ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА: ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

Чапаева Л.Г.

Доктор филологических наук, доцент, профессор, Московский государственный гуманитарный университет им. М.А. Шолохова

ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА: ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

Аннотация

В истории русского литературного языка демократизация является одним из ключевых процессов. Она осуществляется из определенных языковых источников, и для каждого исторического этапа их значимость различна. Различна и оценка этого процесса в разные исторические периоды, что связано с устойчивой оппозицией старого и нового в культуре и языке и отношением к новациям.

Ключевые слова: демократизация, просторечие, жаргонизмы, история языка, литературный язык.

Chapaeva L.G.

Doctor of philology, assosiate professor,  professor, Moscow State Humanitarian University named after M. A. Sholokhov

DEMOCRATIZATION OF LITERARY LANGUAGE: HISTORICAL PARALLELS

Abstract

Democratization is one of they key processes in the history of standard Russian language. It issues from certain language sources and its significance varies from one phase of history to another. Appreciation of this process during various historical periods is different, too, owing to persistent confrontation between the new and the old within Russian culture and language.

Keywords: democratization, language of the people, slang? history of language, literary language.

Очевидно, что демократизация общества повлекла за собой и демократизацию языка. В связи с этим одни лингвисты говорят о «нервном срыве» языка, о языковой катастрофе. Другие придерживаются противоположного мнения. Почему столь различны оценки современного состояния? Как оцениваются процессы демократизации языка в диахроническом аспекте?

Понятие демократизации сформировалось в недрах истории русского литературного языка, которая носит не линейный характер, а представляет собой чередование периодов стабильности с периодами значительных изменений. Данная периодичность обусловливается преимущественно экстралингвистическими факторами: изменением состава социума, сменой культурно-идеологических установок, развитием литературного процесса и т.д. В истории России таких периодов несколько. Если не уходить вглубь веков, можно указать на период 30-40-х гг. XIX в., революции начала XX в., рубеж XX-XXI вв. В.М.Живов подчеркивает, что «язык меняется не в силу системных внутрилингвистических факторов (абстрактных «законов изменения»), а в результате взаимодействия различных социокультурных параметров его употребления» [3]. Язык и в его функционировании, и в его исторических изменениях непосредственно связан с социальной и культурной историей, и эта связь особенно заметна в эпохи исторических катаклизмов. Таким образом, в истории русского литературного языка демократизация является одним из ключевых процессов. Основной механизм демократизации связан с перемещением лексических элементов (жаргон, разговорные элементы, просторечие) из периферийных сфер языка в центр системы.

Сущность языковой демократизации и ее причины раскрыл еще Е.Д. Поливанов, который писал, что она выражается в «наиболее сильной нивелировке языка и упрощениях в нем», что объясняется «крупнейшим изме­нением контингента носителей (т.е. социального субстра­та)» [6, 139]. По мнению А.Д.Швейцера и Л.Б.Никольского, языковая демократизация является не только тенденцией функционального, но и внутрисистемного развития [10, 112].

«Процесс демократизации литературного языка, ‒ отмечал В.К.Журавлев, ‒ двусторонен: с одной стороны, это расширение функций родного языка за счет снижения роли всех других лингвем <…>, а с другой – увеличение удельного веса народно-разговорных элементов в структуре литературного языка» [4, 193]. Именно второй путь, его называют эволюционным, характерен для истории русского литературного языка нового периода, т.е. XIX-XXI вв. И еще один важный момент: процесс демократизации сопровождается осознанием необходимости его нормализации и стабилизации того нового состояния, которое язык приобретает в ходе усвоения некодифицированных ранее элементов.

В целом демократизацию можно считать наиболее общим понятием для процессов «раскрепощения» языка, размывания границ между функциональными подсистемами, взаимодействия между литературным языком и внелитературными элементами, процессов жаргонизации, либерализации, расшатывания традиционной нормы, о чем писали и пишут разные исследователи (Г. О. Винокур, В. В. Виноградов, А. И. Горшков, А. И. Ефимов, Е. Г. Ковалевская, В. Г. Костомаров, Л. П. Крысин, Г. Н. Скляревская, Т. Б. Трошева, С. В. Чернова).

Итак, демократизация литературного языка осуществляется из определенных языковых источников и функциональных сфер, и для каждого исторического этапа их значимость различна. Для XVIII-XIX веков актуальна национализация языка в отталкивании от книжного церковнославянского, поэтому главными источниками демократизации стали просторечие, диалекты и в меньшей степени социальные и профессиональные жаргоны. Диахронические вехи демократизации в отечественной лингвистике оцениваются весьма положительно как обогащение и развитие языка, расширение его узкосословных границ, движение к общенациональному статусу. «К 30-40-м годам <…> образуются новые, более демократические нормы (курсив мой. – Л.Ч.) литературного выражения», ‒ писал В.В.Виноградов [1, 56]. «Растущая демократизация литературного языка имела своим следствием постепенное внедрение необходимых или удачно (курсив мой. – Л.Ч.) примененных областных крестьянских слов и выражений в общий язык (например, наклевываться - о деле; огулом; прикорнуть; осечься; мямлить и др.)» [1, 57]. Тенденции демократизации литературного языка в диахроническом аспекте характеризуются как «живые» и перспективные. Положительная оценка демократических процессов, так сказать, с временной дистанции соотносится и с расстановкой идеологических сил 30-40-х гг., когда сторонники «старины» и «новизны» полярно оценивали проникновение диалектных и просторечных слов в литературный язык.

