РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ В НАУКЕ: ОБРАЗЫ «НОВОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ»

Сурова Е.Э.¹, Васильева М.А.²

¹ORCID: 0000-0002-4652-1130, Доцент, Доктор философских наук, Институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет, ²ORCID: 0000-0002-8874-4623, Аспирант, Институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ В НАУКЕ: ОБРАЗЫ «НОВОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ»

Аннотация

Авторы рассматривают ситуацию в профессиональной науке, чтобы выявить основные принципы репрезентации в информационном пространстве. Необходимость представления ученого в профильной коммуникационной среде актуализирует несколько аспектов проблемы: репрезентация автора в тексте публикации, создание персонализированных работ по результатам коллективных исследований и репрезентация позиции автора через ссылки на коллег и признанных авторитетов. В целом порядок репрезентации ученого в академической среде соотносится с глобальными практиками социального взаимодействия сетевой культуры.

Ключевые слова: репрезентация, коммуникация, текст, ссылка, автор.

Surova E.E.¹, Vasilyeva M.A.²

¹ORCID: 0000-0002-4652-1130, PhD in Philosophy, Insitute of Philosophy, St.Petersburg State University, ²ORCID: 0000-0002-8874-4623, Postgraduate student, Insitute of Philosophy, St.Petersburg State University

REPRESENTATION IN SCIENCE: IMAGES OF “NEW MIDDLE AGES”

Abstract

Authors analyze the situation in the professional science to show the main features of representation practice in modern information culture. Necessity to present a scientist in the profile communication environment actualizes a few aspects of the problem: representation of an author in text of his publication, creation of personalized papers as a result of collective research and representation of an author's position by reference to colleagues and recognized authorities. In general, the order of representation of an author in academic environment is correlated with global practices of social interaction in network culture.

Keywords: representation, communication, text, link, author.

Отношение к реальности не является неизменным, как и само представление о реальности. В современную эпоху мы сталкиваемся со сложным переплетением представлений, где действительное и реальное зачастую отдаляются друг от друга, где часто прослеживается «ночная» символика annos tenebris в противопоставлении «дневной» новоевропейской, а также активно разворачиваются метафоры «возвращения» к «архаике», «средневековью» и т.д. Современное социокультурное пространство ускользает из сетей «новизны», исходя из постмодернистской установки, что «новое – это забытое старое», а все смыслы уже были востребованы. В этом плане прослеживается интересная тенденция: замещение объектов реальности представлением об их соотнесенности с уже свершившимися «фактами» наших представлений, которые выстраиваются в достаточно сложную иерархию укорененных во времени образов. Здесь мы встречаемся с весьма значимой «процедурой» репрезентации как замещающего представления отсутствующего объекта реальности.

Но репрезентация – это известная в истории культуры стратегия «явленности». В отличии от презентации, которая также подразумевает символическое выражение объекта, его представление, репрезентация обозначает присутствие неявленного объекта. Так, в своей статье о природе репрезентации К. Гинзбург исследует европейскую традицию создания вещественных репрезентаций (они буквально так назывались) для траурных церемоний: изготовление восковых фигур почивших монархов, размещение в церкви пустого гроба, покрытого траурной тканью, во время заупокойной службы и т.д. [2]. Акт репрезентации направлен на то, чтобы создать не видимость присутствия объекта за его неимением, но его полноправную символическую представленность. Именно этим смыслом обладают и юридические коннотации термина «репрезентация» – «замена (кого–либо), действие вместо него (при исполнении какого–либо долга)», «представительство за границей», «представительство (народа, страны) при отправлении властных полномочий», «проведение контрактов в пользу торгового дома» [2].

