О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ПРОЗАИЗАЦИИ НОВЕЙШЕЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Научная статья
DOI:
https://doi.org/10.18454/IRJ.2016.46.092
Выпуск: № 4 (46), 2016
Опубликована:
2016/04/18
PDF

Редкина Е.С.

Аспирантка, Российский  государственный  педагогический университет имени А.И.Герцена

О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ПРОЗАИЗАЦИИ НОВЕЙШЕЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Аннотация

Статья посвящена специфике понимания феномена прозаизации в новейшей русской поэзии.  Выделяются различные подходы в понимании термина «прозаизация», обозначаются некоторые составляющие данного явления в современной русской поэзии. Предпринимается попытка анализа тенденции к прозаизации в лексико-семантическом аспекте на материале некоторых текстов современных русских поэтов, опубликованных в период с 2012 по 2015г в литературных журналах  «Новый мир», «Октябрь», «Звезда», «Урал».  В качестве составляющих тенденции к прозаизации в статье рассматриваются особенности использования бытовой лексики, прецедентных феноменов в сниженных контекстах и снижающей метафоры.

Ключевые слова: новейшая русская поэзия, прозаизация, бытовая лексика, прецедентные феномены, снижающая метафора.

Redkina E.S.

Postgraduate student, Herzen State Pedagogical University of Russia

SOME ASPECTS OF PROSAIZATION IN NEWER RUSSIAN POETRY

Abstract

The article is devoted to a prosaization phenomenon  in newer  Russian poetry.  Different approaches to the definition of «prosaization» and some components of this phenomenon in lexical-semantic aspect are marked out.  The poems of modern authors published in literary magazines «Noviy mir», «Oktiabr», «Zvezda», «Ural» in 2012-2015 years are analyzed. The analysis is addressed to everyday lexis, case phenomena in lowered contexts and lowering metaphors as elements of prosaization tendency in newer Russian poetry.

Keywords: newer Russian poetry, prosaization, everyday lexis, case phenomena, lowering metaphor.

В исследованиях по новейшей русской поэзии, обращенных к изучению творчества различных авторов,  можно выделить некоторые общие тенденции в организации текстов: стилистическую неоднородность, смещение стилистических регистров, особый тип интертекстуальных связей, оборачивающийся игрой с оригиналом, отказ от романтических образов и пр.  Ю.Б.Орлицкий  одним из важнейших процессов в современной поэзии называет тенденцию к прозаизации: «Можно сказать, что прозаизация постепенно захватывает все уровни формальной и содержательной структуры языка. Но наиболее заметна она в области лексики, где неуклонно идет вытеснение поэтизмов» [1, с. 303].

Очевидно, что обращение к понятию прозаизации является одним из перспективных направлений в изучении новейшей русской поэзии. Однако существуют некоторые сложности в определении данного термина, связанные с тем, что уподобление поэзии прозе может проявлять себя на разных уровнях текста. В первую очередь, прозаизацию следует понимать как отступление от ритмической и метрической формы, рифмы. Вместе с тем, сложный многосторонний процесс прозаизации не исчерпывается формальным пониманием. По замечанию Н.С.Валгиной, «прозаизация стихотворных текстов и поэтизация прозаических – явление, связанное не столько с формальными показателями (например, ритмизация прозы), сколько с внутренним смыслом текста, с особой эстетической установкой автора, его эмоциональной и мировоззренческой сущностью» [2]. Таким образом, существуют некоторые характеристики поэтической речи, не связанные непосредственно ни с рифмой, ни с метром, то есть с формальной организацией, но присущие только поэзии, традиционно ее определяющие, организующие такое свойство стихотворного произведения как «поэтичность».

Среди современных исследователей, обращающихся к  феномену прозаизации, следует назвать имена Ю.Б.Орлицкого, Т.М.Двинятиной, А.Э.Скворцова, М.В.Моисеевой, Е.Абдуллаева Е.Г.Иващенко, И.А.Дябкина, О.И.Северской.  В работах указанных авторов обозначаются различные подходы к определению явления прозаизации: как комплексный, затрагивающий особенности сюжетности стиха, жанровых форм, строфики, рифмики, лексики, синтаксиса, объёма текста, так и связанный с одним или  несколькими уровнями текста.

