АРХИТЕКТУРНЫЙ КОД КНИГИ А.А. ВОЗНЕСЕНСКОГО «ВИТРАЖНЫХ ДЕЛ МАСТЕР»

Михалькова С.М.

ORCID: 0000-0002-3250-8373, Аспирант, Ивановский государственный университет

АРХИТЕКТУРНЫЙ КОД КНИГИ А.А. ВОЗНЕСЕНСКОГО «ВИТРАЖНЫХ ДЕЛ МАСТЕР»

Аннотация

Цель статьи – охарактеризовать такое специфическое качество поэзии Вознесенского, как архитектурность. В задачи статьи входит анализ составляющих этого понятия в книге «Витражных дел мастер». Эта книга построена как эстетическое целое по аналогии с пространством здания. Сквозным принципом в организации гетерогенных элементов в книге является принцип витража. Главный герой книги – художник, а ее архитектурная логика связана с тайнами жизни, смерти, творчества. Итоги проведенного анализа могут найти практическое применение в учебном процессе по историко-литературным дисциплинам.

Ключевые слова: архитектурность, витраж, авангардная традиция, художник, творчество.

Mihal'kova S.M.

ORCID: 0000-0002-3250-8373, Postgraduate student, Ivanovo State University

ARCHITECTURAL CODE OF A.A. VOZNESENSKY’S BOOK «STAINED-GLASS MASTER»

Abstract

The purpose of this article is to characterize such specific quality of the poetry of Voznesensky as architectural. The task of the article is to analyze the components of this concept in his book «Stained-glass master». This book is designed as an aesthetic whole by analogy with the space of the building. Cross-cutting principle in the organization of heterogeneous elements in this book is that of stained glass. The main character of the book is an artist, and its architectural logic is associated with the mysteries of life, death, art. The results of the analysis may find practical application in the educational process in the disciplines of literary history.

Keywords: architectural, stained glass window, avant-garde tradition, the artist, creativity.

Внутренняя связь поэзии Вознесенского с широко понимаемой «архитектурностью» отмечалась неоднократно: «Среди «художников всех времен» Вознесенскому особенно близки зодчие, ваятели, живописцы <…> особенно отчетливо сказывается в ней архитектурное видение мира («архитекторы – в стихотворцы»)» [1, с. 405]. По нашему мнению, «архитектурность» в случае с Вознесенским, органично усвоившим авангардную традицию (авангардный текст способен наглядно воплощать смысл как концепцию и конструкцию, нередко «монтажен» и «коллажен» [2, с. 16]), символически обозначает «конструкцию», «наглядность», «современность», («связь через века – от Микеланджело до аэропорта») и т.д. Т.е. речь идёт о философии творчества как внутреннем архитектоническом принципе.

«Витражных дел мастер» – одна из лучших книг Вознесенского, представляющая собой законченную «монтажную структуру», эстетическое целое. Сквозная для Вознесенского тема искусства как божественного служения и божественного строительства находит в книге формализованное выражение. Это книга о художнике, предстоящем перед Творцом и одновременно тоже являющегося частью структуры. Витражная тема для Вознесенского связана со светом, божественной природой искусства (в традиции Марка Шагала [3]). В книге же мы видим и витражность как синтез «осколков» самых разных традиций (религиозной, художественной, публицистической и др.), а также видов искусства (скульптура, архитектура, балет и т.д.), соединённых устойчивыми мотивами и общей темой искусства как служения.

Непосредственно «сколы» (они же – «школы») предваряет стихотворение «Памятник». Поэт не воздвигает памятник, а объявляет памятником отцу себя. Наиболее человеческие черты «отца» принимают огромные масштабы («От Волги по Юкон / пусть будет знаменито, / как, цокнув языком, / любил он землянику») [4, с. 3]. Отец – это не только земной отец, но и небесный, соответственно, сын его является богочеловеком, и через это образ бога прирастает человеческими чертами, причем отец-бог предстает скульптором (художническая ипостась божественного принципиальна). Человек-творец способен на чудо: «Он жил мужским трудом, / в свет превращая воду» [4, с. 3]. Превращения на этом не заканчиваются, жизнь сменяется смертью, но, принимая служение после смерти отца, художник обретает третью составляющую – «Дух» (переход временного существования во вневременное).

Первый скол называется «Ностальгия по настоящему» и открывается стихотворением «Хобби света», которое содержит в себе все основные мотивы книги: «настоящесть», противопоставленная чужому, ненастоящему; мотив художнического труда, ремесла («крылья за моей спиной / работают, как ветряки», т.е. творчество одновременно является продуктом работы и переработки и стихийной энергии); поп-артовская непринципиальность, эклектичность материала, преображаемая искусством («Я нашёл тебя на свалке. / Но я заставлю тебя сиять» [4, с. 8]); молитвенная обращенность творческого труда к Высшему началу; мотив веры в человека, силы искусства и т.д. Мастер не питает иллюзий по поводу человеческой природы, однако «1 % Микеланджело» является в его глазах оправданием вида, тем, что приближает его к совершенному, божественному. Перед нами книга, написанная художником о художнике, поэтому для ее восприятия как целого имеет большое значение то, как образ художника трансформируется на всём пространстве книги, приобретая своеобразную «многоэтажность».

