НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ В ГОДЫ ВЫНУЖДЕННОГО ПРЕБЫВАНИЯ В КАЗАХСТАНЕ И СРЕДНЕЙ АЗИИ

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ В ГОДЫ ВЫНУЖДЕННОГО ПРЕБЫВАНИЯ В КАЗАХСТАНЕ И СРЕДНЕЙ АЗИИ

Научная статья

Исакиева З.С.^1, *, Гайрбеков А.Я.²

^{1, 2} Чеченский государственный педагогический университет, Грозный, Россия

* Корреспондирующий автор (Zulai-787[at]mail.ru)

Аннотация

Важнейшим направлением методологических инноваций в исторической науке стало повышение интереса к человеку, что отражается в проблематике многих исследований, в частности, обращение к исторической памяти и повседневной жизни в годы тоталитарного режима. Миграционные процессы, связанные с репрессивной политикой в 30-40-е годы ХХ в., оказали значительное влияние на развитие личности в условиях отчуждения, закрытого общества. Непременным условием устойчивого и планомерного развития каждого общества является передача многообразного опыта, накопленного в социуме, новым поколениям, вступающим в жизнь, т.е. обязательная межпоколенная трансмиссия этнической культуры, составляющая суть социализации подрастающего поколения. Исследование процесса социализации чеченцев и ингушей в местах спецпоселения обусловленного депортацией в 1944 гг., в Казахстан и Среднюю Азию необходимо для разработки и реализации научно-обоснованной социально-демографической политики государства, основывающейся на всесторонний анализ развития страны в исторической ретроспективе.

Ключевые слова: чеченцы, ингуши, Казахстан, Киргизия, адаптация, спецпоселенцы, голод, повседневность, трудоустройство, религия.

SOME ASPECTS OF EVERYDAY LIFE OF CHECHENS AND INGUSH DURING THEIR STAY IN SPECIAL SETTLEMENTS IN KAZAKHSTAN AND CENTRAL ASIA

Research article

Isakieva Z.S.^1, *, Gairbekov A.Ya.²

^{1, 2} Chechen State Pedagogical Institute, Grozny, Russia

* Corresponding author (Zulai-787[at]mail.ru)

Abstract

The most important direction of methodological innovations in historical science has been towards the increase of interest in people, which is reflected in the problems of many studies. In particular, the appeal to historical memory and everyday life during the years of the totalitarian regime. The migration processes associated with repressive policies in the 30 and 40s of the twentieth century had a significant impact on the development of individuals in a closed society. An indispensable condition for the sustainable and planned development of every society is the transfer of its diverse accumulated experience to new generations entering life, i. e. the mandatory intergenerational transmission of ethnic culture, which is the essence of the socialization of younger generations. The study of the socialization process of Chechens and Ingush in special settlements caused by the 1944 deportation to Kazakhstan and Central Asia is necessary for the development and implementation of a scientifically based socio-demographic policy of the state that is based on a comprehensive analysis of the country's development in historical perspective.

Keywords: Chechens, Ingush, Kazakhstan, Kyrgyzstan, adaptation, deportees, hunger, everyday life, employment, religion.

Заявленная тема имеет важное идейно-нравственное значение для подрастающего поколения, которое необходимо воспитывать на традициях и примерах старших поколений соотечественников. Без уяснения исторического прошлого молодое поколение теряет ориентиры. Даже множество прочитанных учебников истории не дают возможности почувствовать все тяготы депортации так, как это сделают всего лишь несколько архивных документов и свидетельства очевидцев. Такая подача материала позволяет конкретизировать, сделать нагляднее и доступнее изучение собственной истории.

В становлении историографии проблемы этнических депортаций, жизни спецпоселенцев в условиях Казахстана и Средней Азии важную роль сыграли научные труды Н.Ф. Бугая и В.Н. Земскова. С начала 1990-х историография спецпереселений пополнилась целым рядом работ, посвященных этническим депортациям и жизни депортированных в «местах ограничения свободы», в том числе сборники статей и монографии, авторов: Х-М. А. Сабанчиева, А. Д. Койчуева, Д.Д. Гакаева A. М. Гонова, Д.М. Эдиева, P.C. Агиева, Л.Я. Арапхановой, З.М. Борлаковой, В.И. Котова, E.H. Наумовой, A.C. Хунагова, В.Б. Убушаева, К. Н. Максимова, К. В. Убушаева, Мусы М. Ибрагимова, З. С. Исакиевой и др.