Европейская «осень Средневековья» использует репрезентативные стратегии в полном объеме. Особо ярко они представлены в системе знания, сообществах ученых и, в целом, в развивающейся университетской среде. М. Фуко описывает основания позднесредневекового знания так: «XVI же век совмещал семиологию и герменевтику в фигуре подобия. Искать смысл – значит выявлять то, что сходствует. Искать закон знаков – значит открывать вещи, являющиеся сходными. Грамматика форм бытия – это их истолкование. А язык, на котором они говорят, не рассказывает ни о чем другом, кроме как о связывающем их синтаксисе» [7, C. 66]. И вот перед нами целостность представления о мире, где все вещи пригнаны друг к другу, а слова истолковывают смысл связей. Истолкование, комментарий обращается к иерархии авторитетности: «Комментарий возникает лишь как стремление выявить за читаемым и истолковываемым языком глубочайшее значение исходного Текста. И именно этот Текст, обосновывая сам комментарий, обещает ему в награду в конечном итоге свое открытие [7, C. 77]. Текст репрезентируется в реальности языка, он есть истина, прямое приближение к которой невозможно. Комментарий – это еще и возможность опосредования, сродни посредничеству церкви в обращении к Большому Другому. Истолковывание как процедура превращается в жизненную стратегию, посредством которой рождаются простые, но косвенные связи с бытием. В этом смысле безусловность авторитета в системе знания обеспечивает прочную исходную связанность дискурса, а также возможность «властных полномочий»: «Эти позднеантичные риторы и компиляторы научили средневековых людей обходиться крохами познания. Словари, мнемонические стишки, этимологии (ложные), флорилегии – вот тот примитивный интеллектуальный материал, который Поздняя империя завещала Средневековью. Это была культура цитат, избранных мест и дигест» [4, C. 108].

Высокое значение медиа-среды в современных повседневных, деловых и развлекательных практиках создает необходимость для индивида иметь в ней символическое «представительство», которое обеспечивается репрезентацией Я, где идентификационный процесс будет протекать в условиях активной символической реинтерпретации позиции Другого. В актуальной ситуации из-за непрерывного «удвоения» реальности в медиа-среде процедура репрезентации оказывается снова востребованной. Постоянный процесс выражения объектов и явлений через различные знаковые формы порождает все новые и новые стратегии репрезентации в информационном пространстве. Развитие коммуникационной среды создало своеобразную систему паттернов, черты которой можно обнаружить на разных уровнях. Для сетевой коммуникации связи между смысловыми узлами оказываются зачастую важнее, чем сами узлы, поэтому для обозначения позиции объекта достаточно и, одновременно с этим, необходимо разместить его в сети – обозначить связи с уже имеющимися заметными элементами. Заметность, при этом, можно трактовать как наличие у явления множества связей с другими событиями, людьми, инфоповодами и т.д. Для современной массовой культуры эквивалентом заметности оказывается популярность, но для других дискурсов возможны другие варианты, например, авторитетность для научного сообщества.

Так складывается специфическая практика репрезентации в социальных сетях: с помощью размещения различного фото-, видео- и текстового материала пользователь очерчивает границы Собственного и репрезентирует персональную идентичность, которая предполагает форму так называемой «Мы-идентичности», когда позиция Я обеспечивается постоянно подразумеваемой групповой поддержкой, а, соответственно, принятой системой «авторитетов» и репутационных маркеров. Такой подход способствует быстрой интеграции новых элементов, пластичности и гибкости множественных связей, например, обнаруживаемых в активно функционирующих комьюнити-группах.

Та же практика обнаруживается и в тематических коммуникационных сетях, в частности, в профессиональном научном сообществе. Здесь наряду с традиционными практиками построения авторитетных иерархий появляются новации кластерного порядка, когда центры, аккумулирующие коллективную научную заинтересованность, формируются ситуативно и существуют неопределенное время, пока реализуется идея данного проекта. «Рабочая группа» сообщества такого формата обладает условной авторитетностью до окончания деятельности, например, ведущегося обсуждения, а далее может при переходе к другому проекту, не сохранить свои высокие рейтинговые показатели. Следует обратить внимание, что на данный момент репрезентация автора-ученого реализуется не только за счет его публикаций, как отображения профессиональной активности, но и за счет системы ссылок. Они связывают его работы с другими, демонстрируя включенность в научное сообщество и очерчивая, таким образом, порядки и ориентиры концептуальной сплоченности внутри научной отрасли. Здесь вновь проскальзывает образ «Текста-истины», связывающего «знание» как «тело Адама-Рухани» перекрестными ссылками.