В настоящей статье предпринимается попытка анализа тенденции к прозаизации в лексико-семантическом аспекте на материале некоторых текстов современных русских поэтов, опубликованных в период с 2012 по 2015г в литературных журналах  «Новый мир», «Октябрь», «Звезда», «Урал».

Говоря о прозаизации поэзии на лексическом уровне, прежде всего, следует обратиться к бытовой лексике, описывающей повседневные, обыденные, бытовые ситуации, предметы и явления. М.В.Моисеева обращает внимание на «существенную роль бытовой детали, ее типизирующую функцию в тексте» [3]. Бытовая лексика в поэтическом тексте явно различима и имеет специфичное назначение. Зачастую описываемая в новейшей поэзии бытовая обстановка характеризуется отрицательно, связана с состоянием разрухи, упадка, социальным и личным неблагополучием.

Стихотворение Александра Вергелиса «Зверь из бездны выйдет на нас урча» посвящено теме апокалипсиса, содержит аллюзии на Откровение Ионна Богослова и  Ветхий Завет:

Зверь из бездны выйдет на нас, урча —

не поможет мальчик с пращой.

Нас пожрет железная саранча,

будет мор, и что там еще?

Под обобщенным «мы» далее с в контексте аллюзий из библии следует понимать все человечество, которое характеризуется в тексте через введение бытовой лексики:

Только мы не поняли ничего -

смотрим телек и пьем вино.

В данном случае такие бытовые детали, как телевизор и вино, обрисовывают суженный обыденный мир, поглощающий героев. В стихотворении апокалипсис номинирован бытовым «шоу»: «пропустили шоу, сойдя во мрак». Такое представление отчасти навеяно массовой культурой, где конец света становится удачной темой для создания боевиков, фантастических книг и фильмов, компьютерных игр с захватывающим сюжетом. Так, слова из бытовой сферы становятся детерминантами состояния всего человечества.

В стихотворении «Царство мертвых денег» Григория Петухова происходит одушевление предметов и явлений бытовой сферы:

Должно быть, есть какой-то Радамант,

который правит царством мертвых денег,

цифр неприкаянных — там мучается дебет,

кредит страдает, плачет банкомат...

Устройство Аида в тексте практически не отличается от устройства реального мира, где господствуют рыночные отношения, описанные в тексте следующим образом:

Неспешно мелют Мельницы Господни

братву из Люберец и пацанов с Капотни,

Не отличая наших, русских, от татар,

мордвы, хачей, жидов и косорылых-

Что тут поделаешь, свободный рынок.

В тексте используется грубо-просторечная лексика, содержащая ярко выраженную отрицательную оценочность (хачи, жиды, косорылые) как средство речевой агрессии, жаргонизм братва, а также  топонимы, символизирующие социальное неблагополучие. Соединение субстандарта и лексем с денотативным значением «религия», «сверхъестественное» размывает границы между обыденным и божественным, потусторонним.

В стихотворении Валерия Сосновского  «Вторчермет» описание обыденного мира с включением бытовой лексики связано с ощущением общего социального неблагополучия, показанного через личный опыт лирического героя:

 Сумрак ночи на фоне дымящей трубы,

Три скамейки, разбитых качелей столбы,

И подъезд, обветшавший, как древняя ложь,

Подоконник в окурках, соседский дебош,

Звон разбитых бутылок, с ухмылкою шмон

И тлетворная сладость чужих похорон.

Действительность, которая окружает героя, составлена из бытовых предметов, пришедших в негодность: разбитые качели, обветшавший подъезд, разбитые бутылки. Текст обращен к некой героине, которая близка лирическому герою и находится в той же обстановке, что и он, вместе с ним переживает ее. «Приватная история...показана как часть социального опыта», «негативного», «опыта бытовой неустроенности и сословного неравенства» [4, с. 182].

Смысл многих слов из бытовой сферы, использующихся в приведенных фрагментах текстов, отстоит от значения  указанных лексем в языке: не имея экспрессивно-оценочных, сниженных или отрицательных коннотаций, в поэтическом контексте они, тем не менее, приобретают эмотивную семантику.

Интересно также функционирование в новейшей поэзии различного рода прецедентных феноменов (имен, текстов, высказываний), приобретающих в текстах особый статус.

