МОДЕЛИРОВАНИЕ В КОНТАКТОЛОГИИ

Габдреева Н.В.¹, Шишолина А.О.²

¹Доктор филологических наук, ²кандидат филологических наук,

Казанский национальный исследовательский технический университет

МОДЕЛИРОВАНИЕ В КОНТАКТОЛОГИИ

Аннотация

В данной статье метод моделирования впервые используется по отношению к процессу заимствования и последующей рецепции иноязычного прототипа в генетически родственных (славянских) языках: русском, польском, украинском. Анализируются лингвистические изменения, которые прослеживаются в структуре и семантике межъязыковых коррелятов, сопутствующие   процессу заимствования и ассимиляции. В настоящем исследовании  рассмотрены пять моделей функционально-семантической рецепции прототипа в принимающих системах.

Ключевые слова: заимствования, прототип, семантическая структура, модель.

Gabdreeva N.V.¹, Shisholina A.O.²

¹PhD in Philology, ²PhD in Philology,

Kazan National Research Technical University named after A.N. Tupolev

MODELING IN CONTACTOLOGY

Abstract

The paper desrcibes the modeling method, used for the first time with respect to the borrowing process and the subsequent reception of a foreign prototype in genetically related (Slavic) languages: Russian, Polish, and Ukrainian. The linguistic changes which can be traced in the structure and semantics of interlanguage correlates, accompanying the process of borrowing and assimilation, are analyzed. Five models of the functional and semantic receptivity of the prototype in host systems are considered in the present study.

Keywords: borrowings, prototype, semantic structure, model.

Заимствования представляют собой значительный пласт любого национального языка. Они всегда находятся в зоне пристального внимания ученых, переводчиков, общественных деятелей, филологов, критиков и поэтов, поскольку связаны с давно ведущимся спором о соотношении своe/чужое в языке и культуре. В истории  любого литературного языка оценки заимствованных неологизмов, как правило, полярны: одни полностью отрицают  новообразования (по меткому выражению В.И. Даля, “гонят анафемой”), видят в них угрозу национальной самобытности, предлагая в качестве эквивалентов исконные образования, другие приветствуют, находя интра- и экстралингвистические обоснования. В процессе функционирования иноязычные элементы активно усваиваются принимающей системой, претерпевают семантические, фонетические, грамматические изменения,  эти процессы носят системный характер и квалифицируются нами как модели.

Мы рассмотрим в рамках данной статьи лишь некоторые модели (более подробно опишем одну из существующих) в сравнительно-историческом аспекте, отражающие особенности ассимилирующего воздействия языков-рецепторов (русского, польского, украинского) при заимствовании одного прототипа.

Современный этап характеризуется  активным использованием методов моделирования в лингвистике для изучения самых разных явлений, в статье этот метод впервые используется применительно к  контактологии,  науке, изучающей языковые контакты и заимствования. Моделирование, по нашему мнению, оптимально отражает механизмы усвоения системой иноязычного материала. В настоящем исследовании мы используем этот метод  по отношению к процессу заимствования и последующей рецепции иноязычного прототипа в родственных (славянских) языках: русском, польском, украинском. Однако очевидно, что моделирование можно экстраполировать на изучение контактов иной группы или даже семьи языков, а также отдельных классов и групп  на различных временных срезах в одном языке.

Под моделью рецепции мы понимаем универсализацию семантических, грамматических, фонетических изменений, происходящих в прототипе в процессе адаптации к системе принимающего языка. Мы полагаем, что в течение времени любой язык накапливает иноязычный материал и вырабатывает оптимальные схемы или модели его усвоения, обусловленные конвергентно-дивергентными особенностями контактирующих систем.

Таким образом, моделирование выступает как «средство углубленного познания скрытых механизмов речевой деятельности, так как модели позволяют выявить закономерности функционирования языка на уровне системных связей»  [9, С. 50].

