ПАТТЕРНЫ МЕТАСТРУКТУРНОЙ ГАРМОНИИ И АРХЕТИПИЧЕ-СКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НЕКОТОРЫХ ИЗ ПОСЛЕДНИХ СТИХОТВО-РЕНИЙ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА

 Абрамов М.А. ¹, Богачев И.А. ²

¹ Профессор, доктор культурологии; ² Доцент, Федеральное государственное казённое военное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Саратовский военный институт внутренних войск Министерства внутренних дел Российской Федерации»;

ПАТТЕРНЫ МЕТАСТРУКТУРНОЙ ГАРМОНИИ И АРХЕТИПИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НЕКОТОРЫХ ИЗ ПОСЛЕДНИХ СТИХОТВОРЕНИЙ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА

Аннотация

В статье даётся метаструктурный анализ последних стихотворений М.Ю. Лермонтова, имеющих непосредственное отношение к трагической гибели поэта, позволяющий выявить их архетипическую наполненность, и, исходя из семантики их метаструктуры, - наиболее вероятное отношение к их содержанию самого поэта.

Ключевые слова: М.Ю. Лермонтов, золотое сечение, зеркальная симметрия, интравертность, экстравертность

 Abramov M.A. ¹, Bogachev I.A. ²

¹ Professor, Grand PhD in culturology; ² associate professor, Federal state military educational institution of the higher vocational training «the Saratov military institute of internal troops of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation»

PATTERNS OF METASTRUCTURAL HARMONY AND THE ARHETYPICAL MAINTENANCE OF SOME OF M.JU.LERMONTOV'S LAST POEMS

Abstract

In article the metastructural analysis of last poems of M.Ju.Lermontov directly related to tragical death of the poet, allowing to reveal them arhetypical fullness, proceeding from semantics of their metastructure, - the most probable relation to their maintenance of the poet is given.

Keywords: M.Ju. Lermontov, gold section, mirror symmetry, introversion, extraversion.

Пожалуй, наиболее драматичное из всех лермонтовских стихотворений – «Сон», относящееся к 1841 году – году гибели поэта. В связи с этим стихотворением великий русский мыслитель В.С. Соловьёв отмечал: «…За несколько месяцев до роковой дуэли Лермонтов видел себя неподвижно лежащим на песке среди скал в горах Кавказа, с глубокою раной от пули в груди, и видящим в сонном видении близкую его сердцу, но отделенную тысячами верст женщину, видящую в сомнамбулическом состоянии его труп в той долине.- Тут из одного сна выходит, по крайней мере, три: 1) сон здорового Лермонтова, который видел себя самого смертельно раненным,- дело сравнительно обыкновенное, хотя, во всяком случае, это был сон в существенных чертах своих вещий, потому что через несколько месяцев после того, как это стихотворение было записано в тетради Лермонтова, поэт был действительно глубоко ранен пулею в грудь, действительно лежал на песке с открытою раной, и действительно уступы скал теснилися кругом. 2) Но, видя умирающего Лермонтова, здоровый Лермонтов видел вместе с тем и то, что снится умирающему Лермонтову <…> Это уже достойно удивления. Я думаю, немногим из вас случалось, видя кого-нибудь во сне, видеть вместе с тем и тот сон, который видится этому вашему сонному видению. Но таким сном (2) дело не оканчивается, а является сон (3) <…>. Лермонтов видел, значит, не только сон своего сна, но и тот сон, который снился сну его сна - сновидение в кубе. Во всяком случае остается факт, что Лермонтов не только предчувствовал свою роковую смерть, но и прямо видел ее заранее. А та удивительная фантасмагория, которою увековечено это видение в стихотворении "Сон", не имеет ничего подобного во всемирной поэзии и, я думаю, могла быть созданием только потомка вещего чародея и прорицателя, исчезнувшего в царстве фей.

Одного этого стихотворения, конечно, достаточно, чтобы признать за Лермонтовым врожденный, через голову многих поколений переданный ему гений» [1, с. 282-283]. Стихотворение «Сон» - один из знаковых шедевров лермонтовской лирики, одна из вершин позднего этапа творчества поэта, и уже только это указывает, что мы можем ожидать наличия ярких проявлений золотого сечения в этом тексте, поскольку «…в целом ряде сильно одухотворённых созданий, порожденных мощным стремлением духа к правде и красоте, мы, несмотря на полную разнородность самих произведений по месту, времени и характеру происхождения обнаруживаем в них общую и притом скрытую от непосредственного сознания закономерность числовых отношений» [2, с. 120].

