ДЕНОТАЦИЯ В ТЕОРИИ ЗНАЧЕНИЯ ШУКШИНА

Халина Н.В.

Доктор филологических наук, Алтайский государственный университет

ДЕНОТАЦИЯ В ТЕОРИИ ЗНАЧЕНИЯ ШУКШИНА

Аннотация

В статье рассматривается проблема денотации  для теории значений русского языка, формируемой в текстах В.М. Шукшина. Денотация истолковывается как связь между вербальными артефактами, в которых установлены соответствия между знаковой системой и соответствующими языковыми содержаниями, и виртуальной реальностью, которая для России до событий начала ХХ в. была отождествима с реальной действительностью – отношением сущего к своему другому, конкретно воплощенному в человеке.

Ключевые слова: философия языка, социология языка, функциональная лингвистика

Khalina N.V.

Doctor of Philological Sciences, Altai State University

DENOTATION IN THE SHUKSHIN’S THEORY OF MEANING

Abstract

In the article is examined the problem of denotation for the meaning theory  of the Russian language, which is formed in the texts of V. M. Shukshin. Denotation interpreted as a link between the verbal artifacts, which have a correspondence between the sign system and the relevant language content, and virtual reality, which for Russia before the events of the early twentieth century was autodelfia with reality – the relation of things to their another, specifically embodied in man.

Keywords:  philosophy of language, sociology of language, functional linguistics

Теорию значения Шукшина следует рассматривать в качестве теории семантики глаголического языка. Глаголический язык – язык, возникший в результате функционирования кириллической азбуки в качестве системного обеспечения функционирования лингвистического разума представителя восточнохристианской культуры. Советский язык для вытеснения христианского символического кода из индивидуального сознания расширяет существующую интерпретацию предиката истины, тем самым увеличивает не только его объем, но и его антиобъем, десемантизируя глаголический язык. Истинностное значение, приписываемое не отдельной графеме языка, а предложению, отождествляется со значением идеологическим, конструирование которого предпринимается в повествовательном процессе.

Язык Шукшина, если исходить из дефиниций С. Крипке, определяется как язык, содержащий свой собственный предикат выполнимости. «Если L содержит для каждого объекта из D  и отношение обозначения определено (это означает, что если D не перечислимо, то и L содержит неперечислимое количество констант), – пишет С. Крипке, характеризуя язык с предикатом выполнимости, – понятие выполнимости может (в большинстве контекстов) эффективно заменяться понятием истины; например, вместо того, чтобы говорить, что А (х) выполняется объектом  а, мы можем говорить, что  А (х) становится истинным, когда переменная заменяется именем а. Тогда подходит первоначальная конструкция. В противном случае, если L  не содержит имени для каждого объекта, мы можем расширить L до L, добавлением бинарного предиката выполнимости Sat (s, x), где  s пробегает конечные последовательности элементов из D , а  x пробегает формулы. Мы определяем иерархию языков, параллельную первоначальной конструкции, использующей истину, достигая в конце концов неподвижной точки – достигая язык, который содержит свой собственный предикат выполнимости. Если  L является неперечислимым, а D – нет, конструкция, использующая только истинность, заканчивается на вычислимых ординалах*, а конструкция, использующая выполнимость, на невычислимых ординалах» [6, с. 170].

Понятие выполнимости в языке Шукшина заменяет понятие истины, регулирующее правила использования церковнославянского языка. Причем понятие выполнимости наделяет семантикой социально-проективную и формообразующую деятельность человека сетевой структуры, на разных этапах своего становления обретающей вид Киевской Руси, Московской Руси, Российской Империи и Союза Советских Социалистических Республик (а в социалистическом storytelling, в творчестве Г.Д. Гребенщикова, и вид Алтайской Руси).

Семантика, как считает У.В.О. Куайн, включает две области: теорию значения и теорию референции [7]. К главным понятиям теории значения У.В.О. Куайн относит синонимию, значимость (обладание значением), аналитичность (истинность посредством значения), следование (аналитичность условных высказываний). К главным понятиям теории референции соответственно причисляются  именование, истина, денотация (или истинный для), объем, значение переменных.

Актуальными для семантики глаголического языка, или теории значения Шукшина, являются понятия синонимии, значимости, аналитичности, денотации, значения переменных (причем, именно то, что предрасположено к изменчивости, наделено значением), объема.