Несмотря на нередкое сегодня смешение понятий, в классической контактологии принято разграничивать дефиниции терминов иноязычное и заимствованное слово. Под заимствованным подразумевается единица (лексема, значение, синтаксический оборот), которая прошла период ассимиляции, обладающая  определенным  ассимилятивным периодом. Иноязычное слово  в сознании носителей квалифицируется как неисконное, пришедшее из иной лексической системы. Л.П. Ефремов использует термин прототип: “Прототип представляет собой лексический материал одной языковой системы, на базе которого создается заимствованное слово другой языковой системы” [7, С. 20]. От прототипа следует отличать этимон – лексический первоисточник всех непосредственных или опосредованных заимствований.

Мы придерживаемся классической дефиниции термина заимствования, известной по фундаментальным исследованиям  контактологии Ю.С. Сорокина, Е.Э. Биржаковой, Л.А. Войновой, Л.Л. Кутиной, Н.И. Гайнуллиной, из современных исследователей – Й. Айдуковича. Под прототипом понимается лексико-фонетический комплекс, слово из другого языка, которое послужило основой для коррелята в языке-рецепторе. В данном исследовании в качестве прототипов анализируются прототипы разных этимологий.

В качестве эмпирического материала использованы исторические и современные толковые и переводные словари сопоставляемых языков, а также произведения художественной литературы.

Прослеживая лингвистические изменения в прототипе, которые сопровождают процессы заимствования и ассимиляции, можно говорить о том, что  русский язык на протяжении XVIII – XIX вв. вырабатывает  определенные модели усвоения иноязычного материала. Например, фонетическая ассимиляция иноязычного прототипа в русском языке сопровождалась значительным  вариативным разбросом, так при переводе произведений Монтескье в переводах XVIII – начала XX вв. отмечены около 10 форм: Монтескюй, Монтескио, Монтескюль и др. В середине прошлого века устанавливается   единая компилятивная модель передачи  французских финалей на –et ;–iet ;-eux . В современном русском языке установлена модель при заимствовании прототипа на – tion, соответствующая  корреляту –ция.  Аналогичные типы, или модели, можно проследить и  на других примерах и установить  константные субституции.

Модель рецепции отражает эволюционный путь, исходной точкой которого является иноязычное слово, а результатом – заимствованное. Мы различаем модели фонетической, морфологической и лексико-семантической рецепции в связи с преобразованиями, которые претерпевает заимствуемая единица на соответствующих уровнях языка. Однако в настоящем исследовании мы остановимся на функционально-семантической рецепции  одного иноязычного прототипа разными лексическими системами (русской, польской, украинской).

Самая частотная первая модель (мы ее подробно опишем на примере освоения прототипа одним языком и одновременно несколькими родственными языками) может быть представлена как квалитативные изменения, связанные с сужением/расширением семантического объема прототипа  в языках-рецепторах и иллюстрируется следующими примерами. Лексема партер (букв. на земле) была заимствована обоими языками (русским и польским) из французского в ХVIII веке, в котором  функционировали основное значение ’цветник’ и переносное ’задние места в зрительном зале’. Ядерная сема ’нечто, находящееся на земле’ сохранена обоими языками. В русском языке ХVIII века семантическая структура галлицизма была представлена  перераспределенным по значимости комплексом значений: основное – театральный термин ’задние кресла зрительного зала’ (места дешевые по сравнению с передними местами, которые были дорогими и назывались кресла, пространственное расширение слова партер отмечается во 2-й пол. XX века и квалифицируется как собственно русское), второстепенное ’цветник’, по данным словарей, архаизированное к концу ХVIII в. В современном русском языке отмечается семантическое наращение значений: партер – спортивный термин в классической борьбе. В польском языке при сохранении ядерной семы наблюдается семантическая деривация – на первый план выходит развившееся значение ’нижний этаж’, которое дает ряд производных: parternia ’место консьержа или хранителя ключей’, parterowy ’одноэтажный дом’. Нумерация этажей в русском языке не совпадает с европейской, где нижний этаж (фр. Rez de chaussee, польск. рarter) обычно считается нулевым.

