ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ СКАЗКИ Н.П. ВАГНЕРА «ПИМПЕРЛЭ»

ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ СКАЗКИ Н.П. ВАГНЕРА «ПИМПЕРЛЭ»

Научная статья

Норина Н.В.*

ORCID 0000-0002-2926-2851,

Соликамский государственный педагогический институт филиал ПГНИУ, Соликамск, Россия

* Корреспондирующий автор (nvn00[at]mail.ru)

Аннотация

Материалом для исследования в данной статье явилась литературная сказка Н.П. Вагнера «Пимперлэ», входящая в состав сборника «Сказки Кота-Мурлыки» (1872). Анализируются приемы сюжетосложения и организации системы образов в сказке. Выявляются традиции жанра нравоучительного рассказа для детей в сочетании с элементами рождественской кукольной мистерии с её глубинным единством мирского и религиозного. Результаты исследования показали, что за внешними рамками  назидательной формы повествования (формы «беседы» взрослого наставника с ребенком) скрывается глубокий философский смысл сказки Вагнера. Автор указывает на главную онтологическую особенность мира – его принципиальную амбивалентность. Целостность мира выражает в сказке смех Пимперлэ, относящийся к обоим полюсам жизненного процесса: жизни и смерти.

Ключевые слова: литературная сказка, назидательный рассказ, мистерия, рождественский смех, амбивалентность мира.

GENRE DISTINCTION OF FAIRY TALE “PIMPERLE” BY N.P. VAGNER

Research article

Norina N.V.*

ORCID 0000-0002-2926-2851,

Solikamsk State Pedagogical Institute Branch of Perm State National Research University, Solikamsk, Russia

* Corresponding author (nvn00[at]mail.ru)

Abstract

A literary tale by N.P. Vagner “Pimperle” became the research material for this article. It is part of the collection “Purring Cat Stories” (1872). The methods of plot writing and organizing the system of images in a fairy tale are analyzed. The traditions of the genre of exemplum for children are combined with the elements of the Christmas puppet mystery-play with its deep unity of the worldly and religious. The results of the research showed there is profound philosophical meaning behind Vagner’s fairy tale that goes beyond the outer framework of the exemplum’s narrative (the form of “conversation” of the adult mentor with the child). The author points to the main ontological feature of the world – its fundamental ambivalence. The integrity of the world is expressed by Pimperle’s laughter in the fairy tale referring to both poles of the life process: Life and death.

Keywords: literary tale, exemplum, mystery-play, Christmas laughter, the ambivalence of the world.

Большой вклад в преобразование жанра литературной сказки во 2-ой половине 19-го века внес известный ученый и писатель Николай Петрович Вагнер (1829 – 1907) – автор популярного сборника «Сказки Кота-Мурлыки» (1872). Широкий жанровый диапазон и содержательная глубина этих сказок снискали автору славу русского Андерсена. С датским сказочником Вагнер сознательно вступал в творческую полемику.

Говоря о художественных особенностях вагнеровских сказок, исследователи указывают на их социальную заостренность и независимость от фольклорной сказки [1]. Отмечается отчаянный пессимизм и даже трагизм сказок Вагнера [2]. Среди существующих ныне определений сказок писателя – философские, фантастические, юмористические и тенденциозные [3].

Мы полагаем, что правильнее говорить не о тенденциозности, а о назидательности сказок Вагнера, об их нравоучительности. Ярким примером такой нравоучительной сказки у Вагнера является сказка «Пимперлэ». Это своеобразный художественный синтез формы нравоучительного рассказа и элементов религиозного кукольного театра (вертепа) – кукольных представлений, игравшихся по случаю праздника Рождества. Традиционную форму поучительной «беседы» Вагнер наполняет глубоким философским содержанием.

