К ПРОБЛЕМЕ НЕЯВНОГО ВЫРАЖЕНИЯ РЕЧЕВЫХ НАМЕРЕНИЙ В НЕФОРМАЛЬНОМ ИНТЕРВЬЮ

Маршалкова В.О.

Старший преподаватель, Донской государственный технический университет

К ПРОБЛЕМЕ НЕЯВНОГО ВЫРАЖЕНИЯ РЕЧЕВЫХ НАМЕРЕНИЙ В НЕФОРМАЛЬНОМ ИНТЕРВЬЮ

Аннотация

Являясь интегральным компонентом смыслов, реализуемых в неформальном интервью, контекст спонтанного взаимодействия собеседников выявляет различные уровни неявности выражения иллокутивных намерений участников, которые, в свою очередь, ассоциируются с разнообразными дискурсивными типами. Полагаем, что высокий уровень неявности выражения смыслов можно рассматривать как яркую прагматическую характеристику неформального интервью. Вследствие того, что внешний контекст взаимодействия не является фиксированным, общие знания интервьюера и респондента постоянно пополняются новыми сведениями. В некотором роде эти знания не являются необоснованной информативной базой, к которой собеседники имеют полный и равный доступ. В процессе своего функционирования язык в полной мере не репрезентирует значения и смыслы говорящего субъекта. Именно поэтому использование языковых средств носит контекстуально предопределяемый характер.

Ключевые слова: неформальное интервью, неявные смыслы, эллипсис, субституция, дейксис, референция.

Marshalkova V.O.

Senior Teacher, The Don State Technical University

TO THE PROBLEM OF IMPLICIT EXPRESSING THE SPEECH INTENTIONS IN INFORMAL INTERVIEW

Abstract

Being the integral part of senses realized in informal interview, the context of interlocutors’ spontaneous interaction reveals different levels of implicitness in interlocutors’ illocutive intention expressing which, in its turn, are associated with various discursive types. We argue that the high level of implicitness in sense expressing is considered to be an important pragmatic characteristic of informal interview. The external context of interaction is constantly changing. As a result, the interviewer and the respondent’s commonly shared knowledge is replenished with new data. In some way this knowledge is not the unsubstantiated informative base to which the interlocutors have open and equal access. While functioning the language does not represent fully the speaker’s meanings and senses. That is why language means usage is context dependant.

Keywords: informal interview, implicit senses, ellipsis, substitution, deixis, reference.

Неформального интервью как специфический жанр журналистской деятельности отражает общие прагматические закономерности организации непринужденного диалога: собеседники не только попеременно обмениваются коммуникативными позициями говорящего субъекта и реципиента, но и непосредственные спонтанные процессы озвучивания намерений и восприятия сообщения оказываются сопряженными с сохранением в конструируемой диалогической ситуации специфики языкового сознания адресанта и адресата. Инициируя диалогические реплики, интервьюер и респондент делают попытку зафиксировать актуальное речевое содержание, наделенное личностными смыслами. Порождение личностного смысла, т.е. «проекция собственных способов воздействия на конкретных реальных людей в различных локальных ситуациях общения» [1, С. 127], с необходимостью предполагает одновременное формирование в сознании каждого из коммуникантов  образов говорящего и адресата. В указанном аспекте процессы говорения и слушания предстают активными коммуникативными установками, являющиеся следствием коммуникативных компетенций участников непринужденной беседы.

Неформальное интервью преимущественно характеризуется неявной выраженностью речевых намерений участников, при этом под «неявностью» понимается контекстуально предопределяемое использование языковых средств, а контекст рассматривается как интегральная составляющая реализуемых смыслов. Необходимо признать, однако, что любое функционирование языка детерминируется контекстом употребления [2], [3]. В неформальном интервью, например, совокупный контекст, в рамках которого осуществляется взаимодействие собеседников, не является строго фиксированным, он совместно конструируется интервьюером и респондентом с опорой на определенные языковые средства, их функционально-прагматические возможности.

С реализацией инициирующей и стимулирующей реплики изменяется внешний контекст неформального общения, проявляя свою прагматическую многогранность. В связи с этим, оставаясь сферой проявления совместного жизненного и речевого опыта собеседников, неформальное интервью превращается в уникальное дискурсивное событие, в рамках которого интерпретации собеседниками объективной реальности, как и текущего положения дел, могут значительно отличаться друг от друга. Следовательно, интерпретация адресатом любого сегмента стимулирующей реплики, основывающийся на внешнем контексте спонтанного общения, предполагает, что адресат, в свою очередь, воссоздает этот контекст с опорой на языковые средства его манифестации.