Но если средневековая интеграция знания базировалась на традиции, избегающей рефлексии, то в современности основания к этому иные. Скорость коммуникации в современной культуре такова, что индивиду приходится настолько быстро реагировать на изменения в окружающей ситуации, постоянно переопределяя границы Собственного, что непрекращающаяся репрезентация в значительной степени опережает рефлексию. Она становится тем процедурным моментом, который осуществляет опознание действительного в его реальной процессуальности. В данном случае можно более конкретно представить эту ситуацию при обращении к репрезентации автора в современной науке как таковой, рассмотрев ее поэтапно.

Во-первых, она осуществляется посредством обращения к авторскому тексту. Здесь речь может идти как о самом тексте, так и об авторской позиции в нем, а, кроме того, о числе самих публикаций. Текст как таковой – это «лицо» авторской позиции. Он предполагает использование определенных дискурсивных стратегий, которые, в свою очередь, ориентированы тематически, понятийно, структурно и стратегически. Текст сам апеллирует к множественности, предполагая последующее развитие мысли исследователя в намеченных направлениях, а за этим намечаются и пути коммуникации, позволяющей идентифицировать авторское письмо в совокупности исследований. Это позволяет нам выделить два значимых в данном случае параметра научной текстуальности: публичность и включенность в традицию. Кроме того, текст как произведение соотносим и с судьбой автора, что подмечали еще Дильтей, Сартр и др. Даже постановка вопроса о так называемой «смерти автора» у постмодернистов в ситуации научного текста дала лишь определенную тенденцию смещения к большей значимости подчеркивания принадлежности к научному сообществу, а также снятию остроты вопроса об относительности новизны высказывания автора. Позиция автора и его текстовой репрезентаии в науке, таким образом, оказалась в горазд большей мере консервативной, нежели в искусстве. Но вернемся к научному тексту. Он сам существует в определенных границах, где мы сталкиваемся с рядом проблем, в том числе отнюдь не исследовательского порядка. Речь может идти о его формате (объеме, структуре, оформлении и т.д.), о размещении (статусности издания, представленности в информационных базах и т.д.), о уже существующей статусности автора как представителя сообщества (степень, звание, представленность в научной среде и т.д.), о «движении» по путям научной коммуникации (цитируемости, в первую очередь) и др. Так, говоря о последней позиции, стоит отметить, что журналы выполняют функцию «каналов связи», о чем писал в своих исследованиях, например, В.В. Наумов [6].

Во-вторых, современная наука часто предполагает наличие групповых исследований. Авторский коллектив создает ряд персонализированных работ, с одной стороны, выявляющих роль конкретного автора в исследовании и объём его вклада, с другой стороны, получает результат совместного труда, например, выраженный в коллективной монографии или статье. Коллективная работа аккумулирует усилия, экономит время и снижает затраты на производство научного «продукта», например, позволяет между соавторами разделить стоимость публикации. Работа в группе дает возможность молодым специалистам получить опыт работы, повысить свои рейтинговые показатели, а для маститых ученых снизить затраты на формальную, техническую работу по продвижению издания.