Теория значения Шукшина – это и способность употреблять адекватно ее содержанию – понятию истины – глаголическую систему в ее адаптированной к требованиям времени форме, и описание общей совокупности экзистенциональных связей между церковнославянским языком и остальной частью социокультурной системы «социалистическая Россия» (существование языкового употребления в данном месте в данный момент времени).

Теория значения, по убеждению М. Даммита, требуется для того, чтобы сделать  работу языка открытой для взора человека; знать язык – значит быть способным его применять [4]. Способность применять язык предполагает понимание языка, что требует от теории значения следующего: «теория значения должна при объяснении того, что нужно знать значение каждого выражения в языке одновременно объяснять, что значит иметь понятия, выразимые посредством этого языка»; «теория значения должна также связать понятия со словами этого языка, показать какими словами какие понятия выразимы » [4, с. 97].

Понимание языка, для графической фиксации которого была создана глаголическая система, происходит  в 60-70-е. гг. ХХ в., по завершении тысячелетнего цикла обращения ее внутренней формы – предиката истины. Процедуре понимания предшествует процедура овладения способностью применять язык – советский язык. Язык обретает семантику, адекватную степени готовности его носителя (потребителя) пробегать некоторые последовательности актуальной бесконечности*.

У.В.О. Куайн определяет понятие денотации, одно из главных понятий семантики,  через синонимическую конструкцию «истинный для» [Куайн, 2003]. Денотация, выражая отношение предложения к внешнему положению вещей, соединяет слова  с конкретными образами, которые и должны  «представлять» положение вещей [5]. Отсюда денотация – это связь между завершенными  вербальными артефактами, в которых установлены соответствия между знаковой системой и соответствующими языковыми содержаниями, и виртуальной реальностью, которая для России до событий начала ХХ в. была отождествима с реальной действительностью – отношением сущего к своему другому, конкретно воплощенному в человеке.

Конкретные образы, которые представляют «положение вещей» для советского человека 60-70-х гг. ХХ в.: весна, жизнь, человек, танец, мировое человечество, царство Божее, душа, Бог, город, телеграмма, робить, сало, водка, телевизор, алименты. Каждому образу – символу, обеспечивающего коммуникацию советского человека с собственным лингвистическим разумом, а через него и с бытием, в основе которого, согласно концепции славянофилов, лежит волящий разум, или образ духа [3], В.М. Шукшин ставит в соответствие определенный семантический объем (понятийное содержание). В этом, видимо, получает  отражение понимание языка как хранилища соборных истин, связывающих человека с непосредственным бытием, с текущим моментом актуализации абсолютной бесконечности. Функцию логограммы в языке В.М. Шукшина выполняет поэтическая форма, представляющая, согласно концепции Г.Г. Шпета, третий род истины [10], выделяемый наравне с трансцендентальной (материальной) и логической. Истина поэтическая рассматривается как соответствие синтагмы предмету, хотя бы реально не существующему, но тем не менее логически оформленному.

Признание существования поэтической истины влечет за собой признание существование аналога логических форм, особых синтагматических внутренних форм, форм конструктивных, предполагающих логические формы. «Они суть отношения к логической форме дифференциала, устанавливаемого поэтом через приращение онтического* значения синтагмы к логической форме» [10, с. 408]. Логические формы языка весна, жизнь, человек, танец, мировое человечество, царство Божее, душа, Бог, город приобретают в рассказах В.М. Шукшина онтическое значение, которое является и формой предметного содержания, соотнося знак с повседневной коммуникативной практикой, и сущего, определяя типы связи знака с конструктивными формами глаголического языка.  

Поэтические формы, согласно концепции Г.Г. Шпета, оформляют поэтическую предикацию, которая есть со-поставление [10, 1980], основанное на  процедуре per-capio. М. Хайдеггер, характеризуя сущность картезианского сознания, обращает внимание на то, что в важнейших местах трактата Декарт вместо cogitare (мыслить) пользуется словом percipere (per-capio) – овладеть, в данном случае в смысле «расположить перед собой» (re-presentere) [2, 1994]. В слове perceptio, по утверждению М. Анри,  содержится двойное значение в смысле percipere и perceptum: ‘поставить перед собой’ и  ‘то, что поставлено перед собой’, в широком смысле – ‘то-что-стало-видимым’. Поэтические формы В.М Шукшина располагают перед пользователем советского языка внутренние формы русского языка, открывая ему вход в общую обычную логику носителя русского языка, способного и должного совершать умственную работу по созерцанию мира Форм. Весна, жизнь, человек, душа, танец, человечество, Бог, царство Божее – то-что-стало-видимым, в отличие от того, что воспринимается на слух как идеологические константы: мир (жизнь), май (весна), труд (человек).