Еще одной иллюстрацией может служить французский прототип invalide, который дал корреляты в русском, польском и украинском. Во французских этимологических словарях лексема датируется 1540 годом как заимствование из латыни в обобщенном значении ’sans force’. В латинском языке слово  представляло собой префиксальное производное  от validus ‘сильный крепкий здоровый’. Во французском языке  XVII – XIX вв. наблюдается сужение семантического поля, поскольку идея обессиленности и дряхлости связывается лишь с воинами, потерявшими в боях за отечество здоровье, т.е. invalide имело значение ‘ветеран’. В  1670 году Людовиком ХIV  в Париже на левом берегу Сены было построено убежище для ветеранов войны, которое до сегодняшнего дня носит название Les invalids. В русском языке XVIII века закрепилось первоначальное прототипическое значение. В русских переводах “ Персидских писем” Монтескье XVIII века, где описываются достопримечательности Парижа, французское слово invalide переводится оборотом ”увечные дряхлые воины, жертвы отечества”. И лишь к концу XIX века (перевод 1892 г. Ивана Первова) отмечается заимствование “ во дворце инвалидов”. К этому времени у русского слова произошло расширение понятийного поля, именно в этом нарасчлененном значении оно фиксируется и в словаре В.И. Даля: “ Инвалидъ м. съ фрнц. Отслуживший, заслуженный воин, неспособный к службе за увечьем, ранами, дряхлостью” [6, т. 2, С. 44]. У А.С. Пушкина в 20-е гг. слово в рассматриваемом значении встречается дважды, ср. “В любви считаясь инвалидом, Онегин слушал с важным видом как сердца исповедь любя, поэт высказывал себя” [12, c. 59]. В украинском и польском языках в современном состоянии словари фиксируют значение ‘ kaleka’ (Стыпула, Ковалева).

Весьма ощутимые изменения сегодня происходят в семантике слова magasin: в современном русском языке сохраняется основная  прототипическая сема ’место хранения, собрание чего-либо’. Однако заметим, что частотность гиперонима сегодня падает, поскольку весьма  активно расширяется синонимический ряд: бутик-молл-маркет.  В русском языке ХVIII века весьма распространены контексты магазин памяти, рукописей, продуктов, оружия, ср. например, название журнала “ Магазин натуральный истории, физики и химии” который выходил в 1788-1790 гг.,  однако в XIX в. в русском языке происходит метонимический перенос: место, где хранят и продают что-либо. В польском языке на первый план выходит и сохраняется основная сема: magazyn ’склад, хранилище’, magazynowy ’складской’, magazynowac ’хранить на складе, копить’. Украинский язык сохраняет эти два значения:  1) приміщення для роздрібної торгівлі; крамниця; 2) приміщення для зберігання запасів харчування, боєприпасів, деталей і т. ін.; комора, склад. Кроме этого, «Словник  української мови»  приводит еще три значения, которые в той или иной степени сохраняют прототипическую сему: 3. спец. Частина апарата або приладу (найчастіше зброї) у вигляді коробки або трубки, куди вкладають кілька однорідних предметів (наприклад, патронів).  4. ел. Допоміжний прилад для електротехнічних вимірювань.  5. Запасне місце у вуликові для меду на випадок посиленого медозбору.

В данную группу попадают такие коррелятивные соответствия, как история, этаж, фамилия, анекдот и др.

Первая модель может быть представлена также на примере образования семантических дериватов в процессе заимствования прототипа русским языком.

Рассмотрим семантическую структуру французского прототипа vermicelli. Dictionnaire de l'Académie française 1777 г. указывает: «Vermicelle. f. m. Mot emprunté de l’Italien. Efpèse de pâte don’t on fait des potages. On pronounce Vermichelle» [1, c. 606], то есть слово употреблялось в значении ‘изделия из теста, лапша’. В итальянском языке прототип vermicello/vermicelli, по данным Dizzionario della Lingua Italiana 1852 г, является диминутивом от ‘червь, червяк’, обозначает ‘нити из пасты, которые могут использоваться при приготовлении лазаньи’: «Vermicello. Dim. di verme. Vermicelli, si dicono certe fila di pasta, fatte a quella somiglianza, e mangiansi cotti come le lasagna» [2, т. 2б С. 265]. Таким образом, на начальном этапе рецепции семантическая структура прототипа остается неизменной, однако в современном русском языке наблюдается расширение семантического объема за счет приобретения переносного значения «запутанная масса каких-нибудь мелочей (разг.)» [19, С. 143].