Актуальность исследования определяется, во-первых, устойчивым интересом теоретиков и историков литературы к жанру литературной сказки, который получает новую интерпретацию на каждой новой стадии развития литературы, во-вторых, необходимостью изучения жанровых модификаций литературной сказки. Цель статьи: исследовать жанровую природу сказки Н.П. Вагнера «Пимперлэ» и выявить суть авторской позиции в тексте.

Особенности преломления повествуемой действительности через призму восприятия рассказчика, речевая организация в сказке Вагнера свидетельствуют о продолжении ею традиции нравоучительного рассказа с четко выраженной моралью. Главными героями этого основного жанра ранней детской литературы (18 – н.19 вв.) были ребёнок и наставляющий его резонер (тот, кто старше, «старик»). Такой рассказ «говорил о ребенке и ребенку предназначался». Нравоучительный рассказ предполагал «яркость примера» и «краткость морали» [4, С. 15-16].

Наставляющий ребенка резонер в сборнике сказок Вагнера скрыт под маской Кота-Мурлыки. «Это был старый и весьма почтенный Кот» [5, С. 16], любящий науку и искусство. На создание сказок его вдохновляла фея Фантаста, наполняющая движением и жизнью весь мир. Создавая оригинальный образ кота-рассказчика, автор опирался на фольклорную и романтическую литературную традиции. Представления автора о человеческом роде остранены восприятием кота, которому всё на свете «кажется вверх ногами». Благодаря такому приёму, людской мир в сказках задан как неестественный, перевернутый с ног на голову. Следовательно, коту неуютно в этом рассудочно-холодном фальшивом мире. Глупое человечество, на протяжении веков совершающее безнравственные дела и не умеющее прочитать наиглавнейшее слово «человечность», представляется Коту-Мурлыке уродливым ребенком с тяжелой головой, постоянно перевешивающей его вниз. Цель Кота-Мурлыки – разрушить иллюзорные представления о мире и под развеянным флёром иллюзий обнаружить «всё обыкновенное, простое, что мы должны изучать или что требует нашей помощи» [6, С. 16].

Сказочное повествование о Пимперлэ композиционно распадается на две части и основано на приёме обрамляющей рамки (или «рассказа в рассказе»). Повествование в обрамляющей части организовано поучительным словом рассказчика – взрослого наставника – в форме «беседы», хотя и чисто условной беседы, ибо прямых реплик ребёнка мы не слышим – они воспроизводятся в едином «слове» рассказчика: «А между тем, ты просто увидел во сне Пимперлэ. Да! ты;…» (курсив наш. – Н.Н.) [7, С. 286]. Взрослый рассказчик-собеседник старается рассуждать сообразно детскому возрасту. Очевидно, что для Вагнера «прелесть такой ″беседы″» была в том, что «ребенок выбирает правильный путь как бы сам, а не под давлением авторитета» [8, С. 19].

Беседа с ребенком начинается с вопроса: «Какое самое веселое время в году?». Приковывающий внимание к поучительному слову рассказчика, данный вопрос адресован как условному герою-слушателю, так и самому ребёнку-читателю. Автор выбирает способ наиболее интересного включения читателя в фиктивное пространство художественного текста. Рассказчик умеет уловить всё то, что может нравиться детям, но при этом он сохраняет дистанцию видения взрослого человека.

Автор старается предугадать возможный ответ ребенка, воспроизвести логику его ответа, основанную на эмоциональном восприятии контрастных сезонов с характерными для каждого из них яркими чертами: «Ты, наверное, скажешь лето»; «Но может быть, ты скажешь, что и зимой весело?». Вступление, создающее необходимый автору эмоциональный настрой, подготавливающий ребенка к восприятию дальнейшей истории, завершается опровержением детского представления о природе как источнике веселья – оказывается, дело не природе: «Да! всё это весело, но только не всегда. / Вся штука в Пимперлэ. Если он около тебя, то тебе будет весело и летом, и зимой, и весной, и даже ненастной осенью» [7, С. 286]. Автор открывает ребенку тайну: источник радости – загадочный Пимперлэ, персонаж, привносящий в сказку волшебный элемент.