Тексты Анатолия Наймана содержат множество  интертекстуальных связей, где используются как прецедентные имена, связанные с античной культурой, так и прецедентные феномены современной массовой культуры:

В конце концов, о времени и месте

сказать или о девственности Сафо

есть то же что о пламени и вести...;

Раз е равно эмцэквадрат, неужто

е не равно чему другому? Бима

Бом не глупей — и мудрости не чуждо

ни «Очи черные», ни «Чао бамбино».

Упоминание имени древнегреческой поэтессы  семантически не поддерживается в последующих строфах: ее имя нужно для обозначения некоторой темы, отдаленной от современной эпохи и актуальных проблем. В последней строфе появляются прецедентные имена клоунов Бима и Бома и названия популярных песен «Очи черные» и «Чао бамбино», возникновение которых поддерживает мысль о ценностном единстве любых явлений жизни, обозначенной в тексте.

Первая строка стихотворения Андрея Василевского «кудри — кольца! кудри — змейки!» является редуцированной цитатой из стихотворения В.Г.Бенедиктова, не атрибутированной в данном тексте. Внутритекстовые отношения лирического героя с Бенедиктовым представляются приятельскими или дружескими, что находит свое отражение в фамильярных обращениях: «бенедиктов! бенедиктов!», «не смиряйся, бенедиктов!», «просыпайся, бенедиктов». Реплика, обращенная к Бенедиктову, «а белинский был не прав» предполагает либо знание читателем прецедентных текстов (критических статей Белинского о Бенедиктове), либо знание  прецедентной ситуации, то есть сам  факт отрицательной оценки Белинским творчества Бенедиктова. Стихотворение носит шуточный характер, что поддерживается общей ритмической организацией, напоминающей детские стишки. Обращение к прецедентным феноменам становится для автора способом создания некоего игрового пространства и средством диалога с читателем.

Стихотворение Григория Петухова «Сам я не видел, но есть, говорят, раввины» строится, в основном, на обращении к прецедентным именам и высказываниям:

...сверху все чинно: филактерии, борода,

а под ними Хоркаймер и Деррида;

Педерастия в духе Уайльда в армии — сплин, истома,

духоборчество развито, культ Толстого;

Среди людей, жизнь на альтарь искусства

взложивших, — «Так говорил Заратустра» —

популярнейший труд: «падающего толкни,

а лучше распни», — повторяют друг другу они;

Мерзостно как-то глядеть в старшеклассниц лица,

в них призыв Достоевского заголиться...

Интересно, что в стихотворении упомянуто имя Жака Деррида и название прецедентного текста, принадлежащего Фридриху Ницше: по замечанию Н.М. Азаровой, в конце XX — начале XXI в. определенные философские тексты в поэтическом творчестве начинают восприниматься как обязательные, наиболее частотными из упоминаемых современными поэтами  философов являются Ж.Деррида, М.Хайдеггер, А.Бергсон, С.Кьеркегор, Р.Барт и Ф.Ницше [5]. Прецедентные имена и высказывания оказываются в контексте негативно маркированы, становятся сигнификаторами лицемерия, разврата, узости взглядов, ограниченности, пошлости — упадка. Истолковать значение творчества великих деятелей культуры таким образом позволяет контекст, в который помещены их имена, бытовой (армия, гастарбайтеры в подсобке и пр.), обыденный, низкий, вызывающий отторжение.

Новейшей поэзии свойственен общий отказ от романтической картины мира, «нарочитая деромантизация» действительности [6, с.133], «анти-пафос» [7].  Н.А.Фатеева отмечает «повышенную физическую телесность» [8, с. 33] в области метафоры, Л.В. Зубова  –  «агрессию» в выборе метафоры для «поэтического освоения действительности» [7].

Крайне заметной является тенденция к технической метафоре, представляющей компьютер «высшим разумом, организующим не только жизнь, но и посмертную судьбу человека», заменяющим Бога [9].

Можно выделять единичные метафоры, связанные с техническими процессами и развернутые метафоры, составляющие основу целого текста.

