ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЧЕЧЕНСКИХ СОБЫТИЙ В РОМАНЕ А.ПРОХАНОВА "ИДУЩИЕ В НОЧИ"

Белоус Л.В.

ORCID: 0000-0003-3144-0853, кандидат филологических наук, доцент, Северо-Осетинский государственный университет

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЧЕЧЕНСКИХ СОБЫТИЙ В РОМАНЕ А.ПРОХАНОВА "ИДУЩИЕ В НОЧИ"

Аннотация

Имя Александра Проханова известно большинству ценителей современной русской литературы. Его творчество неизменно вызывает многочисленные читательские и критические отзывы. К теме чеченской воны А.Проханов обращался неоднократно, но самым ярким его произведением, посвященным недавним событиям на территории Северного Кавказа является роман "Идущие в ночи", предлагающий яркую и философски насыщенную интерпретацию событий истории России начала ХХI века. Роман отличает высокий уровень художественности, насыщенность символическими образами, богатый и яркий язык.

Ключевые слова: батальная проза, чеченская война, символичность, стилистика, интерпретация.

Belous L.V.

ORCID: 0000-0003-3144-0853, PhD in Philology, Associate professor, North-Ossetian State University

INTERPRETATION OF THE CHECHEN EVENTS IN A.PROKHANOV`S NOVEL "RUNNING IN THE NIGHT"

Abstract

Name of Alexander Prokhanov is well known to most connoisseurs of modern Russian literature. His novels always cause numerous readers and critical reviews. A.Prohanov many times addressed to the theme of the Chechen War, but the most striking of his works dedicated to the recent events in the North Caucasus is a novel "Running in the Night", offering a vivid and rich philosophical interpretation of the events of the history of Russia in the early twenty-first century. This novel features a high level of artistry, symbolic images, rich and colorful language.

Keywords: battle prose, the Chechen war, symbolism, style, interpretation.

Политическим взглядам А.Проханова всегда уделялось большее внимание, чем его художественным текстам. Нельзя не отметить, что те немногие, кто высказывается по поводу его творчества, имеют в виду не столько стиль этого яркого человека и художника, не столько иные особенности его книг, сколько его четко высказываемую, ярко выраженную позицию в политике, в средствах массовой информации и в литературе.

Главным достоинством текста А.Проханова "Идущие в ночи", конечно, является язык. Он сочный, красивый, яркий, изящный, энергетически емкий, сильный, очень отличающийся от языка современных текстов, особенно текстов о войне, часто написанных нарочито грубым, "военным", лаконичным и суровым в своей простоте слогом. "Это красивая книга, и красота ее страшна. Это красота, которую являют разрушенные города, заметенные снегом ландшафты войны, доведенные до героического отчаяния люди… "Идущие в ночи" - это Литература. Та, которая по праву пишется с большой буквы" [15]. А.И.Гринберг высказалась так: "Последовательность, цельность прозы Проханова так ощутима потому, что она дает себя знать не только в выборе сюжетов, не только в умонастроении писателя, но и в словесной расцветке, очень броской, энергичной, красочной" [4; С. 108].

Возможно, метафор у А.Проханова слишком много, текст перегружен символами, патетика избыточна, что делает повествование несколько искусственным. Поэтому можно сказать, что главным недостатком книги является тот факт, что герои ее – глашатаи авторской идеи, а не живые люди. Их роль в произведении сведена к тому, что они должны вписаться в определенную идеологическую и символическую схему, хорошо известную и предсказуемую для тех, кто знаком с политической, просветительской и общественной деятельностью державника и искреннего патриота А.Проханова.

Некая диспропорция между высоким уровнем художественности, метафорической насыщенностью (В.Личутин назвал тексты А.Проханова "парадом метафор" [9; С. 174]), языковым чутьем и практически публицистическим пафосом текста вызывает ощущение отсутствия гармонии, противоречия между степенью одаренности автора и грубоватым демагогическим посылом, нехватки глубины и тонкого восприятия происходящих и описываемых явлений, схематичности и предсказуемости композиционных изгибов.

Публицистические отступления писателя-"державника" в романе не совсем удачны и несколько искусственны. Было бы честнее и правильнее, с художественной точки зрения, предоставить читателю возможность делать выводы и задавать вопросы, которые в тексте А.Проханова, к примеру, Пушков-сын задает своему отцу: "Отец, скажи, почему нас всегда предают?.. На той войне предавали генералы, политики!.. Кто предаст на этой войне?.. Ради чего воюем?.. Опять не дадут добить Басаева!.. Опять уйдет безнаказанно!.. Солдаты спрашивают: ради банкиров воюем?.. Опять Басаев уйдет из-под носа!.." [13; С. 36].