Одобрение вызывают и те процессы в литературном языке, которые протекают во второй половине XIX в.: «Русская художественная литература питалась соками народного творчества, народного языка и народной поэзии. В демократических стилях газетной и публицистической речи второй половины XIX ‒ начала XX в. также продолжал развиваться процесс расширения литературного языка в сторону устной городской и деревенской речи. В произведениях Л. Толстого с 70-80-х годов крестьянская речь служила стилистической опорой его языка» [1, 60-61]. Правда,  в это время «народная речь» становится не главным источником демократизации: преобладают жаргонно-профессиональные элементы. Тем не менее, считается, что литературный язык быстро ассимилирует и расширяет значения попадающих в него форм экспрессивно-жаргонной речи (например, В.В.Виноградов приводит примеры из воровского арго: валять дурака, тянуть волынку и др.; из актерского арго: этот номер не пройдет, задать бенефис и т. п.; из арго музыкантов: играть первую скрипку, попасть в тон, сбавить тон и др.).

Резкий сдвиг в русском языке произошел в эпоху социалистической революции, когда  «современный литературный язык <…> усваивает новые (как русские, так и западноевропейские) слова и обороты, вызванные к жизни советской действительностью ‒ строительством новой жизни на социалистических началах». [1, 63]. Отмечается как положительный и обратный процесс: влияние нормативной традиции на «окультуривание» демократических масс, коренное изменение норм их разговорной речи,  сближение их с общим разговорным языком советской интеллигенции.

Но к 1930-м годам ситуация меняется. Новый язык и новые символы эпохи созданы, разрыв со старой традицией продемонстрирован, должен наступить новый этап: закрепление и стабилизация сложившихся в процессе узуса норм (в частности, лексических). Процесс стабилизации сопровождается «очищением» неосвоенных в полной мере элементов, вульгаризмов, жаргонизмов и явных диалектизмов. Усиливаются охранительные пуристические тенденции, т.е. негативное отношение к результатам демократизации. В 1939 г. в докладе «Язык писателя и норма» Г.О. Винокур с тревогой говорил, что литературный язык начал расползаться в социальном пространстве, стихия диалектной речи хлынула в литературу, захватывая не только речь персонажей, но и авторское повествование. Сейчас, по мнению многих лингвистов, ситуация повторяется, но место диалектов заняли жаргоны.

Конец 1980-х — 1990-х гг. ‒ эпоха нового социального и культурного катаклизма, новое стремление дискредитировать «старину», под которой теперь подразумевается советское прошлое.  Ситуация почти революционная, и в языке наблюдаются сходные процессы: широкое и бесконтрольное употребление вульгаризмов, жаргонизмов, обсценной лексики, нарушение правил сочетаемости, даже орфографии. В отречении «от старого мира» новое видится в ориентации на западную культуру. Смена жизненных и идеологических установок, образа жизни, освоение новых предметов быта влекут за собой волну заимствований как способ отказа от национальной архаики, консервирующей культуру и язык. Параллелизм напрашивается не только с периодом революций начала XX в., но и более ранних эпох: в 30-40-х гг. XIX века та же жажда нового, жажда свободы хотя бы в художественном творчестве нашла отражение в том, что западники с энтузиазмом воспринимали не только языковое творчество авторов физиологических очерков с потоком диалектизмов и жаргонизмов, но и «птичий язык» новых идеологов, насыщенный иноязычной лексикой. Здесь, правда, необходимо уточнить, что заимствования в процесс демократизации языка включают некоторые исследователи-синхронисты. И если для исторических периодов иноязычные заимствования и проникновение элементов народного языка формируют разные векторы языкового развития (разные источники, разные функциональные роли), то для нынешней языковой ситуации объединение столь разных лексических потоков имеет под собой основания: жаргоны современных социальных групп насыщены разнотипными заимствованиями, которые из узкопрофессиональной сферы и именно в разговорной форме проникают в литературный язык. Понятие «народ» (demos) или, по выражению Г. Н. Скляревской, «широкие слои населения», наполняется новым смыслом: это уже не столько рабоче-крестьянские массы, сколько городское население молодого и среднего возраста, ориентированное на повышение своего социального, образовательного, интеллектуального, профессионального статуса. В связи с этим процесс демократизации языка обусловлен не только традиционными источниками (активностью разговорных и жаргонных лексических средств), но и новым полноценным источником ‒ стилистически освоенными англицизмами. Данные стилистически сниженные элементы становятся стилеобразующими в языке массовой художественной литературы и современной прессы [см.: 7].