Следующая за эмоциональным вступлением композиционная часть  «рамки» – это предварительное знакомство с Пимперлэ. Содержание данной части, повествующей о веселом «маленьком человечке», перекликается с известной сказкой Г.-Х.Андерсена «Оле-Лукойе» (1841). Вагнер своеобразно трансформирует сюжет этой сказки. Пимперлэ совмещает функции двух «братьев» у Андерсена: первого Оле-Лукойе – повелителя снов (мифологического Гипноса) и второго Оле-Лукойе – проводника в царство смерти (мифологического Танатоса). Два андерсеновских образа у Вагнера сливаются в один. С той лишь разницей, что Пимперлэ не дифференцирует детей на плохих и хороших – он является только к хорошим детям и сопровождает их в течение всей их жизни до самого конца.

Кто же такой этот маленький Пимперлэ? Немецкое слово «pimperl» в переводе на русский язык означает «карлик», «малыш». Известного комического персонажа чешского театра кукол звали Kašpárek (кукла-марионетка). Кашпарек (близкий родственник Касперле или Кашперле) появился в Чехии в конце XVIII века — в 1790 году, заменив своего предшественника — кукольного шута по имени Пимперле [9]. Уличные представления с участием Кашпарека (Пимперле) по сюжету были похожи на комедии с участием русского весельчака Петрушки.

Итак, создавая образ Пимперлэ, автор стремится вызвать у читателя одновременно две ассоциации: с героем известной литературной сказки Г.-Х.Андерсена – Оле-Лукойе и с персонажем кукольного народного театра – куклой-марионеткой, похожей на русского Петрушку.

Пимперлэ наряжается в разные платья, ибо знает, «что одно и то же скучно». Блеск, сияние, разноцветье – всё это роднит вагнеровского Пимперлэ с андерсеновским Оле-Лукойе, одежда которого чудесна: «на нем шелковый кафтан, только нельзя сказать, какого цвета — он отливает то голубым, то зеленым, то красным, смотря по тому, в какую сторону повернется Оле» [10, С. 179]. В то же время в одежде Пимперлэ мы видим элементы уличного наряда Петрушки: «пестрый колпачок с бубенчиками и курточка, и коротенькие панталончики, всё из глазету, всё в блестках». Портрет Пимперлэ повторяет внешность знаменитой марионетки: «у него личико … удивительно смешное: круглое, в морщинках, с добрыми, веселыми глазками, нос просто крючком и так и загибается ко рту, точно хочет выудить оттуда самую большую рыбу» [7, С. 286]. Действия Пимперлэ аналогичны действиям веселого кукольного персонажа: он может «кувыркаться» и делать «самые уморительные гримасы».

Цель жизни Пимперлэ – жить для того, «чтобы всем было весело». Этот весёлый маленький человечек приносит добрые вести, приносит радость добрым детям, помогает бедным. В целом же, комический тип Пимперлэ – это выразитель народного юмора и настроения: «Если бедняку без гроша вдруг точно с неба свалится не рубль, а целая тысяча рублей – это наверно Пимперлэ толкнул слепую Фортуну, а она, споткнувшись на своих дряхлых ножках, по ошибке бросила бедному то, что хотела отдать богатому» [7, С. 287]. Аллегорический образ слепой Фортуны на «дряхлых ножках», приносящей удачу только богатому – комическое заострение мотива социальной несправедливости, отсылающего к странной закономерности: хоть богиня счастья и слепа, но почему-то всегда благосклонна к богатому, а не к бедному.