Евгений Коновалов в стихотворении «На смерть Стива Джобса» использует техническую метафору в описании действительности: «мир изменен и дефрагментирован». Поскольку дефрагментация является процессом оптимизации жесткого диска, становится понятно, что мир в тексте уподобляется единому большому компьютеру, таким образом утверждается развернутая метафора технического прогресса как процесса порабощения мира.

Вадим Дулепов в стихотворении «какая-то сегодня древнегреция» использует  техническую метафору в отношении внутреннего, душевного состояния лирического героя:

какая-то сегодня древнегреция

сама собой, без повода-предлога

произошла в душе цветокоррекция:

деревья зеленей и неба много!

Смена эмоционального состояния сопоставляется с процессом обработки графической информации на компьютере. Метафорический образ человека как технического устройства можно считать нейтральным  с точки зрения оценочности, однако уподобление человека предмету техники упрощает внутреннюю организацию первого, что несколько снижает статус человека, обладающего разумом и разнообразными душевными переживаниями.

В стихотворении «Все то, что мне еще не спелось» Константин Комаров использует техническую метафору для характеристики пейзажа:

Все то, что мне еще не спелось,

все, что на языке горчит,

я вижу на пустом дисплее

апрельской пиксельной ночи.

В основе метафоры лежит сопоставление картин  природы с изображением на экране компьютера (пустой дисплей пиксельной ночи), которое привносит снижающий компонент в оценку окружающего мира, поскольку изображение на экране является вторичным по отношению к действительности: представляет не сам предмет, а его копию. Таким образом, мир явлен в стихотворении как копия мира. Крайне интересна внутритекстовая авторефлексия относительно использованных в стихотворении метафор:

...а что метафоры затёрты, мне с января еще плевать.

Сходным образом представлена языковая рефлексия, связанная с банальностью поэтического языка,  в стихотворении «Грех пустоты»  Владимира Козлова:

А там без тебя — никак,

там, что ни возьми, — не готово.

И нигде не впитают так

твое стертое до дыр слово.

Характеристика «стертый до дыр» предполагает представление слова (в данном случае поэтического языка) как некого бытового предмета, вещи, пришедшей в негодность, языку присваиваются предметные характеристики — возможность изнашиваться и выходить из употребления по причине частого использования.

 Стихотворение Александра Авербуха предваряется рефлексией о тексте, о его материале:

веришь ли это опять слова

мятой памяти карусель

голос растерянно-угловатый

одно за другим просеивает

Повторяемость, круговое движение речи и мысли подчеркивается сопоставлением слов с каруселью, что описывает процесс говорения как аттракцион, так в контексте актуализируется не только сема повторяемости, но и сема развлечения (игры).

Важно упомянуть и использование снижающей метафоры, основанной  на обращении к  области физиологических и биологических процессов, чаще всего, негативно маркированных.

Так, например, стихотворении Григория Петухова «Царство мертвых денег», где денежные отношения выступают как разрушительная сила, порабощающая человека, содержится метафора, относящаяся к физиологической сфере:

Я не расчесываю денежных корост,

но только мучает меня один вопрос:

куда истраченный девается ликвид,

с купюр нули и президентов рожи,

на что в итоге все это похоже,

быть перестав, какой имеет вид?

В данном тексте под денежными коростами можно понимать как непосредственно материальное, вещественное (купюры), так и более отвлеченное (денежные отношения, операции, махинации и др.). В любом случае, данная метафора содержит негативную оценку: короста — гнойные струпья на коже. Релевантной для указанной метафоры является сема болезненности, предполагающей естественное желание избавления, излечения и ощущение отвращения или брезгливости к описываемому.

Таким образом, существуют основания для выделения в новейшей русской поэзии следующих прозаизирующих элементов: бытовой лексики, лексики субстандартных подсистем, снижающей метафоры и обращение к прецедентным феноменам в сниженных контекстах.

Однако термин прозаизация не содержит оценочного компонента, в связи с чем и само явление не следует понимать как утрату собственно поэтического начала. Новейшая поэзия обращена к осмыслению сложных абстрактных категорий через описание новых жизненных реалий, как в бытовой, социальной-политической, экономической, так и в культурной сферах. Формируется особый тип художественности, расширяющий границы того, что может явиться предметом изображения и рефлексии в поэтическом произведении. По мнению М.Эпштейна, «поэзия выходит из своей ранней...формы», «вооружается энергией науки и техники, инструментами всех знаний и профессий, чтобы так же магически преображать мир» [10].

