ИРAНСКИЕ ЗAИМСТВОВAНИЯ В «СЛОВAРЕ ТЮРКСКИХ НAРЕЧИЙ» МAХМУДА AЛЬ-КAШГAРИ

ИРAНСКИЕ ЗAИМСТВОВAНИЯ В «СЛОВAРЕ ТЮРКСКИХ НAРЕЧИЙ» МAХМУДА AЛЬ-КAШГAРИ

Научная статья

Чочиев Г.В. *

Владикавказский научный центр Российской академии наук, Владикавказ, Россия

* Корреспондирующий автор (georg-choch[at]yandex.ru)

Аннотация

Составленный во второй половине XI в. Махмудом aль-Кaшгaри энциклопедический «Словарь тюркских наречий», несмотря на своеобразную антииранскую, пуристскую позицию автора, содержит заметное число лексических, морфологических и иных заимствований из среднеиранских языков, прежде всего согдийского и среднеперсидского. Существенная часть данных иранизмов относится к основному словарному фонду языка и отражает процессы социокультурного взаимодействия между оседлым иранским и кочевым тюркским населением Центральной Азии в предшествующий период.

Ключевые слова: тюркские языки, иранские языки, заимствования, лексика, морфология, культурно-языковое взаимодействие.

IRANIAN DIVISIONS IN "DICTIONARY OF TURKISH ADVERBS" OF MAKHMUD AL-KASHGARI

Research article

Chochiev G.V. *

Vladikavkaz Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, Vladikavkaz, Russia

* Corresponding author (georg-choch[at]yandex.ru)

Abstract

Compiled in the second half of the XI century by Makhmud al-Kashgari encyclopedic "Dictionary of Turkic adverbs," despite the author's unique anti-Iranian, purist position, contains a significant number of lexical, morphological and other borrowings from Middle Iranian languages, primarily from Sogdian and Middle Persian. A significant part of Iranian data belongs to the main vocabulary of the language and reflects the processes of socio-cultural interaction between the settled Iranian and nomadic Turkic population of Central Asia in the previous period.

Keywords: Turkic languages, Iranian languages, borrowing, vocabulary, morphology, cultural and linguistic interaction.

Как заметил в одной из своих последних работ видный английский востоковед Дж. Клосон, почти до самого конца XIX в. среди лингвистов бытовало мнение, что литературный тюркский включает в себя, в сущности, два варианта – османский на западе и чагатайский на востоке, – и что, если изъять из них арабские, персидские и менее многочисленные прочие заимствования, то можно будет получить «чистый» тюркский язык. Однако обнаружение древнетюркских (орхоно-енисейских) рунических памятников в Южной Сибири и Монголии, выявление таких чрезвычайно важных с точки зрения истории тюркских языков средневековых сочинений, как «Словарь тюркских наречий» (Дивaн лугaт aт-турк) Махмуда aль-Кaшгaри и «Благодатное знание» (Кутaдгу билиг) Юсуфа Баласагуни, а также результаты раскопок в китайских Восточном Туркестане и Ганьсу в корне изменили это представление. Благодаря открытию согдийского, тохарского и других ранее неизвестных языков и созданной на них письменности стало очевидно, что даже наиболее древние тюркские памятники несут на себе следы интенсивных языковых контактов, а в тюркском присутствует значительное число не только лексических, но и фонетических, морфологических и семантических заимствований [1, С. 3].

Среди источников заимствованной лексики древнетюркского языка важная роль принадлежит индоевропейским языкам – санскриту, тохарским А и В, но более всего среднеиранским, в первую очередь согдийскому и среднеперсидскому. Предположительно, данные связи восходят далее через посредство «урало-алтайско-индоевропейского» уровня к теоретическим эпохам [2, С. 226–244]. Начиная с периода создания орхоно-енисейских текстов, то есть с VIII-X вв., из иранских языков в тюркский имели место многочисленные прямые и опосредованные лексические заимствования, связанные главным образом с военно-административной организацией общества и религиозной жизнью. Более того, некоторые фрагменты рун демонстрируют определенный смысловой и стилистический параллелизм с древнеперсидскими надписями [3, С. 31–33]. Этот ирано-тюркский культурно-цивилизационный симбиоз [4, С. 23], начавший документироваться еще во времена первого Тюркского каганата, вполне сохранял свою жизненность и во второй половине XI в., когда aль-Кaшгaри работал над составлением своего словаря, что недвусмысленно следует из зафиксированной им максимы татсиз турк булмас башсиз бурк булмас ‘тюрок неразлучен с персом, как шапка неразлучна с головой’ [5, C. 336, 676–677].

