech act необходимо присут­ствие нескольких вы­сказываний, а клятва, молитва, контракт, обещание, доказа­тельство требуют большей частью известного числа различных формул или об­основанных фраз» [5, с. 84-85].

В самой лингвистике существует довольно смутная и до сих пор окончательно не проясненная связь между предложениями и высказываниями. С одной стороны, высказывание понимается как результат употребления предложений, то есть предложение мыслится как инстанция возможности высказывания, как некий абстрактный грамматический конструкт, который посредством «речевого акта» воплощается в конкретном сформированном высказывании, инскрипции. То есть высказывание в этом смысле предстает как своего рода процесс, посредством которого предложения будучи чисто языковыми структурами воплощаются в речи, устной или письменной. С другой стороны, готовое высказывание, принадлежащее, к примеру, тексту само входит в класс инскрипций как сформированное текстовое предложение. Таким образом, образуется замкнутый круг, началом и концом которого выступает понятие, и в том и в другом случае проясняемое в модусе предложения [2].

Фуко не оперирует понятием предложения, так как стремится прояснить смысл высказывания безотносительно к каким-либо конкретным индивидуальным речевым формам. Высказывание не тождественно линейной последовательности знаков, выстроенных согласно грамматическим правилам и предназначенных в определенном контексте, литературном, научном, обыденном или каком-либо еще, описывать то или иное конкретное положение дел. Но в то же время оно отнюдь не представляет собой изолированную в отношении самого языка область, так как везде, где наличествует феномен языкового выражения, везде, где мы находим логическое суждение или фразу, мы неизбежно находим и высказывание, коррелирующее, но никогда не совпадающее с ними.

В данном моменте мысль Фуко противоречива, так как, с одной стороны, он говорит о том, что «язык всегда конституирует систему для всех возможных высказываний» [5, c. 29], как бы подразумевая его первичность по отношению к высказываниям; с другой стороны, впоследствии философ говорит о том, что «если бы не было высказываний, язык бы не сущест­вовал; но существование высказывания не обязательно для сущест­вования языка» [5, c. 86], имея в виду здесь уже первичность высказываний по отношению к языку, и что сам язык «может быть дан лишь вторично и путем описания, объектом которого он является» [5, c. 86].

Подобная противоречивость у Фуко как раз связана с тем, что высказывание нельзя определить в терминах импликативной связи; оно не представляет собой условие образования языковых выражений, как и не представляет некую трансцендентальную область, в которой это условие только и может проявиться. Особенность высказывания связана с тем, что оно как таковое располагается в сфере возможного образования языковых форм, но в то же время, само возможностью не является. Его нельзя рассматривать и как уже готовую форму для возможного построения знаковых последовательностей. Скорее, о высказывании можно говорить тогда и только тогда, когда в языке образуется тот или иной порядок выражения смысла, который может или не может получить речевую форму, и которому впоследствии может быть или не может быть придано истинностное или ложное значение.

Поэтому «высказывание — не структура, но функция существования, принадлежащая собственно знакам, исходя из которой можно путем анализа или интуиции решить, "по­рождают ли они смысл", согласно какому правилу располагаются в дан­ной последовательности или близко друг к другу, знаками чего явля­ются и какой род актов оказывается выполненным в результате их фор­мулирования» [5, c. 88].

Смысл высказывания у Фуко можно проиллюстрировать, определив ему место в рамках той лингвистической структуры, которую постулировал в своем «Курсе общей лингвистики» Фердинанд де Соссюр и выразить, таким образом, в следующей схеме:

Швейцарский лингвист, как известно, выделял язык и речь в общей по отношению к ним речевой деятельности, но при всем при том он не артикулировал в последней принципов, согласно которым она их порождает в качестве своих фундаментальных проявлений. Более того, Соссюр не артикулировал и саму речевую деятельность утверждая то, что в силу своего излишне общего характера, в силу того, что она охватывает слишком большое количество типов человеческой деятельности, она является неартикулируемой в принципе: «взятая в целом речевая деятельность многообразна и разнородна...ее нельзя отнести определенно ни к одной категории явлений человеческой жизни, так как неизвестно, каким образом всему этому можно сообщить единство» [3, c. 17-18].

