АНГЛОЯЗЫЧНЫЙ ПЕНИТЕНЦИАРНЫЙ СОЦИОЛЕКТ: НЕКОТОРЫЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ

Могиленко Н.С.

ORCID: 0000-0001-9805-2949,

Вологодский институт права и экономики ФСИН России

АНГЛОЯЗЫЧНЫЙ ПЕНИТЕНЦИАРНЫЙ СОЦИОЛЕКТ: НЕКОТОРЫЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ

Аннотация

В данной статье анализируются особенности англоязычного пенитенциарного социолекта с лингвокультурологической точки зрения.  В статье приводятся определения основных понятий, связанных с темой исследования. Автор подчеркивает, что лексикон пенитенциарной субкультуры  отражает жизненные установки и ценности ее представителей. Анализ различных типов метафоры способствует расширению представления о внутреннем мире, понятиях англоязычных осужденных и их отношении к реалиям тюремного окружения.

Ключевые слова: антропологическая парадигма, лингвокультурология, культура, субстандартная номинация, субкультура, пенитенциарный социолект, антропометафора, топоним, религиометафора, зоометафора.

Mogilenko N.S.

ORCID: 0000-0001-9805-2949,

Vologda Institute of Law and Economics of the Federal Penitentiary Service of Russia

THE ENGLISH PENITENTIARY SOCIOLECT: SOME LINGUISTIC-CULTURAL PECULIARITIES

Abstract

The article is devoted to the analysis of peculiarities of the English penitentiary sociolect from the linguistic-cultural point of view. The article clarifies the definitions of the basic concepts associated with the research issue. The author emphasizes that the vocabulary of the penitentiary subculture reflects life principles and values of its representatives. The analysis of different types of metaphor promotes clear representation of the inner world and concepts of the convicted and their relation to prison environment.

Keywords: anthropological paradigm, lingvoculturology, culture, substandard nomination, subculture, penitentiary sociolect, anthropometaphor, toponym, religiometaphor, zoometaphor.

Проблемы «язык как общественное явление», «язык и культура», «взаимодействие языка, человека и культуры» занимают умы немалого числа отечественных и зарубежных лингвистов на протяжении долгого времени. Любое новое знание, событие либо явление, имеющее какое-либо значение для человека и общества, обязательно фиксируется в языке, получает свое название и закрепляется в их сознании. Любое вмешательство в язык, с другой стороны, обусловлено развитием общества в различных сферах жизни. Политические, экономические, научные, социальные, спортивные и другие вопросы неизменно замечаются обществом и пополняют его словарно-понятийный запас.

Язык помогает разобраться в самом человеке, в его отношении к окружающему миру, и представить его как определенную личность. Уфимцева А.А. полагает, что «язык фиксирует концептуальный мир человека, имеющий своим первоначальным источником реальный мир и деятельность в нем» [1, С. 120]. Ч. Далецкий поддерживает данное мнение, добавляя, что «посредством языка человек выражает свое отношение к миру, внутреннее намерение и готовность к деятельности, реализует свои мыслительные процессы и имеет возможность предупредить окружающих о принятии решения» [2, С. 391].

В течение последних десятилетий лингвисты сосредоточили большую часть своего внимания на антропологической парадигме, что предполагает изучение языка в тесной связи со всеми аспектами жизни и деятельности человека. В.В. Красных подчеркивает, что сейчас исследователям человек интересен как личность, носитель сознания, обладающий сложным внутренним миром [3, С. 12]. Антропоцентрическая парадигма перевела внимание лингвистов в сторону «языковой личности во всем ее многообразии: Я-физическое, Я-социальное, Я-интеллектуальное, Я-эмоциональное, Я-речемыслительное» [4, С. 7].

Г.И. Берестнев писал, что «языкознание сблизилось с теорией познания, психологией, культурологией, с одной стороны, сделав своим достоянием их категориальный аппарат и исследовательские методы, а с другой – освоив их проблематику» [5, С. 121]. Подобный подход привел к появлению целого ряда современных направлений, расширяющих границы знания о языке и его  исследования, а именно: социолингвистика, этнолингвистика, психолингвистика, лингвоантропология, прагмалингвистика, дериватология, билингвология и другие. Работы ведущих ученых-лингвистов, как В.Н. Телия, В.В. Красных, Коровушкина В.П., Масловой В.А., Рябичкиной Г.В., Тер-Минасовой С.Г., Чиршевой Г.Н., также подтверждают актуальность обсуждаемых проблем.