Важной составной частью историографии стало появление работ Ж.А. Ермекбаева, Ж.Б. Абылхожина, К.С. Алдажуманова, М.К. Козыбаева, М.Т. Баймаханова, Л.Н. Дьяченко, Б. Ж. Атантаевой, Г. Е. Мамаевой и др., в которых исследуются вопросы пребывания и адаптации депортированных народов с позиции «принимающих сторон».

Опубликованные в средствах массовой информации и периодической печати воспоминания свидетелей депортации являются ценным историческим материалом, в которых можно обнаружить факты, отсутствующие в других источниках. Воспоминания не имеют официального характера, но больше внимания уделяют человеческому фактору. Они характеризуют личностную, психолого-эмоциональную сторону происходивших событий, раскрывают взаимоотношения между депортантами и местным населением, влияние исторических событий на менталитет спецпереселенцев.

История изгнания, первые тяжелые годы адаптации спецпереселенцев, регистрация в спецкомендатурах, трудовая и общественная деятельность бережно хранится в их памяти и передается из поколения в поколение.

Зимой 1944 года чеченцы и ингуши, преднамеренно разбросанные по обширной территории Казахстана, Средней Азии, оказались в абсолютно другой этнокультурной среде. Налаживание контактов с местным населением первоначально осложнялось незнанием многими чеченцами и ингушами казахского и русского языков. В условиях спецпоселения выросло поколение детей, для которых первым языком стал русский. Русский язык помог выжить, способствовал установлению дружеских отношений с местным населением. В трагический период у так называемого спецконтингента в полной мере проявился выработанный годами инстинкт самосохранения, взаимопомощи, интернациональной дружбы.

Адаптационный период для чеченцев и ингушей проходил сложно. Расселять этот контингент предполагалось в сельской местности в пустующих зданиях, трудоустраивать – в колхозах и совхозах. Однако таких зданий в селах и аулах практически уже не было, т.к. там размещались депортированные немцы, поэтому зачастую вновь высланные чеченцы и ингуши оказывались под открытым небом. К примеру, по Акмолинской области рабочие треста «Каззолото» города Степняк жили в землянках; на Карсакпайском медзаводе 130 семей спецпереселенцев ютились в одном общежитии; в ОСМЦ № 6 Акчетаустроя 170 человек проживали в домах без крыш и овощехранилищах; в Осакаровском районе людей разместили в сараях, скотных дворах и вспомогательных постройках, неприспособленных для жилья [1, C.72].

На 1 октября 1944 г. не имели жилплощадь 90 812 семей, из них по Акмолинской области – 4 512 семей; Восточно-Казахстанской области – 5 816 семей; Кзыл-Ординской области – 4 415 семей; Южно-Казахстанской области – 51 04 семьи [2].

Спецпереселенцы, согласно сопровождающим их жизнеобеспечение нормативным документам, на местах должны быть обеспечены животным скотом, особенно расселенные в сельской местности. Эта была как бы компенсация им за реквизированный скот и местные органы власти начали выдачу скота. В большинстве случаев выданный скот спецпереселенцам не был обеспечен помещениями для содержания и кормами. Вследствие этого и в силу тяжелого материального и антисанитарного положения спецпереселенцев, длительного голода и надежды на скорейшее возвращение на Кавказ участились случаи забоя выданного скота. Подобная практика заставила местные органы власти вернуть оставшийся скот обратно в колхозы. Помимо скота, в колхозах выделялись и приусадебные участки, но они при отсутствии посевного материала становились бесполезными. Спецпоселенцам предоставлялись земельные участки под индивидуальное строительство, некоторым из них хозорганизации построили дома. К лету 1946 г. было построено в Акмолинской области 29 домов из запланированных 1000 домов, в Талды-Курганской области – 23 дома из запланированных 1400, в Джамбульской и Карагандинской областях строительство домов не начиналось [3, C.129, 130].