Таким образом, фукианское высказывание в контексте соссюровского подхода может рассматриваться одновременно как внутренняя, так и внешняя граница различаемости языка и речи в самой речевой деятельности. Она внутренняя, поскольку высказывание в любом случае представляет из себя элемент выражения смысла, и в то же время она внешняя, поскольку высказывание не входит как составная часть ни в систему речи, ни в систему языка и даже в выделяемую Соссюром систему речевой деятельности.

Можно утверждать, что высказывание у Фуко всегда возникает вместе с построением логического суждения, произнесением фразы или произведением речевого акта, но оно, тем не менее, никогда не является тождественным им; скорее, оно представляет собой правило существования знаков, образуемое посредством их речевой ассоциации. Подход Фуко, таким образом, оставляет в стороне все попытки рассматривать высказывание как строго определенную структуру. А раз высказывание не представляет собой структуру, значит, у него нельзя обнаружить устойчивых признаков, согласно которым в каждом конкретном случае можно было бы определенно и со всей точностью идентифицировать тот или иной феномен как высказывание.

В этом как раз и заключается довольно специфическая проблема. А именно: как артикулировать высказывание посреди бесчисленных совокупностей всех возможных знаковых порядков? Если само высказывание есть правило существования знаков, то по каким правилам распознать его самого? Считать ли высказыванием, к примеру, произвольное расположение камней на песке или строй солдат в ряду? Можно ли интерпретировать как высказывание простой набор разнородных элементов?

Исходя из того понимания высказывания, которое формирует Фуко не представляется возможным однозначно дать ответ на этот вопрос. Тем не менее, в свете подобной проблемы становится очевидным тот факт, что формирование любого возможного высказывания, любого порядка выражения смысла всегда предполагает, формирование всех его возможных интерпретаций, которые как раз и конституируют этот смысл как таковой. А последнее, в свою очередь, предполагает допущение всех возможных субъектов, которым эти интерпретации могут быть соположены в модусе их собственного произведения.

Таким образом, у Фуко возникает субъект не как инстанция распознавания тех или иных порядков знаков как высказываний, а скорее как результат потребности проинтерпретировать их в качестве таковых. Он выступает не как определенная в отношении высказываний данность, задающая условия их существования, а как обнаруживаемое самими высказываниями функциональное пространство, в котором происходит процесс легитимизации связи между тем или иным порядком знаков и соответствующим ему порядком конкретных представлений.

Поэтому субъект производит не высказывания сами по себе, а всего лишь их языковую форму; он выступает не как их творец, а как их собственная функция, позволяющая их описывать в качестве таковых. Поэтому и «описать формулировку в качестве высказывания означает не проанализировать отношения между автором и тем, что он сказал (или хотел сказать, или сказал, не желая того), но определить по­ложение, которое может и должен занять индивидуум для того, что­бы быть субъектом» [5, c. 96]. И «если пропозиция, фраза, совокупность знаков могут быть названы "высказываниями", то лишь постольку, поскольку положение субъекта может быть определено» [5, c. 96].

Даже если рассматривать такой специфический класс высказываний как перформатив, выражающий совершение действия посредством речи, то исходя из такого понимания становится очевидно, что он обозначает отнюдь не индивидуума, которому это высказывание якобы принадлежит, а место, которое он может занять в отношении этого высказывания как его собственник. В самом деле, такая, к примеру, формулировка как «я извиняюсь», сама по себе, предполагает не субъекта, которая ее якобы производит, а лишь возможность быть ее субъектом, возможность притязать на нее в адекватной этому притязанию эмпирической ситуации.

