ПОЭТИКА ЛИРИЧЕСКОГО ЦИКЛА Б.Ю. ПОПЛАВСКОГО «НАД СОЛНЕЧНОЮ МУЗЫКОЙ ВОДЫ»

Научная статья
DOI:
https://doi.org/10.18454/IRJ.2016.54.215
Выпуск: № 12 (54), 2016
Опубликована:
2016/12/19
PDF

Норина Н.В.

Кандидат филологических наук, Соликамский государственный педагогический институт

ПОЭТИКА ЛИРИЧЕСКОГО ЦИКЛА Б.Ю. ПОПЛАВСКОГО «НАД СОЛНЕЧНОЮ МУЗЫКОЙ ВОДЫ» 

Аннотация

Статья посвящена изучению поэтики лирического цикла Б.Ю.Поплавского «Над солнечною музыкой воды» и выявлению в нём циклообразующих связей. Изучена семантика заглавия  цикла: ключевые образы солнца, музыки, воды, раскрывающие концепцию всего цикла. Изучено своеобразие  поэтической картины мира у Б.Ю. Поплавского на уровне мотивно-образной структуры цикла, включающей мотив «сна», звуковые и цветовые образы. Материалы исследования могут быть использованы для дальнейшего изучения творчества Б.Ю. Поплавского.

Ключевые слова: лирический цикл, лейтмотив, заглавие, композиция.

Norina N.V.

PhD in Philology, Solikamsk state pedagogical institute

THE POETICS OF THE LYRICAL CYCLE BY B. POPLAVSKY "ABOVE THE SOLAR MUSIC OF THE WATER"

Abstract

The article is devoted to the study of poetics of the lyrical cycle by B. Poplavsky "Above the solar music of the water" and the detection of the genre connections in a cycle. The semantics of the title of a cycle wos studied: the key images of the sun, music, water, which reveal the concept of the whole cycle. The originality of the poetic picture of the world by B. Poplavsky at the level of the system of the motifs and images in a cycle, including the motive of "sleep" and the sound and color images, was studied. Materials of research may be used for further study of creativity B. Poplavsky.

Keywords: lyrical cycle, leitmotiv, title, composition.

Борис Юлианович Поплавский (1903 – 1935) – поэт с трагическим и сложным мироощущением, остро чувствующий трагизм судьбы человека – в "разобщённости душ", в "разлучении души и мира", в неизбежности ”исчезновения человека” [5, С. 301]. Постоянно живущее в Поплавском чувство онтологического трагизма проникало на все уровни создаваемого поэтом мира. Поэтические сборники Поплавского «Флаги» (1931), «Снежный час» (1936), «В венке из воска» (1938), «Дирижабль неизвестного направления» (1935) отражают глубокую противоречивость его натуры, постоянно мечущейся между земным и небесным.

Лирический цикл «Над солнечною музыкой воды» занимает особое место в сборнике «Снежный час», поскольку он затрагивает важный момент в жизни Б.Ю. Поплавского: любовь к Наталии Столяровой (1911 – 1984), невесте поэта. Многие критики отмечали особое настроение, отличающее этот цикл от других стихотворений книги. За основной – трагической и «холодной» – частью «Снежного часа», в которой доминирует атмосфера отчаянного одиночества, следует «лучезарный», с «сияющими образами» (Н.Берберова) цикл «Над солнечною музыкой воды». Последний, по мнению пермской исследовательницы творчества поэта Н.Б. Лапаевой, проявил способность Б.Поплавского «выйти из молчания к моцартианским интонациям» [2, С. 85]. Действительно, «Снежный час» своим завершением выходит на самые светлые и счастливые ноты. Это доказывает, что Поплавский, как пишет А.Чагин, при очевидном преобладании трагического в своей поэзии всё же «умел восхищаться красотой и силой жизни» [5, С. 310].

Несмотря на отдельные высказывания, монографических или хотя бы статейных работ, посвящённых исследованию поэтики данного цикла, нет, поэтому недостаточный уровень его изученности в отечественном литературоведении обусловил актуальность нашей работы.

В существующей критике не встречается точной информации о том, является ли данный цикл (в плане композиционного построения)  авторским. Поплавский рано умер, поэтому архив его стихов разбирали знавшие его люди: хранитель его архива Николай Татищев и художник Михаил Ларионов выпустили две поэтические книги, составленные Борисом Юлиановичем незадолго до смерти: «Снежный час» (Париж, 1936) и «В венке из воска» (Париж, 1938). В 1965 году Татищев выпустил в Париже поэтический сборник Поплавского «Дирижабль неизвестного направления». Таким образом, очевидно, что сегодняшняя структура лирического цикла «Над солнечною музыкой воды» может не соответствовать авторскому замыслу. Составители данного цикла могли руководствоваться датами, основными темами, мотивами.