Число строф в стихотворении «Сон» равно пяти (число Фибоначчи, рациональное приближение золотого сечения). В золотом сечении стихотворение «Сон» подразделяется следующим образом: сначала идёт описание того, что В.С. Соловьёв назвал «сном № 1»: пророческого видения поэта, относящегося к его собственной судьбе (8 строк ≈ φ² от всего текста стихотворения). Затем – сон, который поэт видит в будущем, прозреваемом во сне («сон № 2» в терминологии Соловьёва) (также 8 строк ≈ φ² от текста стихотворения). И завершает стихотворение сон, который снится женщине из его сновидения («сон № 3») (4 строки ≈ φ³). Такое деление может иметь место, только в том случае, если мы отсчитаем φ от конца стихотворения.

Такого рода ряд золотого сечения можно обозначить как «обратный ряд». Точки золотого сечения, отсчитываемые от конца, а не от начала текста, характеризуют стихотворения драматического содержания, проникнутые духом фаталистического скептицизма, а порой и с нотами сарказма, столь характерными для лермонтовской поэзии (стихотворения «К другу», «Баллада» (1829 г.), «Кавказ», «Н.Ф. И…вой», «Прости мой друг!...» «Оставленная пустынь предо мной» «Благодарю!», Нередко люди и бранили», «Баллада», «Глупой красавице» (1830 г.), «Звезда», «Раскаяние», «Смерть», «1831-го января», «Видение», «К Л.», «Сентября 28-го» (1831 г.), «Я счастлив! – тайный яд течёт в моей крови» «Измученный тоскою и недугом», «Когда последнее мгновенье», «Нет, я не Байрон, я другой», «Безумец я! Вы правы, правы!» (1832 г.), «В рядах стояли безмолвной толпой…» (1833 г.), «Когда надежде недоступный» (1835 г.), «И скучно и грустно…» (1840 г.), «Листок» (1841 г.). Характерно, что мы не можем отметить ни одного исключения из отмеченного нами семантического правила. Поэтические тексты с тем, что мы называем «обратным рядом золотого сечения» [3, с. 36] – по тональности печальны (включая эмоциональную гамму от светлой печали до желчного сарказма), и, в значительной мере интравертны (передавая абстрагированную от мнения окружающих авторскую оценку и самооценку), что соответствует деятельности правого полушария мозга. Это, казалось бы, нехарактерно для семантики золотого сечения, связанной с позитивной эмоциональной наполненностью, динамизмом и экстравертностью. Разгадка такой семантики стихотворений с обратным рядом золотого сечения заключается в том, что в них присутствует своего рода математический переход от золотого сечения к зеркальной симметрии.

В подобных случаях мы наблюдаем с той или иной точностью проявления формулы единства золотого сечения и зеркальной симметрии. Применив коэффициент ^φ/₁, мы получим следующее соотношение, объединяющее зеркальную симметрию и золотое сечение: φ² • 2 = φ + φ⁴ или 2 - (φ² • 2) = 2 - (φ • φ⁴), т.е. 2φ+(φ+φ⁴) = (φ+φ²) • 2, или 2=2. Следовательно, если 2φ+(φ²+φ⁴)=2, а φ+φ²=1, то они соотносятся как 2:1 или как 2/3 к 1/3.

Итак, φ²+φ² = φ+φ⁴.

Таким образом, если принять каждое из этих соотношений за 0,5 текста, а их вместе представить как 0,5=0,5, то φ⁴≈19,12% от 0,5 текста, а φ≈80,88% от 0,5 текста. Таким образом, всё данное соотношение можно приблизительно представить как 25% + 25% = 40% + 10%.

Следовательно, деление текста в золотом сечении, сочетающемся с зеркальной симметрией можно приблизительно представить как совмещение в нем четвертичных и десятичных частей. Итак, гармонические отношения в данном случае, возможно, представляют закономерное выражение ритма и рифмы в тексте, но на уровне творческого вдохновения, возвышающемся над простой ритмичностью и над простой рифмовкой, когда затрагиваются глубины подсознания.