Реализуемые иллокутивные намерения участников неформального интервью приобретают неявный характер с опорой на следующие речевые средства.

1. Эллипсис и субституция, требующие от адресата восстановления дискурсивных сегментов из контекста, который говорящий субъект задействует как оптимальный элемент восполнения смыслового содержания. Согласно нашим наблюдениям, участники неформального интервью частотно прибегают к использованию текстового, ситуационного и структурного эллипсиса в целях редуцирования своих диалогических высказываний, при этом избегая возможной двузначности выражаемых намерений.

При этом субституция «срабатывает» как позиционное введение эллиптированных элементов. Ср.: (1) “ – You’re hosting the MOBOs next week too – how exciting! – Yea, (it’s) good thing we (are) doing and we’ve got something else on…” [4, P. 31]. Элементы реагирующей реплики, избранные респондентом для умалчивания, указываются в круглых скобках. Невысказанные элементы представляют собой личное местоимение, глагол to be, выполняющий функцию предиката и вспомогательного средства. Данный тип эллипсиса можно рассматривать как ситуационный, поскольку требует от интервьюера восстановления недостающих элементов, исходя из непосредственной обстановки непринужденного общения.

Приведем еще один пример: (2) “ – It’s great that people’s culinary creations can still surprise you… – I love those ones about the world – we’re all individuals. – Yes, the creative ones. – Especially the one who came up wish a dish called ‘camel Drool’” [5, P. 15]. Подчеркнутые случаи субституции, содержащиеся в примере, касаются употребления неопределенного местоимения one (в ед. и мн. ч.), которое замещает тот объект высказывания, который был предварительно актуализован в предшествующей реплике. Пример (2) иллюстрирует тот факт, что участник неформального интервью, реагируя на стимулирующую реплику, полагается на контекст взаимодействия, таким образом уточняя для себя речевое значение рассматриваемого местоимения, которое выполняет замещающую функцию.

Частотность эллипсиса и субституции, обнаруживая в рамках неформального интервью, отражает общий интерактивный аспект спонтанного диалогического общения, при котором собеседники полагаются на совместно порождаемые знания относительно обсуждаемых событий, фактов и явлений. Учет этих знаний дает возможность редуцировать местоимения, выполняющие функцию подлежащего, не употреблять полные формы предикатов, а в некоторых случаях и придаточных предложений, поскольку информация, требуемая для логически последовательной интерпретации эллиптированных высказываний, с легкостью восстанавливается из предшествующего хода диалогического дискурса, с опорой на физический контекст разворачиваемого речевого события. В процессе непринужденного общения участники неформального интервью задействуются в своеобразную языковую игру, в которой допустимым оказывается высокий уровень неявной манифестации выражаемых смыслов.

2. Дейксис и референция, требующие от адресата понимания темпоральных, пространственных и личностных условий инициации стимулирующих реплик в терминах определенной точки отсчета, каковой является текущее взаимодействие. Дейктические средства задействуются участниками интервью в целях совместного конструирования внешнего контекста общения. В примере (3) собеседники актуализуют личностный и пространственный дейксис, посредством которого осуществляется идентификация обсуждаемых лиц и местоположений: (3) [в провинциальном кафе] “ – You come here on Fridays. One can often see you here sitting solely by the window with a glass of dark beer. – Yes, I’m mostly here or my other haunt, you know, is over there. It’s generally quieter there of a Friday, you see, and I like noisy performances like they provide here on Friday evening” [Chat, P. 18]. Точкой отсчета на измерения пространства выступает место непосредственного речевого взаимодействия интервьюера и респондента, Исходя из этой точки, осуществляется маркирование пространственных характеристик, о которых ведется разговор (here – there).