В-третьих, авторская позиция маркируется отсылами к концепциям других авторов. Система авторитетов в ссылках для современной науки, как мы отмечали выше, исключительно важна. Ссылки, которые указывает автор в своей работе, встраивают ее в систему концепций и авторитетов. Это поиск «союзников», повышающих степень защиты, и снижающих риск критических отзывов. Публикация научного труда обозначает дискурсивные границы научного знания, которые репрезентируют позицию ученого. А «пограничными указателями» и становятся ссылки, выполняющие многоплановую миссию. С одной стороны, они маркируют принадлежность к научному кругу, с другой стороны, представляют систему кодировок: «Ссылки, не являясь строго формализованным языком, позволяют устанавливать внутренние связи между публикациями по очень тонким аспектам мысли. Пересечение по множеству ссылок может отображать идейную родственность статей в большей степени, чем пересечение по дескрипторам» [6, C. 88]. Дескрипторы в данном случае выступают маркерами дискурсивности, в то время как ссылки отражают неявленные, но подразумеваемые в тексте смыслы, т.е. репрезентируют границы дисциплинарной области, и, тем самым, проясняют осмысленность использования данной языковой практики. Таким образом, смысл текста может располагаться не только в пространстве «документа», но и выходить в широкое коммуникативно-информационное пространство сети научных изданий. И речь здесь идет не о маргинализации смысла по отношению к тексту, как писал Ж. Деррида, а о метадискурсивности, где смысл обретает системные показатели. В этом плане осмысленность письма в различных областях знания будет определяться через включенность в единое коммуникативное пространство публикаций, но для каждой научной области так же будет предполагать и свои особенности. Так, философские тексты обладают своей спецификой, видимо, даже в связи с тем, что обращаются к «вечным» проблемам, хотя и актуализированным в пространстве повседневности. Соответственно, философское произведение обладает высокой степенью абстрагирования, что «распыляет» дискурс, позволяя в качестве примеров использовать зачастую принципиально не связанные ситуации и обращаться к работам авторов, где порядки их внутренних текстуальных «узлов» будут обнаруживаться каждый раз заново в зависимости от нужд данного исследования. Кроме того, в философии значение произведения принципиально возрастает по отношению к его «завершенности», то есть монография обладает значительно большей авторитетностью, нежели журнал или сборник статей. Как отмечал в своей работе В.В. Налимов: «Интересно обратить внимание на то, что язык библиографических ссылок в философских публикациях играет значительно меньшую роль, чем в точных, естественных и технических науках. В журнале «Вопросы философии» (за 1966 г.) оказалось довольно много ссылок: в среднем 11 ссылок на статью, но из них на периодику падает всего лишь три ссылки; 23% просмотренных статей вообще не имеет ссылок на периодику. Среднее число ссылок в статье на иностранную периодику составляет 0,6; здесь уже 73% публикаций не имеет ссылок. Зато среднее число ссылок на книги составляет 82% от общего их числа» [6, C. 113]. По отношению к точным и естественным наукам, философские публикации отсылают к монографиям, имеют несколько иную логико-структурную связь, а также другую скорость «старения» научных материалов и т.д.

Ссылка представляет опыт корпоративной коммуникации. Она позволяет очертить границы допустимых значений, наметить структурные пределы исследования и продемонстрировать нормативно-ценностный потенциал работы. Ссылка существует одновременно в пределах языкового пространства, но не предполагает, скажем, наличия грамматических требований. Ссылка требует правильности оформления, поскольку кодирует существенную часть научного коллективного опыта, выступая лишь указателем к нему. Она выполняет также определенную функцию «допуска» к участию в корпоративном общении. Как писал В.В. Налимов: «Можно назвать, например, знаковую систему, интуитивно воспринимаемую нами как язык и в то же время не имеющую в явном виде ни алфавита, ни грамматики: язык библиографических ссылок в научных публикациях. Это особый язык, в котором с каждой библиографической ссылкой ассоциируются идеи, содержащиеся в ранее опубликованной работе, соответствующей этой ссылке. Ученому нет необходимости заново излагать содержание публикаций, на которые он опирается в своей работе, – достаточно дать на них ссылки» [5, C. 29]. Зачастую, открыв ссылки в выбранной ими работе, ученые уже понимают, насколько она будет им нужна в собственных исследованиях, т.е. насколько она интегрирована в современное научное знание, связана с определенной шкалой авторитетности, демонстрирует принадлежность к научной школе и т.д. Как пишет В.В. Налимов далее: «С помощью библиографических ссылок происходит очень емкое кодирование информации с очень точным ее воспроизведением – по ссылке просто надо найти соответствующую публикацию» [5, C. 29]. Библиографические ссылки образует свою систему, в которой соотносимое исследование (то, в котором мы и обнаруживаем данные отсылы) занимает конкретное место, позволяя продолжать ранее начатую общую научную программу.