Есть еще более прямолинейные высказывания, выпадающие по стилю из общего корпуса художественного текста. Отец пытается объяснить сыну, что война идет не за банкиров, не за политиков, не за нефть и другие материальные ресурсы, а за "отдаленную, будущую, постоянно у нас отнимаемую Победу…" [13; С. 37]. И дальше А.Проханов помещает пафосный публицистический текст о тернистом русском пути. Он вспоминает поле под деревней Бородино, где полегла половина русской армии; победу "под водительством Сталина" [13; С. 37]. Затем следует высказывание в стиле выступления на каком-нибудь партийном съезде, никак не похожее на долгожданный и теплый разговор отца с сыном: "Сегодня Россия снова разгромлена, враг в Кремле, в русских душах уныние, предатели гонят нас в пустоту, называют нас быдлом. И снова тебе и мне предстоит одержать Русскую Победу. Сделать наступающий век Русским веком… Здесь, в Грозном, мы должны победить. Русский солдат должен снова поверить в себя. Народ должен поверить в русского солдата и генерала. Россия должна поверить в армию…" [13; С. 37].

А.Проханов сам чувствует, что это не совсем естественный текст, поэтому констатирует, что Пушков-старший быстро замолкает, "боясь употребить неправильные, слишком напыщенные слова, которые не вмещали в себя его ненависть, ярость и страсть" [13; С. 37]. Но в то, что уже им произнесено наедине с единственным ребенком, которого он подвергает смертельной опасности, не верится никак: близкие люди так не разговаривают друг с другом.

"Роман А.Проханова "Идущие в ночи", несмотря на внешнюю принадлежность к жанру боевика, никак таковым не назовешь. Ибо он весь - против кровавой бессмыслицы этой "локальной" войны на собственной земле России. Это роман не о боях и победах, но о нравственном выборе, о духовности, так необходимой всему обществу", - пишет В.Клепечихин [7]. О том же говорит Е.Ковалева: "С одной стороны, он продолжает традиции военной прозы, с другой – его произведения антивоенны" [8; С. 110].

Изнаночная сторона войны для А.Проханова связана с взаимодействием Ш.Басаева и магната. Образ чеченского лидера в романе воссоздан подробно, второй персонаж лишь слегка намечен. Гнездо чеченской войны, по А.Проханову, находилось в огромных, похожих на яйца, серебристых шарах-цистернах, где хранилась чеченская нефть. Нефть связывала Басаева и магната, "а им обоим была нужна война, которая здесь, в Чечне, имела образ огромного горящего города, а в мировых банках, где хранились его счета, в хрустальных, отражавших облака небоскребах война выглядела как легкая электронная строчка шестизначных цифр, похожая на бесшумные зеленые пузырьки" [13; С. 106].

Фамилия магната – Парусинский. И его читатель видит в одной из последних глав на собственной вилле в ожидании нового лидера страны, при котором он, Парусинский, обладатель перстня с алмазом и огромных связей, должен был стать подобием "серого кардинала". Война в Чечне - часть именно его игры, призом для победителя в которой может стать безграничная власть в стране. Попутно Парусинский намерен реализовать еще один амбициозный проект, связанный с созданием русско-еврейского государства. Все это могло бы стать реальностью, если бы Избранник оказался послушной и управляемой фигурой, но этого как раз не произошло, хотя пресловутый еврейский вопрос А.Проханов в свой роман все-таки затянул.

Что касается Шамиля, то на его портрете следует остановиться подробнее.

В.Клепечихин считает, что писатель не просто разоблачает и клеймит этого матерого бандита, но и стремится заглянуть в его черную душу, где "под покровом мистических заклинаний, свободолюбивых деклараций прячется жадность к деньгам и безраздельной власти над своим обманутым народом" [7]. Однако, на наш взгляд, позиция А.Проханова не так проста, как показалось автору рецензии.

Лидер чеченского сопротивления, Шамиль Басаев, представлен в романе таким образом, что нельзя не отметить стремления А.Проханова к справедливости и объективности. Сделано это в пушкинской традиции: как известно, Александр Сергеевич, рисуя в "Капитанской дочке" образ преступника (с точки зрения власти) Пугачева, учел и народный взгляд на него как на защитника и спасителя. Но есть разница: Пушкину было за что зацепиться в персонаже, чтобы показать его положительные качества, его мудрость и способность к милосердию. У А.Проханова такой возможности практически не было, но все равно он пытается объяснить себе и читателю, за что Басаева так любили чеченские подростки, юноши и русская девушка, попавшая к нему в плен: "Пушков старался проникнуть в таинственный план. Угадать ход мыслей Басаева. Просвечивал на незримом экране его мозг, где гнездился дерзкий проект. Вживался в его вероломный нрав. Усваивал его повадки бесстрашного, беспощадного воина. Удачливого хитреца. Ненавистника русских. Любимца отчаянных безрассудных вояк, радостно кидавшихся за ним из войны в войну. Богача, захватившего нефтяные прииски, заводы и нефтезаправки. Аскета, обходившегося брезентовой курткой, парой сапог и "Калашниковым". Мечтателя, замыслившего воздвигнуть исламскую страну на Кавказе, от Черного моря до Каспия. Холодного убийцу, стрелявшего в рожениц. Нежного семьянина, обожавшего дочек и жен, построившего для семьи роскошные дворцы с садами, бассейнами, антеннами космической связи" [13; С. 18].