Одной из множества тем, рассматриваемых в рамках антропоцентрической парадигмы, стала тема формирования и функционирования языковых единиц с учетом всех особенностей социального плана, то есть, как добавляет Т.А. Кудинова, отражаемой в языке культуры и субкультуры [6]. Такая постановка вопроса привела к появлению лингвокультурологии, науки, изучающей взаимодействие языка и человека, языка и социальной группы, языка и общества.

В.В. Воробьев предлагает рассматривать лингвокультурологию как «комплексную научную дисциплину, изучающую взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающая этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания с ориентацией на современные приоритеты и культурные установления» [7, С. 36-37]. В.А. Маслова в своем труде «Лингвокультурология» трактует эту современную отрасль лингвистики как гуманитарную дисциплину, изучающую воплощенную в живой национальный язык и  проявляющуюся в языковых процессах материальную и духовную культуру [4, С. 30]. В.В. Красных, работая над определением понятия лингвокультурологии, говорит о ней, как о дисциплине, изучающей проявление, отражение и фиксацию культуры в языке и дискурсе, непосредственно связанной с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса [3, С. 20] Анализ предложенных дефиниций показывает некоторое разнообразие в расстановке смысловых акцентов, но более важным здесь является то, что исследователи, рассматривая язык в совокупности коммуникативных, социальных, психических, когнитивных и прагматических факторов, ориентируются, прежде всего, по мнению Телия В.Н., «на культурный фактор в языке и на языковой фактор в человеке» [Цит. по: 4, С. 8].

Понятие культуры является центральным в категориальном аппарате лингвокультурологии. В своем труде В.А. Маслова предлагает подробный анализ данного понятия, полагая его фундаментальным для социально-гуманитарного познания и рассматривая различные подходы к определению культуры. Особым свойством культуры В.А. Маслова называет ее антиномичность – способность объединять противоположности, создавая целостность восприятия, к примеру, культура собирает и сохраняет традиции, но в то же время она открыта для новшеств. Таким образом, нам предлагается следующее определение этого понятия: «Культура – это совокупность всех форм деятельности субъекта в мире, основанная на системе установок и предписаний, ценностей и норм, образцов и идеалов, это наследственная память коллектива, которая «живет» лишь в диалоге с другими культурами» [4, С. 16]

Создание культуры возможно только в обществе, и человек не может жить вне общества. Прямо либо косвенно, но окружение обязательно влияет на поведение человека, выбор его внешнего облика, использование определенного набора правил и обязанностей. Тем самым человек может играть несколько социальных ролей, примеряясь или, наоборот, выделяясь из своего окружения. Одним из необходимых атрибутов такой роли является употребление языка, особого для каждой из ролей, исполняемой человеком в том или ином окружении. Поэтому человек владеет нужным ему количеством языковых разновидностей.

 Проблема социальной дифференциации языка разрабатывается в работах многих отечественных и зарубежных лингвистов, таких, как Ш.Балли, Е.Д. Поливанов, А.Д. Швейцер, Э. Партридж, Л. Соудек, В.А. Хомяков, В.П. Коровушкин, Н.Б. Мечковская и другие. По мнению А.Д. Швейцера, нельзя утверждать, что структура социальной дифференциации языка является зеркальным отражением структуры социальной дифференциации общества [8, С.41]. Характер связей весьма сложен и имеет много уровней. Но в пределах отдельной субкультуры мы можем рассматривать язык как систему знаков, основное назначение которой отделить данную субкультурную общность от другой, распознать членов, принадлежащих этой общности и зафиксировать отношения между членами внутри субкультурной общности.

Субкультура понимается нами как «общность именно картин мира, своеобразный сгусток норм, идей, ценностей и идеалов в общем поле культуры, к которому, как к магниту, притягиваются и отдельные личности, и целые группы, разделяющие эти ценности» [9], как «система убеждений, ценностей и норм, которая разделяется и активно используется явным меньшинством людей в рамках определенной культуры» [10, С.308]. Т.И. Ерофеева считает основой любой субкультуры «сегмент социума с их собственным культурным кодом» [11, С. 6].