Чтобы доказать, что «Над солнечною музыкой воды» Б.Поплавского – лирический цикл, а не простая тематическая подборка стихотворений, в процессе анализа мы стремились выявить и исследовать так называемые универсальные циклообразующие связи: заглавие, композиционное строение, лексику и др.

Заглавие – обязательный элемент каждого циклического образования. Заголовок «Над солнечною музыкой воды» – тип заголовка, который опирается на ключевые образы и слова составляющих цикл отдельных стихов. Такими концептуально важными для Б.Поплавского образами являются образы солнца, воды, музыки. В совокупности они создают эстетически прекрасную картину: образ «солнечной музыки воды».

Вода и солнце (центральные образы в цикле) – образы межпространственные, позволяющие Душе лирического героя путешествовать из земного мира в небесный. Один из важных сюжетообразующих лирических мотивов в этом цикле – мотив встречи солнца и воды. «Яркое» солнце противопоставляется у Поплавского «туманной» грозе, которая «скрывает небо за собой» [3, С.151]. Открытость неба в цикле Поплавского – это необходимое условие стремления к нему, как видимому воплощению свободы, а, значит, и непременного ощущения счастья. Характерно и то, что момент встречи солнца и воды (ключевых заглавных образов в цикле, выражающих стремление автора к гармонии) рождает целый спектр положительных эмоций: «удовольствия» («Она довольна голубой обновой»), «ликования» (такая, к примеру, метафора: «до края неба гребнями шумя»), «радости» («И радостью Твоей блестит прибой»), «счастья» («Мгновенно отозвавшись счастьем новым»). Носительницей всех этих эмоций выступает в цикле Поплавского, прежде всего, Вода, как образное воплощение самой «жизни». Помимо этого вода становится отражением эмоций лирической героини (лирическая номинация Ты) и самого лирического субъекта данного цикла.

Через образ воды в цикле реализуется также мотив одиночества («Пароход, дымовой полосою / Горизонт опечалив, исчез»; «… сумрачный родник») и мотив прощания («Пароход попрощался с Тобой»). «Пароход», уплывая, исчезает за «скалистым мыском». Образ парохода может трактоваться и как символ перемен, возможности изменения своей жизни, стремления к неизведанному, к чему тщетно стремится лирический герой, остающийся на берегу.

Примеры обращения автора к мотиву встречи солнца и воды в цикле разнообразны. Вот некоторые из них: «Уж ярко солнце встретилось с водой»; «Так, впадая, на солнце горит / И, теряясь, сияет река»; «Вот и солнце, <…> водяными мирами / Дружно вспыхнули листья посад» (речь идёт о том, что с восходом Солнца засверкали только что омытые влагой дождя листья садовых посадок); «Вода горит огнём»; «Мир прозрачен, как жидкий хрусталь» (здесь море, сверкающее на солнце, сравнивается с «жидким хрусталём»); «А под кручей на тысячу блесок / Распадается солнце в воде». В блеске солнечного света стирается граница между небесным и водным пространством. Поэт наделяет Солнце магическими функциями, преображающей мир силой.

В процессе анализа стихов цикла можно заключить, что мотив встречи солнца и воды позволяет лирическому герою Поплавского проникнуть в «бездну летних истин»: с одной стороны, ощутить «счастье новое», забыть то, «чем мучила зима», а с другой, понять, что «летняя боль» слишком глубока;  ощутить острую жалость к «прошедшему», «яснее» осознать, «что счастьем не жить» (в земном мире).

«Глаза», в которых отражается «вся жизнь души» лирического субъекта, поэт уподобляет «морю», в котором отражается «вся жизнь природы». Поэтому мотив слияния или «встречи» солнца и воды («моря», «реки» в том числе) реализуется в стихах цикла не только на природном, но и на телесном, физиологическом уровне, как «встреча» Солнца и Души в её телесной оболочке: «Хорошо сквозь прикрытые веки / Видеть солнце палящим пятном. / Кровяные, горячие реки / Окружают его в золотом».

Лирический герой понимает, что «навек душе тепла / Верна судьба земли», а поскольку «жизнь души» уподобляется поэтом «жизни природы» с её неизменными природными циклами (чему, кстати, «не в силах помешать» лирический герой), то и Душа, в свою очередь, «с смиреньем дивным поручась судьбе», «навек верна» любви: «Глаза, на солнце греясь, закрываю / И снова навсегда люблю Тебя».