По данным Dictionnaire de l'Académie française 1777 г., прототип genie имел следующую структуру значений: «1) духъ, демонъ, или злый, который по мнҍнїю древнихъ сопровождалъ, осҍнялъ человҍка отъ самаго его рожденїя по смерть; 2) ангелъ; 3) дарованїе природное, даръ, склонность, способность врожденная къ чему, талантъ; 4) инженерство, наука укрҍплять города и мҍста, нападать, защищать и осаждать» [11, С. 55]. Несмотря на то, что в ходе рецепции существовали обусловленные наличием нескольких прототипов фонетические и морфологические варианты, коррелятивное существительное гений полностью сохраняет семантический объем в современном русском языке, за исключением последнего значения, которое в современном французском языке не представлено. По данным СРЯ XVIII в., начале рецепции лексема функционирует в вариантах гений – гениус – гении – жени со следующими значениями: 1) по религиозным воззрениям древних римлян – бог-покровитель человека, города, страны; дух добра и зла; 2) дух творчества, вдохновения, фантазии / Творческая одаренность, высшая творческая способность; 3) гениальный человек [15]. В процессе рецепции заимствуется еще одно значение: словарь Д.Н.Ушакова отмечает значение «олицетворение, высшее проявление чего-нибудь» [14]. О полной ассимиляции лексической системой принимающего языка свидетельствует употребление слова в переносном значении «человек, слишком много о себе воображающий, зазнайка» в разговорной речи [19].

В полном семантическом объеме было заимствовано слово клише: ‘1) печатная форма с рельефным рисунком, вытравленным, награвированным или изготовленным способом гальванопластики, служит для воспроизведения иллюстраций; 2) расхожий речевой образец, механически воспроизводимый в типичных речевых ситуациях: избитое выражение, шаблонная фраза’. На русской почве у заимствования развивается переносное значение ‘стереотип мышления, шаблон в образе мышления’, что свидетельствует о полной адаптации слова в русском языке [19].

Лексема сальто зафиксирована лексикографическими источниками конца XIX – XX вв. Словарь иностранных слов 1979 г. отмечает значение “в акробатике, гимнастике – полный поворот в воздухе без опоры, через голову (вперед или назад) при прыжке (двойной поворот – двойное с., тройной – тройное с.)” [14, С. 451]. В итальянском языке слово salto имеет несколько значений с семой ‘скачок, прыжок’, однако оно не обозначает полный поворот в воздухе. Одновременно в русском языке функционирует иноязычный композит сальто-мортале, который зафиксирован в СИС с тем же значением, что и сальто. Буквально итальянское salto mortale переводится как ‘смертельный прыжок’, возможно,  именно с этим связано появление в русском языке значения ’полный переворот без опоры’, которое, несомненно, подразумевает опасный трюк, прыжок, несущий потенциальную угрозу жизни. Ефремова указывает два значения сальто мортале: “1) Разновидность акробатического прыжка в воздухе с поворотом через голову вперед или назад; 2) перен. Резкая перемена в действиях, поступках” [8, С. 346]. Что позволяет говорить о семантической деривации на русской почве.

Полисемантичным в языке-источнике также является прототип заимствования мажор/мажоре, который на русской почве испытывает сужение семантического объема, сохраняя только значение музыкального термина «музыкальный лад, звуки которого образуют аккорд, состоящий из большой и малой терции» [15]. В современном русском языке это заимствование развивает семантическую структуру за счет появления переносного значения «бодрое, веселое настроение», зафиксированное словарем Ожегова, Шведовой. К тому же  в разговорной речи распространено еще одно, не закрепленное нормативными словарями значение ‘сын состоятельных родителей, баловень’.

Итак, анализ показывает, что в данной модели при заимствовании одинаковых прототипов в русском, украинском и польском языках, при сохранении основной центральной семы происходит перераспределение периферийных сем, которое находит выражение в развитии новых значений и различных семантических модификациях.