Референция выступает средством связывания текста неформального интервью, выражается местоимениями, артиклями и указательными местоимениями, которые задействуются в целях указания на специфические референты в данном контексте общения. Адресат извлекает специфический смысл референциальных средств, исходя либо из содержания диалогического текста (анафорическая и катафорическая референция), либо – из содержания текущего контекста общения (экзофорическая референция) (более подробно см. [7, С. 94–101]). В примере (4) обнаруживается шесть случаев употребления референциальных средств (подчеркнуты одной чертой), местоимение it соотносится с референтом анафорически: (4) “ – It’s definitely your moment – do you feel slightly overwhelmed? – Yeah! Absolutely. I’ve always wanted to do it, and the time was right for it this year. I’m not a trained dancer, but I’ve already performed it on the stage. Even if the judges are nice the audience might think: ‘No, I don’t like it’. My posture may be wrong, but I like it enormously and what I’m learning is invaluable. I’d have to work out pretty hard for it, I reckon” [Now, P. 17]. Интервьюер ведет непринужденную беседу с непрофессиональным танцором, которому предстоит выступать на престижном конкурсе. В ответной диалогической реплике респондент актуализует местоимение it для указания на одно и то же событие – выступление на конкурсе. Интервьюер без труда извлекает из текущего контекста общения анафорический смысл, реализуемый этим местоимением, поскольку выступлению танцора на конкурсе посвящено это общение. Вместе с тем, множественный повтор данного местоимения в реагирующей реплике неявно проливает свет на важность предстоящего события для респондента. Интервьюер понимает, что в данный момент респондент может говорить только о планируемом выступлении на конкурсе. Эта информация не только явно обнародуется в сообщении респондента, но и извлекается как неявный смысл.

Эллипсис и субституция, дейксис и референция обладают общими характеристиками: в отрыве от контекста текущего общения они оказываются лишенными конкретного семантического содержания, но приобретают речевой смысл при употреблении в специфическом контекстуальном окружении. Исследователи указывают, что интерпретации актуальной информации, осуществляемые участниками диалогического взаимодействия, основываются преимущественно на учете неявных контекстуальных сигналов [9].

Представляется, что рассмотренные средства можно рассматривать в качестве подобных сигналов. Неявно проектируемая ими семантика органично согласуется с конверсационными максимами количества и способа манифестации речевого намерения [10]. В соответствии с максимой количества речевой вклад говорящего субъекта в процесс общения должен быть оптимально информативным, не содержать неактуальной информации. Максима способа манифестации речевого намерения предполагает, что вклад в общение должен быть кратким, не содержать двузначности. Придерживаясь аналогичного подхода, некоторые исследователи полагают, что дискурсивный контекст, в рамках которого участники спонтанного общения решают неречевые задачи, конструируется индексальными средствами, с опорой на которые достигается редукция текста с сохранением его семантической достаточности [11], [12]. Концепция семантической достаточности спонтанно порождаемого диалогического текста, в свою очередь, согласуется с максимой количества в теории Г. Грайса.

Неявный (речевой) характер выражаемых иллокутивных намерений в рамках неформального интервью мы рассматриваем как способ достижения семантической достаточности порождаемого диалогического текста. Дискурсивная деятельность участников интервью, которые игнорируют контекстуальные параметры общения, может порождать избыточную информацию, не предполагаемую целями текущего обмена репликами. В результате неформальное интервью может утрачивать такую свою важную прагматическую характеристику, как краткость. В равной степени, если участники интервью пренебрегают оптимальной степенью эксплицитного выражения своих иллокутивных намерений, в разговоре возникает неоднозначность и неясность. Контекст выступает конструктивным прагматическим источником решения речевых и неречевых задач. Нежелание / неспособность в полной мере воспользоваться контекстуальным параметром может привести к тому, что явность / эксплицитность языкового выражения исходных установок достигает в неформальном общении избыточности. Другими словами, языковые единицы и выражения с неявным смыслом не снижают эффективности и успешности межличностной коммуникации, а, наоборот, сопутствуют им.