Как в мире природы при «встрече» с солнцем происходит преображение «горящей» реки в «сияющую», испускающую «сияние» - яркий свет, так и в мире Души лирического героя происходит преображение «кровяных горячих рек» в вечную любовь. Иными словами, Земное у поэта преображается в Небесное (духовное пространство, важнейшей составляющей которого является «музыка»).

Что касается общих принципов композиционного построения цикла, то здесь важно исходить от того, что именно становится доминантой его композиции: это прежде всего  временные закономерности («молчанье снега» → весна → летнее «полногласие жизни» (июнь, июль) → «осеннее молчанье» («октябрьский стрелец», ноябрь) → «зимняя неволя», «сумрак ночи снежной»), а также логика духовного развития личности (весеннее «воскресенье» души → ощущение «счастья нового» и глубины «летней боли» → понимание того, «что счастьем не жить» → «вера» в то, что «земля и радость глубже боли» → прощение Бога, смирение перед судьбой). При этом важно отметить, что даже в кульминационный момент летнего "полногласия жизни" лирического героя не покидает противоречивое ощущение "счастья нового" и глубины "летней боли". Душа человеческая во власти природных стихий: период влюблённости – один из этапов природного цикла, напоминающий период буйного летнего цветения, за которым последует неизбежное увядание. Вот почему солнце в цикле не только излучает тепло, но и обжигает своими лучами, причиняя «летнюю боль».

Мотив сна открывает данный лирический цикл («Я долго спал и не был молодым») и завершает («Сон о счастьи…»), что свидетельствует о замкнутости композиции цикла. Такая замкнутая композиция – круг – позволила поэту закрыть пространство цикла на внутреннем (духовном) мире лирического героя.

Время здесь нестатично. Способы выражения времени различны: утро, день, ночь; час, век; заря,  закат; весна, лето, осень, зима. Время обозначают также характерные для поэзии Б.Поплавского образы-символы: «золотые весы», «солнце», «луна», «вода», «песок», «поезд», «бьющееся сердце у часов неверных».

Ещё одним важным циклообразующим началом является лексика: тематические и лексико-семантические группы как носители наиболее важных мотивов. Так, например, мотивы «пробуждения» и «засыпания» реализуются в тексте посредством глагольной лексики: «очнулась» («Но очнулась и внемлет душа»); «просыпается» («Просыпается утро от сна»), «встал» («Я снова встал душой из зимней тьмы»); «спит» («Спит возвышенность каменным сном»); «заснуть» («заснуть на песке»); «уснувшая» («Призрак лодки с уснувшей душой»); «ложиться» («Ложусь на тёплый вереск»).

Лексика со значением «ощущения страдания» или «состояния душевной горечи»  («Слишком летняя боль глубока»; «Ветер боли и вольности рад»; «Мучительной и солнечной забавой»; «долго мучился, любя»; «Горизонт опечалив, исчез» и т.д.) становится носителем мотива «сосредоточенности в боли», суть которого, по словам Б.Поплавского, «выразить хотя бы муку того, что невозможно выразить» (т.е. всю скорбь, весь ужас, живущий в душе) [4, С. 310].

Один из лейтобразов в цикле – «цвет». Ключевые образы воды, неба, света, солнца обусловили палитру данного цикла, включающую в себя тёплые и светлые краски. Доминируют цвета: белый, синий, голубой, жёлтый, золотой, зелёный. Среди обозначенных цветов преобладают белый, голубой, жёлтый. Белый цвет символизирует недосягаемую высоту, очищение, хрупкость и первозданность. В данном цикле белый цвет свойственен небу, а также воде. Белый цвет ассоциируется с дневным светом.  Голубой – цвет воды, небес, вечности. Встречается упоминание голубой "рубашки" лирической героини. Жёлтый, золотой цвета согревают, так как свойственны солнцу, но одновременно с этим, у Поплавского эти цвета символизируют скорую гибель: это палящее солнце, это осень с надвигающейся мертвящей зимой.