С точки зрения ирано-тюркских взаимоотношений, несомненно, особого внимания заслуживает согдийский язык, первые памятники письменности на котором относятся к IV в. Будучи народом купцов и дипломатов, накопившим богатый интеллектуальный опыт, отличавшимся высокой религиозной терпимостью и предпочитавшим экономику политике, а коммерцию войне, согдийцы со времен античности основывали торговые колонии вдоль Великого шелкового пути, транспортируя посредством своих караванов не только шелка и пряности, но и слова и другой лингвистический «материал» [6]. Звучавший на всем протяжении Шелкового пути согдийский язык немало способствовал смешению и взаимопроникновению различных культур на территории от Китая до Средиземноморья. Согдийцы пользовались уважением таких евразийских «супердержав» своего времени, как Китай и Тюркский каганат, которые активно привлекали представителей этого народа на службу в свои бюрократические институты [7, С. 282]. Показательно, что первый письменный документ Тюркского каганата – Бугутская стела (581 г.) – полностью, а трехъязычные Сэврэйская (762 г.) и Карабалгасунская (ок. 821 г.) надписи частично составлены на согдийском языке [8], [9]. Впрочем, после многовековых интенсивных контактов, порой перемежавшихся вооруженной борьбой, согдийцы, подобно соседним сакам, тохарам и др., оказались в VIII в. под властью тюрков [3, С. 37] и со временем стали, говоря словами aль-Кaшгaри, «…одеваться и вести себя так же, как тюрки» [5, С. 437]. К XI в. они были уже в значительной мере ассимилированы, постепенно сходя с исторической арены в качестве ираноязычного народа. Правда, замечание aль-Кaшгaри о том, что проживающие в Баласагуне и Тиразе «сугдаки» владеют и тюркским, и персидским языками [5, С. 70], свидетельствует о том, что в последней четверти XI столетия этот процесс еще не был завершен.

Известно, что в труде aль-Кaшгaри не получила отражения малоупотребительная и не имеющая достаточно широкой сферы применения лексика [10, I, С. 6–7]. Вместе с тем в состоящем главным образом из тюркских или «тюркизированных» элементов словнике заметное место занимают заимствования из иранских языков. В целом словарь, несмотря на идеологически мотивированную «тюркистско-националистическую» риторику автора, содержит обильный фактический материал, подтверждающий высокую степень тюрко-иранского языкового взаимодействия как следствие вышеупомянутого культурно-цивилизационного симбиоза.

Нелишне отметить, что словарь фиксирует некий условный переломный момент в истории заимствований из иранских языков в тюркские. В частности, представленные в нем иранизмы, как правило, восприняты из среднеиранских языков (согдийского, среднеперсидского, хорезмийского и др.) и отражают доисламские реалии или, по крайней мере, не несут на себе следов непосредственного влияния ислама. В противовес данному первому пласту, иранские заимствования последующего периода будут усваиваться в основном из вновь возникшего литературного языка исламизированного ираноязычного пространства – новоперсидского (фарси) – и содержать значительное число понятий, связанных с распространением мусульманства среди тюрков.

Любопытно, что в дальнейшем значительная часть иранизмов первого пласта постепенно вышла из употребления в тюркских письменных языках и в конечном счете была забыта. Напротив, иранизмы второго пласта, усвоение которых в тюркский из новоперсидского началось уже в исламскую эпоху вскоре после появления словаря aль-Кaшгaри, в своем большинстве сохранились в современных тюркских языках, не претерпев за почти тысячелетний период существенных изменений.