Г.Г. Шпет определяет поэтические формы как формы символические, «потому что, как указано, поэтические формы составляют аналоги логическим, а поэтический смысл символа – аналогон логического смысла. В логическом смысле имеет место отношение предмета и вещей (идеального и номинативно-реального), в символе – отношения идеальных (внутренних) логических форм и реальных языковых форм конкретного языка (синтагм). Символ и сам есть sui generis смысл – оттого-то он есть и тождество «бытия» и «мысли» – со-мысль и син-болон. Аналогон предикатной логической предикатной функции в символе – quasi – предикативность, ибо так как предмет поэтической функции онтологически нейтрален, отрешен, фиктивен, символ не включает реализации познавательной и тем более прагматической» [10, с. 413].

Если поэтические формы В.М. Шукшина рассматривать как формы символические, то их смысл в установлении отношения идеальных форм природной логики русского народа и реальных языковых форм советского языка. Подобная операция должна способствовать, с одной стороны, возвращению носителя русского языка в бытие слова, языка, согласно К.С. Аксакову, особый мир со своими законами, где сознание, разум уравниваются с бытием природы, с другой стороны, определению нового типа логики существования в мире абстрактной теории, в виртуальности.

И.Б. Маньковская и В.Д. Мотлевский  отмечают, что термин «виртуальность» возник в классической механике XVII в. для обозначения некоторого математического эксперимента, совершаемого преднамеренно, но стесненного объективной реальностью – наложенными ограничениями  и внешними связями [8]. Специфика современной виртуальности, по разумению авторов,  может быть сведена к следующим параметрам: а) замена мысленной интерпретации реальным воздействием; б) проницаемость эстетического объекта, утратившего границы; в) эффект обратной связи; г) новый тип эстетического сознания.

Логика «поведения», адекватная специфике виртуальности, может быть означена как «открытый текст». Логограмма глаголического языка в рассказах 60-70-х гг. В.М. Шукшина обретает форму «телеграммы», регламентирующей форму бытия человека, умственную жизнь общества и принципы реализации природной логики народа в соответствии с особым режимом функционирования «открытый текст»:

«– В письмах можете писать что угодно, а телеграмма – это вид связи. Это открытый текст» («Чудик»).

Морф  лого-  реконструируется в морф теле-, λόγος (слово) в τηλε (вдаль, далеко), внутреннее видение истины в расширенное смотрение, «двойственность ближнего видения сменяется абсолютным единством зрительного поля» [9, с. 189]. Исчезает иерархическая структура, видимое пространство становится однородным, предметы теряют строгость очертаний, все становится фоном – все подчинено «оптической демократии» [9]. При переходе из области ближнего видения в область дальнего предмет дематериализуется, теряет свою телесность, плотность, цельность, выпуклость объема. Это касается и слова, с помощью которого человек  строит разумную жизнь. В перечень конструктивных форм эмпирического существования представителя русского народа, принявшего советский образ жизни и принимавшего участие в созидании ценностей социалистического общества, включены робить, сало, водка, телевизор, алименты.

С помощью слова, как считает К.С. Аксаков, человек строит разумную жизнь, поскольку в слове все разумно [1]. Русский язык  наиболее приближен к языку первоначальному, его разумное начало связано и идеей соборности как единства во множестве, где истина есть результат работы соборного разума, воплощающего мысленную работу каждого из его членов. Славянофилы утверждали, что  русскому языку присуща гармония слова и мысли, его отличает совершенство грамматических форм, адекватно передающих движение человеческого духа и созерцания внешнего мира [3].

Замещение мысленной работы только трудом физическим (рόбить) на благо общества обусловливает замещение образов соборной истины жизнь, душа, Бог, человек образами преображенной социалистической идеей повседневной реальности сало (вместо жизнь), водка (вместо душа), телевизор (вместо Бог), алименты (лат. alimentum  содержание, пища, иждивение) (вместо человек).