Обратимся ко второй модели. Она представляет собой редукцию прототипа в русском языке на более позднем этапе с сохранением и образованием семантических и иных  производных в польском и украинском. Иллюстрацией является французское sense, заимствованное в русский язык в Петровскую эпоху. Приведем знаменитое кредо переводчиков того времени “хранить сенс от сенсу”. Судьба слова в русском языке была недолговременной: к   концу ХVIII века  оно выходит из активного словоупотребления. Однако в украинском  и польском языках прототип закрепляется и функционирует до настоящего времени: польско-русский словарь Р. Стыпулы приводит  sens ‘ смысл’, см. также цитату из перевода “Маленького принца” Экзюпери на украинский язык: “Колись у цьому був сенс” [13, С. 48].  Другой иллюстрацией может служить французский прототип mur ‘стена’, заимствованный русским языком в Петровскую эпоху [17]. Однако уже к концу XVIII века слово редуцируется.  В украинском языке мур ‘стена’ сохраняется,  в польском  mur ‘стена из камня’ даст ряд производных, например  murovac ‘ строить из камня’, которое, видимо, на более позднем этапе было именно через польский заимствовано русским языком  в форме замуровать.

Наиболее семантически простой корреляцией является третья модель, которая  иллюстрирована процессом  сохранения  французских лексем в трех языках с семантической структурой прототипа, это русско-польско-украинские корреляты:  миллион-million- мiльйон,  коллекция- kolekcja- колекцiя и др. Значения в отдающей и принимающей системах совпадают чаще всего в тех случаях, когда заимствуется более конкретное или предметное значение, не имеющее себе близких или синонимических в языке-рецепторе. Семантическая структура таких иноязычных слов в языке-прееемнике сохраняет целостность даже в условиях полисемантичности. Приведем некоторые примеры освоения лексем в русском языке.

Полисемантичный итальянский прототип fresco заимствуется русским языком без изменения своих значений. Словарь XVIII века отмечает два значения коррелятивного заимствования альфреско: «способ живописной работы водяными красками обычно по сырой штукатурке» и «картина, написанная такой техникой» [15, С. 37] при этом в начале адаптационных процессов заимствование функционировало в первом значении как наречие или прилагательное (‘по сырому'  в отличие от альсекко ‘по сухой штукатурке’), в современном русском языке это слово употребляется только как имя существительное фреска, т.е. наблюдается процесс конверсии, т.е. смены частеречной принадлежности.

Узкоспециальные термины при заимствовании обычно не меняют свою семантическую структуру. Семантическая структура прототипа заимствуется принимающим языком в полном объеме, при этом не происходит ни сужения, ни расширения семантики. Так, например, ассимилируются русским языком термины хореографического искусства: менуэт со значением ‘французский танец, изящный и плавный. Форма музыкального произведения с ритмом менуэта’, антраша со значением ‘прыжок вверх с перебоем ног’ [1], [15].

Узкоспециальная лексика, например слово моноски, обозначающее ‘спортивный снаряд для катания с гор в виде тележки на одной лыже’ ,заимствуется русским языком из английского без семантических изменений.

Названия лиц по роду деятельности крупье, кутюрье сохраняют в принимающей системе единственное значение прототипа в родном языке: крупье (croupier) – ‘банкомет, распорядитель, который следит за игрой, выдает участникам их выигрыш и забирает проигранные ставки’, кутюрье (couturier) – ‘модельер одежды, отвечающий требованиям современной моды’ [1], [4], [11].

Четвертая модель отражает квантитативные изменения структуры прототипа и составляет две позиции: полисемантичный оригинал и однозначный коррелят. Семантическая корреляция между прототипом и заимствованием проявляется в усвоенном единственном значении. Эта модель может быть проиллюстрирована на  следующих примерах рецепции прототипа в лексической системе русского языка.

Новейшее заимствование маршмеллоу употребляется в ресторанной сфере и кулинарии и зафиксировано только в кулинарных он-лайн словарях: ‘маршмеллоу - мягкое воздушное кондитерское изделие, приготовленное из желатина, сахара, ароматизаторов’. Слово этимологически восходит к английскому marshmellow, которое в языке-источнике имеет развернутую семантическую структуру: ‘1) разновидность мальвы, алтей лекарственный; 2) разновидность кондитерских изделий, первоначально (с древних египетских времен), изготовленных из этого растения, но в настоящее время в основном из сахара или кукурузного сиропа, желатина, предварительно размягченного в воде, ароматизаторов и др., 3) перен. Кто-то, кто является мягким и добросердечным’. При заимствовании происходят квантитативные изменения, в русский язык проникает только второе значение в связи с необходимостью номинации новой реалии кулинарной сферы.