Басаев в романе – не безумный и жестокий фанатик, но мудрый и хитрый полити. Шамиль умел управлять фактически неуправляемыми, хорошо вооруженными, фанатично преданными своему делу, горячими, темпераментными и амбициозными командирами. Речь одного из них над могилой погибшего друга убедительно характеризует царившие в чеченских полевых отрядах настроения: "Мы сделали что хотели. Показали миру варварство русских и героизм чеченцев… Мы пойдем в Россию и растворимся в диаспоре. Станем взрывать нефтепроводы и мосты, электростанции и плотины. Мы будем убивать их политиков, писателей и священников. На Кремлевской стене зеленой краской мы напишем слово "джихад". И когда мы захватим атомную станцию где-нибудь в окрестностях Москвы, я хочу посмотреть, как побегут из их столицы голосящие бабы и сопливые ублюдки за Урал, куда их не смог загнать Адольф Гитлер" [13; С. 47].

Облик Басаева в описании А.Проханова неизменно сопровождают две детали: фиолетового чернильного цвета выпуклые глаза и металлическая синяя борода.

У Басаева, представленного на страницах романа, есть своя философия и свое обоснованное представление о том, каковы взаимоотношения России и Кавказа. Он уверен, что русские подключили "огненную энергию Кавказа к своим чахлым пространствам, ленивому населению, сонной и тусклой истории" [13; С. 52]. Шамиль не сомневается, что если бы не было Кавказа, то не было бы русской культуры, не было бы ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Толстого. А вот кавказские народы без русификации вполне могли бы породить своих классиков.

Басаев воспринимает свою деятельность в качестве полевого командира как возложенную на него великую миссию по изгнанию русских с Кавказа, выведению из плена "изнуренных народов" [13; С. 51] и возрождению былого величия этносов, населяющих Кавказ. А еще Басаев считает себя посланником Аллаха и исполнителем Его воли [13; С. 51].

Жутковатое убеждение Басаева связано с трактовкой основ мусульманской веры. Он считает, что души умерших оставят внизу все, что связано с пребыванием на земле. И для того, чтобы абсолютно, полно, всласть наслаждаться райской жизнью, нельзя, как думает Шамиль, оставлять в живых свидетелей земной жизни. Частично этим убеждением объясняется невероятная жестокость одного из самых ярких чеченских полевых командиров [13; С. 54].

Смягчает образ Басаева бескорыстная и светлая любовь к нему русской пленницы. Когда он говорит с ней, то губы его в бороде складываются не в "язвительную насмешку, не в ухмылку ярости, а в нежную бессмысленную улыбку" [13; С. 56], которой пленница охотно и искренне улыбается в ответ.

Эта девушка - символ жертвенной, искренней, подлинной женской любви, о которой в текстах под названием "Кавказский пленник" писали русские классики. Она от всего отказывается ради любимого мужчины, признаваясь ему: "Я не русская, я - твоя! Какой у меня там дом и народ, одни мучения! Только тебя люблю! Целыми днями жду, когда позовешь!.. Здесь, у тебя под землей, - рай для меня. А там, на земле, под небом, - ад. Лучше день в раю, чем всю жизнь в аду!" [13; С. 57]. И он, головорез, жестокий убийца, вверяет ей свою жизнь, понимая, что она знает его лучше, чем он сам.

Сцены общения Басаева с пленницей так нежны, что поверить в них практически невозможно: "Она стояла перед ним на коленях, раскрыв руки, с золотистыми, падающими на грудь волосами, с круглым дышащим животом и маленьким золотым солнышком внизу. Он потянулся к ней, обнял за талию, положил свою тяжелую голову ей на грудь и, закрыв глаза, подумал, что не нужно ни побед, ни походов, ни праведного возмездия, лишь бы не кончалась эта сладостная секунда и его голова лежала у нее на груди" [13; С. 58]. Хотя, наверняка, А.Проханов хотел напомнить, что любой человек кого-то любит и кем-то может быть любим, даже если он не заслуживает ни жалости, ни милосердия.

Хитрого, изворотливого, неуловимого, насквозь пропитанного войной человека, Шамиля Басаева, все-таки удалось обмануть русским офицерам.

Главные герои романа - отец и сын Пушковы, представители военной династии. Они близки, дружны, они всегда рядом. Полковник Пушков был автором, изобретателем военной операции, которая погубила войско Басаева, хотя и сына полковника, и самого полковника тоже унесла с собой в качестве жертвы за успех. Об этом плане, древнем и простом, А.Проханов говорит, что он был "изобретением ловца и охотника. Радовал, веселил, затрагивал глубинную страсть игрока и добытчика, чувствующего живую психологию противника, его повадки и нрав. Делал войну не просто тупой инженерной машиной, слепо перемалывающей города и селения, а страстным живым соперничеством врагов, их воли, ума и коварства" [13; С. 15].