Оле-Лукойе у Андерсена – мастер рассказывать сказки. Пимперлэ у Вагнера тоже рассказывает «смешные вещи и сказки»: он является во сне с «волшебным фонарём» и показывает чудеса. Точнее, Пимперлэ рассказывает, показывая, ибо «у него, бедного, нет языка». Правду о мире он рассказывает на языке смеха. Серьёзный Оле-Лукойе не лишен языка, в течение семи дней он беседует с маленьким героем – мальчиком Яльмаром. Несмотря на то, что Оле-Лукойе посещает всех детей (и хороших, и нехороших), чудесные сказки могут видеть во сне только те дети, которые имеют хорошие отметки за поведение. Главным условием появления Пимперлэ являются доброта и приветливость человека. При этом рассказчик у Вагнера замечает, что на свете мало добрых и приветливых людей – больше злых. Подобные социально мотивированные сентенции автора создают образ реальной действительности. Цель Вагнера – не уводить ребенка-читателя в мир фантастики, отрывая от реальности, но с помощью сказки заставить его задуматься над многими социальными проблемами. Об этом же говорит и тот факт, что фантастический персонаж Пимперлэ не всесилен: «…даже сам Пимперлэ не может рассмешить злых, да упрямых, что смотрят, точно белая кошка хмурая, короткоухая, разноглазая, что косится по сторонам и весь свой век злится на всех» [7, С. 287]. Суть в самих людях, а не в чудесах – вот главная мысль, которую пытается донести до читателя автор. Мораль сказки: «Если ты будешь добр, то непременно ты будешь весел…» [7, С. 287].

Пимперлэ способен причудливым образом преображать всё то новое, с чем знакомится любознательный ребенок в своей жизни. Например, грамматику Пимперлэ преображает в «смешной и веселый бал», на котором танцуют слова и буквы. Они оживают и становятся похожи на людей. Оле-Лукойе тоже показывает Яльмару результат учебы мальчика: спотыкающиеся об линейки прописи «большие и маленькие буквы», ошибочное решение задачи с готовыми распасться вычислениями. Однако Андерсен в этой сцене не проводит ярко выраженную комическую параллель с людскими повадками, как делает это Вагнер.

Оле-Лукойе способен оживлять неодушевленные предметы, вещи, сюжеты картин. Он показывает Яльмару «чужие земли», дает возможность услышать рассказ Аиста о «жаркой Африке». Чудесная способность показывать весь мир присуща и Пимперлэ. Он лучше любого учителя географии может показать всю землю «так, как она есть сама по себе, а не на глобусе или ландкарте», показать землю глазами птицы, приблизить то, что недоступно в обычных условиях. Рассказчик у Вагнера использует красочные сравнения, чтобы передать гармонию природы, красоту и величие нашей земли: «великаны горы»; ручейки, «точно серебряные ленты»; «моря, океаны и озера блестят, как громадные зеркала, зеленеют аквамаринами, отсвечивают бирюзой и яхонтом» [7, С. 289]. В то же самое время человеческая «цивилизация» контрастирует с природной гармонией: наполненные шумом и гамом города сравниваются с муравейниками, а дерущиеся из-за рыбы китайцы уподобляются старым котам. Автор смеётся над глупым поведением людей, называет его «уморительным»: «Неправда ли, человек порой может быть глупее утки?» – резюмирует он. По мнению автора, смешнее всего на свете – глупость и жадность человека. Смешон жадный малаец, схвативший зубами «жесткое и упругое, как резина», мясо голотурии. Ещё смешнее выглядит сцена с малайцами, дерущимися из-за голотурии, точно собаки из-за подачки. Эти сатирические картины, показывающие доминирование звериного начала в представителях рода человеческого, говорят сами за себя, они не требуют словесного комментария Пимпэрлэ. Функция Пимперлэ – учить видеть глупость и жадность людей. Этот весёлый человечек даёт моральные уроки, выявляя смешное в нелепом, уродливом. Такая функция Пимперлэ связана с его ролью марионетки в кукольном театре: быть самым строгим и, вместе с тем, неуязвимым критиком «существующего порядка вещей» [11, С. 87].