Речь, исходя из такого понимания предстает как структура присутствия субъектов, определяющая существование последних только в акте формирования конкретного высказывания. Она не предполагает субъекта как целостность, скорее, она постоянно полагает разрывы и прерывности в его бытии, которые как раз обнаруживаются посредством ее выговаривания или записи. Субъект наличествует в речи не как ее самотождественная инстанция, а как присутствие, которое складывается из порядка составляющих эту речь отдельных высказываний. А потому те речевые практики, которые традиционно именуются дискурсами, представляют собой, прежде всего, не личное произведение субъекта или групп субъектов в смысле одной лишь сплошной манифестации их воли, а структуры, редуцирующие их положение до набора пустых мест, которые может занять тот или иной индивидуум в поле генерируемого этими дискурсами знания.

«Мы отказываемся рассматривать дискурс как феномен выражения — напишет Мишель Фуко, — скорее, мы пытаемся найти в нем поле регулярности различных по­зиций субъективности. Дискурс, таким образом, понимается не как разворачивающаяся грандиозная манифестация субъекта, который мыслит, познает и говорит об этом, а как совокупность, в которой могут определяться рассеивания субъекта и, вместе с тем, его пре­рывности. Дискурс — это внешнее пространство, в котором разме­щается сеть различных мест» [5, c. 86].

Нельзя сказать, что Фуко со всей категоричностью отрицает смысл дискурса как коммуникативного события. Формально дискурс действительно представлен именно таким образом, но фактически, будучи знанием, организованным как транслируемое субъектам сообщение, будучи знанием, способ бытия которого укоренен в феномене понимания и совокупности его потенциальных различий, он, тем самым, всегда полагает не некую единую инструментализирующую этот дискурс волю и унифицирующую содержащийся в нем смысл в рамках каких-либо заранее преодопределенных и предписанных правил интерпретации, а скорее пространство в пределах которого эта воля только и может возникнуть.

В этом смысле философский анализ Фуко в том или ином исследовательском контексте всегда направлен на определение того, как дискурс, будучи в отношении субъекта нейтральной структурой, приобретает свою историчность. То есть как он организуется в качестве транслируемого сообщения, выражающего и высказывающего определенное знание, принадлежность которого тому или иному субъекту или группам субъектов еще только должна быть обоснована.

Как, к примеру, в этом дискурсе появляется субъективная фигура, именуемая психиатром, высказывания которого о безумии только и могут считаться правомерными, если до него эти высказывания производили священники и юристы и занимали в общем дискурсе о безумии то же место, что и занимает он [6]. Или как определить правомерность определенной интерпретации того или иного литературного дискурса, если подобная интерпретация невозможна исходя из неких личных особенностей автора, если автор выступает только как формальное условие полноты его собственного существования, если он, как пишет Фуко, только «принцип некоторого единства письма» [7, c. 27].

Таким образом, один из основных вопросов, в контексте которого осуществляется философская деятельность Мишеля Фуко, это как раз вопрос о том, как дискурс не представляя в своем изначальном понимании некую структуру выражения или высказывания, становится в рамках определенной социальной системы легитимной практикой вынесения суждений относительно тех или иных конкретных феноменов, как раскрыть историческую логику ассоциации этих суждений в корпус определенной системы знания, и в чем, наконец, заключаются те механизмы, согласно которым эти суждения, в конце концов, приобретают (как, к примеру, высказывания психиатрии) определенную институциональную организацию.

Литература

1. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: Прогресс, 1999. 416 с.
2. Лайонз Дж. Лингвистическая семантика: Введение. М.: Языки славян. культуры, 2003. 397 с.
3. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. 432 с.
4. Темнова Е.В. Современные подходы к изучению дискурса // Язык, сознание, коммуникация: Сб. статей. М.: МАКС Пресс, 2004. 168 с.
5. Фуко М. Археология знания. К.: Ника-Центр, 1996. 208 с.
6. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997. 573 с.
7. Фуко М. Что такое автор? // Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996. С. 7-47.