ЭТНОКОНФЕСИОНАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ В ЮЖНОЙ СИБИРИ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ

Анжиганова Л.В.

ORCID: 0000-0002-5073-2504, Доктор философских наук, Хакасский государственный  университет им. Н.Ф.Катанова

Работа выполнена  при поддержке гранта  РГНФ № 15-03-00146 «Мир женщины: эволюция ценностей, символов, ритуалов»

ЭТНОКОНФЕСИОНАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ В ЮЖНОЙ СИБИРИ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ

Аннотация

В статье представлен анализ этноконфессиональной ситуации в республиках Южной Сибири в динамике, институциональных формах и эволюции религиозного сознания населения. Рост количества религиозных объединений различных конфессий в Республике Хакасия свидетельствует о продолжении поиска религиозной идентичности жителями региона. Социологические исследования показали, что в республике существует скрытая межконфессиональная напряженность, меняется  соотношение приверженцев традиционных верований,  христиан и мусульман. Одной из причин этого является меняющаяся миграционная ситуация.

Результаты социологических исследований позволяют прийти к выводу о сохранении скрытой межконфессиональной напряженности в регионе.

Ключевые слова: религиозное сознание, религиозные организации, межконфессиональные отношения.

Anzhiganova L.V.

ORCID: 0000-0002-5073-2504, PhD in Philosophy, Professor, Khakas State University

ETHNO-KONFESSIONAL SITUATION IN SOUTHERN SIBERIA: SOCIOLOGICAL ASPECT OF RESEARCH

Abstract

 The article presents an analysis of the ethnic and religious situation in the republics of South Siberia in dynamics, and evolution of institutional forms of public religious consciousness. Growth in the number of religious organizations of various denominations in the Republic of Khakassia indicates continuing search for religious identity of the inhabitants of the region. Sociological studies have shown that in the country there is a latent sectarian tensions, changing the ratio of followers of traditional beliefs, Christians and Muslims. One reason for this is the changing migration situation.

Keywords: religious consciousness, religious organizations, and interfaith relations.

Глобализация и трансформационные процессы  последних десятилетий привели к качественным изменениям в жизни российских регионов. Одной из наиболее ярких перемен стала ревитализация религиозного сознания населения и усложнение межконфессиональных отношений. Все более явной стала позиция, что для усиления консолидации социума необходимо обратиться к традиции, в первую очередь, религиозной. Известно, что  традиции всегда носят эмоциональный характер, т.к. обращение к ним  «обеспечивает на рефлекторном уровне поддержку «своих» и создает достаточно четкую градацию психологических реакций на «чужака»» [1].  Религиозные традиции своего народа оцениваются, как правило,  в  позитивно окрашенных тонах, т.к. они переданы близкими людьми – родителями, родственниками, мифическими предками. Появление иных конфессий рассматривается как угроза  коллективной, в том числе, этнокультурной идентичности.

Утрата религиозных традиций своего народа оценивается акторами как личная трагедия. Ассимиляция, «как частичная или полная утрата индивидами, представляющими данный этнос (как правило, миноритарный и по численности, и по общественному статусу), национальных особенностей под воздействием количественно или социально детерминирующего (мажоритарного) этноса, разрушения среды обитания, интенсивной урбанизации» [2], ведут к нарастанию социальной апатии, алкоголизации, наркомании, суицидам, несчастным случаям и пр. Реакцией на эти деструктивные процессы стало возрождение религиозных ценностей, реконструкция и строительство культовых сооружений, придание религиозным праздникам государственного статуса и усилением взаимной поддержки между государственной властью, в первую очередь,  с Русской православной церковью.

В контексте сказанного становится очевидной значимость анализа религиозных установок населения России и ее регионов. Южная Сибирь – исторически сложился как  полиэтнический  (алтайцы, тувинцы, хакасы, казахи, русские и пр.) и поликонфессиональный регион (христианство в различных проявлениях, буддизм,  традиционные верования – язычество, шаманизм, тенгрианство и пр.).

По данным наших исследований (начиная с середины 1990-х гг.),  большинство населения идентифицировали себя с православием – (всегда более  50%), на втором месте был буддизм – около 30%, католицизм – около 1-1,5%, ислам – 0,3%, язычество в различных формах – 2,4% и пр. В 2015 г. структура религиозного сознания населения региона не изменилась, однако в ряду традиционных верований  коренных этносов Южной Сибири появилось тенгрианство (1,5%) и «Ах чаян» у алтайцев (0,2%). Пятая часть опрошенных исполняют только основные обряды, но около 40% считающих себя верующими не исполняют даже  их.  Атеистами себя, как и десять лет назад, считают не более 10% респондентов.  Что касается гендерной составляющей религиозного сознания населения, то мужчины и женщины практически уравнялись в своих предпочтениях: к православным себя отнесли 44,9% мужчин и 49, 5% женщин,  к буддистам – 25,2% мужчин и 26% женщин, к тенгрианам – 1,6% мужчин и 1,4% женщин. Только среди мусульман несколько больше мужчин (0,9%), чем женщин (0,2%), что вполне объяснимо: среди трудовых мигрантов мужчин всегда было больше.