В докладной записке о положении спецпереселенцев в Киргизской ССР, на май 1944 г. характеризуется тяжелые материально-бытовые условия большинства спецпереселенцев. В связи с необеспеченностью необходимыми инструментами спецпереселенцев, работающих на стройках и в колхозах, производительность труда их низкая и заработки незначительны. Во вновь созданном поселке для спецпереселенцев, работающих на стройках, проводимых трестом «Киргизстрой», размещено около 400 человек. Для них не созданы даже элементарные условия для удовлетворения самых минимальных потребностей. Люди размещаются в необорудованных брезентовых палатках, без скамеек, столов и топчанов, спят на голом земляном полу, отсутствует вблизи питьевая вода, а из находящейся поблизости водопроводной колонки Сельхозинститута, спецпереселенцам запрещается брать воду, вследствие чего они вынуждены пользоваться водой из отстойных ям и луж. Медицинская помощь отсутствует, изоляция больных от здоровых не проводится [4, Л.72].

Спецпереселенцы, в основном из-за нехватки стройматериалов и слабого финансирования, дома строили из самана. Единственным доступным материалом была глина, которую, размешав с водой и соломой, формовали в виде больших кирпичей, затем сушили и выкладывали стенки на той же глине. Крыша имела элементарное перекрытие из сплетенного караганника, сверху которого опять намазывалась глина и насыпалась слоем земли.

Носить было нечего, и переселенцы стали учиться делать одежду и обувь самостоятельно. Из сведений информатора Хачукаевой Айхант: «Снятую с коровьей ноги шкуру сушили и, обтянув ею ногу, пробивали дырки, сквозь которых пропускали шнур или проволоку. Вместо стельки внутрь укладывали солому. Такой башмак можно было носить 2-3 зимы. Что касается верхней одежды, то вначале использовались обычные мешки, в которых вырезались отверстия для рук и головы. Мыла не было. Его заменяли зола и песок, при помощи, которых можно было, и постирать, и помыться» [5].

Из-за тяжелого материального положения, нехватки продовольственных запасов, теплой одежды и обуви процесс адаптации коренных северокавказских народов к местным условиям и к работе проходил сложно. Так, в колхозах Семипалатинской области в хлебоуборочный сезон спецпереселенцы из-за ветхости одежды разделялись на мужские и женские бригады: спецпереселенцы одевались в овчинные шкуры, одежду женщин вовсе составляли одни лоскутья. В процессе работы лоскутья теряли свое назначение, и нагота становилась неприкрытой [6, C. 246].

Над спецпереселенцами в местах их расселения велся всеобщий контроль. Чеченцы и ингуши, как и все спецпереселенцы, обязаны были проходить процедуры регистрации и перерегистрации, отмечаться в местных комендатурах. Вопросы спецконтингента решались Отделом специальных поселений ГУЛАГа НКВД СССР. На каждого спецпереселенца по достижении 16-летнего возраста заводили персональную карточку, личное дело, велся посемейный учет. Местные власти в пунктах по указу вышестоящих органов принимали циркуляры фиксирующую повседневную жизнь высланных.

Многочисленные информации и доклады с мест их хозяйственно - бытового устройства свидетельствуют, что за время пребывания в спецпоселении чеченцы подвергались физическому и моральному унижению. К примеру, по Кокчетавской области управляющий райконторой Арыкбалыкского района Антипин избил до полусмерти Гелиева за отлучение для совершения намаза, хотя оставил за себя человека (члена семьи), приводились факты регулярного избивания спецпоселенцев председателем Павловского совета, Кусаиновым [7, C.39].

В повседневной жизни спецпереселенцы подвергались откровенной или завуалированной дискриминации. Они не призывались в Красную Армию, в военкоматах на учет не ставились. Не допускалось, чтобы они самостоятельно овладевали военными знаниями и навыками, принимать в партию и комсомол. Несмотря на то, что спецпереселенцы не были лишены избирательных прав, им не разрешалось быть избранным в местные органы самоуправления. Интеллигенция, деятели литературы и искусства были поставлены вне творческой жизни. Различного рода специалисты неэффективно использовались на работе.

Такое отношение со стороны руководителей подразделений открывало дорогу всяким правовым нарушениям по отношению к чеченцам и ингушам, да и не только к ним. Чеченцы и ингуши не раз обращались с жалобами в вышестоящие органы власти о невнимательности местных чиновников к их нуждам и запросам. В 1953 году колхозник - чеченец из Чилийского района Кзыл – Ординской области, Бахабиев обратился с письмом в Совет Министров СССР на произвол председателя колхоза им. Ленина Нурмышева. В письме он отметил грубые действия председателя по отношению к колхозникам-чеченцам, отсутствие критики и самокритики в колхозе, несвоевременной выдаче ссуды, заработной платы и т.д. Жалоба была отослана в Совмин КазССР, министерство внутренних дел республики и облисполком, который отреагировал и принял соответствующие меры по письму колхозника [8, Л.80,82].