В отличие от достаточно чуждых звуковому строю тюркских языков арабизмов, многие иранизмы к XI в. «натурализовались» в тюркских наречиях до такой степени, что стали практически неотличимы от исконно тюркской лексики, почему и не были идентифицированы aль-Кaшгaри как инородные элементы. Тот факт, что некоторые из них присутствуют и в приводимых в качестве иллюстраций к словарным статьям пословицах и оборотах, указывает, несомненно, на значительную давность акта заимствования.

Сам автор «Словаря тюркских наречий» Махмуд aль-Кaшгaри определяет как иранские по происхождению всего несколько слов из своего труда, в частности: афтаба ‘бутыль’, чушак ‘пастьба’, кизри ‘морковь’, уран ‘что-либо плохое’, тана ‘зерно’ [5]. В действительности, однако, еще более сотни лексических единиц (примерно 1,5% всего словника) могут быть с достаточной степенью уверенности интерпретированы как иранизмы.

Среди них не менее половины составляют слова, связанные с оседлым аграрным или городским хозяйством и бытом. Это термины, обозначающие культурные растения (куч ‘кунжут’, куркум ‘шафран’, мурч ‘перец’, суну ‘черный тмин’, бамук ‘хлопок’, турма ‘редиска’, ужма ‘тутовые ягоды’, бушинчак ‘гроздь винограда’, битрик ‘фисташки’, баг ‘сад’), земледельческие, ремесленные и строительные орудия и материалы (амач ‘плуг’, чакук ‘молоток’, ниждаг ‘точило’, карбич ‘кирпич’), домашнюю утварь (чашкал ‘глиняная посуда, горшок’, чумча ‘черпак’, кандук ‘емкость в виде бочки для хранения муки и т.п.’, кузач ‘кувшин, кружка’, сагир ‘конический сосуд для вина в виде ступки’, тавси ‘стол, на котором есть посуда’, тагар ‘мешок для пшеницы и т.п.’), скотоводческие понятия (акур ‘конюшня’, даг ‘клеймо, которым помечают лошадей и др.’, таглат- ‘помечать клеймом’, катир ‘мул’), торговую деятельность (сарт ‘торговец’, кабит ‘лавка’). Ряд заимствований представляет собой названия кушаний и напитков, в том числе алкогольных (авзури ‘смесь из продуктов питания, например, смесь пшеничной и ячменной муки для выпечки хлеба’, булдуни ‘кисломолочное блюдо, в которое добавляют виноград или изюм’, бакмас ‘фруктовый сироп’, ухак ‘напиток из сушеных абрикосов’, багни ‘напиток из пшеницы, проса или ржи’, бур ‘вино’).

Помимо этого, можно выделить группы слов, передающих различные аспекты социальных и социально-экономических отношений (йавгу ‘звание подданных, стоящих на две ступени ниже хакана’, катун ‘титул всех дочерей и продолжательниц рода царя Афрасийаба’, чубан ‘помощник деревенского старосты’, мараз ‘наемный работник’, хумару ‘наследство’, нум ‘вера, законоположение’), военного дела (батрак ‘копье с шелковой повязкой у наконечника, указывающее на отличившегося в день битвы’, бачкам/барчам ‘знак в виде шелковой ленты или хвоста дикого быка, который богатыри надевают в день битвы’, чигилвар ‘короткие стрелы’, курман ‘налучник’, амач ‘цель, мишень’, чавуш ‘тот, кто выстраивает отряды к битве и предотвращает бесчинства со стороны войска’, диз ‘крепость’), религиозных верований, в том числе немусульманских (учмак ‘рай’, таму ‘ад’, тумса ‘возвышение для говорящего в мечети’, йалавач ‘посланник Всевышнего’, чиви ‘сторона, покровительствуемая духами’, бачак ‘христианский пост’, субузган ‘места захоронений неверных’), светских развлечений (базрам ‘радость и веселье в народе, праздник’, чуган ‘клюшка для игры в поло’, шанбуй ‘пирушка, устраиваемая ночью для выпивших, уже побывавших в гостях в другом месте’).