Благодаря проводимым в последние двадцать лет в Южной Сибири исследованиям, появилась возможность выявить динамику оценок жителями региона характера межконфессиональных отношений. В период с середины 1990-х по 2005 гг. оценка состояния межконфессиональных отношений носила положительный характер. За эти годы увеличилась доля тех, кто оценивал межконфессиональные отношения как благоприятные (до 65-70%); с 35% до 21% уменьшилось число респондентов, ощущающих определенную напряженность. В период 2005-2012 гг. ситуация изменилась в худшую сторону. Доля респондентов, считающих межконфессиональные отношения благоприятными, снизилась до 42,5%, 41,5% ощущали напряженность, а 4,5% отметили сильную напряженность.

В 2014 г. наметилась положительная динамика оценок характера межконфессиональных отношений в регионе. Почти половина респондентов (47,8%) сочли межконфессиональные отношения в регионе благоприятными,  напряженность ощущали 22,1% респондентов, наличие сильной напряженности отметили 9,3% опрошенных. В исследовании 2015 г. 59,8% респондентов сочли межконфессиональные отношения благоприятными, а напряженность ощущали 17,3% респондентов, наличие сильной напряженности отметили 2,1% опрошенных. В оценках  состояния межконфессиональных отношений мужчины и женщины оказались солидарными:  благоприятными их считают 58,4% мужчин и 60,9% женщин, чувствуют скрытую напряженность 18,9% мужчин и 16% женщин. Среди причин, вызывающих напряженность, на первое место поставили миграцию из других регионов страны и из-за рубежа 23,3% мужчин, но почти вдвое больше женщин (31,7%).

При анализе степени конфессиональной комплементарности респондентам предлагалось ответить на вопрос о том, какие чувства они испытывают к представителям разных конфессий (в список включены свидетели Иеговы, мусульмане, баптисты, христиане, шаманисты, иудеи, буддисты, протестанты и др.). Было выяснено, что 89,9% респондентов не испытывают неприязни к представителям иных конфессий респондентов, в отличие от  2,7% опрошенных, что укладывается в рамки «статистической погрешности».

Проиллюстрируем динамику изменения структуры религиозного пространства на примере Республики Хакасия. В Хакасии действует более 200 религиозных организаций и групп. По данным Министерства юстиции республики, на 20.04.2016 г. зарегистрированы 122 религиозные организации (в 2012г. – 76).

Ведущей и активно действующей в республике  продолжает оставаться Абаканская и Хакасская епархия Московского Патриархата Русской Православной Церкви (РПЦ), которая  состоит ныне из 83 приходов, это вдвое больше, чем в 2012 г. РПЦ имеет  культовые здания и помещения (в т.ч. соборы, храмы, приписные храмы, часовни, домовые храмы).

В республике на апрель 2016 г.  зарегистрированы 3 мусульманские религиозные организации (в течение длительного времени их было две). Необходимо отметить, что в последние годы активность мусульманских общин выросла, что связано с ростом трудовой миграции из республик Средней Азии. С 2009 г. мусульманские общины г. Абакана зарегистрировали земельный участок под строительство мечети, которое практически не начато. Это связано не столько с техническими проблемами проекта, сколько с протестами жителей ближайших районов города. В Хакасии по-прежнему действует одна местная религиозная организация «Еврейская община г. Абакана». Зарегистрированы две местные буддийские общины, относящиеся к Буддийской Традиционной Сангхе России. Буддизм является традиционной религией для проживающих в Хакассии тувинцев, калмыков и бурят. Ритуальные богослужения проводятся в  помещении по месту проведения обряда очищения, исцеления и т.д., либо по месту жительства.

На территории Хакасии имеется одна община Римско-католической церкви приход «Сошествие Святого Духа» г. Абакана. Указанная община  в основном состоит из поляков и немцев.  Приход построил здание костела, в котором проводятся религиозные обряды, национальные праздники и осуществляется обучение детей, молодежи основным догматам римско-католической веры.

На территории Хакасии активно действуют протестантские и неопротестантские церкви. Богослужения проводятся ими в имеющихся культовых зданиях, как правило, расположенных в крупных населенных пунктах, либо в квартирах и домах единоверцев, либо в арендуемых помещениях.  Численность протестантов и неопротестантов всех  конфессий, по различным оценочным данным, составляет не более 1.3 % населения Хакасии. Протестанты не нарушают традиционно сложившийся конфессиональный баланс, и степень влияния их на религиозную ситуацию в республике в настоящее время незначительна.