 

* В англ. языке означает ‘состоящий из рядов’, грам. порядковое числительное. Омонимичная лексема (ordinal II) имеет значения: 1. молитвенник; 2. церковный служебник (содержащий правила посвящения в духовный сан).

* Проблема актуальной бесконечности была поднята прежде всего в христианской теологии, где Богу приписывали как свойство бесконечности, так и свойство актуальности. На понятии бесконечности, т.е. на идее отвлечения от незавершенности и незавершимости процесса образования бесконечного множества,  от невозможности задать такое множество полным списком его элементов основана теория множеств Г. Кантора.

* Онтического  или жизненно-практического. Г.Г. Шпет выделяет собственно онтические формы, наряду с логическими, которые рассматриваются как чистые формы сущего и возможного вещного содержания, формы предметного подразумеваемого содержания.

Литература

1. Аксаков К.С. О русских глаголах //  Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 2. Ч.1. –М., 1875б.  Цит. по: Безлепкин Н.И. Философия языка в России. К истории русской лингвофилософии. – СПб.: Искусство-СПБ, 2002. – 272 с.
2. Анри М. Значение понятия бессознательного для познания человека// Бессознательное: сборник статей. – Новочеркасск: Агентство «САГУНА»,,  1994. – Т. 1.  − С.11-27.
3. Безлепкин Н.И. Философия языка в России: К истории русской лингвофилософии. – СПб.: Искусство-СПБ, 2002. – 272 с.
4. Даммит М. Проблемы теории значения// Логика, онтология, язык.– Томск: Изд-во Томского университета, 2006. – С.93-135.
5. Делез Ж. Логика смысла. – М.: Издательский центр «Академия», 1995. – 300 с.
6. Крипке С. Очерки теории истины// Язык, истина, существование. – Томск: Изд-во Томского университета, 2002. – С. 151-183.
7. Куайн  У.В.О. С точки зрения логики: 9 логико-философских очерков. –  Томск: Изд-во Томского университета,  2003. – 166 с.
8. Маньковская И.Б., Мотлевский В.Д. Виртуальная реальность // Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. − С. 73-76.
9. Ортега-и-Гассет  Х. Эстетика. Философия культуры. – М.: Искусство, 1991. – 588 с.
10. Шпет Г.Г. Сочинения. – М.: «Правда», 1989. – 608 с.

References

1. Aksakov K.S. O russkih glagolah // Aksakov K.S. Poln. sobr. soch. T. 2. Ch.1. –M., 1875b.  Cit. po: Bezlepkin N.I. Filosofija jazyka v Rossii. K istorii russkoj lingvofilosofii. – SPb.: Iskusstvo-SPB, 2002. – 272 s.
2. Anri M. Znachenie ponjatija bessoznatel'nogo dlja poznanija cheloveka// Bessoznatel'noe: sbornik statej. – Novocherkassk: Agentstvo «SAGUNA»,, 1994. – T. 1.  − S.11-27.
3. Bezlepkin N.I. Filosofija jazyka v Rossii: K istorii russkoj lingvofilosofii. – SPb.: Iskusstvo-SPB, 2002. – 272 s.
4. Dammit M. Problemy teorii znachenija// Logika, ontologija, jazyk.– Tomsk: Izd-vo Tomskogo universiteta, 2006. – S.93-135.
5. Delez Zh. Logika smysla. – M.: Izdatel'skij centr «Akademija», 1995. – 300 s.
6. Kripke S. Ocherki teorii istiny// Jazyk, istina, sushhestvovanie. – Tomsk: Izd-vo Tomskogo universiteta, 2002. – S. 151-183.
7. Kuajn U.V.O. S tochki zrenija logiki: 9 logiko-filosofskih ocherkov. –  Tomsk: Izd-vo Tomskogo universiteta,  2003. – 166 s.
8. Man'kovskaja I.B., Motlevskij V.D. Virtual'naja real'nost' // Kul'turologija. XX vek. Slovar'. SPb.: Universitetskaja kniga, 1997. − S. 73-76.
9. Ortega-i-Gasset H. Jestetika. Filosofija kul'tury. – M.: Iskusstvo, 1991. – 588 s.
10. Shpet G.G. Sochinenija. – M.: «Pravda», 1989. – 608 s.