ЕЩЕ РАЗ О РОЛИ ЯЗЫКОВЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

Казазаева М.А.

Доцент, кандидат филологических наук, Восточно-Сибирская государственная академия образования

ЕЩЕ РАЗ О РОЛИ ЯЗЫКОВЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

Аннотация

Формирование представления об антропоцентричности языка позволило по иному взглянуть на многие факты языковой действительности, переосмыслив, в частности, подходы к их изучению. В современном языкознании уже не вызывает сомнения тот факт, что синхрония и диахрония являются не просто выразителями темпоральных характеристик языка; гораздо более важным является то, что это та “система координат”, в рамках которой объективно существует любой язык. Неоспоримым стало признание того факта, что язык синхроничен, так как используется как коммуникативный инструмент в данный момент времени, однако он также органически диахроничен, так как живёт во времени. При этом сам язык всегда остается системой в любой хронологической перспективе, а факты происходящих изменений обладают подлинной исторической реальностью, формируя самобытные черты его самовыражения.

Ключевые слова: синхронно-диахронический подход, система языка, языковое изменение.

Kazazaeva M.A.

Associate Professor of Russian language, techniques, and general linguistics, "East-Siberian State Academy of Education"

ONCE AGAIN ABOUT ROLE OF LANGUAGE CHANGES

Abstract

To form an idea about anthropocentricity language allowed for a new look at the many facts of  linguistic reality, rethinking, in particular, approaches to learning. In modern linguistics  is no doubt the fact that synchronic and diachronic are not just expressing temporal characteristics of the language; much more important is the fact that is a «system of coordinates», in which objectively exists any language. Undeniable is the recognition of the fact that language has synchronic, as well as a communication tool at this point in time, but he also organically has diachronic, because he lives in time. The language itself always stays system in any chronological perspective, and the facts of the ongoing changes have genuine historical reality, forming  the original features of its expression.

Keywords: synchronous and diachronic approach, system language, linguistic change.

Изменение научной парадигмы, выразившееся в повороте общественного сознания лицом “к человеку”, усиление интереса к языковой системе как отражению прежде всего внутреннего мира человека, его мыслей, чувств и сознания, заставило серьезно пересмотреть соотношение синхронического и диахронического факторов в лингвистике. На современном этапе развития лингвистики произошло изменение доминирующей научной парадигмы, связанное с формированием представления об антропоцентричности языка; при подобном подходе язык рассматривается как уникальная форма преломления реального мира в сознании субъекта, которая фиксируется в языке в виде субъектно (и этнически) ориентированных понятий, представлений, образов, концептов, моделей [см. подробнее: 6]. При этом неоспоримым является тот факт, что познание действительности с помощью языка как типа когнитивной действительности происходит в определенном пространственно-временном историческом и социокультурном контекстах. Важным является то, что именно диахроническое изучение становления значимых языковых единиц (например, концептообразующей лексики), всесторонний анализ истории их развития предоставляют возможность объяснить не только архаические особенности функционирования отдельных языковых единиц, но и предугадать тенденции их дальнейшего развития. Сегодня уже практически ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что системное изучение языковых единиц в развитии предоставляет исследователю объективный и глубокий материал для изучения функционирования языковых единиц в синхронии, позволяющий “увидеть” парадигматику, синтагматику и иерархию языковых единиц. В научном сообществе уже сформировалось понимание того, что именно с помощью синтеза диахронического и синхронического анализа можно описывать развивающиеся открытые системы, каковой и является языковая система в целом и ее подсистемы в частности. Более того: на современном этапе развития языкознания указанный подход получил широкое распространение и активно применение в разных сферах исследования языка. Например, обосновывая необходимость совмещения синхронно-диахронического подхода при изучении концептообразующей лексики, проф. И.А. Стернин отмечает: «Представляется, что в исследовании целесообразно четко придерживаться синхронного среза при описании, диахронию можно использовать для объяснения тех или иных его черт» [20].

Истоки этой проблемы не новы. Как отмечала в свое время Е.С. Кубрякова, проблемы, связанные с определением понятий синхронии и диахронии и разграничением областей и задач синхронических и диахронических исследований, «будут всегда входить в число тех кардинальных проблем языкознания, от правильного понимания которых зависит не только общее направление всей массы частных описаний отдельных языков, но в значительной степени и эффективность этой практической работы» [12].

Отметим, что тезис, согласно которому язык живёт в двух основных измерениях – синхронном и диахронном – был принят научным сообществом не сразу, а лишь в результате длительных дискуссий. Таким образом, снятие провозглашенного «Курсом общей лингвистики» Ф. де Соссюра примата синхронной лингвистики над диахронической, преодоление тенденций, которые преобладали в теоретическом языкознании начиная с 30-х годов XX столетия, стало одной из характерных особенностей лингвистики конца прошлого столетия. При этом синтез синхронной и диахронической лингвистики стал осуществляться путем проникновения понятий, методов и операций синхронной лингвистики в лингвистику диахроническую.