То есть война – это не только кошмар, это еще и вынужденная, страшная, безжалостная мужская игра. Враг в таком случае превращается в чуткого и осторожного зверя, которого надо перехитрить. Отсюда часто используемое по отношению к Басаеву именование "волчара"; отсюда поиски его "нор" и "звериных троп"; отсюда зоологическая, хищническая, охотничья терминология, постоянно используемая автором: "Надо знать, как он рвет горло жертве!.. Как слизывает кровь с губ!.. Где закапывает кость!.." [13; С. 15]. И даже название задуманной операции происходит из такого, охотничьего, понимания войны: "Волчья яма". Чеченцы и сами себя охотно называли волками. Басаев именно это слово использует, обращаясь к преданным ему подросткам. И добавляет: "Не сточили клыки?" [13; С. 40]. Горцы в реалиях этой метафоры – обладатели звериной хитрости, неутомимости, развитых инстинктов. Русские – охотники, угрюмые, терпеливые и суровые [13; С. 93].

"Для романа А.А.Проханова характерны сравнения людей с животными. По-видимому, этот отпечаток на человека накладывает война. Война, по Проханову, - действо, полностью противоречащее сущности человека, животное занятие, базирующееся на животных инстинктах" [8; С. 112], – считает Е.Ковалева. Однако отношение к военным действиям как к охоте – это, в какой-то степени, срабатывание механизма самосохранения, попытка человеческой психики приспособиться к максимально антигуманным и нечеловеческим условиям, в которые погружает его война.

Пушкова-старшего особенно ясно и убедительно характеризует один эпизод: ему, полковнику Пушкову, предлагали перевести сына на более спокойные участки битвы, не бросать его в самое пекло, но он ответил: "Пускай воюет там, где воюет" [13; С. 17].

Отец и сын Пушковы не просто близки друг другу, они бесконечно нуждаются один в другом, возможно, именно поэтому Пушков-старший не мог остаться в живых, потеряв Пушкова-младшего. Слишком они были связаны между собой.

Невольно Пушков-отец воспроизводит подвиг Ивана Сусанина, заводя врагов в ловушку, из которой они не смогут выбраться. Перед смертью он видит запутанную картину-сон, в которой роль судьбы играет его тетя Поля, сидящая у деревянной прялки и наматывающая на колесо его, Пушкова, быстро истекающую жизнь. Символичен полет мертвого Пушкова над полем боя: "…Пушков, оторванный от земли, чуть прогнувшись в спине, похожий на циркового гимнаста, полетел в небесах. Он летел над рекой, над убитыми, над ворохами растерзанного тряпья и изуродованного оружия, над полем брани, которое он усеял телами врагов и теперь был взят за это на небо. Летел над солнечными пустыми полями" [13; С. 126].

Пушковы - очень значимая для А.Проханова пара, напоминающая о преемственности поколений, о передаче традиций, о связи прошлого с будущим. И гибель этой предельно русской по духу семьи тоже не может быть случайной в мире писателя.

Высказывания о чеченцах автор вкладывает в уста полубезумного-полугениального художника Зии, который считает, что чеченцы – всем чужие, они похожи на пришельцев или инопланетян. Зии принадлежит теория, суть которой сводится к вере в то, что чеченцы – жители Атлантиды, уцелевшие от потопа: "Наш народ устроен так, как был устроен божественный народ Атлантиды в золотой век. Мы храним в себе образ райской, божественной жизни, но не можем устроить рай на этой грешной земле. Поэтому и находимся в непрерывной вражде с другими земными народами…" [13; С. 19].

Эта теория приводит Зию к уверенности в том, что чеченцы должны идти путями духа, взращивать в своей среде талантливых людей и тех, кто владеет экстрасенсорными способностями. Но свирепые вожди захватили власть, научили чеченцев убивать и сделали своих соплеменников врагами всего человечества [13; С. 19].

Зия – связующее звено между русскими и чеченскими этносами в романном мире А.Проханова. Он уверен, что и русский, и чеченский народы потеряли "поводырей света" и заменили их "поводырями тьмы". Никому не известный чеченский гений уверен, что может остановить войну своим искусством: "Я остался здесь, чтобы спасти два наших народа. Собираю в себе силы света, призываю на помощь всех великих людей, живших до меня на земле. Гомера, Аристотеля, Авиценну, Веласкеса, Диего Риверу, Льва Толстого, Юрия Гагарина. Они отдают мне свои великие мысли, присылают мне на помощь свои светлые души. С их помощью я остановлю войну. Еще немного, еще несколько последних мазков, и война будет мной остановлена… Я должен закупорить кратер зла. Должен накрыть его своей грудью. Зло ударит мне прямо в сердце, и я остановлю его. Я могу умереть, но зло остановится. Пока русские и чеченцы воюют, я воюю с духами зла…" [13; С. 77].

