ОБЩЕСТВО ПОТРЕБЛЕНИЯ КАК РЕАЛЬНОСТЬ ПОСТИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЭПОХИ

Стоян А.А.

ORCID: 0000-0001-5552-3368, соискатель,

Мурманский государственный технический университет

ОБЩЕСТВО ПОТРЕБЛЕНИЯ КАК РЕАЛЬНОСТЬ ПОСТИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЭПОХИ

Аннотация

В данной работе рассматривается общество потребления в контексте наступления постидеологической эпохи через призму социальной философии Жана Бодрийяра. Философ, опередив время, через генезис и эволюцию термина «конец идеологии» рассматривает трансформацию системы общественных отношений, в которой политическое в схеме идеологии отходит на второй план. Главенствующую роль начинает играть идеология всеобщего потребления как базовый элемент существования общества потребления. Функция индивида сводится к удовлетворению искусственно созданных потребностей, цель которых  обеспечить воспроизводимость системы вещей.

Ключевые слова: пост-идеология, общество потребления, массовый человек, молчаливое большинство, система вещей.

Stoyan A.A.

Postgraduate student

Murmansk State Technical University

CONSUMERIST SOCIETY AS THE REALITY OF POST-IDEOLOGY EPOCH

Abstract

The following paper considers consumerist society in the context of the post-ideology epoch through the prism of Jean Baudrillard’s social philosophy. The philosopher, being ahead of his time, considers the transformation of the system of social relations through the genesis and evolution of the term “end of ideology” where the political recedes into the background in the scheme of ideology. The ideology of universal consumption begins to play a dominant role as the basic element of the consumerist society existence. The function of an individual is reduced to the satisfaction of artificially created needs, the purpose of which is to ensure the reproducibility of the system of things.

Keywords: post-ideology, consumer society, mass man, silent majority, system of things.

Активное осмысление феномена «пост-идеологии» началось в конце XX века. В условиях падения режимов стран Варшавского договора, в тот период, многим стало очевидна слабость и доказанная несостоятельность коммунистической идеологии, особенно в сравнении с наступлением идеологии либерально-демократических ценностей. Нашлись социологи и философы, вроде Френсиса Фукуямы,  кто поторопился декларировать давно ожидаемый «конец истории». Тем не менее, получив свои «15 минут славы», подобные фигуры отошли на второй план, как только стала видна полная несостоятельность их теорий. Тем не менее, касательно эволюции идеологических подходов наметился заметный переход: либерально-демократические подходы так и не получили всеобщего одобрения, в более традиционных обществах произошло усиление консервативных сил, кто искал поддержку в крайних религиозных течениях. В странах Запада и бывшего Восточно-Европейского блока наметился явный кризис идеологической составляющей: многие партии вместо работы с убеждениями сограждан перешли к агрессивным методам привлечения электората. Явным стало наступление эпохи постидеологической реальности, феномен, который освещают в своих работах такие выдающиеся мыслители современности, как Славой Жижек и Питер Слотердайк [1, С. 22].

Однако, анализируя генезис термина «пост-идеология», уместно вспомнить о работах одного из главных теоретиков постиндустриального общества Дэниела Белла, еще в 60-х годах предложившего термин «конец идеологии», в связи с размыванием идеологических догм хоть в правых, хоть в левых политических течениях, и усиленная дискредитация в общественном поле самыми видными их представителями [4, С. 37]. Жан Бодрийяр в сломе идеологической направленности разглядел не только политический смысл: в его представлении наступившая эпоха общества потребления постепенно начала замещать собой противоборство на идеолого-политическом поле, сделав идею показного потребления новой идеологией, в которой политическое уступает место социально-экономическому фактору.

Вступая в новую послевоенную эру, одержавшие победу во II Мировой войне страны оказались в ситуации решенного вопроса о задачах производства, следующим шагом должно было стать решение вопроса о потреблении. Конверсия производственных мощностей и перевод на выпуск гражданской продукции прошли относительно быстро. Система приоритетов сменила свой вектор направленности, в отношении товарного производства наступила эпоха изобилия как в теоретической базовой модели, так и на уровне практического применения ее постулатов [8, С. 41].

Анализируя изменившуюся структуру социально-экономических отношений, Бодрийяр приходит к выводу об излишней механистичности и ориентации на непрерывное потребление. Трансформации подвергается и система межличностных отношений: индивид, становясь частью безликой однонаправленной массы, превращается в субъект, совершающий ряд определенных и доведенных до автоматизма действий, рассматривая окружающее с утилитарной точки зрения [9, С. 145].

Общество потребления для укрепления собственной роли проводит самомифологизацию. Его практическая реальность использует мифическую оболочку как показатель симулятивности. Для окружающих эта новая реальность складывается из самостоятельно создаваемого обществом «мифического измерения», рассматриваемого с точки зрения собственного «объективного» определения.