Отмечая факты невнимательного, а порой жесткого обращения местных руководителей по отношению к спецпереселенцам, в своей записке в обком партии начальник УНКВД Восточно-Казахстанской области подполковник Иванов писал: «Невнимательное отношение к разрешению бытовых запросов спецпереселенцев, перебои в снабжении, а в отдельных случаях лишение снабжения, плохое медобслуживание, отсутствие какой-либо массово – разъяснительной работы среди спецпереселенцев создают у последних нездоровые настроения с одной стороны и с другой – создают базу для активации деятельности антисоветского элемента, имеющего в среде спецпереселенцев» [9, Л.112].

В своих воспоминаниях о жизни на спецпоселении в Киргизской ССР Аза Базоркина пишет: «Я ненавидела коменданта. Его и всех, кто в комендатуре усмехался над его шуточками. Фамилия его словно в насмешку была Грозный, а росточек небольшой. Он лютовал над всеми зависящими от него людьми, но особенно над рослыми, мужественными. Он издевался, унижал, насколько хватало его фантазии, самодурствовал, как хотел. Это он не дал разрешения папиному другу перейти границу района, когда у того умерла жена. Мусульманское кладбище находилось за чертой города, и проводить жену за эту черту он не позволил» [10, C.117, 118]. Однако информаторы сообщали и о тех комендантах, которые сочувствовали судьбе депортированных людей.

К концу 1940-х г. в системе спецпоселений в итоге проведения советским режимом репрессивных и патерналистских мер на смену экстремальной пришла нормативная повседневность. Изменились и поведенческие ориентиры многих спецпереселенцев. «Оседание» в местах вынужденного расселения становилось для них привычным. К началу 1950-х годов на спецпоселении содержалось максимальное число людей за весь советский период отечественной истории [11, C.24].

Сферы применения труда репрессированных граждан были различными: стройки промышленных производств, работа в угледобывающей промышленности, добыча полезных ископаемых, лесоразработка, строительство транспортных коммуникаций, промышленных предприятий, железных и грунтовых дорог, рыбная промышленность. Большая часть депортированных граждан была занята в сфере сельского хозяйства [12, C.254].

Чеченцы и ингуши в целом по структуре занятий и в социальном плане были сельскими жителями. Оказавшись по ложному обвинению советских вождей, в ссылке среди людей разных национальностей – казахов, поляков, немцев, крымских татар, кавказских народов, калмыков, греков, украинцев, русских и др. Чеченцы и ингуши работали в угольном бассейне, участвовали в строительстве жилья и промышленных предприятий, благоустройстве городов и поселков.

Работали практически все трудоспособные спецпоселенцы, а иногда даже и те, кого считали нетрудоспособным, особенно это замечалось в первые годы проживания. Архивные источники свидетельствуют, что на 1944 г. в Джамбульской области из 16 396 человек трудоспособных работало 16 927 человек, причем на полевые сезонные работы было привлечено 583 старика и подростка. В Акмолинской области из 17 667 человека учтенных трудоспособных фактически работало 19 345 человек, в том числе 2 746 стариков и подростков [13, Л. 313].

На 1 июля 1946 года на шахтах и рудниках Карагандинского угольного бассейна трудилось 17468 человека, из них в Джезказгане – 10 417 человек, на шахтах и рудниках Караганды и Сарани – 5448, на предприятиях Темиртау – 1468 [14, C.136].

Длительное пребывание чеченцев и ингушей в Казахстане и Средней Азии внесло свои коррективы в сознание даже людей первого поколения. Первое поколение чеченцев ингушей сумело выжить в нелегких для них новых условиях, пройти сложный путь бытовой адаптации, овладеть русским языком, достаточным для общения на производстве и в быту, а на юге некоторые могли общаться на казахском, а также усвоить основные правила поведения и наладить контакт с местным населением в местах проживания.

Вне исторической родины человеку сложно сохранять в полной мере национальные традиции и обычаи, а также совершать религиозные предписания. Но к чеченцам и ингушам это нельзя отнести, так как они в основной массе придерживались своих национальных традиций и обычаев, исповедуя каноны ислама. Значение ислама в жизни чеченцев и ингушей трудно недооценить. Его роль особенно возросла во время депортации. Практически все чеченцы и ингуши совершали намазы и другие религиозные обряды шариата. Трудно было найти среди них атеистов и, тем более, воинствующих. Советская система воспитания и образования никаким образом не поколебала в чеченцах и ингушах веру в каноны шариата. Муллы и алимы – богословы играли важную роль в духовной жизни чеченцев и ингушей.