Другим важным лейтобразом в цикле является «звук», «звучание». Как и для А.Блока, тишина для Б.Поплавского (отсутствие звучания, музыки) – это трагедия. В цикле «Над солнечною музыкой воды» живущая в музыке сила вечной жизни торжествует над тишиной, временностью исчезновения. В стихах цикла всё поёт, всё наполнено звуками  («всё полно голосов», «шум воды голоса заглушает», «шарманщик поёт», «свищет Эол», «шумит прибой», «курлычет вода», «слышно», как дышит «паровоз», трещат  «кузнечики», «поют стрижи»). Музыка позволяет преодолеть страх времени, благодаря музыке рождается понимание того, что трагическая неизбежность «исчезновения человека», в концепции Б.Поплавского, «согласуется с духом музыки, которая хочет, чтобы симфония мира двигалась вперёд» [5, С. 300].

В процессе анализа ключевых образов и мотивов, а также в процессе литературоведческого анализа стихов цикла мы выходим на его концепцию, т.е. на систему представлений и идей автора.

Содержательная структура данного цикла обнаруживает переплетение различных взаимоисключающих и взаимопроникающих начал: «смерть»  –  «воскресенье»; «спать» – «очнуться»; «боль» – «счастье»; «зима» – «лето»; «снег» – «горячие травы»; «свет» – «тьма»; «земное» – «небесное»; «Бог» – «человек»; «молчанье» – «говор»; «узы грусти» – «смех»; «печаль» – «радость»; «недвижен» – «мчится»; «падает» – «подымается»; «глубина» – «вышина»; «родился» – «погиб»; «слишком рано» – «слишком поздно»; «пустой» – «наполненный»; «жара» – «холод свежий» и т.д. Понятие «жизнь», например, включает в себя и «зимний труд» и «летнее сияние». Мир представляется лирическому герою цикла «мучительной и солнечной забавой».

В пространстве цикла «горизонтальное» противополагается «вертикальному» как профанное и повседневное – духовному и трансцендентному. Несмотря на то, что лирическому герою приходится пребывать в «земном» мире («улица», «аллея», «ресторан», «газета», «экипаж», «платформа», «паровоз», «дача», «пляж», «телеграфная сеть», «пароход», «цоканье подков», «яхта», «скамья», пыль «бульвара»), подлинный вектор его устремлённости носит очевидный «небесно-астральный» характер. Лирический герой видит, как «гроза скрывает небо за собой» и как «парусник за низким маяком / Уходит, уменьшаясь в небе талом», как «вдалеке, средь молочных паров / Солнце скрыло хрустальной дугой / Грань воздушных и водных миров». В надреальности поэт находится в состоянии предельной раскрепощённости, открытости. Создание иного мира необходимо ему для выражения внутренних переживаний, познания своего «я», мира, человечества, Бога, гармонии, законов Вселенной, жизни и смерти, любви и жалости. Видя «мир в гармоничном соединении разноликих и разнородных его начал» [1, С. 87], лирический герой в процессе своего духовного развития приходит к стоическому приятию мира, он принимает мир таким, каким он является. Последнее находит своё воплощение в пронзительно звучащих в цикле стихов мотивах жалости, прощения Бога, надежды.

Литература, полагал Б.Поплавский, есть аспект жалости [5, С. 308]. В своей поэзии Поплавский, преображая создаваемый им мир, открывал в нём четвёртое (метафизическое, духовное) измерение, а над всем этим – стремился сосредоточиться в боли [4, С. 193]. С этой целью он, подобно символистам,  обращался к музыке как важнейшей духовной основе жизни (и творчества), воплощающей в себе онтологический трагизм. По словам самого Б.Поплавского в статье «О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции», человек – это «звучащий безумным светом» такт в симфонии мира, «волящий звучать вечно», поэтому «ему так больно, что всё проходит, больно от всего, от зари, от весны…» [5, С. 300]. Другими словами, поэт говорит о внутреннем неприятии каждым человеком неизбежности своего ухода, о неминуемо связанной с этим боли. Связь музыкального и трагического начал была очевидна для Поплавского, но так же очевидна была для него живущая в этой неразрывности сила вечной жизни, торжествующей над временностью исчезновения.

С приходом любви лирический герой этого цикла по-новому видит мир,  начинает ощущать жизнь как чудо – «Чудо жизни в радостном движеньи…». Всё в мире даёт ему свежее ощущение жизни. Благодаря любви лирический герой цикла выходит из состояния безысходного тяжёлого сна («Не говори мне о молчаньи снега. / Я долго спал и не был молодым, / И вдруг очнулся…»), просыпается для новой жизни («Смерть глубока, но глубже воскресенье…»). Рассыпается сон, являющийся в данном случае мифологическим аналогом смерти, и лирический герой воскресает обновлённый. Любовь в жизнь поэта привнесла радость, воскресила в нём надежду, поэтому сама Душа его наполнена «музыкой», счастьем. Б.Поплавский удивительнейшим образом передал особый настрой Души лирического героя, «внемлющей всем звукам мира, всё видящей и пронзительно чувствующей» [1, С. 8].  Любовь – это «работа» («боль души», «мучение»), только так можно ощутить «счастье». Деятельная жалость искусства, деятельная любовь, дающая возможность освобождения через трагедию – вот что важно для Поплавского [5, С. 303]. В противном случае, говорит поэт, любовь – «пустая нежность». В любви человеку нельзя уподобиться «беспечной волне» с её стремлением к «простору», ибо человеку свойственно внутренне «скучать» и «сомневаться».