В структуре стихотворения «Сон» можно усмотреть именно зеркально симметричное семантическое деление: в первой части речь идёт о самом поэте, а в другой – о том, что он видит во снах, находящихся внутри его первого сновидения. То, что золотое сечение и зеркальная симметрия совмещаются во многих стихотворениях с обратным рядом золотого сечения (более половины отмеченных нами примеров) не случайно: это произведения, в которых эмоциональный динамизм повествования достигает своего пика – драматической развязки: экстравертность переходит в интравертность, динамизм в статику, позитивные эмоции – в грусть. (С одной стороны, это соответствует семантике золотого сечения, а с другой – зеркальной симметрии). Однако, мы сталкиваемся в данном стихотворении не просто с бинарной оппозицией «интравертное-экстравертное» (как в некоторых других с подобной структурой), а с некоей запредельной реальностью, в которую поэт выходит сквозь внутренний мир. И то, что не передаётся зеркальной симметрией и золотым сечением по отдельности, передаётся ими вместе:

 

Стихотворение «Сон», если называть вещи своими именами, есть поэтическое описание самого настоящего кошмара, но, тем не менее, странным образом оно содержит в себе катарсис. Возможно, ощущение катарсиса, связано с тем, что совершенно реальный (как мы это уже знаем) пророческий кошмар поэта оказывается только сном некой девушки. И это поневоле напоминает индуистское представление о том, что наша реальность только сон бога Брахмы (отождествляемого некоторыми богословами с Богом мусульман, иудеев и христиан (см., например, труды М.М. Нинан, отождествившего Иисуса Христа с Пуруши, то есть, с порождением и частью Брахмы)).

Здесь возникает вопрос – а обычный ли человек девушка лермонтовского «сна во сне», для которой наша реальность – только кошмарный сон? – С точки зрения психоанализа можно сказать, что поэт выходит через свой сон на некий архетип (как выражение образа бога или демона в человеческой психике), - на архетипическую реалию. То есть, вероятнее всего, - на образ Бога (так как видение «юных жён, увенчанных цветами» вряд ли демонической природы). Почему Бог предстаёт перед Лермонтовым в женском образе? –Вспомним здесь свойственный для русской культуры образ Софии – Премудрости Божьей, восседающей на троне хотя и ниже Иисуса Христа, но выше Богоматери и апостолов. В Софии – премудрости Божьей усматривали Третье лицо Троицы – Духа Святого, российские пророки и гении – Д.Л. Андреев, Н.Ф. Фёдоров, П.А. Флоренский. А ведь Лермонтов был в Новгороде и мог видеть в новгородских храмах изображения Софии – Премудрости! И данное поэту во сне пророческое видение может рассматриваться как утешение, что земная жизнь – только сон Бога; что есть такая реальность, по сравнению с которой земная человеческая жизнь – только сон, и что вход в эту сверхреальность для Лермонтова всегда открыт, открыт через его внутренний мир. Так что речь в стихотворении «Сон», вероятно, не только и не столько о сне, сколько о реальном Богоявлении.

Кому-то сравнение видения поэта с Богоявлением Иисусу Христу может показаться кощунственным, но мы здесь только констатируем факт видения поэта и ищем историко-культурные аналогии, опираясь на опыт осмысления и изучения подобных явлений у К.Г. Юнга. Однако, даже самые ревностные поборники религиозного благочестия могут, наверное, согласиться с тем, что, вероятно, Бог более милосерден, чем люди. Так почему же Бог не может быть более милосерден к Лермонтову, чем люди, которые и при жизни и после смерти поэта создали целую палитру незаслуженно негативных трактовок личности и творчества поэта? Перед кем же Богу появляться и в каком виде – уместнее решать всё-таки Богу, а не людям, тем более тем из них, которые готовы в своей духовной гордыне предписывать Богу, что и как Ему делать. Так почему бы суду Божьему не быть таким, каков он в лермонтовском сне, – не только Страшным, но ещё, вместе с тем, утешающим и ободряющим? –Итак, яркое и глубокое проявление золотого сечения и зеркальной симметрии в стихотворении «Сон» обозначает не менее яркое и глубокое проявление в нём архетипов психики.