На территории Казахстана, где более или менее компактно жили чеченцы и ингуши, действовали отдельные суфийские группы. В условиях ссылки у них появились сети вирдовых братств, которые несли в себе определенную этнокультурную роль в сохранении национальной идентичности в полиэтническом обществе. По данным американской исследовательницы М. Поль, к 1955г. в Акмолинской области действовало более 20 суфийских групп преимущественно тарикаты накшбандийа и кадарийа. Эти вирды активно изучали Коран, отмечали мусульманские праздники, практиковали зикр и другие исламские ритуалы, также привлекали новых членов. Так, один из вирдов возглавлял Багаутдин Дени Арсанов. В Еркеншиликском районе в селе Тимофеевка во главе вирда стояли Сулейман Салтамурадов, Висмурат Муталинов и Джабраил Магамаев. В горняцком поселке Бестюбе общину возглавлял Бабул Илиев. В Вишневском районе, в Новогеоргиевке действовала группа во главе с Исхабом Мисирбулатовым. Были отмечены вирды в Молотовском и Шортандинском районах Акмолинской области [15, C.194,197].

Стоит отметить, что суфийские ордена чеченцев и ингушей существовали отдельно от других мусульманских общин Казахстана. В справке за 1946 г. о состоянии религиозной деятельности уполномоченного Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР по Кокчетавской области Елеусизова сообщалось, что «верующие чеченцы и ингуши не приобщаются с коренным населением - казахами и татарами по совершении различных религиозных обрядов. Главная причина здесь, считаю, непонимание языка. Каждый верующий отправляет свои религиозные потребности у себя дома, соблюдая довольно строго адатов, исламских правил. Верующие чеченцы и ингуши, переселенные из Северного Кавказа, абсолютно безразлично относятся ко всем мероприятиям, проводимым государством» [16, Л.12].

Неконтактность мусульманских общин определялась также тем, что чеченцы и ингуши принадлежали к шафиитскому направлению в суннизме, а казахи, татары, уйгуры и другие мусульмане Казахстана - к ханифиитскому толку. Одна из причин самодостаточности чеченцев и ингушей в отправлении своих религиозных чувств определялась наличием среди них мулл с законченным духовным образованием. Они могли читать на арабском языке Коран и совершать все исламские обряды. И, как отмечалось в отчетах и справках о религиозном настроении чеченского населения, степень привязанности к исламу среди них была настолько глубока, что в отдельных случаях доходило до фанатизма.

В местах спецпоселения в большинстве своем чеченцы и ингуши соблюдали нравственный этикет поведения, который не дал им окультуриться и тем более ассимилироваться в другой иноэтнической среде. Дети, подростки и молодежь, которые прибыли вместе с родителями и тем более получили начальное и среднее образование на родине, безусловно, адаптировались быстрее, чем взрослые, и были в большей степени подвержены переменам, хотя и оставались под влиянием родительской культуры. Во многом быстрее изменили традиционную поведенческую манеру юноши, привлеченные в производственные коллективы, общественные мероприятия по комсомольской и профсоюзной линии, а девушки в основной массе были заняты домашним хозяйством, и их интересы представляли в советском обществе мужская часть рода (отец, муж, брат, сын). Имелись факты непосещения девушками школ и культурно–массовых мероприятий. Они не разрывали связи с родительской средой, и выбор жениха был прерогативой родителей, хотя имелись случаи, когда девушка выходила замуж по своей воле [17, С. 409].

Чеченцы и ингуши в целом сдержанны и скромны как в быту, так и на работе. При всем том они уделяли серьезное внимание своей внешности. Ношение той или иной одежды было регламентировано как мужчинам, так и женщинам. Люди старшего поколения придерживались традиционных моделей одежды в виде брюк в стиле галифе, сапог и каракулевых папах, характерных для 50- 60- х годов прошлого века, хотя такая форма одежды больше являлась исключением. Женщины укрывали голову платком и ни в коем случае не надевали брюки, в повседневной жизни обычно носили длинные платья с украшениями. Мужчины и женщины не носили пестрые и тем более яркие одежды. Этикет чеченцев и ингушей был пронизан духом чести и дисциплины, так как с самого рождения человек находился в системе национального регламента. Чеченское общество умело воздействовать на каждого своего члена словом, делом, авторитетом и силой обычая. Подростков и юношей они воспитывали в духе мужественности и стойкости, девушек – в соблюдении нравственного кодекса целомудрия и уважения окружающего общества, безусловно, честь возводилась в абсолют нравственного культа. В местах пребывания чеченцев и ингушей окреп статус семьи, меньше стало разводов [18, C.149].