Зия не просто мечтал, он действовал: ходил к чеченцам и к русским, закрывал глаза убитым, сдавал кровь в лазаретах. Он верил, что с его кровью и в чеченцев, и в русских проникает его любовь. Ни русские священники, ни чеченские муллы, по его мнению, не хотят прекращения войны, а через Зию, через его кровь и его картины, может случиться чудо.

Картина Зии – один из наиболее удачных символов, введенный в текст А.Прохановым. На ней изображен рукопашный, что важно, бой между чеченцами и русскими. Они "руками разрывают друг другу рты и выдирают глаза. Их души излетают из окровавленных, изуродованных тел. И как только они вылетают и устремляются в небо, они обнимаются один с другим, целуют один другого в уста. Там, на небе, садятся за один стол, наливают друг другу кубки с вином, угощают виноградом, чудесными плодами, любят друг друга" [13; С. 20]. И в этой картине столько самых разнообразных смыслов и тайн, что буквально каждый читатель может наполнять этот эпизод своим пониманием: тут и тщетность земных споров, драк, ненавистей; и всемирное единение человечества вне зависимости от культивируемых людьми способов разделения его на группы, в том числе религиозные; и еще одно доказательство, что жизнь коротка, а искусство – вечно; и не горящие в огне, не уничтожаемые в бою рукописи (картины, мелодии, кадры, что будет еще раз доказано в связи с фильмом Литкина, уцелевшим после уничтожения группировки Басаева); и тяжелая, скорбная участь одинокого художника, в которого стреляют со всех сторон; и многое другое.

Символичность картины подчеркивается тем, что в нарисованных углем воинов попадают настоящие пули, и это еще одна смысловая грань центрального, на наш взгляд, емкого и насыщенного символа произведения: искусство напрямую соприкасается с реальностью, происходит взаимное влияние, воздействие, читатель сам решает, какая из сфер сильнее и эффективнее. Роман А.Проханова написан именно для того, чтобы повлиять на ситуацию в стране, как могла бы, по убеждениям Зии, повлиять на ход войны его картина.

Одним из запоминающихся персонажей романа является журналист по фамилии Литкин, фанатик своего дела и, безусловно, очень одаренный человек. Он служит Басаеву по найму французского телеканала, снимая о лидере чеченцев эпическую картину с массой символических и душераздирающих сцен.

Критик В.Клепечихин называет Литкина циничным и продажным настолько, что он теряет чувство самосохранения [7], но для автора романа крайне важна еще одна составляющая облика этого героя: он до бесстрашия предан своему делу и до цинизма, как ни странно, талантлив. Именно ему А.Проханов "отдает" максимально символичные эпизоды, его глазами смотрит на многих героев, с помощью его камеры описывает умирающий Грозный.

Жуткие виды разрушенного города в совокупности создают совершенно не вмещающееся в человеческое понимание полотно людского горя, агрессии, амбиций безжалостных властителей, посылающих солдат на смерть, на убийство, на вражду, разрушительную по своей сути. Таких зарисовок в тексте А.Проханова огромное количество. Их выискивает и фиксирует русский журналист.

Литкин – талантливый художник, он снимает уродство, обретшее мучительную красоту; его интересуют эстетика распада, энергия смерти, навязчивое обаяние разрушения. По замыслу Литкина, фильм должен был стать философской притчей о конце мира, это была "Герника" русского журналиста.

Грозный – тоже емкий символический образ погибающего от людских страстей, амбиций и ненависти города. Именно о Грозном А.Проханов говорит особенно часто, изобретая многочисленные метафорические уподобления. Грозный предстает перед читателем в огромном количестве образов, но почти всегда с примесью потустороннего, адского пейзажа. Первое же предложение романа рисует этот город в виде огромной горящей покрышки "с черно-красным ядовитым огнем, из которого вырывалась клубами жирная копоть" [13; С. 3]. Причем, огонь этот многократно усиливается в осколках стекол и зеркал.

Город во время войны становится все больше похож на дышащий ядами реактор, он даже светился по ночам "голубоватым болезненным заревом" [13; С. 76]. И солнце, встающее по утрам над Грозным, сопровождается жесткими и агрессивными эпитетами: оно "жестокое" и "латунное" [13; С. 3]. А Луна названа "оранжевой осветительной бомбой".

Самые страшные слова об обреченном городе звучат так: "В нем стала невозможна жизнь" [13; С. 32]. Когда один из героев увидел, как по реке плывет почти не тронутый тлением труп молодой обнаженный женщины, то он подумал, что "это истекает по водам душа города, покидает его навсегда. Город остается пустым, бездушным, обреченным на уничтожение" [13; С. 32].