Полученное на основании этого воздействие коллективное сообщество становится носителями сознания «молчаливого большинства», человеческой массы, получившей однонаправленную связь с внесением одной основной идеи – потребления. «Молчаливое большинство» обладает свойством имплозивности, оно поглощает информационные потоки без активного отклика на них [5, С. 39]. Однако, будучи объектом постоянного воздействия идеологической обработки через средства массовой информации, коллективные сообщества полностью впитывают базовую мысль о примате потребления перед всем остальным. Но общество потребления по уровню не только относится к категории «субъективного», но и воплощено в консьюмерских практиках «современного человека Запада» [7, С. 23].

Идеологическая составляющая более не завязана только на политику: на первый план выходит общественный дискурс потребления, трансформирующий индивида из “homo sapiens” в новую форму – “homo economikus”. Жизненный спектр такого «обновленного человека» сводится к нехитрой замкнутой системе, в которой существуют три базовых элемента: система вещей (потребительских предметов), наличие потребностей и необходимость их немедленного удовлетворения. Гениальность воздействия этого дискурса состоит в его бесхитростной простоте: у индивида существует потребность в определенной вещи, это может быть не единичная потребность, а целая система, охватывающая спектр разнообразных товаров [2, С. 103]. Чтобы немного снизить груз потребностей, индивид покупает определенную вещь, мысленно снижая нагрузку потребностей на один пункт. С другой стороны, индивид как среднестатистический потребитель, формирует свою систему потребностей исключительно из той системы вещей, которые активно продвигаются капиталистическим рынком. Двигателем прогресса такого общества является основательное идеологическое воздействие посредством средств массовой информации на обозначенную аудиторию – так называемое «молчаливое большинство», которое в итоге и формирует систему потребностей, не задумываясь о несамостоятельности своего выбора.

Как считает Бодрийяр, для феноменологического осмысления этой «системы очевидностей» необходима ее полная деконструкция. Философ приходит к выводу, что любой предмет потребления, материализованный в качестве определенной вещи, формирует собственную первичность не для обозначения собственной практической характеристики, а как некий симбиоз из его прикладного применения и декларируемой социальной нагрузки. Таким образом, потребительская идеология формирует систему вещей не на основе реальных потребностей и их удовлетворения путем прямого практического использования того или иного предмета, а на базе теории социального означивания:  семантика подлежащей потреблению вещи ставится в первую очередь и принимает фундаментальное значение, возле которого реальная полезность является лишь дополнительным подтверждением или следствием из присвоенной социальной характеристики.

Фактически, вещь, в основе которой лежат присвоенные социальные характеристики, а прикладная функция сведена к роли дополнительного аспекта, по сути, переходит в категорию мифа. Не обладая функцией прямого назначения, такой предмет являет собой совокупность входящих в противоречие отношений и знаковых обозначений, усиливающих ее как неопределенный субстрат. Бодрийяр приходит к выводу, что подобная социальная логика придает некоторую форму и упорядочивает эту совокупность отношений, фокусируясь на виртуальном элементе установленной гармонии вещей и потребностей, всячески пропагандируя первые и создавая вторые. В этом и кроется доминирующий идеологический фактор «дискурса потребления» [3, С. 159].

Среднестатистический потребитель также не является природной данностью, а выступает в роли объекта воздействия информационно-идеологического массива данных, формирующего навязанную систему псевдоиндивидуальных потребностей. Философ считает, что принятие индивидами такой системы основывается на классическом стремлении человека к счастью. Если ранее человеческим сообществом управляла религиозная идея о спасении, то в постиндустриальном обществе, где церковные догмы основательно потеряли свою власть над массой, в качестве «посюстороннего» заменителя анонсируется необходимость к всеобщему счастью. Мифический смысл Счастья декларируется на основе тезиса о «мифе Равенства в модерных обществах».

Социальная логика общества потребления ставит знак тождества между разными индивидами и придает ощущение принятия себя как свободномыслящего существа, чье главное стремление идет к абстрактному понятию счастья. Поскольку виртуальность понятия должна иметь материальное воплощение, то направлением к счастью объявляются искусственно созданные потребности, а достижением счастья – их удовлетворение путем приобретения какого-либо вещественного объекта. Чем чаще и больше это удовлетворение, тем сильнее должно ощущаться счастье. Временное достижение состояния блаженства незначительно для индивида, но являет собой закрепление вновь созданного элемента в воспроизводстве «системы вещей».

Несмотря на заблуждение индивида, его стремление к удовольствию относится не к функции индивида, но к всеобщей коллективной [10, С. 17]. Социализация индивида в постиндустриальном обществе совершается именно путем принятия логики потребления. Несмотря на мифическое наличие иллюзии равенства, индивид становится одержим удовлетворения своей потребности как средства социального различия с другими. Поведение такого человека связано не с потреблением, обеспечивающим удовлетворение базовых потребностей, а получение вещи как элемента усиления персонального социального статуса.

