МЕТАФОРА «ДОМ» В ПОЭЗИИ П. А. ВЯЗЕМСКОГО (НА ПРИМЕРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ «ОСТАФЬЕВО»)

Соловьев Н. Н.

Аспирант кафедры языкознания и литературоведения, Магнитогорский государственный технический университет им. Г. И. Носова

МЕТАФОРА «ДОМ» В ПОЭЗИИ П. А. ВЯЗЕМСКОГО (НА ПРИМЕРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ «ОСТАФЬЕВО»)

Аннотация

В данной статье рассмотрена метафора образа «дома» в стихотворении П. А. Вяземского «Остафьево». Родовое поместье Вяземского – конкретный локус в конкретно-историческом пространстве России XIX века. В стихотворении его образ проходит последовательную метафоризацию, суть которой – в осмыслении места человека в мире. Образ усадьбы у Вяземского полисемантичен. Прежде всего он включает в себя историю его рода, «дворянского гнезда», становится связующим элементом жизни нескольких поколений. Это место, где «встречаются» прошлое и настоящее, время и вечность, живые и мертвые, старость и молодость, жизнь и смерть. Встреча происходит как в памяти и воображении автобиографического героя, так и в реальном времени и пространстве. Ощутив приближение «осени» (старости, смерти), автор преодолевает мысль о небытии утверждением неизменного порядка бытия: осень сменяется весной, одно поколение – другим, и торжествует жизнь. Итоговой метафорой стихотворения становится «возвращение домой», в то место, где герой явился на свет и где он найдёт свое последнее упокоение.

Ключевые слова: дом, «дворянское гнездо», метафора, время, память.

Solovyov N.N.

Postgraduate student of the Department of Linguistics and Literature Studies, Magnitogorsk State Technical University named after G.I. Nosov

METAPHOR OF THE "HOUSE" IN THE POETRY OF P.A. VIAZHEMSKY (ON THE EXAMPLE OF "OSTAFYEVO" POEM)

Abstract

In this article, we consider the metaphor of the "house" image in the "Ostafyevo" poem, by P. A. Vyazemsky. Vyazemsky’s patrimonial estate is a specific locus in the specific historical space of Russia in the XIX century. In the poem, this image goes through a consistent metaphorization, the essence of which is the understanding of the place of a man in the world. The image of the manor in Vyazemsky’s poem is polysemantic. First of all, it includes the history of the family, the "manor estate", becomes a linking element in the life of several generations. This is the place where the past and present, time and eternity, living and dead, old and young, life and death meet. The meeting takes place both in the memory and in the mind of the autobiographical hero, just like in real time and space. Feeling the approach of "autumn" (senility, death), the author overcomes the idea of non-existence by affirming the unchanging order of existence: an autumn is replaced by a spring, one generation is replaced by another, and life triumphs in the end. The final metaphor of the poem is "return home," to the place where the hero was born and where he will leave for good.

Keywords: house, "manor estate", metaphor, time, memory.

В рамках данной статьи мы рассмотрим особенности метафоры «дом» в стихотворении П. А. Вяземского «Остафьево» 1857 года. Остафьево – родовое гнездо князей Вяземских – выстроил отец поэта Андрей Иванович Вяземский в 1800-1807 годах в Подмосковье. При П. А. Вяземском Остафьево становится центром культурной жизни России, в нем неоднократно бывали Пушкин, Жуковский, Давыдов, в нем несколько лет жил и работал Карамзин (женатый на сводной сестре Вяземского).

Остафьеву поэт посвятил немало стихотворений, среди них: «Деревня» (1817), «Родительский дом» (1830), «Сельская церковь» (1856), , «Нет, не видать уж мне Остафьевский мой дом…» (1863). Выбор стихотворения «Остафьево» для анализа обусловлен тем, что в нем наиболее полно и репрезентативно раскрыты представления поэта о том, чем является для него родовое гнездо, какое место оно занимает в его жизни.