Русские воины в романе приравниваются к святым мученикам, к молодым инокам, отрекшимся от земной суеты. Их души, "закутанные в брезентовые оболочки, промасленные, пропитанные горящей нефтью, ослепшие от гнева, оглохшие от рева орудий" [13; С. 10], постоянно проглядывают через телесную оболочку в ожидании "обещанной им благодати" [13; С. 10]. Это помогает знать, что жизнь каждого солдата России "оплакана и воспета" Родиной. Ощутимое наличие души во время боев порождает чувство двойственности жизни, одновременного проживания двух сюжетов, двух сценариев, двух действительностей: "Одну явную, состоящую из взрывов, криков боли и ненависти. Другую тайную, из нежности, печали, любви, где ожидало его чудо. То ли встреча с любимой женщиной, которой у него не было, то ли свидание с матерью в заповедном райском саду, куда они после взятия Грозного приедут с отцом" [13; С. 11].

Просчеты и неудачи в ведении боевых действий писатель перекладывает на плечи руководителей страны и армии, в том числе на министра обороны: "Министр обороны, "шелестящий маршал", как его называли в войсках, был стар, бездеятелен, откровенно нелюбим армией. Назначенный на должность прежним главой государства, находясь постоянно рядом с опустившимся, больным президентом, он имел репутацию раболепствующего царедворца. Олицетворял распад и гниение, охватившие страну, поразившие армию" [13; С. 12-13].

Героизм русских воинов, как рядовых, так и достигших высоких званий и имеющих серьезные награды, можно назвать бытовым и обыденным, чем он особенно ценен автору. С огромной симпатией и гордостью изображен, к примеру, безымянный начальник штаба, который упал вместе со сбитым вертолетом, сломал ребро, отстреливался из короткоствольного автомата почти час, пока не подоспел отряд спецназа, но сразу после инцидента вернулся к своим обязанностям и выполнял их в полной мере, избегая лишь резких движений и болезненных пока для него рукопожатий. А ночью он не мог заснуть от болей [13; С. 14].

Очень важной для романного пространства парой являются солдаты Клык и Звонарь, вместе попавшие в плен и очень по-разному себя там проявившие: крепкий, крупный и сильный Клык оказался предателем, а тщедушный, тихий, глубоко верующий Звонарь ведет себя не просто безупречно, но героически. Такое сюжетное решение не может не напомнить читателю повесть Василя Быкова "Сотников", то есть оригинальной представленную пару назвать нельзя, но все равно авторский ход очень сильный, и судьба двух русских ребят не может оставить читателя равнодушным.

Звонарь (фамилия, конечно, говорящая, как и фамилия его товарища) поначалу кажется и комвзвода, и читателю чужеродным на войне, не умеющим выполнять солдатскую работу, мало приспособленным к тяготам и лишениям службы. Его слова, произнесенные во время дня рождения, показались Пушкову подобием чистого звучания рояля среди визга и скрежета циркулярных пил.

Сержант Клычков, Клык, скромностью не отличался. Звонарев, Звонарь, напротив, был тих и незаметен.

Почувствовав в глазах Басаева призрак собственной смерти, Клык сразу сдался: "Я в ваших людей не стреляю!.. Всегда мимо целю!.. Вы за справедливость воюете, за свою свободу, за веру!.. Мы как оккупанты пришли!.. Ваши города разоряем, села жгем, как фашисты!.. Вы, как герои, за землю свою умираете!.. А наши офицеры - преступники, они нас воевать заставляют!.. Я к вам хотел убежать, с вами вместе сражаться!.. Только момента искал!.." [13; С. 63].

Звонарь же, который никогда и никого не поражал своей отвагой в бою, но воевал терпеливо, трудолюбиво; который видел в чеченцах не врагов, а ошибающихся соотечественников; который воспринимал самые тяжелые и трудоемкие работы как послушания и чувствовал себя воином Христовым, как напутствовал его отец Александр, настоятель церквушки, которую Звонарь посещал, ни на секунду не усомнился в своей вере и только представлял, как из черного пола вырастает и согревает его одуванчик, чтобы не так страшно было встречать смерть.

Когда обезумевший от его упрямства чеченец со злостью сказал, что Россия – "это огромная куча навоза, который нужно сгрести лопатой!.. Россия - труп, который смердит на весь мир!.." [13; С. 68], то Звонарь тихо и уверенно ответил: "Россия – святая" [13; С. 68].

Все, что связано со Звонарем, если собрать в один текст, несомненно, напоминает житие христианского мученика, причисленного к лику святых. Не особенно убедительно, но, несомненно, красиво и важно для автора, что именно такой герой очень ярко и мощно представлен в произведении о войне. "В образе Звонарева легко узнается личность реального солдата, убитого на войне в Чечне, Евгения Родионова, отказавшегося отречься от православия" [5; С. 52].

Будущее же Клыка было очень тягостным: он превратился в безвольного рабочего вола, желающего смерти, но не получающего ее, как горьковский Лара, наказанный неумением умереть.

