ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ – ОДНО ЛИРИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ (НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ И ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВ)

Коптева Г.Г.

Кандидат филологических наук, Сибирский государственный  университет путей сообщения

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ – ОДНО ЛИРИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ (НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ И ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВ)

Аннотация

В статье рассматривается поэтическая параллель – перекличка двух конкретных произведений поэтов Николая Заболоцкого и Василия Федорова. Это стихотворения «Начало зимы» и «Говорят, что красоты не стало», соответственно. Возможность такого сопоставления реализуется благодаря одному из вариантов интертекстуального подхода, обоснованному А.К. Жолковским. Серьезные основания для сопоставления стихотворений  возникают, прежде всего, благодаря единству центральной лирической ситуации. Конкретное «событие бытия» – зимняя прогулка и субъективное наблюдение процесса «умирания» реки вызвали у  названных поэтов типологически сходные переживания, что и дает повод исследовать  их стихотворения  в указанном ракурсе.

Ключевые слова: интертекстуальный подход; типологически сходные явления; поэтическая параллель; мотивы лица и лика; лирический субъект; «зеркальный» финал; сближение двух произведений; перекличка поэтических имен.

Kopteva G.G.

PhD in Philology, Siberian Transport University

TWO DIFFERENT POEMS – THE SAME LYRICAL EVENT (NIKOLAY ZABOLOTSKY AND VASILY FEDOROV)

Abstract

In the article the poetic parallel of the two concrete products of poets Nikolay Zabolotsky and Vasily Fedorov  is considered. These are poems «Tthe Beginning of winter» and «It is said that the beauty’s disappeared», accordingly. The opportunity of such comparison is realized owing to one of the variants оf the intertextual approach, proved by A.K. Zholkovsky. Reasonable bases for comparison of these poems arise, first of all, owing to the unity of the central lyrical situation. Concrete «event of life» - the winter walk and subjective supervision of process of "dying" of the river have caused typologically similar experiences in the named poets, and this fact makes it possible to investigate both  poems in the specified foreshortening.

Keywords: intertextual approach; typologically similar phenomena; a poetic parallel; motives of a person and a face; the lyrical subject; the similar ending; rapprochement of the two products; muster of poetic names.

«Интертекстуальный подход, – пишет А. Жолковский, – далеко не сводясь к поискам непосредственных заимствований и аллюзий, открывает новый круг интересных возможностей. Среди них: сопоставление типологически сходных явлений (произведений, жанров, направлений) как вариаций на общие темы и структуры…» [1; 8]. В данной статье речь пойдет о сопоставлении «типологически сходных произведений» – стихотворений «Начало зимы» Н. Заболоцкого и «Говорят, что красоты не стало» В. Федорова. «Перекличка» поэтических имен, заявленная в заглавии, едва ли может быть воспринята как вполне естественная. Данные поэты при жизни никогда не пересекались, да и принадлежат они, в сущности, к разным эпохам, хотя и к одному веку. С большой осторожностью можно (если можно) говорить о том, что интонация стихотворения Заболоцкого «Начало зимы» могла быть выловлена и подхвачена Василием Федоровым, поэтому оговоримся сразу: речь в данном случае идет только о сравнении  двух конкретных произведений, и поэтическая параллель как литературный факт носит здесь ситуативный характер. Тем более что даже даты их создания сопоставить не представляется возможным, поскольку В. Федоров не датировал своих стихов. Не предполагается доказательство того, что первый текст повлиял на второй, при всем их поразительном образно-семантическом сходстве. Однако внимательное прочтение указанных текстов дает повод для сближения этих произведений. Серьезные основания для их сопоставления возникают, прежде всего, благодаря единству центральной лирической ситуации. Здесь в обоих случаях и лирический сюжет, и композиция «зеркально» организованы одинаковыми структурно-смысловыми полюсами: лирический субъект – умирающая (замерзающая) в начале зимы река. Это «событие бытия» – зимняя прогулка и субъективное наблюдение процесса «умирания» реки вызвали, как оказалось, неким чудесным образом у двух достаточно разных поэтов типологически сходные переживания, что и дает исследователю повод рассмотреть их в плане сопоставления.