По сути, в стихотворении «Сон» поэт окончательно сбрасывает демоническую маску (принятую В.С. Соловьёвым за истинное лицо поэта). И не является ли «родимая сторона» той небесной Родиной поэта, откуда Ангел, о котором идёт речь в одноимённом стихотворении М.Ю. Лермонтова нёс его душу «для мира печали и слёз»? Как бы то ни было, две стороны истины, структурно-семантически выраженные в этом стихотворении как золотое сечение и зеркальная симметрия, - в нём едины.

Следует отметить, что гибель Лермонтова была именно такой, какой он её предвидел: после дуэли так называемые «друзья» поэта (включая секундантов) покинули место поединка, не оказав раненому первой медицинской помощи (которая, может быть, если бы и не спасла поэту жизнь, то могла бы облегчить страдания умирающего) и не потрудились вызвать врача впоследствии, а Лермонтов три часа лежал в одиночестве под проливным дождем и когда за его телом приехала арба, он был ещё жив: «Актер и режиссер, постановщик фильма “Лермонтов” Николай Петрович Бурляев, много лет посвятивший изучению жизни и творчества великого русского поэта, считает, что Лермонтов был смертельно ранен не в грудь, а в спину. То есть погиб не от пули на дуэли, а подло убит еще до начала дуэли, после чего секунданты и Мартынов ушли, оставив умирать истекавшего кровью поэта одного, под проливным дождем. Он жил еще около трёх часов» [4, с. 538].

Чтобы прояснить обстоятельства, сопутствовавшие написанию последних стихотворений Лермонтова, ненадолго отойдём от основной (литературно-лирической) канвы нашего исследования. Безусловно, что обстоятельства, предшествующие дуэли, наводят на определённые подозрения. В частности, то, что Н.С. Мартынов, убийца поэта, собиравшийся служить на Кавказе до генеральского чина, вышел в отставку майором, и после выхода в отставку не уехал с Кавказа, а остался там. Его поведение также представляется странным: он вёл себя с Лермонтовым дерзко, открыто провоцируя ссору, отпуская такие шутки, как «Женись поскорее, чтобы я мог тебе наставить рога» (на что Лермонтов отвечал в том духе, что «тебе будет это не совсем удобно сделать, так как я намерен жениться на твоей сестре» [5]). То, что способностей Мартынова не хватало на подобные остроумные ответы, не оправдывает его обиды на слова, в сущности, отражавшие увиденное поэтом в мартыновском костюме на самом деле: «Горец с большим кинжалом». В качестве повода для дуэли эти слова не подходили, так как не содержали личного оскорбления. Характерно, что Мартынов пристально следил за Лермонтовым и ему были известны тщательно скрываемые подробности личной жизни поэта: его отношения с любимыми женщинами, в частности, с А. Оммер де Гелль, - с французской писательницей и дипломаткой (их Мартынов обыграл в своём стихотворении «Mon cher Michel», обращённом к Лермонтову) и которые, если бы они стали известными властям, могли бы повлечь негативные последствия для поэта.

Хотя некоторые лермонтоведы полагают, что Н.С. Мартынов был не боевым офицером, однако, тем не менее, он командовал кавалерийской сотней и участвовал в боевом походе за Кубань [6]. (Отметим здесь, что участие в боевых действиях не исключает того, что человек может оказаться отъявленным негодяем и трусом, и, более того – репутация участника боевых действий может быть для подобных людей удобной маской, скрывающей их истинную сущность). Разумеется, Мартынов не отличился в боях настолько, насколько отличился Лермонтов, командовавший сотней отчаянных удальцов-добровольцев, действовавшей в чеченском тылу. Однако, будучи на год моложе Лермонтова и учась с ним в военной школе одновременно, Мартынов, тем не менее, получил орден Св. Анны и ушёл в отставку майором, тогда как Лермонтов продолжал оставаться на службе поручиком, а все представления Лермонтова к орденам были отклонены Николаем I, в глазах которого стараниями А.Х. Бенкендорфа Лермонтов был представлен революционером (что действительности не соответствовало). (Вероятнее всего, преследования Лермонтова со стороны Бенкендорфа проистекали из-за враждебного отношения к родственникам Лермонтова – Столыпиным).