В итальянском языке tifosi имеет прямое и переносное значения. Это медицинский термин, обозначающий человека, страдающего тифом. Симптомы, сопровождающие это инфекционное заболевание – лихорадка, бред, красные высыпания – в некотором смысле соотносятся с поведением фанатов кого-либо или чего-либо, отсюда переносное значение – сторонник какого-либо командного вида спорта, восторженный почитатель общественного деятеля. В русский язык проникло только суженное второе значение. На начальных стадиях освоения слово тифози употреблялось в основном спортивными комментаторами по отношению к итальянским футбольным болельщикам, сейчас тифози называют поклонников спортивных команд и других стран: «Греческие тиффози разочарованно сворачивают флаги Эллады»[21]. Кроме того, лексема приобрела дополнительный коннотативный компонент. Тифози в русском языке называют заядлого болельщика, который от обычного фаната или поклонника отличается значительно большей преданностью команде, становящейся причиной их экзальтированного, зачастую аморального поведения. Наиболее ярко наличие эмоционально-экспрессивной окрашенности может продемонстрировать контекст употребления данной лексемы: «Римские тиффози устроили жесткую обструкцию темнокожему» [21].

Пятая модель характеризуется  заимствованием прототипа только польским и украинским языками: пол. kravatka ’галстук’ (фр. cravate), укр. фарб, пол. farba ‘краска’ (фр. farbe) ,пол. kawiar ‘ икра’ (фр.caviar), укр. фотеля, пол. fotel ‘кресло’ (фр. fauteil) и др. В дальнейшем предстоит выяснить, почему в русском языке звенья этой цепи оказались свернутыми.

Следует заметить, что сегодня мы делаем лишь первые шаги для воссоздания полной  картины рецепции прототипа в славянских языках, она  может быть представлена при диахроническом изучении процесса заимствования и привлечения различных источников и словарей в каждом конкретном языке. Представленная работа, отчасти носящая фрагментарный характер, является первым опытом такого изучения. В лексикографическом виде проблема взаимодействия прототипов и соответствующих коррелятов в славянских языках  решается в словаре Й. Айдуковича [3]. Дальнейшую перспективу мы видим также в изучении прототипов иных этимологий. Пока же нами сделан первый шаг в этом направлении: исследованы процессы ассимиляции французской лексики в XVIII - XX вв. на материале разновременных переводов французской литературы [5], а также рассмотрены модели рецепции иноязычной лексики на примере несклоняемых имен существительных [20].

Таким образом, на материале изучения процессов изменения иноязычного прототипа в родственных славянских языках – русском, польском, украинском, в диахроническом аспекте предлагается технология моделирования процессов рецепции принимающими системами, что представляет собой универсальную закономерность ассимиляции.