Литература

  1. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. – М.: РГГУ, 2002. – 685 с.
  2. Валгина Н.С. Теория текста: учебное пособие [Электронный ресурс]. – М., 2003. URL: http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook029/01/part-021.htm (дата обращения: 09.03.2016)
  3. Моисеева М.В. Динамика взаимодействия поэзии и прозы в творческой эволюции М. Ю. Лермонтова: автореферат дис. … канд.филол.наук. [Электронный ресурс]. URL: http://www.dslib.net/russkaja-literatura/dinamika-vzaimodejstvija-pojezii-i-prozy-v-tvorcheskoj-jevoljucii-m-ju-lermontova.html (дата обращения: 11.03.2016)
  4. Голынко-Вольфсон Д. Прикладная социальная поэзия: изобретение политического субъекта (манифест) // Транслит. – 2012.  – №10/11. – C. 180-182.
  5. Азарова Н.М. Язык философии и язык поэзии: движение навстречу (грамматика, лексика, текст). – М.: Логос-Гнозис, 2010. – 496 с.
  6. Казначеев С.М. Современные русские поэты.–  М.: Институт бизнеса и политики, 2006. – 304 с.
  7. Зубова Л.В. Критика и защита языка современной поэзии [Электронный ресурс]. URL: http://window.edu.ru/resource/478/38478/files/spr0000051.pdf (дата обращения: 11.03.2016)
  8. Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности или интертекст в мире текстов. – М.: Агар, 2000. – 282 с.
  9. Зубова Л.В. Языки современной поэзии –  М., 2010. – [Электронный ресурс].  URL: http://romanbook.ru/book/8749605/?page=19 (дата обращения: 11.03.2016)
  10. Эпштейн М. Сверхпоэзия и сверхчеловек. [Электронный ресурс] // Знамя . –  2015. –  №1. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2015/1/11e.html (дата обращения: 10.03.2016)

References

  1. Orlickij Ju.B. Stih i proza v russkoj literature. – M.: RGGU, 2002. – 685 s.
  2. Valgina N.S. Teorija teksta: uchebnoe posobie [Jelektronnyj resurs]. – M., 2003. URL: http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook029/01/part-021.htm (data obrashhenija: 09.03.2016)
  3. Moiseeva M.V. Dinamika vzaimodejstvija pojezii i prozy v tvorcheskoj jevoljucii M. Ju. Lermontova: avtoreferat dis. … kand.filol.nauk. [Jelektronnyj resurs]. URL: http://www.dslib.net/russkaja-literatura/dinamika-vzaimodejstvija-pojezii-i-prozy-v-tvorcheskoj-jevoljucii-m-ju-lermontova.html (data obrashhenija: 11.03.2016)
  4. Golynko-Vol'fson D. Prikladnaja social'naja pojezija: izobretenie politicheskogo sub’ekta (manifest) // Translit. – 2012. – №10/11. – C. 180-182.
  5. Azarova N.M. Jazyk filosofii i jazyk pojezii: dvizhenie navstrechu (grammatika, leksika, tekst). – M.: Logos-Gnozis, 2010. – 496 s.
  6. Kaznacheev S.M. Sovremennye russkie pojety.– M.: Institut biznesa i politiki, 2006. – 304 s.
  7. Zubova L.V. Kritika i zashhita jazyka sovremennoj pojezii [Jelektronnyj resurs]. URL: http://window.edu.ru/resource/478/38478/files/spr0000051.pdf (data obrashhenija: 11.03.2016)
  8. Fateeva N.A. Kontrapunkt intertekstual'nosti ili intertekst v mire tekstov. – M.: Agar, 2000. – 282 s.
  9. Zubova L.V. Jazyki sovremennoj pojezii – M., 2010. – [Jelektronnyj resurs].  URL: http://romanbook.ru/book/8749605/?page=19 (data obrashhenija: 11.03.2016)
  10. Jepshtejn M. Sverhpojezija i sverhchelovek. [Jelektronnyj resurs] // Znamja . – 2015. –  №1. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2015/1/11e.html (data obrashhenija: 10.03.2016)