Возможно, в судьбе Мартынова мог сыграть роковую роль один из боевых эпизодов. Хотя достоверных свидетельств до нас не дошло, но московский почт-директор, который был обязан перлюстрировать и читать все письма упоминает о таком эпизоде, как переход Мартынова на сторону чеченцев [7, с. 82], полагая, что он имел место после дуэли. Однако, вероятнее всего, такой эпизод мог произойти ещё во время службы Мартынова, когда он командовал кавалерийской сотней (на момент же дуэли он уже был в отставке).

Притом, существует свидетельство, что некие высокопоставленные люди старались найти лицо, которое спровоцирует дуэль с Лермонтовым. Это свидетельство, в частности, приводит В.Ф. Михайлов: «“…К Лисаневичу приставали, уговаривали вызвать Лермонтова на дуэль — проучить. “Что вы, — возражал Лисаневич, - чтобы у меня поднялась рука на такого человека!”.

Есть полная возможность полагать, что те же лица, которым не удалось подстрекнуть на недоброе дело Лисаневича, обратились к другому поклоннику Надежды Петровны Н.С. Мартынову”.

Биограф не называет подстрекателей по именам, осторожны были и другие исследователи: прямых доказательств нет...

Очевидно, что ничего случайного не бывает, но и косвенные свидетельства были так подчищены во время следствия, что доказать ничего не возможно. Остаётся только предполагать, или же домысливать...» [8, с. 593].

В силу сказанного будет уместным предположить, что Мартынову было предложено уйти в отставку после некоей провинности и обещано её прощение на том условии, что он спровоцирует дуэль с Лермонтовым и убьёт поэта.

Всё сказанное проясняет мотивы написания следующего лермонтовского экспромта:

В первом четверостишии – 101 знак. Во втором – 96. Это – зеркально симметричное стихотворение. Если же отойти от строго формального подхода и оставить в аутентичном лермонтовском тексте (в дореволюционной орфографии) только знаки, несущие смысловую нагрузку (не считая пробелы, присутствующие между словами наряду со знаками препинания и завершающую стихотворение точку), то окажется, что в каждом из четверостиший ровно по 97 знаков! –И это далеко не единственный пример, когда зеркальная симметрия (как и золотое сечение) присутствует в лермонтовских стихотворениях с практически идеальной точностью, с точностью до знака. Зеркальная симметрия пронизывает и четверостишия экспромта: разделяющий союз «но» один из характерных признаков зеркально симметричного деления текста. Притом, на примерах многих других текстов мы знаем семантическое значение зеркальной симметрии, - грусть. Это говорит о том, что поэт не бравировал своим «презрением», что чувство это, поневоле испытываемое по отношению к окружавшим его людям доставляло ему грусть, даже – скорбь. Недооценка же опасности ситуации поэтом, выраженная в этом стихотворении состоит в том, что за червей он принял внешне похожих на них, но гораздо более опасных существ – змей.

Литература

1. Соловьёв В.С. Лермонтов // Соловьёв В.С. Литературная критика. - М.: Современник, 1990. - С. 274-291.
2. Розенов Э.К. Закон золотого сечения в поэзии и в музыке // Розенов Э.К. Статьи о музыке: Избранное. - М.: Музыка, 1982. - С. 119-156.
3. Абрамов М.А. Структурно-статистический анализ паттернов золотого сечения и зеркальной симметрии в стихотворениях А.С. Пушкина (опыт квантитативной культурологии). Дисс. на соиск. уч. ст. канд. культурологии / М.А. Абрамов. - Саратов, 1999. - 185 с.
4. Бондаренко В.Г. Лермонтов: Мистический гений. – М.: Молодая гвардия, 2013. – 574 с.
5. Родин А.И. Каинова печать: Записки Н.С. Мартынова. Версия. – М.: СП «Слово», 1991. – 126 с.
6. Мартынов_Николай_Соломонович. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki(дата обращения: 19. 10.2014).
7. Очман, А.В. В чужом пиру. Михаил Лермонтов и Николай Мартынов. - М.: Гелиос АРВ, 2005. - 207 с.
8. Михайлов В.Ф. Лермонтов: Один меж небом и землёй. – 2-е изд. – М.: Молодая гвардия, 2013. – 618 с.