Литература

1. Кудряшов И.А. Феномен коммуникативной свободы в устном и письменном дискурсе. Ростов-на-Дону: Южное отделение Российской академии образования, 2005. 240 с.
2. Головинова П.А., Кудряшов И.А. Косвенный экспрессивный акт как отражение эмоционального опыта говорящего субъекта в диалогическом взаимодействии // В мире научных открытий. 2015. № 11.2(71). С. 1020–1028.
3. Головинова П.А., Кудряшов И.А. Проблема дифференциации прямых и косвенных экспрессивных актов в аспекте соотношения информационного и иллокутивного модулей // Евразийский союз ученых. 2015. № 10–3(19). С. 95–98.
4. Now. 2014. October, 20. 100 p.
5. Best. 2015. April, 12. 104 p.
6. Chat. 2016. February, 4. 97 p.
7. Скнар Г.Д. Тема как конститутирующий компонент художественного текста: прагматический и когнитивный аспекты. Ростов-на-Дону: Издательский центр РостГМУ, 2014. 284 с.
8. Now. 2015. October, 26. 100 p.
9. Котова Н.С., Кудряшов И.А. Лингвофилософская прагматика VS. когнитивная прагматика: два взгляда на одну и ту же проблему // Когнитивные исследования языка. 2016. № 25. С. 68–74.
10. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. Вып. XVI: Лингвистическая прагматика. С. 220–234.
11. Котова Н.С., Кудряшов И.А. Эпистемический статус собеседников и эвиденциальные средства его манифестации в диалогическом взаимодействии // В мире научных открытий. 2015. № 11.2(71). С. 1084–1095.
12. Комиссарова М.С., Кудряшов И.А. Проблема речевой компетенции собеседников в диалогическом взаимодействии // Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия: Материалы V–ой Международной научно-практической конференции. Ростов-на-Дону: Донское книжное издательство, 2015. С. 158–165.

References

1. Kudrjashov I.A. Fenomen kommunikativnoj svobody v ustnom i pis’mennom diskurse [Phenomenon of communicative freedom in oral and written discourse]. Rostov-na-Donu: Juzhnoe otdelenie Rossijskoj akademii ob-razovanija, 2005. 240 s. [in Russian]
2. Golovinova P.A., Kudrjashov I.A. Kosvennyj jekspressivnyj akt kak otrazhenie jemocional’nogo opyta govorjashhego sub’ekta v dialogicheskom vzaimodejstvii [Indirect expressive act as the reflection of speaker’s emotional experience in dialogic interaction] // V mire nauchnyh otkrytij [In the world of scientific discoveries]. 2015. # 11.2(71). S. 1020–1028. [in Russian]
3. Golovinova P.A., Kudrjashov I.A. Problema differenciacii prjamyh i kosvennyh jekspressivnyh aktov v aspekte sootnoshenija informacionnogo i illokutivnogo modulej [The problem of differentiating direct and indirect expressive acts in the aspect of informative and illocutive module correlation] // Evrazijskij sojuz uchenyh [Scientists’Eurisian Union]. 2015. # 10–3(19). S. 95–98. [in Russian]
4. Now. 2014. October, 20. 100 p.
5. Best. 2015. April, 12. 104 p.
6. Chat. 2016. February, 4. 97 p.
7. Sknar G.D. Tema kak konstitutirujushhij komponent hudozhestvennogo teksta: pragmaticheskij i kognitivnyj aspekty [Theme as constitutive component of the literary text: pragmatic and cognitive aspects]. Rostov-na-Donu: Izdatel'skij centr RostGMU, 2014. 284 s. [in Russian]
8. Now. 2015. October, 26. 100 p.
9. Kotova N.S., Kudrjashov I.A. Lingvofilosofskaja pragmatika VS. kognitivnaja pragmatika: dva vzgljada na odnu i tu zhe problemu [Linguophilosophical pragmatics VS. cognitive pragmatics: two views on the same problem] // Kognitivnye issledovanija jazyka [Cognitive language investigations]. 2016. # 25. S. 68–74. [in Russian]
10. Grajs G.P. Logika i rechevoe obshhenie [Logics and speech communication] // Novoe v zarubezhnoj lingvistike [New in foreign linguistics]. M.: Progress, 1985. Vyp. XVI: Lingvisticheskaja pragmatika [Linguistic pragmatics]. S. 220–234. [in Russian]
11. Kotova N.S., Kudrjashov I.A. Jepistemicheskij status sobesednikov i jevidencial’nye sredstva ego manifestacii v dialogicheskom vzaimodejstvii [Interlocutors’ epistemic status and evidential means of its manifestation in dialogic interaction] // V mire nauchnyh otkrytij [In the world of scientific discoveries]. 2015. # 11.2(71). S. 1084–1095. [in Russian]
12. Komissarova M.S., Kudrjashov I.A. Problema rechevoj kompetencii sobesednikov v dialogicheskom vzaimodejstvii [The problem of interlocutors’ speech competence in dialogic interaction] // Jazyk i pravo: aktual’nye problemy vzaimodejstvija [Language and law: actual problems of interaction]: Materialy V–oj Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Rostov-na-Donu: Donskoe knizhnoe izdatel’stvo, 2015. S. 158–165. [in Russian]