Живому сознанию автора художественного произведения бытие феноменологически представляется как предметы, события, поступки, действия, среди которых он  существует и творит. А материалом является слово. Поэзия – искусство словесное, наглядно-образное притом, и  оно вызывает в восприятии реципиента задаваемые «нарративом» (ведь специфика образа воздействует на восприятие читателя) образы-представления, чувства-эмоции, а также отвлеченные мысли и оценки. Одним из способов реализации наглядной образности является в поэтике Заболоцкого, как уже было отмечено нами [2; 82-88], мотив лица;   прежде всего потому, что он выступает как один из организующих моментов «ценностной категории другого» (в терминологии М.М. Бахтина), без которого невозможно художественное событие, то есть произведение. В стихотворении «Начало зимы» мотивика лица, лика, образа, аллегорически связанная со стихией природы и ее души, заполняет все лирическое пространство и вызывает в воображении читателя совершенно определенные  представления и, без сомнения, яркие эмоционально-душевные импульсы, связанные и с холодно-мортальным наступлением зимы, и с организацией торжественного ухода из жизни близкого существа. Как заметил в свое время М.М. Бахтин, эстетически творческое отношение автора художественного произведения к «герою» и его миру есть, как правило, отношение к нему как «имеющему умереть» [3; 165]: «И если знаешь ты, / Как смотрят люди в день своей кончины, / Ты взгляд реки поймешь» [4; 173]. Эти пронзительные строки стихотворения Заболоцкого позволяют остро ощутить обозначенное Бахтиным отношение.  При этом автор – Н. Заболоцкий – подходит к герою не с точки зрения жизни, но с позиции «внежизненно активной»; не только «изнутри причастный» жизни, но, по определению М. Бахтина, «подобно богу-творцу любящий ее извне». В такой позиции отчетливо ощутим элемент объективации личного опыта, реализуемой через повествовательную структуру, иначе говоря, элемент эпики в осмыслении бытия, характерный для Заболоцкого. Ее основная установка, по определению Г. Вилперта, – повествование как посредничество между событием и слушателем; наблюдающее, дистанцированное и спокойно-уравновешенное изображение относящихся к прошлому событий внутреннего и (особенно) внешнего мира, описание состояний людей в эпически широкой форме или сжатом сообщении, в стихах или прозе, «с прочной обозревающей точки повествователя» [5; 242]. Повествователь в стихотворении «Начало зимы» выступает в Я-форме. Объективно же «герой» названного стихотворения – замерзающая в начале зимы река, описание которой персонифицированно-аллегорично: тело ее «страшно вытянулось и оцепенело», уже невозможно открыть «томных глаз», и, «еле двигая свинцовою волной»,  она «лежит и бьется головой». Таким художественно-эстетическим подходом поэт создает собственное видение мира,  реальность его «смертной плоти».  Имманентная логика творчества Заболоцкого такова, что он живо чувствует другое сознание, на которое направлена его творческая активность: «Я наблюдал, как речка умирала, / Не день, не два, но только в этот миг, / Когда она от боли застонала, / В ее сознанье, кажется, проник. / В печальный час, когда исчезла сила, / Когда вокруг не стало никого, / Природа в речке нам изобразила / Скользящий мир сознанья своего.// И уходящий трепет размышленья / Я, кажется, прочел в глухом ее томленье, / И в выраженье волн предсмертные черты / Вдруг уловил» [4; 173].