Список литературы / References

1. Dictionnaire de l'Académie française. Volume 1– Lyon, 1777. – 893 p.
2. Dizzionario della Lingua Italiana. Volume 1 – 2 / ed. by Fr. Cardinali. – Napoli, 1852.
3. Айдукович Й. Контактологический словарь адаптации русизмов в восьми славянских языках/ Й. Айдукович. – Белград: Фото Футура, 2004. – 771 с.
4. Большой русско-французский словарь / Л.В. Щерба, М.И. Матусевич, С.А. Никитина и др. – 6-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз. – Медиа, 2006. – 561 с.
5. Габдреева Н.В. История французской лексики в русских разновременных переводах / Н. В. Габдреева - изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Ленанд. – 2011. – 304 с.
6. Даль В.И. Толковый словарь живаго великорускаго языка Владимира Даля. Т.1-4 / В.И. Даль. – 2 издание, исправленное и значительно умноженное по рукописи автора. – СПб., 1882.
7. Ефремов Л.П. Заимствованное слово и прототип / Л.П. Ефремов // Русское и зарубежное языкознание. Вып. 3.– Алма-Ата,1970. – С.18-22.
8. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково- словообразовательный / Т. Ф. Ефремова. – М.: Русский язык, 2000. – 1209 с.
9. Жеребило Т. В. Теория языковых моделей (краткая характеристика). Использование метода моделирования в стилистике / Т. В. Жеребило // Lingua-universum. №1. – 2007.
10. История лексики русского литературного языка конца XVII начала XIX века / АН СССР, под ред. Ф. П. Филина. – М.: Наука, 1981. – 376 с.
11. Полный французский и российский лексикон. СПб., 1786. Ч. 1 – 2.
12. Пушкин А.С. Евгений Онегин. Драматические произведения. Романы. Повести. Серия вторая. Том 104. / А.С. Пушкин. – М.: Художественная литература. – 1977г. – 735 с.
13. Сент – Екзюпери Антуан де Маленький принц / Антуан де Сент-Екзюпери. - пер. на украин. язык А. Жаловського. – Киев: Молодь .
14. Словарь иностранных слов – 7-е изд., перераб. М., 1979. – 620 с.
15. Словарь русского языка XVIII века / сост. Ю. С. Сорокин и др. - Л.; СПб: Наука, 1984–2006. – Вып. 1–16.
16. Словник української мови: у 20 т. / НАН України, Укр. мов.-інформ. фонд. - К.: Наукова думка, 2010.
17. Смирнов Н.А. Западное влияние  на русский язык в Петровскую эпоху (словарь иностранных слов, вошедших в русский язык в эпоху Петра Великого), Сборник ОРЯС / Н. А. Смирнов. – СПб., 1910. - Т.88, № 2.
18. Стыпула Р., Ковалева Г.В. Польско-русский словарь. Около 35 000 слов / Р. Стыпула, Г.В. Ковалева. - изд. 3-е стер. – Москва-Варшава: Русский язык – Ведза Повшехна.
19. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. –М., 1935 – 1940. Т. 1 – 4.
20. Шишолина А.О. Модели рецепции несклоняемых имен существительных иноязычного происхождения: автореф. дис. … канд. фил. наук: 10.02.01 / Шишолина Альбина Олеговна. – Ижевск: УдГУ., 2017.– 24 с.
21. Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс ] – URL: www.ruscorpora.ru (дата обращения: 20.10.2017).