Созданная «система вещей» меняет принятый социальный порядок, формируя иную «иерархию личностей». В постиндустриальном обществе разный уровень мифичности вещей трансформирует предыдущие социальные механизмы обозначения неравенства через расовые особенности, пол, принадлежность к классу и политические убеждения в новую классификацию, в которой перераспределение по стратам ведется через предметы потребления [6, С. 164].

Таким образом, Бодрийяр декларирует значимую революцию в эволюции идеологии. Следуя постулатам теорий Д. Белла, Бодрийяр увидел глубокую трансформацию системы общественных отношений и ее идеологического сопровождения от падения политического элемента и перехода системы к эпохе «пост-идеологии», когда механизмы идеологического воздействия теперь используются для усиления потребительской функции и усиления системы вещей, обеспечивая ее воспроизводство и постоянный рост. Индивид попадает в замкнутый круг, в котором социализация возможна через ложное стремление к счастью, выражаемое в удовлетворении навязанных потребностей и обозначения собственного отличия в социуме путем показательного потребления.

Список литературы / References

1. Zizek S. Ideology in a post-ideological era. – Oslo: Notater från föredraget, 2009. – 22 p.
2. Ажимова Л. В. Жан Бодрийяр о феномене массовых коммуникаций в обществе потребления / Л. В. Ажимова // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, 2012. – № 3 (19). – С. 101 – 110.
3. Аликин В. А. Игра и реальность в философии Ж. Бодрийяра / В. А. Аликин //Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева, 2014. – № 1 (15). – С. 158-168.
4. Белл Д.Грядущее постиндустриальное общество. – М.: Академия, 1999. – 273 с.
5. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или конец социального. – Екатеринбург: Изд-во УГТИ, 2000. – 129 с.
6. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. – М.: Добросвет, 2014. – 260 с.
7. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структура. – М.: Культурная революция, 2006. – 535 с.
8. Закирова Т. В. Символика дискурса Жана Бодрийяра / Т. В. Закирова, В. В. Кашин // Вестник Оренбургского государственного университета, 2011. – № 7 (126). – С. 41 – 45.
9. Рендл М. В. Жан Бодрийяр как ведущий теоретик постмодерна / М. В. Рендл // Вестник науки ТГУ, 2014. – № 1. – С. 144 – 147.
10. Фурс В. Н. Социально-критическая теория Жана Бодрийяра / В. Н. Фурс // Вестник Самарского государственного университета, 2009. – № 5 (71). – С. 15 – 30.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Zizek S. Ideology in a post-ideological era. – Oslo: Notater från föredraget, 2009. – 22 p.
2. Azhimova L. V. Zhan Bodrijjar o fenomene massovyh kommunikacij v obshhestve potreblenija [Jean Baudrillard on the phenomenon of mass communications in a consumer society] / L. V. Azhimova // Gumanitarnye issledovanija v Vostochnoj Sibiri i na Dal'nem Vostoke [Humanities research in the Russian Far East], 2012. – № 3 (19). – P. 101 – 110. [in Russian]
3. Alikin V. A. Igra i real'nost' v filosofii Zh. Bodrijjara [Game and reality in the philosophy of Jean Baudrillard] / V. A. Alikin // Vestnik Volzhskogo universiteta im. V. N. Tatishheva [Vestnik of Volzhsky University after V.N. Tatishchev], 2014. – № 1 (15). – P. 158 – 168. [in Russian]
4. Bell D. Grjadushhee postindustrial'noe obshhestvo [The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting]. – M.: Akademija, 1999. – 273 p. [in Russian]
5. Bodrijjar Zh. V teni molchalivogo bol'shinstva ili konec social'nogo [In the Shadow of the Silent Majorities].  –  Ekaterinburg: Izd-vo UGTI, 2000. – 129 p. [in Russian]
6. Bodrijjar Zh. Prozrachnost' zla [The Transparency of Evil]. – M.: Dobrosvet, 2014. – 260 p. [in Russian]
7. Bodrijjar Zh. Obshhestvo potreblenija. Ego mify i struktura [The Consumer Society: Myths and Structures]. – M.: Kul'turnaja revoljucija, 2006. – 535 p. [in Russian]
8. Zakirova T. V. Simvolika diskursa Zhana Bodrijjara [Jean Baudrillard’s discourse symbology] / T. V. Zakirova, V. V. Kashin // Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta [Orenburg State University Bulletin], 2011. – № 7 (126). – P. 41 – 45. [in Russian]
9. Rendl M. V. Zhan Bodrijjar kak vedushhij teoretik postmoderna [Jean Baudrillard as a leading theorist of Post-modern] / M. V. Rendl // Vestnik nauki TGU [Vector of sciences. Togliatti State University], 2014. – № 1. – P. 144 – 147. [in Russian]
10. Furs V. N. Social'no-kriticheskaja teorija Zhana Bodrijjara [Jean Baudrillard’s theory of social critics] / V. N. Furs // Vestnik Samarskogo gosudarstvennogo universiteta [The Bulletin of Samara State University], 2009. – № 5 (71). – P. 15 – 30. [in Russian]