Представлены также иранизмы, связанные с терминами родства (дада ‘отец’, намижа ‘свояк’), свадебной обрядностью (сагдич ‘шафер, дружка’, дидим ‘венец невесты на свадебном вечере’, дидак ‘занавеска паланкина, за которой невеста скрывается от посторонних взглядов в день отъезда из дома’), возрастными категориями людей (канч ‘ребенок’, чава ‘молодой человек’, каризан ‘дряхлый старец’), диким животным миром (тунга ‘тигр, т.е. тот, кто может убить слона’, бичин ‘обезьяна’, ажру ‘шакал’, мардак ‘медвежонок’, сандувач ‘соловей’), названиями цветов (ал ‘алый’, кара ‘что-либо черное’), а также абстрактные понятия (асан ‘благополучие’, иринч ‘благоденствие, счастье’, тарс ‘что-либо трудное’).

Наконец, заслуживают упоминания и такие лексемы, как камуг ‘все’, ажун ‘мир, свет’, канд ‘город, поселение’, ахшам ‘вечер’, чатир/чачир/чашир ‘шатер, палатка’, чат ‘колодец’, кафтан ‘верхняя одежда, кафтан’, армаган ‘подарок’, кулабуз ‘вожак, проводник’, саркар ‘разбойник’ [5], [10], [11].

Заметим, что некоторые из вышеназванных заимствований (к примеру, бамук, нум, дидим) являются, в сущности, грецизмами, попавшими в тюркский через посредство согдийского или среднеперсидского языков.

Материал словаря aль-Кaшгaри свидетельствует о раннем проникновении в тюркские наречия не только лексических, но и морфологических иранских заимствований. В частности, фиксируются такие элементы, как персидский аффикс множественного числа -ан (аран ‘мужчины’, углан ‘сыновья’), согдийский аффикс множественного числа -т (тикит ‘тегины, слуги’, таркат ‘тарканы, правители’), словообразовательные аффиксы -ча (барча ‘все, целое’), и -дан (чугурдан ‘утес, крутой берег’), уменьшительный аффикс -ак (башак ‘наконечник стрелы, острие копья’, касак ‘кусок чего-либо’), уподобительный аффикс -ман (из перс. -менд) (йасиман ‘кувшин, издающий громкий звук’, кузман ‘хлеб, испеченный в горячей золе’) и др. [5], [10].