После знакомства с Пимперлэ рассказчик вновь возвращает свою мысль к временам года, но теперь уже на новом смысловом уровне. Дидактический элемент проявляется в знакомстве ребенка с главными христианскими праздниками: весенней Пасхой и зимним Рождеством.

Самое «любимое время в году для Пимперлэ – это святки и в особенности канун Рождества» [7, С. 293]. Такая деталь в характеристике этого персонажа не случайна, ибо известно, что репертуар кукол-марионеток в разных странах содержал элементы рождественских мистерий.

«Рамка» урока или поучительной беседы взрослого наставника с ребенком окаймляет основную сюжетную линию (жизнь и смерть Теодора), являющуюся ярким примером, иллюстрирующим идейное содержание поучительной беседы. Религиозно-нравоучительный рассказ о добродетельном ребёнке состоит из двух драматизированных эпизодов (сценок) с неизменным участием в них весельчака Пимперлэ, выполняющего функцию доброго рождественского духа. Ведущие исполнительские партии Пимперлэ и Теодора с Лизхен носят в этих сценках симультанный (одновременный) характер, указывающий на то, что Пимперлэ всегда сопровождает юных героев, освещая их жизнь весельем и радостью.

Скупые декорации, рассказывающие о пространстве, в котором живут и действуют персонажи из разных социальных миров, характеризуются условностью. Местом действия являются «большой дворец» и «темный подвал». Условные декорации, символизирующие две стороны одного целого («парадную» сторону жизни и её «задний двор»), напоминают различные «отделения» или же «окна» сценической площадки вертепа, на которой в своё время разыгрывались рождественские мистерии или мистерии страстей Христовых. Как и в кукольном вертепе, в сюжете о жизни и смерти Теодора присутствует глубинное единство и взаимосвязь противоположных начал: мистериального (священно-серьёзного) и мирского (профанно-комического). Мистериальное начало находит своё яркое воплощение в очевидной соотнесённости двух эпизодов с участием Теодора с главнейшими событиями евангельской истории: рождением Божественного младенца (Христа Спасителя), его смертью и воскресением (вознесением на небо). Народно-неофициальное, «несерьёзное» (смеховое) начало представлено в образе Пимперлэ – источнике праздничного веселья и так называемого рождественского смеха, не существующего вне веселых песен, в которых тема рождения нового (возрождающее начало) органически слита с темой смерти (шутовского развенчания) старого.

В одном «сценическом окне»  мы видим мальчика Теодора на фоне богатства, роскошествующего в «раззолоченном дворце». В другом – девочку Лизхен на фоне бедности, ютящейся в «убогой хижине». Однако усвоенная обществом система сословных ценностей при взгляде на неё Пимперлэ оказывается условной (ненужной), особенно если речь идёт о природной естественности ребенка, наличии у него доброго и чувствительного сердца. Несмотря на то, что Теодор живёт в «большом парадном доме» своих родителей, где было «все чопорно и чинно и очень часто раздавались противные fashionable и comme il faut» [7, С. 294], Пимперлэ полюбил этого мальчика за его тихий добрый нрав, кротость и ласковость. В переводе с латинского имя Теодор означает «посланник божий», «подаренный богом». В символическом плане – это подаренный богом Спаситель.  Немецкое же имя Лизхен (от Лиз с уменьшительно-ласкательным суффиксом) – аналог имени (семитского происхождения) Елизавета, означающего «поклоняющаяся Богу». Лизхен, «веселая, ласковая и прехорошенькая», является двенадцатилетней дочерью старого добряка музыканта, живущего Христа ради в темной каморке на заднем дворе. Пимпэрлэ – частый гость в этом семействе. Именно он создаёт здесь атмосферу оживляющего веселья в противовес убивающей скуке, царящей в большом дворце родителей Теодора.