Звонарь попадает в пару не только с Клыком, но и с чеченским художником Зией. Оба – не от мира сего. Один на почве искусства, второй – на почве веры. Разница не так существенна, зато сходство имеет огромное, романоформирующее, в случае с "Идущими в ночи", значение. Зия – чеченец, Звонарь – русский, но и тот, и другой исключены из охотничьих и животных сопоставлений, о чем подробно пишет Е.Ковалева [8]. Оба живут в катарсическом состоянии. Оба хотят и могут, по мнению А.Проханова, вывести свои народы из войны, то есть привести их к миру, к гармонии. "Первоначально может показаться, что под понятием "идущие в ночи" подразумеваются только русские солдаты. Это не так. Во-первых, цитаты из Корана наводят на мысль о том, что чеченский народ, как и русский, пребывает во мраке неверия и жестокости. На небе все будут едины, и чеченцы, и русские. Во-вторых, посланцем, пророком для русских является чеченец Зия, а чеченцам о добре и о Том, "Кто землю и Вселенную построил", вещает русский солдат Звонарев. Все это доказывает то, что смысл метафоры "идущие в ночи" заключается в сравнении всех воюющих с "блудными сынами" своего Отечества, Бога" [6]. Тут нельзя не сказать и о том, что эпиграф к роману взят не из Библии, а именно из Корана. Так что чеченцы для А.Проханова – не монстры, а такие же заблудшие в ночи люди, как и русские.

"Я писал страницы и главы, как пишут фрески, где вместо святых и ангелов - офицеры и солдаты России, а вместо коней и нимбов - "бэтээры" и танки, и кровавое зарево горящих Кабула и Грозного", [16] - признавался в одном интервью А.Проханов, имея в виду не "Идущих в ночи", а другие свои тексты. Но и к этому роману такое высказывание может быть отнесено вполне.

На протяжении текста автор неоднократно и настойчиво через героев обращает свой взор к небу и звездам, выводя в вертикаль Вселенной весь ужас, который происходит на горизонтальной поверхности планеты. Причем, особенно часто небо упоминается в связи с уходящими душами убитых: как мусульманскими, так и христианскими. Все уходят наверх, "за облака, сквозь едкий зловонный дым и пламя пожаров, туда, где в бесконечной лазури, удаленный от черных развалин, белел чудесный город" [13; С. 11].

Движение энергий идет не только снизу вверх, от полей боя до небес, но и сверху вниз, от звезд к противопехотным минам, зарытым в землю: "Звезды переливались над черной рекой мерцающим драгоценным пологом, вспыхивали розовым, голубым и зеленым. И каждой звезде соответствовала на земле противопехотная мина, слегка припорошенная снегом" [13; С. 96].

В мирное время на месте мин оказывается обыкновенное ведро с водой: "Она наклонилась к черному глянцевитому овалу, в котором успокоилась вода и сверкали отраженные звезды. Ведро было полно звезд, словно они излились из чугунной колонки. Не только небо было в драгоценном сверкании, но звезды, пойманные, наполняли ведро, чуть слышно звенели, ударяясь о жестяные края" [13; С. 99].

Умение выводить горизонталь бытовых, жутких или счастливых, страшных или прекрасных, спокойных или крайне напряженных повседневных событий в бытийную вертикаль метафизических проблем является одним из показателей большой и серьезной литературы. А.Проханов не просто хорошо понимает это, но и умеет воплощать свое понимание в создаваемые им тексты, тем самым лишая критиков возможности говорить о неудаче, провале своих произведений, даже если они страдают неоправданной публицистичностью и бросающимся в глаза схематизмом. Попытка вывести разговор о чеченских событиях на уровень осмысления проблем войн и миров, смыслов человеческого существования, героизма и предательства, национальной самобытности и предназначения этносов – оправдание для автора, даже если он не является носителем серьезного дарования. Как пишет не названный редакторами газеты "Завтра" автор краткой аннотации к роману, "его умение подняться от грязи войны в небеса, к духу творящему - известно. Его способность сострадать боли и восхищаться героизмом тоже известна. Роман "Идущие в ночи" - это знак времени. Ибо в ярых битвах, на святых мощах мучеников, в созидании и молитвах возникает Праведная Русь" [6].

В случае с А.Прохановым налицо еще и неистовый патриотизм; владение языком, редко встречающееся по нынешним временам; умение видеть и фиксировать в окружающем мире символические и знаковые моменты и талант, равный которому в современной русской прозе не так легко отыскать.