По мнению Т.В. Гамкрелидзе, современная диахроническая лингвистика – это «теория языковых преобразований во времени, обогащенная новыми понятиями, методами и приемами лингвистического анализа, особо тщательно разработанными в синхронной лингвистике» [3]. В этом смысле развитие синхронной лингвистики, детальная разработка методологии синхронного лингвистического анализа сыграли значительную роль в оформлении современной диахронической лингвистики и содействовали их слиянию в единую цельную лингвистическую теорию, предполагающую обязательное рассмотрение языка как в синхронном, так и в диахроническом аспектах [15]. Однако при подобном подходе, по мнению ряда авторов, спор идет не о возможности синхронного изучения языка, а лишь о методах его изучения. В отличие от теории и практики соссюрианства и структурализма, синхронное изучение языка не должно противостоять диахронии, но включать в себя ее элементы. Так, В.М. Жирмунский писал: «Этому пониманию “синхронии” как “статической лингвистики”, характерному для Ф. де Соссюра и его школы, мы противопоставляем рассмотрение языка как системы, которая находится в движении и развитии – как в целом, так и во всех своих частях, так что взаимоотношение между частями системы определяется не статическими противопоставлениями на горизонтальной плоскости, а динамически – законами движения системы и ее элементов» [7]. При этом, по мнению ученого, система языка в целом и в частях должна рассматривается не статически, в плоскости “среза”, а динамически, с учетом имманентных тенденций ее исторического развития [7].

Вторая половина XX столетия ознаменовалась в истории языкознания возрастанием интереса к вопросам диахронической лингвистики, некоторым возвратом к разработке проблем, возникших в классическом, сравнительном индоевропейском языкознании. К такому возрастанию интереса к проблемам диахронической лингвистики привело, по мнению ряда авторов, общее развитие лингвистической мысли: преодолевая соссюровскую антиномию между синхронной и диахронической лингвистикой, она стремится к построению такой лингвистической теории, которая обладала бы большей объяснительной силой по сравнению с сугубо синхронными теориями описательной, таксономической грамматики, строящейся строго на основе эмпирической языковой данности [3].

Постепенно диахронический подход, наметившийся во второй половине XX века, в отличие от собственно исторического, связанного с периодизацией истории языка и описанием элементов его частных подсистем, стал все чаще направляться на изучение диахронических преобразований в системе языка и на определение их роли в перестройке системы. С течением времени он все больше ориентируется на восстановление основных закономерностей (универсалий, констант) развития языка как системы, включая поиски числа и типа закономерных переходов от одного состояния к другому, вырабатывая для этого свои методы [11]. Более того, ведущие лингвисты в своих исследованиях начинают все больше проявлять интерес и отдавать приоритет диахроническому фактору: механизмам языковых изменений, вариативности, подчиняющейся определенным регулярным тенденциям, по той причине, что именно эти причинно обусловленные движущие силы объясняют многие явления, происходящие на синхронном уровне. Как отмечал в конце 90-х гг. XX в. В.А. Плунгян, «для когнитивной теории диахронический аспект описания языка становится едва ли не более важным, чем синхронный аспект: во многом возвращаясь к принципам лингвистики XIX в., это направление провозглашает, что для объяснения языковых явлений апелляция к происхождению этих фактов становится одним из основных исследовательских приемов» [16].

Теперь уже не вызывает сомнения, что синхрония и диахрония являются не просто выразителями темпоральных характеристик языка; гораздо более важным является то, что это та “система координат”, в рамках которой объективно существует любой язык. В современном языкознании неоспоримым стало признание того факта, что язык синхроничен, так как используется как коммуникативный инструмент в данный момент времени, однако он также органически диахроничен, так как живёт во времени. Собственно диахронию и можно определить как «путь во времени, который проделывает каждый элемент языка как часть языковой системы» [2]. Диахроническое изучение предполагает исследование языка как знаковой системы в разные моменты его существования при условии, что язык используется в качестве коммуникативного средства разными поколениями, не воспринимающими данный язык одновременно. Однако из этого не следует, что синхронное изучение языка является внеисторическим. Это тоже исследование связей, отношений, но проводимое в языке определенной эпохи, то есть изучение исторически конкретное, возникшее в ходе развития исторического языкознания и обращенное к эпохе конкретной языковой данности.