«Дом» как культурный концепт и его языковое представление исследовались в работах Ю. М. Лотмана, Ю. С. Степанова, В. Н. Топорова и др. Обзор исследований, посвященных концепту «дом», содержится в статье Е. А. Потураевой и Е. А. Шериной «Концепт «дом» в гуманитарных науках: анализ понятийного, ценностного и образного компонентов» [6]. Для нас актуальны следующие тезисы исследователей, определяющие семантику концепта «Дом»: дом «наделяется положительными характеристиками», является «моделью мироздания», в нём сосредоточена «духовная жизнь» человека, он «неразрывно связан с семьей». Все эти смыслы в стихотворении Вяземского метафорически обыгрываются. Особенности метафоризации образа становятся яснее при обращении к специальным исследованиям по теории метафоры. Концептуальными для нас явились идеи Дж. Лакоффа. В книге «Метафоры, которыми мы живем» он рассматривает концепт «дом» [5, С. 65], а в работе «Женщины, огонь и опасные связи» – случаи полисемии: «Пространственное значение в общем случае рассматривается как более центральное, или прототипическое, а темпоральное значение – как связанное с пространственным посредством метафоры» [4, С. 539]. Теория когнитивной метафоры Дж. Лакоффа позволяет выявить взаимосвязь между метафорами: «Метафора может пониматься как основанное на опыте отображение ИКМ (идеализированная когнитивная модель. – Н. С.), относящееся к одной области, на ИКМ другой области» [4, С. 539], что делает возможным описание метафорических значений образа «дома».

Очевидно, что в стихотворении «Остафьево» рассматриваемый образ метафорически включает в себя понятия семьи, памяти, культуры и природы, смены поколений, взаимоотношения жизни и смерти.

Первоначально Дом для Вяземского символизирует историю его рода, воплощенную в пространственном образе родового имения, «дворянского гнезда»:

Весь этот тесный мир, преданьями богатый

Он мой – и я его [2, С. 264].

Усадьба-дом – свидетель жизни нескольких поколений и ее участник, «не только дом», по словам К. А. Соловьева, но «целый мир» [7, С. 14].

Стихотворение начинается с того, что автор приветствует Остафьево:

Приветствую тебя, в минувшем молодея,

Давнишних дней приют, души моей Помпея…

Хранившего меня родительского дома [2, С. 264].

Первая строка вводит в образ дома две контрастных метафоры «молодости» и «руин, развалин» («Помпея»). Родовое гнездо для автора – место жизни души, воспоминаний о молодости, но место, теперь разрушенное. Образ «родительского дома» подспудно содержит в себе представление о преемственности поколений.

Здесь с каждым деревом сроднился, сросся я,

На что не посмотрю – все быль, все жизнь моя [2, С. 264], –

автор не видит свою жизнь отдельно от жизни семьи, природы, объединенных в образе усадьбы. Дом становится «былью», тем, что воскрешает к жизни ушедшее – родителей, детей, друзей:

Я слышу голоса из-за глухой могилы;

За милым образом мелькает образ милый…

Из глубины ночной выглядывают тени.

Я вопрошаю их, прислушиваюсь к ним –

И в сердце отзыв есть приветам их родным [2, С. 264].

Метафора разговора героя с «тенями» умерших, с «милыми образами» символизирует встречу прошлого и настоящего. Образ усадьбы, далее, сакрализуется, становится святыней:

Нет, не Помпея ты, моя святыня, нет,

Ты не развалина, не пепел древних лет [2, С. 264], –

и «отрицательный» метафорический ряд с «не» преображается в другую метафору – «живительную», жизнеутверждающую:

Источником живым кипит благое лоно,

В котором утолял я жажду бытия [2, С. 264].

Теперь это «лоно», то есть место происхождения и нахождения «источника живого» (здесь скрыта метафора «живой воды»). Другая метафора – «утолял я жажду бытия» – завершает размышления Вяземского о «малой родине» – источнике, давшем ему жизнь и поддерживавшем его силы.

Наделив Остафьево статусом «святыни», а затем придав ему атрибут «нетленности», поэт вдруг перестает ощущать себя полноценной частью этого пространства. Появляется метафорический образ «обломка»:

Обломком я стою в виду твоей нетленной

Святыни, пред твоею красою неизменной:

Один я устоял под ношею годов.

Неузнанный вхожу под твой знакомый кров

Я, запоздалый гость другаго поколенья [2, С. 264].