В начале 90-х годов в Хакасии началось возрождение традиционных верований хакасов. В г. Абакане зарегистрированы местная религиозная организация «Общество традиционной религии хакасского народа –шаманизма» и религиозное общество «Хан Тигир». Возврат к прежним этнокультурным  ценностям отражается в стремлении восстановить  традиционную  религию в возможно более полном объеме – как формы общественного сознания, культовой практики,  религиозных отношений, социальных институтов. Это проявляется, помимо прочего, в попытке   защитить т.н. «места силы» - места традиционного поклонения хакасов Небу, Земле, Воде, Предкам – законодательно. Многие подобные места маркированы коновязями, вновь поставленными каменными изваяниями, деревьями с повешенными на них ленточками – чалама и пр. Серьезные проблемы возникают, когда объекты культа («Салбыкский курган», «Хуртуях Тас», «Сундуки» и пр.)  становятся и объектами массового туризма.

Практически все календарные праздники имеют сакральную природу, поэтому при их праздновании проводятся   традиционные культовые действия, в которых принимают участие все празднующие. Родовые встречи проводятся на родовых землях и у родовых гор, которые также используются  как «места силы». На семейном и индивидуальном уровне также проводятся  ритуалы очищения, посвящения, «открытия пути» и пр.

В последние годы  в среде хакасской интеллигенции все больше функционирует идея о возрождении национальной религии народов тюрко-монгольского мира – тенгрианстве.

Хакасы так же, как и многие другие народы,  в периоды этнического взлета  формулировали себя как находящийся под  покровительством Великого Синего Неба «народ с солнечной грудью». В периоды же этнического упадка сакральные покровители – духи Земли-Воды, Великие предки и др.  помогали этносу сохранить силы. В эти сложные времена защитниками  рода становились шаманы. К слову сказать, они оставались таковыми и в более благоприятные времена.

Исследователи неоднократно отмечали, что государственной религией хакасов, как и других сибирских тюрков, являлось тенгрианство. Для религиозной системы хакасского народа периода государственности были характерны умеренность и рационализм, минимум мифологии и метафизики, примат этики над мистикой, сознательное подчинение религиозно-мистического начала требованиям социальной этики. Эмоциональный вакуум заполнялся Культом Неба, легендарных героев – сынов Неба и Великих предков.

Тенгрианство – религия с такими объектами почитания, как семья, народ и государство, находящиеся под неусыпным оком Великого Синего Неба. Согласно тенгрианству, все идеальные нормы уже существовали в прошлом и ничего нового невозможно создать, необходимо стремиться поддерживать уже установившийся порядок, гармонию, баланс сил – именно в этом залог успеха. Настоящее и будущее может только повторять уже пройденный путь.

В тенгрианстве  человек нес особую ответственность за мир в целом; обладал выраженной целостностью с ним и самим собой (единством тела, сознания и души). Строгая упорядоченность общества, освященная веками и поддерживаемая всеми возможными способами, препятствовали проявлениям  экзистенциального   вакуума. Человек в тенгрианстве обладал позитивным  мировоззрением, что способствовало позитивной деятельности, ориентированной на будущее - вечность.

Таким образом, наличие большого количества религиозных объединений различных конфессий и деноминаций для региона со столь незначительным количеством населения (б. 500 тыс. чел.)  свидетельствует о продолжении поиска религиозной идентификации и духовной жизни жителями Хакасии, что является нормой для современного общества.

С другой стороны, социологические исследования показали, что в республике существует скрытая межконфессиональная напряженность. Одной из причин этого является меняющаяся миграционная ситуация. Нарастающий поток трудовых мигрантов из Средней Азии меняет  соотношение приверженцев,  первую очередь, христиан и мусульман.

Литература

1. Володихин Д.М., Алексеев С.В., Бенедиктов К.С., Иртенина Н.В. Традиция. Сила постоянства (историко-философский феномен традиции). – М.; Бастион, 2004. – С.12.
2. Дьячков М.В. Об ассимиляции и интеграции в полиэтнических социумах // Социс. – 1995. – №7. С. 89.

References

1. Volodikhin D.M., Alekseev S.V., Benediktov K.S., Irtenina N.V. Tradizia. Sila postojanstva (istoriko-filosofskij fenomen tradizii). – M.: Bastion, 2004. - S.12.
2. Djatchkov M.V. Ob assimiljazii i integrazii v polietnitcheskih sociumah // Sozis. – 1995. - № 7. S. 89.