Бруно Латур в своей работе «Наука в действии» пишет о научных доминантах: «цитатах» и «цифрах», которых, для признания работы научной, должно быть представлено в избытке [3]. Отсыл к документам, а также к чужим мнениям – это получение союзников. Но лучше получать статусных союзников, потому что, как пишет П. Бурдье: «Некто, получивший научное звание, получает также и свидетельство об уме (одна из привилегий обладателей звания, кроме прочего, это возможность сохранять дистанцию по отношению к званию)» [1, C. 144].

Таким образом, современный ученый, представитель академического сообщества и «университетского мира» сам не представлен в нем, а лишь связан с ним системой ссылок, причем, в том числе и скрытых. Такой мир объединен единством представлений и дискурсов. Как писал П. Бурдье: «Университетский мир, как любой социальный универсум, является местом борьбы за истину об университетском мире и о социальном универсуме в целом» [1, C. 143]. Ученый включен в него репрезентацией коллективных знаков-маркеров и связан сетью ссылок. «Корпоративный дух» системы ссылок опять же ассоциирован со средневековыми практиками «комментариев», «избранных мест и дигест». «Новое средневековье» науки вновь ставит вопросы о цитатах, авторитетах, количественных показателях и т.д.

Список литературы / References

1. Бурдье П. Начала – М.: Socio-Logos, 1994. 288 с.
2. Гинзбург К. Репрезентация: слово, идея, вещь [Электронный ресурс]//Журнал «НЛО» №33, 1998. URL: http://philosophystorm.org/article/karlo-ginzburg-reprezentatsiya-slovo-ideya-veshch (дата обращения: 28.11.2016).
3. Латур Б. Наука в действии: следуя за учеными и инженерами внутри общества – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. 414 с.
4. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. – М.: Издательская группа Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. 376 с.
5. Налимов В.В. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков// В. В. Налимов – М.: Книга по Требованию, 2013. – 304 с.
6. Налимов В.В., Мульченко З.М. Наукометрия. Изучение развития науки как информационного процесса – М.: Изд. «Наука», 1969. 192 с.
7. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук – СПб.: A-cad, 1994. 406 с.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Bourdie P. Nachala [Beginnings] – M.: Socio-Logos, 1994. – 288 P. [in Russian]
2. Ginzburg K. Reprezentacija: slovo, ideja, veshh' [Representation: word, idea, thing] [Electronic resource] //Zhurnal «NLO» [Journal “NLO”] №33, 1998. URL: http://philosophystorm.org/article/karlo-ginzburg-reprezentatsiya-slovo-ideya-veshch (accessed 28.11.2016). [in Russian]
3. Latur B. Nauka v dejstvii: sleduja za uchenymi i inzhenerami vnutri obshhestva [Science in action: following scientists and engineers inside the community] – SPb.: Izdatel'stvo Evropejskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 2013. 414 P. [in Russian]
4. Le Goff Zh. Civilizacija srednevekovogo Zapada. [Civilization of Medieval West Europe] – M.: Izdatel'skaja gruppa Progress, Progress-Akademija, 1992. 376 P. [in Russian]
5. Nalimov V.V. Verojatnostnaja model' jazyka. O sootnoshenii estestvennyh i iskusstvennyh jazykov [The probabilistic model of language. On the relation between natural and artificial languages]// V. V. Nalimov – M.: Kniga po Trebovaniju [Book on demand], 2013. – 304 P. [in Russian]
6. Nalimov V.V., Mul'chenko Z.M. Naukometrija. Izuchenie razvitija nauki kak informacionnogo processa [Scientometrics. The study of the development of science as an information process] – M.: Izd. «Nauka», 1969. 192 P. [in Russian]
7. Fuko M. Slova i veshhi. Arheologija gumanitarnyh nauk [Words and things. Archaeology of Human Sciences] – SPb.: A-cad, 1994. 406 P. [in Russian]