Речь идёт об оскудении дворянского рода, об одиночестве автобиографического героя («запоздалый гость другаго поколенья»). Здесь происходит расширение предшествующей метафоры – «Помпея», т. е. символа разрушения и запустения. К моменту написания стихотворения Вяземский не только потерял родителей, но и семерых из восьмерых своих детей: «Один я устоял под ношею годов». Возвращение домой оказывается возвращением к месту обитания «милых теней», для которых он – «запоздалый гость». В своем восприятии Вяземский не одинок, в сходных образах развивается мысль Тургенева в стихотворении «Из поэмы, преданной сожжению». Исследователь Жаплова Т. М., сопоставляя стихотворения Вяземского и Тургенева, отмечает, что поэты постепенно переводят «образы прошлого, дорогие воспоминания в реальность»; исследователь говорит о том, что «жизнь в усадьбе – единственно достойная русского дворянина» [3, С. 28]. По нашему мнению, данное утверждение требует корректировки. Вяземский, будучи старше Тургенева на четверть века, ощущает себя стариком. Он душою тянется к месту обитания своих предков, к родному углу, туда, где прошла его молодость и лучшие годы жизни. Мельчайшие штрихи ушедшего быта обретают особую важность и знаковость, они становятся своего рода мнемоническими скрепами прошлого и настоящего:

Обросший влажным мхом, здесь камень одинокий

Без пышной похвалы подкупнаго резца:

Но детям памятно, где тлеет прах отца.

Там деревянный крест – и тот полуразрушен;

Но мертвым здесь простор, но их приют не душен,

И светлая весна ласкающей рукой

Дарит и зелень им, и ландыш полевой [2, С. 265].

Эта земля родная для автора, здесь могилы отцов. Можно предположить, что здесь описывается кладбище, которое пришло в запустение, с камнем на могиле и «крестом полуразрушенным», но в то же время – мертвым просторно. Им «просторно» как раз потому, что кладбище запущенно. Живые не нарушают их покой. Этот «приют не душен»: на могилы не давят монументальные памятники, надгробные плиты. Только весна приносит в дар им «ландыш полевой», «заменяя» собой родственников, которые должны приносить на могилы цветы:

И светлая весна ласкающей рукой

Дарит и зелень им, и ландыш полевой [2, С. 265].

В то же время образ весны знаменует собой возрождение, на что косвенно указывает метафорический эпитет «светлая» (ср.: Светлое Христово Воскрешенье). В целом, весь предшествующий метафорический ряд призван был противопоставить преходящую человеческую жизнь и то, что Вяземскому кажется вечным, – «природа и душа»:

Сменяются ряды пролетных поколений,

Но не меняется природа и душа

И осень тихая все так же хороша [2, С. 265].

«Осень» – общепринятая поэтическая метафора старости, причем Вяземскому кажется, что и его «осень» близится к завершению:

Все в ум приводит мне, что осень и моя

Оборвала цветы былаго бытия [2, С. 265].

Автор метафорически называет свою жизнь «цветами бытия», подчеркивая, что «бытие былое». Возникает вопрос: раз бытие «былое», прошедшее, то как назвать нынешнее состояние автора? Ответ на этот вопрос дают другие строки:

Задумчиво брожу, предавшись весь мечтам,

И зыбко тень моя ложится по плитам –

И с нею прошлых лет и милых поколений

Из глубины ночной выглядывают тени [2, С. 266].

Автор живет в мечтах, в другом мире – жизнью духовной, а не физической, и тень его уже падает на надгробные плиты. Сошлёмся здесь на наблюдения М. М. Бахтина по поводу «Дворянского гнезда» Тургенева: «Основная его тема – иллюзия возможности снова начать и пережить свою жизнь» [1, С. 219]. В реальном мире осталась только «тень моя», и ей навстречу из тьмы (метафора иного мира, близкой смерти) уже «выглядывают» другие «тени».

Вслед за Пушкиным («Брожу ли я вдоль улиц шумных…») Вяземский противополагает своей «осени», т. е. предстоящей смерти, «весну», саму непрерывающуюся жизнь, чужую «молодость», идущее ему на смену поколение:

Но жизнь свое берет на молодом просторе,

В дни беззаботные и осень ей не в горе [2, С. 266].

Для молодости «осень не в горе» – так метафорически Вяземский обозначает мироощущение молодых людей, не воспринимающих печаль и старость всерьез. «Крик» и «хохот» «отважных мальчиков», «ретивая песня» навевают автору тёплые и светлые воспоминания («светлое облако») о его молодости:

И светлым облаком на сердце тихо ляжет

И много дум ему напомнит и доскажет [2, С. 266].