Примечательно, чеченцы и ингуши судят о своих соплеменниках по умению общения со старшими и младшими, знакомыми и незнакомыми, с мужчинами и женщинами, независимо от его и материального достатка и социального статуса. Оказавшись в Казахстане, чеченцы ингуши не нарушали своего морального кодекса жизнеобеспечения и во взаимоотношениях с другими этносами придерживались своего этнонационального этикета, но при определенном расстоянии и уважения принятых в обществе норм поведенческой культуры.

В годы вынужденного пребывания в Казахстане в чеченской среде еще больше окреп обычай взаимопомощи немощным семьям, безмужним, больным и сиротам. Одним из распространенных видов трудовой взаимопомощи был «белхи»- помощь в строительстве дома всем миром.

Возродился забытый суд «кхел», где старейшины разрешали конфликтные ситуации, возникающие в жизни, и редко чеченцы, ингуши обращались в правоохранительные органы в решении своих проблемы [19].

Непререкаемым был для чеченцев и ингушей обычай уважения и почитания старших, среди молодежи воспитывалась память об историческом прошлом народа, все они знали генеалогию своего рода (тейпа) и, конечно, обязательным было соблюдение норм Корана, и поэтому в среде чеченцев и ингушей не было атеистов.

В заключение отметим, что за годы пребывания в изгнании чеченцы и ингуши встречались не только с лишениями и притеснениями. Выжить в этих невыносимо трудных условиях, сохранить культуру и традиции помог высокий гуманизм, заложенный в национальных культурах народов, их бескорыстная помощь и поддержка. По мере налаживания жизни на чужбине укреплялась земляческая и тейповая связь, а религия играла, в свою очередь, главную духовную роль, что в целом создавало условия для тесного контакта между чеченцами и ингушами и оказания взаимной помощи и покровительства в поиске работы и жилья. Все это укрепляло национальную идентичность и сохраняло историческую память. Религиозные лидеры оказывали большое влияние на них, а совет старейшин оставался непререкаемым авторитетом в решении жизненных проблем. Чеченцев, ингушей всегда отличало групповое самосознание, отличающееся от других этносов, а также значительное чувство солидарности и симпатии к своим соплеменникам и ощущение связи с его историческими судьбами. Этим они выделялись среди народа Казахстана. 