Поэт формирует содержание, используя для этого определенный его творческой индивидуальностью словесный материал и подчиняя этот материал своему художественному заданию – завершить определенное познавательно-этическое напряжение. Вольно и невольно он «хочет сделать идеи, которые возбуждает в нас, настолько живыми, чтобы мы воображали, будто получаем действительное чувственное представление об изображаемых предметах, и в то же время совершенно забывали об употребленном для этого средстве – слове» [6; 440]. Вместе с лирическим субъектом стихотворения Заболоцкого реципиент (читатель), стоя на берегу реки, наблюдает и обостренно-болезненно воспринимает и ее «уходящий трепет», и «глухое томленье», и «предсмертные черты» в выраженье волн. Центральное  лирическое событие настолько драматично по своей сути, что невозможно было бы, кажется, его описать, находясь вне определенной, изначально заданной самому себе «обозревающей точки». Однако автор с помощью слова обрабатывает мир, будучи ему причастен, но и «вненаходим» одновременно. В подобной художественной объективности сказывается позиция повествователя, его предметно-направленная художественная активность. Поэт искусно воссоздает форму изображаемого, своеобразную красоту пейзажа: «Уже до середины / Смертельно почерневшая вода / Чешуйками подергивалась льда»; «И речка, вероятно, еле билась, / Затвердевая в каменном гробу» [4; 173]. Но кто стоял «у каменной глазницы»? Созерцающий автор-повествователь или еще один, помимо речки, другой? Равнозначен ли автор, повествующий нам о глубоко интимном лирическом переживании, – лирическому герою? М. Бахтин писал, что действительный творческий поступок автора всегда совершается на границах эстетической реальности. Его индивидуальность как творца «есть творческая индивидуальность особого, неэстетического порядка; это активная индивидуальность видения и оформления… Собственно индивидуальностью автор становится лишь там, где мы относим к нему оформленный и созданный им индивидуальный мир героев или где он частично объективирован как рассказчик» [3; 180].  Рассказчика мы здесь и видим: «Я вышел в поле. Острый, как металл, / Мне зимний воздух сердце спеленал, / Но я  вздохнул и, разгибая спину, / Легко сбежал с пригорка на равнину, / Сбежал и вздрогнул: речки страшный лик / Вдруг глянул на меня и в сердце мне проник» [4; 173].  Однако этот повествователь, хотя и близкий автору, – не он сам, но лирический субъект; автор же – суть лишь творческий принцип, точнее, совокупность принципов, которым необходимо следовать при чтении, согласно теории Бахтина. Стоит помнить об этом, читая  Заболоцкого, поэта интенционально эпического.  «Ситуация рассказывания в эпике – постоянное разрешение фундаментального для нее противоречия между полюсами: ограниченной причастностью к событию и безграничной от него отстраненностью, «драматической» позицией субъекта и позицией «эпической объективности» [2; 101].   В произведениях Заболоцкого, как правило, сохраняется положение говорящего на границе двух действительностей: реальности мира, где происходило событие, и реальности, в которой происходит общение с реципиентом. Такая позиция субъекта изображающего именно соотносима с эпической ситуацией [5; 247]. Автор здесь, как правило, является руководителем читателя в художественном мире произведения, а также объединяющим «фокусом целого». Индивидуация же его как человека есть уже вторичный (произвольный) творческий акт читающего: он видит «маску, указывающую  на себя пальцем» (по выражению Р. Барта), и «забывает» подчас, что автор не есть реальное житейское лицо, но – «актерский лик  писателя» (как справедливо определил В. Виноградов).

Подобного же характера «маску» читатель еще охотнее принимает за реальное житейское лицо автора стихотворения «Говорят, что красоты не стало», но здесь, кажется, она намного более близка автору, близка настолько, что лирический субъект стихотворения воспринимается, пожалуй, исключительно как лирический герой. Автор как будто «растворяется во внешней звучащей и внутренней живописно-скульптурной и ритмической форме, отсюда кажется, что его нет, что он сливается с героем или, наоборот, нет героя, а только автор» [7; 146]. «Говорят, что красоты не стало», – так начинается стихотворение Василия Федорова, поразительно сходное по умонастроению и семантической образности со стихотворением «Начало зимы»  Заболоцкого. Здесь также «рассказчик» (лирический субъект) описывает свои впечатления от замерзающей реки (от ее еще «незастывшего лица»), находясь в холодное безоблачное утро «на крутом на белом берегу». Этот структурообразующий анафорический прием («на – на») усиливает с самого начала стихотворения возникающий эстетический эффект печально-фольклорной напевности. Здесь те же мотивы зимнего одиночества и замерзающего речного лика, проникающего своей пронзительностью в самое сердце лирического героя: «Среди белых кружев / Так прекрасно / Незастывшее лицо реки»» [8; 154]. Не может, конечно, остаться незамеченным кажущееся различие в восприятии этого лица у разных авторов: у Заболоцкого – «страшный лик», у Федорова – прекрасное лицо «среди белых кружев». Но отличие это не принципиальное, ведь речь идет об умирающей. Лицо умершего, лежащего в гробу, разные люди воспринимают по-разному; впрочем, для Заболоцкого этот речной лик страшен, вероятнее всего, своей «уходящестью», печатью смерти, отметившей былую красоту. Эстетически творческое отношение В. Федорова к «герою» и его миру есть также отношение к нему как «имеющему умереть», но объективная разница объясняется, пожалуй, тем обстоятельством, что «автор подходит к герою» в большей степени с точки зрения жизни, нежели чем с позиции «внежизненно активной»; в большей степени как «изнутри причастный» жизни, – и потому в произведении, безусловно, превалирует лирический (не эпический) элемент:

Никого вокруг себя не вижу.