Автор понимает, что его жизнь подходит к концу: «дня стихают голоса», «серебряная ночь взошла на небеса». «Остафьево» своими образами отсылает к стихотворению «Коляска» 1826 года и дополняет начатое там философское осмысление человеческой жизни. Так, к «ночлегу» (т. е. близкой смерти), о котором говорит герой «Коляски», добавляются здесь юность, зрелость и старость в воспоминаниях автобиографического героя.

Таким образом, через метафорическое осмысление образа «Дома» поэт подводит итоги своему жизненному «пути». Возвращение домой – такова финальная метафора стихотворения, сливающаяся с возвращением реальным (в Остафьево). «Дом» для Вяземского – и «Помпея», и «святыня», и место слияния прошлого с настоящим, человека с родом и семьей, с предками, место, в котором «кипит» живительный источник жизни и в котором он, Вяземский, найдет свое последнее упокоение.

Список литературы / References

1. Бахтин М. М. Собрание сочинений. В 7 т. Т. 2. / ред. С. Г. Бочаров. – М. : Русские словари, 2000. – 800 с.
2. Вяземский, П. А. В дороге и дома / П. А. Вяземский. – М. : типография Бахметьева, 1862. – 420 с.
3. Жаплова Т. М. Усадебная поэзия в русской литературе XIX века / Т. М. Жаплова. – Оренбург : Издательство ОГПУ, 2004. – 232 с.
4. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные связи / пер. И. Б. Шатуновского. – М. : Языки славянской культуры, 2004. – 792 с.
5. Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / ред. А. Н. Баранова. – М. : Едиториал УРСС, 2004. 256 с.
6. Потураева Е. А., Шерина Е. А. Концепт «дом» в гуманитарных науках: анализ понятийного, ценностного и образного компонентов / Е. А. Потураева, Е. А. Шерина // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 6. – С. 1322-1330.
7. Соловьев К. А. «Во вкусе умной старины». Усадебный быт российского дворянства II половины XVIII – I половины XIX веков. По воспоминаниям, письмам и дневникам. / К. А. Соловьев. – СПб. : Нестор, 1998. – 96 с.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Bahtin M. M. Sobranie sochinenij. V 7 t. T. 2. [Works. In 7 h the P. 2.] / edited by S. G. Bocharov. – M. : Russkie slovari, 2000. – 800 p. [in Russian]
2. Vjazemskij, P. A. V doroge i doma [In the road and at home] / P. A. Vjazemskij. – M. : tipografija Bahmet'eva, 1862. – 420 p. [in Russian]
3. Zhaplova T. M. Usadebnaja pojezija v russkoj literature XIX veka [Estate poetry in the Russian literature of the XIX century] / T. M. Zhaplova. – Orenburg : OGPU, 2004. – 232 p. [in Russian]
4. Lakoff J. Zhenshhiny, ogon' i opasnye svjazi [Women, fire and dangerous liaisons] / translated by I. B. Shatunovskogo. – M. : Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2004. – 792 p. [in Russian]
5. Lakoff J. Metafory, kotorymi my zhivem [Metaphors we live by, Chicago and London: The University of Chicago Press] / edited by A. N. Baranova. – M. : Editorial URSS, 2004. – 256 p. [in Russian]
6. Poturaeva E. A., Sherina E. A. Koncept «dom» v gumanitarnyh naukah: analiz ponjatijnogo, cennostnogo i obraznogo komponentov [The concept of "home" in the Humanities: an analysis of the conceptual, figurative and value components] / E. A. Poturaeva, E. A. Sherina // Sovremennye problemy nauki i obrazovanija [Modern problems of science and education]. – 2014. – № 6. – P. 1322-1330. [in Russian]
7. Solov'ev K. A. «Vo vkuse umnoj stariny». Usadebnyj byt rossijskogo dvorjanstva II poloviny XVIII – I poloviny XIX vekov. Po vospominanijam, pis'mam i dnevnikam. ["Taste the clever antiquity." The farmstead life of the Russian nobility of the second half of XVIII – I half of XIX centuries. According to the memoirs, letters and diaries.] / K. A. Solov'ev. – SPb. : Nestor, 1998. – 96 p. [in Russian]