Острота социального контраста снимается в сказке, благодаря, во-первых, добронравию обоих детей; во-вторых, смертельной болезни ребенка из богатой семьи (в отличие, например, от смертельно больного ребенка из бедной семьи в «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса); в-третьих, благотворительности – помощи бедным, присущей богатому семейству накануне рождественского праздника.

Содержимое подарков, неожиданно принесенных Теодором, похоже на сказочное чудо. Бедное семейство музыканта выражает мальчику благодарность и видит в нем своего спасителя. Эпизоду благотворительности отводится важное место в «беседе» наставника-резонера с ребенком-слушателем. Данный эпизод обладает воспитательным потенциалом, необходимым для формирования нравственного кодекса добродетельного человека. Иными словами, доброе сердце воспитывается благотворительностью и познаётся через благотворительность. Однако для Вагнера важен не поступок сам по себе (зачастую не выходящий за рамки комильфо), но связанные с ним чувства. Способность почувствовать радость облагодетельствованных бедняков и разделить с ними это чувство – вот главный итог благотворительности, запечатленный в сцене «Рождественского пира». Объединяющий участников пиршества рождественский смех раскрепощает их, заставляя забыть на время о существовании социальных преград, делает всех равными друг другу. Холодные светские приличия уступают место любви: «Лизхен и смеялась, и плакала, и, не выпуская рук Теодора из своих маленьких, но крепких ручек», с «любовью смотрела в его добрые и любящие глаза» [7, С. 299].

Домашнее пиршество сопровождается веселыми плясовыми песнями. Одну из форм площадного увеселения – музыкальную сценку с участием скоморохов – напоминает зажигательное выступление родителей Лизхен, яркие смешные образы которых проникнуты атмосферой народной площади с её свободой и исцеляющим душу смехом. Старый добряк-скрипач изо всех сил «пилит» на скрипке «веселого бычка», «выделывая уморительные па» своими длинными журавлиными ногами. Его жена Шарлота, «толстая, веселая баба», нередко хохочущая «до упаду» в моменты семейного веселья, «под такт бычка» поёт веселую старинную песню, «прихлопывая в ладоши».

«Темный подвал» с наполнившими его праздничными весельем и смехом, носящими пиршественный (поглощающий и одновременно объединяющий) характер, перестает вызывать у героев изначальное чувство полной безысходности: в атмосфере веселого праздника умирают удушающие fashionable и comme il faut и рождается обновляющее всех чувство любви. Мир обновляется светом христианской истины «Бог есть любовь». В речи рассказчика эмоционально-экспрессивным выражением этой истины мира выступают повторяющиеся несколько раз восклицания «Господи!», славящие Господа, подарившего миру божественного младенца – Спасителя.

Теодор – идеал добродетели. Он добр от природы и потому он возвышается над окружающим его обывательским миром. Чувствительная натура Теодора выделяет его среди других представителей светского круга и предопределяет его трагическую судьбу. Теодор умирает через год в канун Рождества. При этом смерть героя прочитывается в двух планах: мирском и религиозном (мистериальном).

Смерть как безличный рок настигает Теодора, становясь укором для его родителей, ибо автор связывает смерть ребенка с порочными светскими нравами, царившими в этой богатой семье. Ребенок завял здесь, подобно цветку. «Добродетелью» данной семьи было следовать искусственному принципу светской жизни – принципу комильфо. Благотворительность на Рождество тоже была частью этого принципа. Моменты истинного торжества веселья и радости слишком редки в жизни Теодора. В мирском плане он предстаёт чувствительной жертвой навязанного извне светского образа жизни. В христианском плане смерть Теодора носит жертвенный (искупительный) смысл – это смерть подаренного миру сына Бога.

Неизменным участником обоих сцен («Рождественского пира» и смерти Теодора) является дух веселья Пимперлэ. Подобно андерсеновскому брату Оле-Лукойе, Пимперлэ в финале повествования уносит Теодора в райскую страну «вечного веселья и радости». В эту страну, по уверениям Пимперлэ, попадают истинно добродетельные натуры: все те, кто связан «между собою вечной любовью».