В первую очередь значима его трансформация на уровне вида искусства. Первый скол по-настоящему витражен: здесь присутствуют и сам витражных дел мастер, и Бог-творец природы (стихотворение «Озеро», где герой-художник через обострившееся чувство природной красоты переживает встречу с Богом и особенно остро ощущает свою «бездарность» в сравнении с ним), и актриса («Озеро», «Звезда»), и Микеланджело («Молитва Микеланджело» – одно из главных стихотворений книги, «Эрмитажный Микеланджело»), и Шукшин, художник с «активной совестью» («Смерть Шукшина»), и великий хоккеист, который работает могильщиком («Кумир»), и т.д.

Микеланджело для Вознесенского – архетипический образ художника, не случайно «микеланджеловские» тексты расставлены по всей книге, подобно колоннам, с самой мощной опорой в виде второго скола. Стихотворение «Эрмитажный Микеланджело» представляет собой экфрасис, переходящий в свободные размышления по поводу скульптуры «Скрюченный мальчик». Вознесенский предпринимает попытку декодировать послание великого мастера («что впрессовал в тебя чувственный старец?» [4, с. 58]) и выходит на метафору скрепки, которую напомнили ему очертания скульптуры и которая остаётся от художника тогда, когда «тексты истлели». Это и связь художественных традиций через поколение, и связь художника с божественным). На последнее указывает разворот темы человеческой бренности во второй строфе (дух и тело разъединяются в противовес остающейся «скрепке») и форма молитвенного обращения, почти всегда сопутствующая у Вознесенского упоминанию Микеланджело. Искусство, уравнивая Сидорова и Медичи, даёт человеку почувствовать себя мгновенным, но инструментом в руках Создателя. «Скрюченный мальчик» к тому же является неоконченной фигуркой демона смерти, которую Микеланджело создавал для капеллы Медичи. Понимание художником своей смертности остро обостряет у него чувство своего предназначения, заставляет возводить земное к небесному, вечному.

Ещё одна важная «колонна» микеланджеловского ряда, написанная в форме молитвенного обращения – «Молитва Микеланджело», поднимающая три «темы». Первая – вновь мысль о себе как о Божией частице, на этот раз природной: «Боже, ведь я же Твой стебель», вторая – вопрошание (не путать с ропотом): «что ж меня отдал толпе? / Боже, что я Тебе сделал?», третья – ответ «догадавшегося» художника на собственный вопрос, одновременно являющийся постановкой вопроса самому себе: «Что я не сделал Тебе?» [4, с. 22] Вознесенский-Микеланджело приходит к «идеальной» мысли о личной ответственности художника перед Богом не только за содеянное, но и за не сделанное, то есть за степень реализации способностей, данных ему Богом.

Первый скол по-витражному пёстр, однако имеет продуманную структуру со своими опорными «колоннами», стихотворениями-витражами внутри витража и сквозными орнаментальными мотивами (например, свет). Вся же книга сконструирована по аналогии с пространством здания. Входом к нему является стихотворение «Памятник», фундаментом (по вертикали) или прихожей (в горизонтальной плоскости) является первое стихотворение первого скола «Хобби света». Каждый из сколов можно считать этажом. Если сделать разворот на 90 градусов и поставить их вертикально, то они образуют семь колонн, расположенных по принципу чередования и симметрии (так соблюдается правило золотого сечения). Все темы, заложенные в «фундаменте», то есть в «Хобби света», как ветви дерева, прорастают в «витражах» всех последующих сколов. По принципу витражности и симметричности построены три уровня книги: сборник целиком, каждый скол и отдельные стихотворения. Симметрия на уровне сколов заключается в чередовании «витражных» сколов с «жанрово-тематическими». Все три жанрово-тематических («опорных») скола посвящены конкретным личностям или историческим событиям и конкретным видам искусства, а также имеют конкретные жанровые обозначения. Жанр второго скола, посвящённого Микеланджело, относится к пластическим видам искусства – это «мемориал». Четвёртый скол имеет авторское жанровое обозначение, относящееся к сфере искусств изобразительных, героиня же его представляет балет – это «Портрет Плисецкой». Он камерный, похожий на будуар с богато детализированным интерьером, где много «окон», оставленных для возможности трансцендентного прорыва в область авторских размышлений об искусстве или выхода в более обширное архитектурно-художественное пространство: «Я её вижу на фоне чистых линий Генри Мура и капеллы Роншан»; «Её абрис схож с летящими египетскими контурами» [4, с. 169]. У Плисецкой много масок: она и сверстница в колготках, и громоподобная языческая богиня или жрица, и «гений чистой красоты».