Отметим, что синхронное состояние языка может проявляться не только в современном его состоянии, но также и в каждом из каких-либо других периодов его существования при условии, что система языка будет рассматриваться в том постоянном виде, который она приобрела в изучаемое время [9].

Наряду с этим, под языковой диахронией понимают последовательность синхронических состояний, связанных между собой различными проявлениями эволюционной динамики. В этом смысле она – нечто производное от языковой статики, то есть результат действия факторов, зарождаемых внутри языковых систем на данном синхронном срезе, или, иными словами, напряжений, возникающих между составными частями систем и между системами в целом, что ведет к нарушению внутрисистемного равновесия. Таким образом, по мнению Б.М. Задорожного, «глубинное системное состояние языка данной эпохи раскрывается перед нашими глазами, когда мы в состоянии сопоставить его с состоянием последующей исторической эпохи» [8].

Итак, первоначально в языкознании синхрония противопоставлялась диахронии, исследованию развития явлений языка во времени. При этом они признавались взаимозависимыми и взаимодополняющими процессами: например, не отрицался факт того, что диахронический процесс может выявляться благодаря описаниям синхронии в виде упорядоченной системы правил, порядок которых соответствует диахронической последовательности преобразований. Согласно современным научным тенденциям, история языка рассматривается не как история отдельных звуков и форм, а прежде всего как история развития системных отношений, когда основные исторические процессы в русском языке интерпретируются с точки зрения законов развития системы и определяются стремлением к выравниванию и унификации составляющих её единиц [10]. И здесь важно, оставаясь в пределах научного описательного слога, уметь разглядеть за конкретными языковыми фактами развитие самого языка как системы живых форм, подверженных разного рода закономерным изменениям.

Что касается вопроса о системности языковых изменений, то и в этой области наука не стояла на месте: существенные поправки в учение Ф. де Соссюра о диахронии и синхронии были внесены в данную область научного знания еще в 60-е годы XX в. Так, М.М. Гухман отмечала: «Выяснение содержания понятия “система” в применении к двум, казалось бы, противоположным аспектам рассмотрения языка предполагает прежде всего разграничение разных сфер использования этого понятия. Термины “система”, в равной степени, как и “синхрония” и “диахрония”, используются: 1) для определения специфики и важнейших характеристик самого объекта науки, то есть языка, и 2) для  определения методов, применяемых при изучении и описании данного объекта науки. В первом случае пытаются дать ответ на вопросы, каков объект науки и каковы закономерности его функционирования и развития, во втором стремятся определить принципы, способствующие наилучшему изучению и описанию этого объекта» [5].

Уточнение получило и само понятие “система” языка. Например, В.М. Жирмунский в своей программной статье «О синхронии и диахронии в языкознании» (1958) сформулировал следующее определение: «Система – это взаимосвязь, взаимодействие между рядом явлений одного порядка. Так называемая “система” данного языка, которая до сих пор остается лишь научным постулатом (как и “внутренние законы” его развития), на самом деле обнимает множество частных систем, в разной степени между собой связанных. При этом разные стороны языка в разной степени “системны”» [7]. При этом, по мнению ученого, развитие системы определяют в большей степени именно внесистемные факторы, и в этом заключается основная теоретическая трудность диахронического языкознания [7].

В результате ряда научных дискуссий (см., например,  материалы московской дискуссии 1957 г., опубликованные в виде сб. «О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков» (М., 1960) диахрония стала рассматриваться как серия последовательных превращений систем, каждая из которых представлена определенным синхроническим срезом [1].

Частичное решение задач исторической лингвистики под новым углом зрения – с точки зрения соотносительности всех элементов языковой системы на любом этапе развития языка – позволило сделать некоторые выводы относительно понятия “система языка”. Так, центральным ядром данного понятия было предложено считать, не только некие статичные признаки ее упорядоченности или регулярности (типа симметрии, принципа заполнения пустых клеток и т.п.), но признаки единства и целостности, то есть организацию объекта по принципу оптимальной согласованности структуры и субстанции, а отсюда и саму организацию системы. Именно в таком понимании, по мнению Е.С. Кубряковой, система безусловно присутствует в диахронии и даже предопределяет в известной мере направление развития языка [12]. Вместе с тем определение языка как системы, то есть как упорядоченного и целостного единства, могла бы означать, что нет и не может быть таких изменений в языке, которые прошли бы помимо системы и которые так или иначе не затронули бы – отраженно и не сразу, иногда спустя длительное время и через множество промежуточных стадий – общей системной организации языка [13, 5].