Только я,

Наполнив болью грудь,

Только я один сегодня вышел

Проводить ее в последний путь.

Только я один ее утрачу,

День запомнив этот и число,

Только я один стою и плачу…[8; 154]

Здесь та же мотивика похорон, что и у Заболоцкого. Но многократно повторенный анафорический зачин «только» вновь отсылает нас к фольклорной составляющей русской поэзии, к сказке, о чем еще ранее Федоров упоминает в своем стихотворении эксплицитно: «Все как в сказке…», и река «Между берегами снеговыми / Мертвою царевною лежит». Сказка о мертвой царевне известна практически любому россиянину с детства, так же как и ее финал. Но почему же «не повезло» лирическому субъекту стихотворения Федорова? Возможно, его отчаяние обусловлено тем, что какими бы горькими не были слезы, роняемые им на это «прекрасное лицо»,  сказочное воскрешение невозможно. – «И речка, вероятно, еле билась, / Затвердевая в каменном гробу». Возможно, покажется непростительной натяжкой прием автора статьи – закончить рассуждение об одном стихотворении строчкой из другого, но нам это представляется  оправданным и с точки зрения логики рассматриваемого вопроса, и с точки зрения «зеркального» финала обоих стихотворений.

Нет оснований утверждать, что единство описанной лирической ситуации закрепляется в обоих стихотворениях сходством их метрического рисунка: у В. Федорова это – хорей, у Н. Заболоцкого, вероятнее всего, – осложненный ямб. Однако сходство мировосприятия и художественных приемов воссоздания лирического события в стихотворениях названных поэтов настолько ощутимо и настолько поразительно, что само явление может показаться импровизацией разных авторов на одну и ту же заданную тему.   Кто знает, – быть может, Василий Федоров был хорошо знаком с творчеством Николая Заболоцкого?   

Литература

1. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. – М: Наука – Восточная литература, 1994. – 427 с.
2. Коптева Г.Г. Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого. Дис. … канд. филол. наук – Сибирский федеральный университет, Красноярск, 2011. 205 с.
3. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М.: Искусство, 1979. – 423 с.

4. Заболоцкий Н.А. Собрание сочинений в 3-х т. Сост. Е.В. Забо­лоцкой, Н.Н. Заболоцкого, предисл. Н.Л. Степанова, примеч. Е.В. Забо­лоцкой, Л. Шубина. – М.: Худож. литература, 1983-1984. – Т. 1

5. Тамарченко Н.Д. Теоретическая поэтика:  Хрестоматия-практикум. – М.: «Академия», 2004. – 400 с.

6. Лессинг Г.- Э. Избранное. Пер. с нем. – М.: Худ. лит., 1980. – 574 с.

7. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. – М., 1986. С. 80-160

8. Федоров В.Д. На родине моей повыпали снега... – Стихотворения и поэмы. – Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1988. – 264 с.

References

1. Zholkovskij A.K. Bluzhdajushhie sny i drugie raboty. – M: Nauka – Vostochnaja literatura, 1994. – 427 s.

2. Kopteva G.G. Jepicheskie intencii v tvorchestve Nikolaja Zabolockogo. Dis. … kand. filol. nauk – Sibirskij federal'nyj universitet, Krasnojarsk, 2011. 205 s.

3. Bahtin M.M. Jestetika slovesnogo tvorchestva. – M.: Iskusstvo, 1979. – 423 s.

4. Zabolockij N.A. Sobranie sochinenij v 3-h t. Sost. E.V. Zabo¬lockoj, N.N. Zabolockogo, predisl. N.L. Stepanova, primech. E.V. Zabo¬lockoj, L. Shubina. – M.: Hudozh. literatura, 1983-1984. – T. 1

5. Tamarchenko N.D. Teoreticheskaja pojetika:  Hrestomatija-praktikum. – M.: «Akademija», 2004. – 400 s.

6. Lessing G.- Je. Izbrannoe. Per. s nem. – M.: Hud. lit., 1980. – 574 s.

7. Bahtin M.M. K filosofii postupka // Filosofija i sociologija nauki i tehniki. – M., 1986. S. 80-160

8. Fedorov V.D. Na rodine moej povypali snega... – Stihotvorenija i pojemy. – Novosibirsk: Novosibirskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1988. – 264 s.