С целью избавить ребенка-слушателя от тяжеловесных нравоучений наставляющий его резонер избегает прямого комментирования сюжетной истории о добродетельном Теодоре. Тем не менее, сказка Вагнера заканчивается присущим нравоучительному рассказу коротким назиданием: «ты … должен стараться быть добрым» [7, С. 304]. «Учебная» цель вагнеровского рассказчика: через рассказ о забавном, весёлом и «великом» Пимперле научить ребенка добронравию (отсюда и повелительная, наставительная форма: «ты должен»). Однако для вдумчивого читателя за внешними рамками  назидательной формы повествования (формы «беседы» взрослого наставника с ребенком) открывается глубокий философский смысл сказки Вагнера. В сказочно-игровой форме автор создает мистерию жизни и смерти (глубинное единство высокого и низкого, трагического и комического). Автор указывает на главную онтологическую особенность мира – его принципиальную амбивалентность.  Целостность мира выражает в сказке смех Пимперлэ, относящийся к обоим полюсам жизненного процесса. Однако рождественскому смеху противопоставлен в сказке смех над жадностью и глупостью людей. Говоря словами М.М.Бахтина, смех (одновременно весёлый и осмеивающий), образным воплощением которого выступает в сказке Пимперлэ, «имеет глубокое миросозерцательное значение, это одна из существеннейших форм правды о мире в его целом» [12].

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Кульпина В.В. Художественное своеобразие литературной сказки Н.П. Вагнера «Два вечера» / В.В. Кульпина // Вестник МГОУ. Серия «Русская филология». – 2007. – №3. – С. 215 – 218.
2. Киселева Е.Ю. Творчество Н.П. Вагнера и истоки русского символизма / Е.Ю. Киселева // Ученые записки КГАВМ им. Н.Э. Баумана. – 2017.–– 4 том 232. –– С. 472 – 477.
3. Шустов М.П. Х.К. Андерсен и Н.П. Вагнер (проблема преемственности) [Электронный ресурс] / М. П. Шустов. URL: http://li.i-docx.ru/28filologiya/86018-1-h-andersen-npvagner-problema-preemstvennosti-shustov-doktor-filologicheskih-nauk-profe.php. (Дата обращения: 30.08.2018).
4. Костюхина М. С. Золотое зеркало: Русская литература для детей ХVIII – ХIХ веков / М. С. Костюхина. – М.: ОГИ, 2008. – 224 с.
5. Вагнер Н. П. Сказки Кота-Мурлыки / Н. П. Вагнер. – М.: Правда, 1991. – 448 с.
6. Вагнер Н. П. Сказки Кота-Мурлыки / Н. П. Вагнер. – М.: Правда, 1991. – 448 с.
7. Вагнер Н. П. Пимперлэ / Н. П. Вагнер // Сказки Кота-Мурлыки: Сказки / Н. П. Вагнер. – М.: ОГИ, 2009. – С. 285 – 304. – (Дети ОГИ / Книжки на вырост). Цитирование в тексте статьи по данному изданию.
8. Костюхина М. С. Золотое зеркало: Русская литература для детей ХVIII – ХIХ веков / М. С. Костюхина. – М.: ОГИ, 2008. – 224 с.
9. МаликЯн. Чехословацкий кукольный театр / Ян Малик [Электронный ресурс] // Сайт Академик – URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/94512/Кашпарек (Дата обращения: 19.05.2018).
10. Андерсен Г. X. Сказки и истории. В двух томах. Т. 1. / Г. Х. Андерсен. – Л.: Издательство «Худож. лит.», 1977. – 584 с.
11. Перетц В.Н. Кукольный театр на Руси (Исторический очерк) / В. Н. Перетц // Ежегодник императорских театров. Приложения. Кн. 1. – СПб., 1895. – С. 85-185.
12. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса [Электронный ресурс] / М. М. Бахтин. http://www.infoliolib.info/philol/bahtin/rublerhtml (Дата обращения: 19.05.2018).