Синхронические отношения, по мнению ученых, могут быть представлены как линейная, одноплоскостная, однонаправленная, единичная связь. Но и здесь не все так просто и элементарно, ведь, по сути, внимательным наблюдателем в языке может быть выявлена целая сеть одновременно действующих соотношений и связей, разнородных и разноплоскостных. По этой причине отождествление понятий отношения и связи или понимание системы как замкнутой цепи, все звенья которой взаимосвязаны, а изменение одного звена неизбежно ведет к преобразованию других, также не является правильным. По мнению М.М. Маковского, такое упрощенное понимание системы сложилось в результате влияния наследия представителей натуралистического направления и младограмматиков, что особенно ярко обнаруживается при рассмотрении понятия лингвистического закона – закона развития в языке, основанного фактически на перенесении характеристик органических объектов на язык, который понимается как протекающий в виде прямой линии, или цепочки, непрерывный во времени процесс, в результате которого качественно или количественно новое состояние всегда является непосредственным результатом, следствием или продолжением старого и связано с ним генетически: подобно тому, как из зерна неизбежно вырастает стебель, определенный звук или значение, согласно рассматриваемой теории, неотвратимо обусловлены тем или иным предыдущим состоянием [14]. При этом не вызывает сомнения тот факт, что язык, как общественное явление, непрерывен, поскольку непрерывно существование его носителей, жизнь общества; однако именно социальная природа языка неизменно обусловливает его прерывность как незыблемую предпосылку общей непрерывности языковой традиции [14].

Если принять за аксиому, что любой язык живёт во времени, являясь неизбежным следствием эволюции человеческого общества, то становится понятным, что родной язык невозможно изучать оторвано от истории его образования. Ведь он тоже явление прежде всего историческое; не у кого не вызывает сомнения тот факт, что язык – продукт взаимодействия разных культурно-общественных факторов, влиявших на него в разные исторические эпохи. Однако при этом не следует отожествлять диахронию и историю языка, так как диахрония может показать лишь развертывание и эволюцию отдельных, разрозненных, не связанных в систему и изолированных от структуры языка фактов. При этом немаловажным остается то, что, по причине того, что язык в каждом ярусе своей структуры образует систему, все моменты которой взаимосвязаны и только в этом аспекте могут получать свое всестороннее описание, история языка не может быть представлена без использования данных диахронического описания. В таком случае «предварительно найденные диахронические факты превратятся в историко-синхронические, и язык в своей истории предстанет как структура и система» [17].

Анализируя данный аспект развития языковой системы, проф. А.И. Смирницкий указывал на следующие важные моменты. Во-первых, любая единица является частью системы и также подвержена изменениям. Это доказывает, что линия синхронии, то есть одновременно существующей системы, не может не приниматься во внимание при изучении изменений языка, то есть при диахроническом изучении. Во-вторых, язык существует в определенной форме и в определенном периоде, заключающем в себе момент диахронии, так как фактор времени по самому существу входит в язык. Таким образом, делает окончательный вывод автор, синхроническая система языка неизбежно должна рассматриваться во времени [19].

При этом существует мнение, что замкнутую синхронную систему знаков, находящуюся в положении покоя и равновесия, может представлять любой код или система символов, так как все те характеристики, которые представляют подобную знаковую систему с точки зрения ее замкнутости, равновесия и чистой синхронности, вполне адекватны природе этих объектов [5]. А вот что касается так называемых “естественных языков”, исторически сложившихся, представляющих собой результат разновременных напластований и функционирующих в разных сферах общения (что особенно существенно), то здесь все обстоит не так просто, так как они обладают не только набором определенных норм, но и широкой вариативностью этих норм, проявляющейся в различных функциональных стилях [5]. Что же касается понятия системности, то она является одной из существенных характеристик языка. Более того: в современной лингвистике принято считать, что уже даже тенденция к системности является одним из важных внутренних факторов развития языка.

Данные вопросы продолжают интенсивно разрабатываться как у нас в стране, так и за рубежом. В результате длительных научных дискуссий для ученой общественности стало очевидным, что даже такие важные характеристики языка как “здесь” и “сейчас” для языковой системы в целом является всего лишь одним из эпизодов его существования. Однако само признание соотношения синхронного и диахронного аспектов рассмотрения языковых явлений узловым вопросом всего теоретического языкознания произошло только к концу 50-х годов прошлого века и было сформулировано в докладе Б.В. Горнунга, отмечавшего, что «…каждый факт языка и существует, и может быть понят в системе только при определении его двумя типами связей – связей с другими элементами системы, в которую он входит в данный исторический момент, и связей с предыдущим и последующим состоянием самого этого факта» [4]. В целом, таким образом, уже можно считать доказанным, что «в любой “хронии” язык всегда остается системой и структурой» [18], а также что факты языковых изменений обладают подлинной исторической реальностью, формируя особые самобытные черты, свойственные как языку в целом, так и каждой его подсистеме в частности.