Список литературы / References

  1. Лапаева Н.Б. «Рождественская нота» в поэзии Бориса Поплавского (истолкование и интерпретация стихотворения «Рождество расцветает. Река наводняет предместья…») / Н.Б. Лапаева // Духовная литература и святочные рассказы: Книга для учителя. Сборник статей. – Пермь: Изд-во ПГПУ, 2005. – С. 82 – 88.
  2. Лапаева Н.Б. Сон в художественной структуре романа Б.Поплавского «Аполлон Безобразов» / Н.Б. Лапаева // Русская литература 1920-х годов. Художественный текст и историко-культурный контекст: Материалы межвузовской научной конференции памяти Израиля Абрамовича Смирина. – Пермь: Изд-во ПГПУ, 2002. – 241 с.
  3. Поплавский Б.Ю. Сочинения / Б.Ю. Поплавский. – СПб.: «Летний Сад», Журнал «Нева», 1999. – 448 с.
  4. Чагин А.И. Орфей русского Монпарнаса (о поэзии Бориса Поплавского) / А.И. Чагин // Российский литературоведческий журнал. – 1996. – № 8. – С. 169 –194.
  5. Чагин А.И. Орфей русского Монпарнаса (о поэзии Бориса Поплавского) (Окончание) / А.И. Чагин // Российский литературоведческий журнал. – 1997. – № 9. – С. 286 – 312.

Список литературы на английском языке / References in English

  1. Lapayeva N.B. «Rozhdestvenskaya nota» v poezii Borisa Poplavskogo (istolkovaniye i interpretatsiya stikhotvoreniya «Rozhdestvo rastsvetayet. Reka navodnyayet predmest'ya…») ["Christmas note" in the poetry of Boris Poplavsky (Interpretation of the poem "Christmas blooms…"] / N.B. Lapayeva // Dukhovnaya literatura i svyatochnyye rasskazy: Kniga dlya uchitelya. Sbornik statey [Spiritual literature and the Christmas stories: Book for the Teacher. Collection of articles]. – Perm': Izd-vo PGPU, 2005. – P. 82 – 88. [in Russian]
  2. Lapayeva N.B. Son v khudozhestvennoy strukture romana B.Poplavskogo «Apollon Bezobrazov» [Sleep in the artistic structure of the novel by B.Poplavskiy «Apollon Bezobrazov»] / N.B. Lapayeva // Russkaya literatura 1920-kh godov. Khudozhestvennyy tekst i istoriko-kul'turnyy kontekst: Materialy mezhvuzovskoy nauchnoy konferentsii pamyati Izrailya Abramovicha Smirina [Russian literature of the 1920s. Literary text and historical and cultural context: Materials of Interuniversity scientific conference in memory of Israel Abramovich Smirin]. – Perm': Izd-vo PGPU, 2002. – 241 P. [in Russian]
  3. Poplavskiy B.YU. Sochineniya [Writings] / B.YU. Poplavskiy. – SPb.: Izd-vo «Letniy Sad», zhurnal «Neva», 1999. – 448 P. [in Russian]
  4. Chagin A.I. Orfey russkogo Monparnasa (o poezii Borisa Poplavskogo) [Orpheus of the Russian Montparnasse (about the poetry of Boris Poplavsky)] / A.I. Chagin // Rossiyskiy literaturovedcheskiy zhurnal [Russian magazine of history and criticism of literature]. – 1996. – № 8. – P. 169 –194. [in Russian]
  5. Chagin A.I. Orfey russkogo Monparnasa (o poezii Borisa Poplavskogo) (Okonchaniye) [Orpheus of the Russian Montparnasse (about the poetry of Boris Poplavsky) (finalization)] / A.I. Chagin // Rossiyskiy literaturovedcheskiy zhurnal [Russian magazine of history and criticism of literature]. – 1997. – № 9. – P. 286 – 312. [in Russian]