Список литературы / References

1. Басинский П. Случай Проханова //Литературная газета. - 1992. - №7.
2. Вирен Г. И что читать не стоит //Деловой мир. - 1991. - 29 июня.
3. Галанов Б. Живопись словом. М. - 1974.
4. Гринберг И. Об Александре Проханове //Мы - молодые. Вып.3. - М. - 1973. - С.108.
5. Евдокимова М.П. "Случилась еще одна - чеченская…" (о романах А.Проханова "Чеченский блюз" и "Идущие в ночи") // Теория и практика общественного развития. - 2007. - №2. - С.50-53.
6. "Идущие в ночи"// Завтра. - 2000. - 20 ноября. Выпуск 47 (364). - 3 полоса.
7. Клепечихин В. Новый роман о Чечне//Сибирские огни. - 2001. - Май-июнь. - №3.
8. Ковалева Е. Функции метафор и сравнений в современной русской прозе о войне (на примере романа А.Проханова "Идущие в ночи") //Вестник КГУ им.Н.А.Некрасова. - 2008. - № 2.
9. Личутин В. Семьдесят лет битвы // Москва. - 1989. - №4. - С.174.
10. Матулявичюс В. Романы на конвейере //Нева. - 1987. - №10.
11. Пирогов Л. Дело рук утопающих: Кроме А.Проханова писать о чеченской войне некому? //Литературная газета. - 2000. - №38.
12. Подзорова М. Улыбнуться людям… //Литературное обозрение. - 1975. - №6. - С.38.
13. Проханов А. Идущие в ночи //Наш современник. 2001. №1. С.3-91; №2. С.40-134.
14. Проханов А. Формулы, гипотезы: монолог о времени и о себе //Литературная газета. - 1985. - 6 ноября.
15. Проханов А. "Идущие в ночи". Комментарии и отзывы// http://nadiayar.dreamwidth.org/92210.html
16. Проханов А. Интервью газете "Советская Россия"// Советская Россия. - 1998. - №96. - 18 августа. - С.3.
17. Чудинов А. Россия в метафорическом зеркале //Русская речь. - 2001. - №5. - С.245-290.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Basinskij P. Sluchaj Prokhanov [Prokhanov`s event]. - 1992. - №7 //Literaturnaya gazeta. [Literary newspaper] [in Russian]
2. Viren G. I chto chitat' ne stoit [What is not worth reading]. 1991. 29 iyunya //Delovoj mir [Busines world] [in Russian]
3. Galanov B. Zhivopis' slovom [Word painting]. M., 1974 [in Russian]
4. Grinberg I. Ob Аleksandre Prokhanove [About Аleksandr Prokhanov]. Vyp.3. M., 1973. P.108 //My – molodye [We are young] [in Russian]
5. Evdokimova M.P. "Sluchilas' eshhe odna - chechenskaya…" (o romanakh А.Prokhanova "Chechenskij blyuz" i "Idushhie v nochi") [There was a new one war – Chechen. About A.Prokhanov`s novels]. 2007. №2. P.50-53// Teoriya i praktika obshhestvennogo razvitiya [Theory and practice of social development] [in Russian]
6. "Idushhie v nochi" ["Walking at night"]. 2000. 20 noyabrya. Vypusk 47 (364). 3 polosa// Zavtra [Tomorrow] [in Russian]
7. Klepechikhin V. Novyj roman o Chechne [New novel about Chechen war]. 2001. Maj-iyun'. №3//Sibirskie ogni [Siberian lights] [in Russian]
8. Kovaleva E. Funktsii metafor i sravnenij v sovremennoj russkoj proze o vojne (na primere romana А.Prokhanova "Idushhie v nochi") [Metaphors and similes`s functions in modern Russian prose, dedicated to war] 2008. № 2 //Vestnik KGU im.N.А.Nekrasova [KSU after N/A/Nekrasov`s Bulletin] [in Russian]
9. Lichutin V. Sem'desyat let bitvy [70 years of battle]. 1989. №4. P.174// Moskva [Moscow] [in Russian]
10. Matulyavichyus V. Romany na konvejere [Novels, written in a hurry]. 1987. №10//Neva [in Russian]
11. Pirogov L. Delo ruk utopayushhikh: Krome А.Prokhanova pisat' o chechenskoj vojne nekomu? [There is nobody except Prokhanov, who can wright about chechen war]. 2000. №38//Literaturnaya gazeta [Literary newspaper] [in Russian]
12. Podzorova M. Ulybnut'sya lyudyam…[Smile to people]. 1975. №6. P.38 //Literaturnoe obozrenie [Literary review] [in Russian]
13. Prokhanov А. Idushhie v nochi ["Walking at night"]. 2001. №1. S.3-91; №2. P.40-134// Nash sovremennik [Our contemporary] [in Russian]
14. Prokhanov А. Formuly, gipotezy: monolog o vremeni i o sebe [Formula, hypothesis: monologue about time and about myself]. 1985. 6 noyabrya// Literaturnaya gazeta [Literary newspaper] [in Russian]
15. Prokhanov А. "Idushhie v nochi". Kommentarii i otzyvy ["Walking at night": Comments and reviews]// http://nadiayar.dreamwidth.org/92210.html [in Russian]
16. Prokhanov А. Interv'yu gazete "Sovetskaya Rossiya" [A.Prokhanov`s interview to "Soviet Russia"]. 1998. №96. 18 avgusta. P.3// Sovetskaya Rossiya [Soviet Russia] [in Russian]
17. Chudinov А. Rossiya v metaforicheskom zerkale [Russia in a metaphorical mirror]. 2001. №5. P.245-290// Russkaya rech' [Russian language] [in Russian]