Шестой скол – это  практически постмодернистская драма с примесью рок-оперы, основанная на авангардно переосмысленных исторических событиях, – «Авось!», один из наиболее радикальных, игровых экспериментов Вознесенского. Он также витражен в духе современных произведений, стилизующихся под «нон-фикшн», т.е. фрагментарен. Элементы разнородны: это документальный материал (письма, рапорты, донесения), близкие к абсурдистским диалоги, молитвы Богоматери (и даже одна молитва Богоматери – Резанову), эксплуатация самого образа Богоматери, описание свадьбы, архивные документы, поданные в игровой манере и т.д.

В структуре сборника чрезвычайно важную роль играют внутренние связи (книга строится по принципу «метацикла»). Например, «Монолог Резанова» внезапно появляется в конце седьмого скола (вне шестого), чтобы явить не вмещающееся в формат экспериментального мюзиклового спектакля «откровение», а «свет» из «Хобби света» возвращается в обличье звезды, символизирующей одновременно искушение и «величие замысла» для художника, берущего на себя боль стены («На моих неумелых ладонях / проступают следы от гвоздя») в стихотворении «Жил художник в нужде и гордыне». Художник подобен верующему (мотив стигматов), утвердившемуся в своей вере, его путь – пути Христа: он проходит через искушение и через страдание, и ему даётся по вере его: «Умер он, изможденный профессией. / Усмехнулась скотина-звезда. / и картину его не повесят. / Но картина висит без гвоздя» [4, с. 3]. Художник, создатель понимается Вознесенским широко – это и витражных дел мастер, и скульптор, он же художник (переводы и вообще повышенный интерес к фигуре Микеланджело), и балерина, и гончар по кличке «Полубес» – и все они сводятся к фигуре некоего высшего Творца. Художник у Вознесенского многофункционален и синтетичен, т.к. на правах созидателя красоты претендует на отношение ко всем формам творчества.

Таким образом, книга «Витражных дел мастер» сконструирована Вознесенским по аналогии с пространством здания, со стихотворениями, играющими роль входа, фундамента, семью этажами-«сколами» и сквозным принципом витражности в организации разноуровневых элементов. Художник – главный герой, идущий по этажам и заглядывающий в каждое окно, витражным оком воспринимая мир. Конструктивная логика книги – это одновременно и логика «безотчетного»: тайны жизни, смерти, творчества и т.д. Отсюда один из планов книги – обращенность к Высшему началу.

Литература

1. Пьяных М.Ф. Вознесенский А.А. // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. – М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. – Т. 1. С. 404–407.
2. Раппапорт А.Г. К пониманию поэтического и культурно-исторического смысла монтажа // Монтаж. Литература. Искусство. Театр. Кино. – М.: Наука, 1988. – С. 14–22.
3. Шагал М. Витражи в Иерусалиме. К открытию синагоги с витражами работы Шагала в Медицинском центре Хадасса, Иерусалим, 1962 год. // Шагал М. Об искусстве и культуре [Электронный ресурс] // http://www.m-chagall.ru/library/Ob-iskusstve-i-kulture33.html
4. Вознесенский А.А. Витражных дел мастер. – М.: Молодая гвардия. 1976. – 336 с.

References

1. P'janyh M.F. Voznesenskij A.A. // Russkaja literatura XX veka. Prozaiki, pojety, dramaturgi. Biobibliograficheskij slovar' [Russian literature of XX century. Prose writers, poets, playwrights. Bibliographic dictionary]. – M.: OLMA-PRESS Invest, 2005. – V. 1. P. 404–407.
2. Rappaport A.G. K ponimaniju pojeticheskogo i kul'turno-istoricheskogo smysla montazha [By understanding the poetic and cultural-historical meaning of the installation] // Montazh. Literatura. Iskusstvo. Teatr. Kino [Installation. Literature. Art. Theater. Cinema.]. – M.: Nauka, 1988. – P. 14–22.
3. Shagal M. Vitrazhi v Ierusalime. K otkrytiju sinagogi s vitrazhami raboty Shagala v Medicinskom centre Hadassa, Ierusalim, 1962 god [Stained glass windows in Jerusalem. By the opening of the synagogue with the Chagall stained glasses in the Hadassah Medical center, Jerusalem, 1962]. // Shagal M. Ob iskusstve i kul'ture [Jelektronnyj resurs] [About art and culture [Electronic resource]] // http://www.m-chagall.ru/library/Ob-iskusstve-i-kulture33.html
4. Voznesenskij A.A. Vitrazhnyh del master [Stained-glass master]. – M.: Molodaja gvardija. 1976. – 336 p.