Список литературы на английском языке / References in English

1. Kul'pina V. V. Khudozhestvennoye svoyeobraziye literaturnoy skazki N.P. Vagnera «Dva vechera» [The artistic originality of the literary tale N.P. Wagner's "Two Evenings"] / V. V. Kul'pina. – M.: Izdatel'stvo MGOU, 2007. – №3. – P. 215 – 218. [in Russian]
2. Kiseleva Ye. YU. Tvorchestvo N.P. Vagnera i istoki russkogo simvolizma [Creativity N.P. Wagner and the origins of Russian symbolism] / Ye. YU. Kiseleva // Uchenyye zapiski KGAVM im. N.E. Baumana [Scientific notes KGAVM them. N.E. Bauman]. – – 4 vol. 232. – P. 472 - 477. [in Russian]
3. Shustov M. P. KH.K. Andersen i N.P. Vagner (problema preyemstvennosti) [H.K. Andersen and N.P. Wagner (continuity problem)] [Electronic resource] / M. P. Shustov // Website Free e-library – URL: http://li.i-docx.ru/28filologiya/86018-1-h-andersen-npvagner-problema-preemstvennosti-shustov-doktor-filologicheskih-nauk-profe.php (accessed: 30.08.2018)
4. Kostyukhina M. S. Zolotoye zerkalo: Russkaya literatura dlya detey ХVIII – ХIХ vekov [The Golden Mirror: Russian Literature for Children of the 18th - 19th Centuries] / S. Kostyukhina. – M.: OGI, 2008. – 224 p. [in Russian]
5. Vagner N. P. Skazki Kota-Murlyki [Fairy tales of the Purring Cat] / P. Vagner. – M.: Pravda, 1991. – 448 p. [in Russian]
6. Vagner N. P. Skazki Kota-Murlyki [Fairy tales of the Purring Cat] / P. Vagner. – M.: Pravda, 1991. – 448 p. [in Russian]
7. Vagner N. P. Pimperle [Pimperle] // Skazki Kota-Murlyki: Skazki [Fairy tales of the Purring Cat: Fairy tales] / P. Vagner. – M.: OGI, 2009. – P. 285 – 304. [in Russian]
8. Kostyukhina M. S. Zolotoye zerkalo: Russkaya literatura dlya detey ХVIII – ХIХ vekov [The Golden Mirror: Russian Literature for Children of the 18th - 19th Centuries] / S. Kostyukhina. – M.: OGI, 2008. – 224 p. [in Russian].
9. Malik Yan. Chekhoslovatskiy kukol'nyy teatr [The Czechoslovak Puppet Theater] [Electronic resource] / Yan Malik // Website Academician – URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/94512/Кашпарек (accessed: 19.05.2018)
10. Andersen G. X. Skazki i istorii. V dvukh tomakh. T. 1. [Tales and stories. In two volumes. T. 1.] / X. Andersen. – L.: Izdatel'stvo «Khudozh. lit.», 1977. – 584 p. [in Russian]
11. Peretts V. N. Kukol'nyy teatr na Rusi (Istoricheskiy ocherk) [Puppet theater in Russia (Historical essay)] / N. Peretts // Yezhegodnik imperatorskikh teatrov. Prilozheniya. Kn. 1. [Yearbook of the Imperial Theaters. Applications. Book. 1]. – SPb., 1895. – P. 85-185. [in Russian]
12. Bakhtin M. M. Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaya kul'tura srednevekov'ya i Renessansa [Creativity Francois Rabelais and the folk culture of the Middle Ages and the Renaissance] [Electronic resource] / M. M. Bakhtin // Website Electronic library – URL: http://www.infoliolib.info/philol/bahtin/rubler1_1.html (accessed: 19.05.2018)