Список литературы на английском языке / References in English

1. Dictionnaire de l'Académie française. Volume 1 [Dictionary of the French Academy] – Lyon, 1777. – 893 p. [in French]
2. Dizzionario della Lingua Italiana. Volume 1 – 2 [Dictionary of the Italian language] / Fr. Cardinali. – Napoli, 1852. [in Italian]
3. Aydukovich Y. (2004): Kontaktologicheskiy slovar' adaptatsii rusizmov v vos'mi slavyanskikh yazykakh, [A contact dictionary of the adaptation of Russisms in eight Slavic languages] / Aydukovich Y. - Belgrad, 2004.- 771 p. [in Russian]
4. Bol'shoy russko-frantsuzskiy slovar' [A large Russian-French dictionary] / L.V. Shcherba, M.I. Matusevich, S.A. Nikitina. - ed. 6., stereotip. – M.: Rus. yaz. – Media,2006. [in Russian and French]
5. Gabdreeva N.V. Istoriya frantsuzskoy leksiki v russkikh raznovremennykh perevodakh, [Russian literary language of the first half of the nineteenth century] / N.V. Gabdreeva. – 2 ed., corrected and additional. – M. : Lenand., 2015. [in Russian]
6. Dal' V.I. Tolkovyy slovar' zhivago velikoruskago yazyka Vladimira Dalya: Vtoroye izdaniye, ispravlennoye i znachitel'no umnozhennoye po rukopisi avtora. T. 1 – 4 [Explanatory dictionary of the living great Russian language Vladimir Dal: The second edition, corrected and significantly multiplied by the author's manuscript. Vol. 1 - 4] / V.I. Dal' – SPb., 1882. [in Russian]
7. Yefremov L.P. Zaimstvovannoye slovo i prototip // Russkoye i zarubezhnoye yazykoznaniye. [The borrowed word and prototype // Russian and foreign linguistics] / L.P. Yefremov. – 3 edition.–Alma-Ata,1970. – P.18-22. [in Russian]
8. Yefremova T.F. Novyy slovar' russkogo yazyka. Tolkovo- slovoobrazovatel'nyy slovar’ [New Dictionary of Russian. Explanatory-word formation] / Yefremova T.F. – M.: Russkiy yazyk, 2000 – 1209 p. [in Russian]
9. Zherebilo T. V. Teoriya yazykovykh modeley (kratkaya kharakteristika). Ispol'zovaniye metoda modelirovaniya v stilistike [The theory of language models (short characteristic). Use of the modeling method in stylistics] / Zherebilo T. V. // Lingua-universum, 2007. – №1. [in Russian]
10. Istoriya leksiki russkogo literaturnogo yazyka kontsa XVIII – nachala XIX vv. [History of the vocabulary of the Russian literary language of the late eighteenth and early nineteenth centuries] – M.: Nauka,1981. 373 p. [in Russian]
11. Polnyy frantsuzskiy i rossiyskiy leksikon [Full French and Russian lexicon] – SPb., 1786. Part 1 – 2. [in Russian and French]
12. Pushkin, A.S. Yevgeniy Onegin. Dramaticheskiye proizvedeniya. Romany i povesti, [Eugene Onegin. Dramatic works. Novels] / A/S/ Pushkin. – M.: Khudozhestvennaya literatura. [in Russian]
13. Sent-Exupery Antuan de Malen'kiy prints: per. na ukrain. yazyk A. Zhalovs'kogo [The little prince: translation in Ukrainian by A. Zhalovs'kii] / Antuan de Sent-Exupery. – Kiyev: Molod', 1976. – 120 p. [in Ukrainian]
14. Slovar' inostrannykh slov [Dictionary of foreign words] – 7 edition. – M. : 1979. - 620 p. [in Russian]
15. Slovar' russkogo yazyka XVIII veka [Dictionary of the Russian language of the XVIII century] / ed. S. Sorokin and other - L.; SPb: Nauka, 1984–2006. – Vol. 1–16. [in Russian]
16. Slovnik ukraí̈ns'koí̈ movi [Dictionnaire of the Ukrainian language] : in 20 t. / NAN Ukraí̈ni, Ukr. mov.-ínform. fond. - K. : Naukova dumka, 2010. [in Ukrainian]
17. Smirnov N.A. Zapadnoye vliyaniye na russkiy yazyk v Petrovskuyu epokhu (slovar' inostrannykh slov, voshedshikh v russkiy yazyk v epokhu Petra Velikogo) [Western influence on the Russian language in the era of Peter(dictionary of foreign words that entered the Russian language in the era of Peter the Great)] / N.A. Smirnov // Sbornik ORYAS [Collection of department of Russian and literature] – SPb., 1910. – V. 88. – №2. – р. 86-87. [in Russian]
18. Stypula R. Pol'sko-russkiy slovar'. Okolo 35 000 slov [Polish-Russian Dictionary. About 35 000 words] / R. Stypula, G.V. Kovaleva. – Vol.3. – Moskva-Varshava: Russkiy yazyk–Vedza Povshekhna. [in Russian and Polish]
19. Tolkovyy slovar' russkogo yazyka T. 1 – 4. [Dictionary of the Russian language. Vol. 1-4] / ed. D.N. Ushakov. – M., 1935 – 1940. [in Russian]
20. Shisholina A.O. Modeli recepcii nesklonjaemyh imen sushhestvitel'nyh inojazychnogo proishozhdenija [Models of reception of indeclinable nouns of foreign-language origin] : abst. of. dis. … of PhD in Filology: 10.02.01 / Shisholina Al'bina Olegovna. – Izhevsk: UdGU., 2017. – 24 s. dis. …
21. Nacional'nyj korpus russkogo jazyka [National corpus of the Russian language] - [Electronic resource]. - URL: www.ruscorpora.ru (accessed: 20.10.2017). [in Russian]