Определенная стабилизация социальных процессов в последнее время порождает активизацию двух естественных проявлений языковой рефлексии: с одной стороны, боязнь «порчи» языка, стремление остановить и стабилизировать языковую ситуацию, включить охранительные механизмы, а с другой – допустить спонтанность развития русского языка с опорой на идею саморазвивающейся и саморегулирующейся системы языка, которая естественным образом освободится от избыточности немотивированных жаргонизмов и заимствований.

 «Специалисты считают, что в настоящее время хороший русский язык нельзя сыскать и в книжках, издаваемых в России, что дает почву для серьезного беспокойства о судьбе “великого и могучего”. Передачи радио и телевидения, пресса страны перенасыщены псевдонародным просторечием, понятиями, почерпнутыми из “русской фени”, специфическими молодежными сленгами, осваиваемыми и распространяемыми журналистами, артистами, писателями, депутатами, что в целом выдается за образцы “демократизацию языка”. В действительности же речь идет о массовой потере так называемого искусства “переключать регистры” – умения быстро сориентироваться в том, что, где, как и когда можно сказать то или иное… “Нам дан во владение самый богатый, меткий, могучий и поистине волшебный русский язык” – писал К. Паустовский. Этот язык, по мнению А. Куприна, “в умелых руках и опытных устах ‒ красив, певуч, выразителен, гибок, послушен, ловок и вместителен”. Его защита и развитие – дело государственной важности, общенародное дело» ‒ пишет М.А.Мунтян  [5].

В других выступлениях говорится о том, что неумеренное употребление жаргонизмов, как и других нелитературных элементов, расшатывает литературную норму, противоречит литературному стандарту, резко снижает качество речи, оказывает дурное влияние на языковые вкусы читателей. При этом признается, что демократизация литературного языка, понимаемая как его расширение, это процесс естественный, оправданный, прогрессивный. Но использование нелитературных элементов должно быть мотивированным – прежде всего стилистическим заданием.

Ю.Н.Караулов по поводу «порчи» русского языка придерживается иного мнения: опасения в профессиональной интеллигентной среде беспочвенны, считает ученый. К русскому языку это не имеет отношения, поскольку свидетельствует лишь о недостаточной образованности его носителей. Сам же язык в настоящее время получил мощный стимул для своего развития. И наиболее заметными и яркими оказались процессы в лексике и фразеологии, т.е. в том ярусе языковой системы, который всегда «находился на переднем крае», где новое оказывалось мгновенным откликом на процессы, протекающие в жизни самого общества.

Если вспомнить о 30-40-х гг. XIX в., то результаты процесса демократизации оказались не столь очевидны, как ожидалось. Как уже говорилось, просторечная лексика из речи городских ремесленников, мещан, купцов, крестьян, активно проникает в произведения «натуральной школы». Но результат полного освоения этой лексики достаточно скромен: незначительная часть слов пережила нейтрализацию, большая же если и входит в современный словарь, сохраняет стилистические пометы, т.е. остается за пределами литературной нормы и если и используется, то в языке художественной литературы. И именно В.В.Виноградов, так положительно оценивший сам процесс демократизации русского языка, заметил, что «по мере того как литературный язык в 40-50-е годы теснее сближается со стилями живой речи, с разными профессиональными диалектами города, грамматика нормальной литературной речи <…> становится все более книжной… В русском литературном языке с 30-40-х гг. усиливается регулирующее влияние книжной грамматической традиции» [2, 372]. И если иметь в виду, что под демократизацией понимается «приближение чего-либо к вкусам, оценкам, образу мыслей и т.п. широких слоев населения» [9, 157], становится совершенно очевидным, что приближения литературного языка к народному не происходит. Дистанция между литературным и народным языками к концу XIX в. возрастает.

Сходные процессы мы наблюдаем и в период демократизации русского языка 30-х гг. XX в., о чем уже говорилось. Часть жаргонизмов и заимствований исчезла без следа, а часть так и осталась за пределами литературного языка (в Словаре Д.Н.Ушакова многие из них получили особые пометы: простореч., из воровского арго, вульг.).

Казалось бы, сходные «результаты» демократизации русского литературного языка следует предполагать и на современном этапе. Г.Я.Солганик в одном из интервью говорит: «То, что часть лингвистов считают негативом и даже порчей литературного языка, на самом деле – следствие закономерностей его развития.

Частично идет процесс упрощения, частично – нивелирования, но в целом происходит расширение рамок литературного языка, а мусор постепенно выметается из речи, как всякий мусор.  <…> но образовывать людей надо. Все вместе взятые стилевые потоки, включая англицизмы, жаргоны и просторечия, сильно влияют на новую литературную норму. Но это не порча языка. Это последствия демократизации русской речи» [8].

Процесс демократизации характеризует развитие русского литературного языка «переходных» исторических эпох и репрезентирует следующие основополагающие признаки: периодичность, универсальность, историчность. И именно эта периодичность, своеобразная спираль развития литературного языка внушает некоторый оптимизм.