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Калыбекова М. История депортированных народов Казахстана (1937–1956 гг.) / М. Калыбекова. Алматы: LEM, 2008. 188 с.
2. Государственный архив Северо-Казахстанской области. Ф. 1189. Оп. 1. Д. 1243.
3. Бугай Н.Ф. 40-50-е годы: последствия депортации народов (свидетельствуют архивы НКВД - МВД СССР) / Н.Ф. Бугай // История СССР. — 1992 — № 1. — С. 121-144
4. Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 182.
5. Полевой материал З. Исакиевой. 2007. Информант Хачукаева Айхант 1928г.р. с. Бено – Юрт ЧР. Личный архив З.С. Исакиевой.
6. Мамаева Г.Е. Выселение чеченцев в Семипалатинскую область / Г.Е. Мамаева // Социально-экономические и культурные процессы в Верхнем Прииртышье в XVII–XX веках: сб. материалов междунар. науч. конф. Новосибирск, 2011. С. 36–42.
7. Исакиева З.С. К вопросу о депортации чеченского и ингушского народов в 1944г. / З.С. Исакиева // .Научные проблемы гуманитарных исследований. Пятигорск, 2010, №3, с.136-138.
8. Государственный архив Кзыл-ординской области. Ф. 283. Оп. 1. Д.484.
9. Государственный архив Восточно-Казахстанской области. Ф.1п.Оп.1 Д.2750.
10. Базоркина А. Терпение: Воспоминания / А. Базоркина //Так и было. Национальные репрессии в СССР 1919-1952гг. / Ред. сост. С. У. Алиева. Т.2. М., 1993. С.117-118.
11. Бердинских И. В. Особенности формирования инфраструктуры системы спецпоселений в СССР в 1930-1940-х гг. / И. В. Бердинских: автореферат диссертации на соиск. ученой степени канд. ист. наук. Ижевск, 2007.
12. Бугай Н.Ф. Проблемы репрессий и реабилитации граждан: история и историография ХХ в. – начало ХХI вв. / Н.Ф. Бугай. – М., Гриф. 2012. 480 с.
13. Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р. 9401. Оп. 2. Д. 65.
14. Исакиева З.С. Оценка трудовых усилий чеченцев на шахтах и рудниках Карагандинского угольного бассейна (1944-1957гг.) / З.С. Исакиева // Теория и практика общественного развития. Краснодар, 2014, №20, С.136-138.
15. Поль М. «Планета ста языков». Этнические отношения и советская идентичность на целине / М. Поль // Вестник Евразии №1(24), 2004.
16. Центральный Государственный Архив Республики Казахстан: Ф.1711.Оп. 1.Д. 8.
17. Ермекбаев Ж.А. Особенности этнической идентичности чеченцев и ингушей в контексте мультикультурной ситуации Казахстана / Ж.А. Ермекбаев // Лавровский сборник: материалы XXXIII Среднеазиатско-Кавказских чтений 2008-2009 гг.: этнология, история, археология, культурология. К столетию со дня рождения Л.И. Лаврова. МАЭ РАН СПб, 2009. – [Электронный ресурс]: URL: http://lib.kunstkamera.ru/rubrikator/03/03_05/978-5-88431-157-2/ (дата обращения 20.09.2020).
18. Ермекбаев Ж.А. Этнография жизни чеченцев в Центральном Казахстане / Ж.А. Ермекбаев, З. С. Исакиева // Теория и практика общественного развития. Краснодар,2014, №20, с. 147-150.
19. Козлов В.А. Парадоксы этнического выживания. Сталинская ссылка и репатриация чеченцев и ингушей после Второй мировой войны (1944- начало 1960-х гг.). / Козлов В.А., Козлова М.Е, Бенвенути Ф. – [Электронный ресурс]: URL: https://rbook.me/book/26696061/read/page/18/ (дата обращения 09.2020)