Таким образом, несмотря на ясно выраженное негативное отношение aль-Кaшгaри к проникновению в тюркскую речь инородных элементов и стремление минимизировать их присутствие в составленном им словаре, данный труд все-таки содержит существенный корпус иранских заимствований, не воспринимаемых, впрочем, в качестве таковых самим автором. При этом заметная их часть относится к основному лексическому фонду языка. Очевидно также, что подавляющее большинство рассматриваемых иранизмов представляет собой продукт многосторонних и сложных языковых контактов, имевших место в гораздо более ранние по сравнению со временем написания словаря эпохи и сопровождавших процессы социокультурного взаимодействия между оседлым иранским и кочевым и полукочевым (равно как и перешедшим на оседлость) тюркским населением. Данные лексические и морфологические элементы, принадлежащие главным образом к первому (среднеиранскому) пласту заимствований, в последующий период в своем большинстве вышли из употребления и не сохранились в современных тюркских языках, в отличие от более позднего второго пласта иранизмов, усваивавшихся тюрками из фарси после принятия ислама. Как представляется, всесторонний этимологический анализ по крайней мере части вышеприведенных слов может внести определенный вклад в прояснение картины как чисто лингвистических, так и межкультурных связей и взаимовлияний в центрально- и переднеазиатском регионах в позднеантичную и средневековую эпохи.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Кляшторный С. Г. Согдийская надпись из Бугута / С. Г. Кляшторный, В. А. Лившиц //Страны и народы Востока. – Вып. X. – – С. 121–146.
2. Кляшторный С. Г. Сэврэйский камень / С. Г. Кляшторный, В. А. Лившиц // Советская тюркология.– – № 3. – С. 106–112.
3. Aл-Кaшгaри М. Дивaн лугaт aт-турк. Перевод, предисловие и комментарии З.-A. Aуэзовой / М. Aл-Кaшгaри. – Aлматы: Дaйк-Прeсс, 2005. – 1288 с.
4. Clauson G. The Foreign Elements in Early Turkish / G. Clauson // Researches in Altaic Languages. Edited by L. Ligeti. – Budapest: Akadémiai Kiadó, 1975. – P. 43–49.
5. Sinor D. Essays in Comparative Altaic Linguistics / D. Sinor. – Bloomington: Indiana University Press, 1990. – 454 p.
6. Aalto P. Iranian Contacts of the Turks in Pre-Islamic Times / P. Aalto // Studia Turcica. Edited by L. Ligeti. – Budapest: Akadémiai Kiadó, 1971. – 29–37.
7. Golden P. B. Turkic Peoples: An Historical Sketch / P. B. Golden // The Turkic Languages. Edited by L. Johanson, É. Á. Csató. – L.: Routledge, 2006. – P. 16–29.
8. Xinjiang R. New Light on Sogdian Colonies along the Silk Road. Recent Archaeological Finds in Northern China / R. Xinjiang // Akademie der Wissenschaften: Berichte und Abhandlungen. – Band X. – Berlin: Akademie Verlag, 1997. – P. 147–164.
9. Gernet J. A History of Chinese Civilization / J. Gernet. – Cambridge University Press, 1996. – 801 p.
10. Kâşgаrlı M. Divаnü Lûgаt-it-Türk / M. Kâşgаrlı. – Vol. I, II. – Аnkara: TDK, 1985. – 530+430 p.
11. Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-thirteenth Century Turkish / G. Clauson. – Oxford: Oxford University Press, 1972. – 989 p.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Klyashtornyi S. G. Sogdiiskaya nadpis’ iz Buguta [Sogdian inscription from Bugut] / S. G. Klyashtornyi, V. A. Livshits // Strany i narody Vostoka [Countries and peoples of the East]. – Vyp. [Issue] X. – 1971. – P. 121–146. [in Russian]
2. Klyashtornyi S. G. Sevreiskii kamen’ [Sevrey stone] / S. G. Klyashtornyi, V. A. Livshits // Sovetskaya tyurkologiya [Soviet Turkology]. – 1971. – N 3. – P. 106–112. [in Russian]
3. Al-Kashgari M. Divan lugat at-turk. Perevod, predislovie i kommentarii Z.-A. Auezovoi [Divan lugat at-turk. Translation, introduction and comments by Z.-A. Auezova]. – Almaty: Daik-Press, 2005. –1288 p. [in Russian]
4. Clauson G. The Foreign Elements in Early Turkish / G. Clauson // Researches in Altaic Languages. Edited by L. Ligeti. – Budapest: Akadémiai Kiadó, 1975. – P. 43–49.
5. Sinor D. Essays in Comparative Altaic Linguistics / D. Sinor. – Bloomington: Indiana University Press, 1990. – 454 p.
6. Aalto P. Iranian Contacts of the Turks in Pre-Islamic Times / P. Aalto // Studia Turcica. Edited by L. Ligeti. – Budapest: Akadémiai Kiadó, 1971. – 29–37.
7. Golden P. B. Turkic Peoples: An Historical Sketch / P. B. Golden // The Turkic Languages. Edited by L. Johanson, É. Á. Csató. – L.: Routledge, 2006. – P. 16–29.
8. Xinjiang R. New Light on Sogdian Colonies along the Silk Road. Recent Archaeological Finds in Northern China / R. Xinjiang // Akademie der Wissenschaften: Berichte und Abhandlungen. – Band X. – Berlin: Akademie Verlag, 1997. – P. 147–164.
9. Gernet J. A History of Chinese Civilization / J. Gernet. – Cambridge University Press, 1996. – 801 p.
10. Kâşgаrlı M. Divаnü Lûgаt-it-Türk / M. Kâşgаrlı. – Vol. I, II. – Аnkara: TDK, 1985. – 530+430 p.
11. Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-thirteenth Century Turkish / G. Clauson. – Oxford: Oxford University Press, 1972. – 989 p.