Список литературы на английском языке / References in English

1. Kalybekova M. Istoriya deportirovannykj narodov Kazakhstana [History of the Deported Peoples of Kazakhstan (1937-1956)] / Kalybekova M. // Almaty: LEM, 2008. 188 p. [in Russian]
2. State Archive of the North Kazakhstan Region. Fund 1189. Inventory 1. File 1243. [in Russian]
3. Bugay N. F. 40-50-e gody: posledstviia deportatsii narodov (svidetel'stvuiut arkhivy NKVD - MVD SSSR) [40-50s: Consequences of the Deportation of Peoples (According to the Archives of the NKVD - MVD of the USSR)] / Bugay N. F. // Istoriya SSSR [History of the USSR]. - 1992 — No. 1. — pp. 121-144 [in Russian]
4. State Archive of the Russian Federation. Fund P-9479. Inventory 1. File 182. [in Russian]
5. Field research material of Z. Isakieva. 2007. Informant: Khachukaeva Ayhant (date of birth: 1928), Beno-Yurt, Chechen Republic. Personal archive of Z. S. Isakieva. [in Russian]
6. Mamaeva G. E. Vyselenie chechencev v Semipalatinskuju oblast' [The Transfer of the Chechens in the Semipalatinsk Oblast] / Mamaeva G. E. // Social'no-jekonomicheskie i kul'turnye processy v Verhnem Priirtysh'e v XVII–XX vekakh: sb. materialov mezhdunar. nauch. konf. Novosibirsk, 2011. [Socio-Economic and Cultural Processes in The Upper Irtysh Region in the XVII–XX Centuries: Materials of the International Scientific Conference]. Novosibirsk, 2011, pp. 36-42. [in Russian]
7. Isakieva Z. S. K voprosu o deportacii chechenskogo i ingushskogo narodov v 1944g. [On the Issue of Deportation of the Chechen and Ingush Peoples in 1944] / Isakieva Z. S. // Nauchnye problemy gumanitarnyh issledovanij [Scientific Problems of Humanitarian Research]. Pyatigorsk, 2010, no. 3, pp. 136-138. [in Russian]
8. State archive of the Kzyl-Orda Region. Fund 283. Inventory 1. File 484. [in Russian]
9. State Archive of the South Kazakhstan Region. Fund 1P. Inventory 1. File 2750. [in Russian]
10. Bazorkina A. Terpenie: Vospominanija [Patience: Memories] / Bazorkina A. // Tak i bylo. Nacional'nye repressii v SSSR 1919-1952gg. [So It Was. Political Repressions in the USSR 1919-1952] / Edited by S. U. Alieva. Vol. 2. M., 1993, pp. 117-118. [in Russian]
11. Berdinskikh I. V. Osobennosti formirovanija infrastruktury sistemy specposelenij v SSSR v 1930-1940-h gg. avtoreferat dissertacii na uchenoj stepeni kand. ist. Nauk. [Features of Infrastructure Formation of the System of Special Settlements in the USSR in the 1930-1940s: an abstract of dissertation for obtaining a Ph.D.(Candidate of Sciences) of historical sciences]. Izhevsk, 2007. [in Russian]
12. Bugay N. F. Problemy repressij i reabilitacii grazhdan: istorija i istoriografija HH v. – nachalo HHI vv. [Problems of Repression and Rehabilitation of Citizens: History and Historiography of the XX Century – The Beginning of the XXI Century] / Bugay N.F. Moscow, Grif . 2012. 480 p. [in Russian]
13. State Archive of the Russian Federation. Fund P. 9401. Inventory 2. List 65. [in Russian]
14. Isakieva Z. S. Ocenka trudovyh usilij chechencev na shahtah i rudnikah Karagandinskogo ugol'nogo bassejna (1944-1957gg.) [Assessment of Labor Efforts of Chechens in the Mines of the Karaganda Coal Basin (1944-1957)]/ Isakieva Z. S. // Teorija i praktika obshhestvennogo razvitija [Theory and Practice of Social Development] Krasnodar,2014, no. 20, pp. 136-138 [in Russian]
15. Pol' M. " Planeta sta jazykov. Jetnicheskie otnoshenija i sovetskaja identichnost' na celine. [Planet of a Hundred Languages Ethnic relations and Soviet Identity in the Virgin Lands] / Pol' M. // Vestnik Jevrazii [Bulletin Of Eurasia] No. 1(24),2004 [in Russian]
16. Central State Archive of The Republic of Kazakhstan: Fund 1711. Inventory 1. List 8. [in Russian]
17. Yermekbayev Zh. A. Osobennosti jetnicheskoj identichnosti chechencev i ingushej v kontekste mul'tikul'turnoj situacii Kazahstana [Features of Ethnic Identity of Chechens and Ingush in the Context of the Multicultural Situation in Kazakhstan] / Yermekbayev Zh. A. // Lavrovskij sbornik: materialy XXXIII Sredneaziatsko-Kavkazskih chtenij 2008-2009 gg.: jetnologija, istorija, arheologija, kul'turologija. K stoletiju so dnja rozhdenija L.I. Lavrova. MAE RAN SPb, 2009 [Lavrovsky collection: Materials of The XXXIII Central Asian-Caucasian Readings of 2008-2009: Ethnology, History, Archeology, Cultural Studies. Dedicated to the Centenary of the Birth of L. I. Lavrov. Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography, 2009]. [Electronic resource] URL: http://lib.kunstkamera.ru/rubrikator/03/03_05/978-5-88431-157-2/ (accessed: 20.09.2020) [in Russian]
18. Yermekbayev Zh. A. Jetnografija zhizni chechencev v Central'nom Kazahstane [Ethnography of the Life of Chechens in the Central Kazakhstan] / Zh. A. Yermekbayev, Z. S. Isakieva // Teorija i praktika obshhestvennogo razvitija [Theory and Practice of Social Development]. Krasnodar, 2014, no. 20, pp. 147-150. [in Russian]
19. Kozlov V. A. Stalinskaja ssylka i repatriacija chechencev i ingushej posle Vtoroj mirovoj vojny (1944- nachalo 1960-h gg.) [Paradoxes of Ethnic Survival Stalin's exile and repatriation of Chechens and Ingush after world war II (1944 - early 1960s)] / V. A. Kozlov, M. E. Kozlova, F. Benvenuti, [Electronic resource] URL: https://clck.ru/rudps (accessed: 09.2020) [in Russian]