Для полноты картины современного общества  нельзя забывать о субкультуре преступного мира, относящейся к социально неодобряемой. Проблема преступности существует в любом обществе. Несмотря на изменение форм, повсюду есть люди, совершающие противоправные действия той или иной тяжести. Поэтому в данном случае уместно привести определение маргинальной (криминальной) субкультуры, рассматриваемой как «система ценностей, традиций, норм и форм поведения, присущих определенному социуму, представители которого (чаще добровольно, реже вынужденно) исключены в разной степени из существующей в данном обществе и в данное время привычной среды, сферы деятельности и образа жизни, из общепринятого социокультурного пространства, вытеснены на обочину окружающего, часто навязываемого порядка вещей, оторваны от прежнего окружения» [12, С.239]. Криминальные субкультуры характерны устойчивостью картины мира, которая регулирует внутреннюю жизнь членов подобной общности с помощью своего особого языка, внешних отличий, ритуалов и традиций, а также собственных «законов». Сюда же, по мнению В. Жидкова, можно отнести также «криминальную мифологию, привилегии для «элиты», предпочтения и способы проведения досуга, формы отношения к «своим» и «чужим», к лицам противоположного пола и т.п.» [9]

Субкультура осужденных, отбывающих наказание в исправительном учреждении, то есть в изоляции от законопослушного гражданского общества, отвечает всем приведенным характеристикам маргинальной субкультуры. Каждый ее член имеет свое место в тюремной иерархии, должен быть знаком с ее нормами, формами поведения и соответствующим лексиконом – пенитенциарным социолектом, который обладает рядом особых функций.

По ходу нашего рассуждения уместно привести определение социолекта: это «исторически сложившаяся, относительно устойчивая для данного этапа полуавтономная или неавтономная форма существования общенародного языка национального периода, обладающая своей системой социолингвистических норм второго уровня, функционально и понятийно закрепленная за определенным социальным профессионально – корпоративным или антиобщественным (антисоциальным и асоциальным) социумом или социализированной субкультурой, обладающая специфичной просторечной лексической системой..» [13, С. 78].

Лингвокультурологический подход позволяет проследить динамику появления пенитенциарных социолектизмов, обращая внимание на роль социокультурного окружения. Ограниченность функционирования пенитенциарного социолекта обусловлена условиями содержания тюремного контингента, его составом, взаимоотношениями между членами группы, их правами и обязанностями, и, несомненно, враждебным отношением к общепринятым законам и традициям общества. Основная цель осужденных при коммуникации – сохранить смысл высказывания в секрете, что успешно реализуется благодаря идентификационной и криптолалической функциям этого социолекта.

Цель идентификационной функции – выявить и объединить «своих» и не допустить к значимой информации «чужих». Общение в закрытых условиях пенитенциарного учреждения представляет собой большую ценность, поскольку, по мнению Колесниченко А.Н., оно «подчинено таким мотивам как поиск наиболее благоприятных психологических условий, ожидание сочувствия и сопереживания, жажда искренности и единство во взглядах» [14, С. 113], иначе осужденный лишится возможности самоутвердиться в новом окружении и останется за его пределами на все время отбывания срока.

Криптолалическая функция тесно связана с идентификационной, так как цель скрыть смысл высказывания от непосвященных и обозначить «своих» является ведущей для обеих функций.  Обособлению говорящих способствуют специально выбранные ими социолектизмы, которые дают возмжнсть продемонстрировать враждебное отношение к тюремному окружению, в т же время обеспечивая защищенную коммуникацию.

Специфика формирования тюремного лексикона проявляется в использовании лексических единиц нормированного языка в значении, необходимом и подходящем для скрытной коммуникации осужденных, вследствие чего мы можем говорить о значительной корреляции между процессом формирования субстандартных единиц и приоритетами маргинального сообщества. Анализ самого пенитенциарного вокабуляра показывает наличие немалого количества синонимических рядов, причем состоящих из полностью взаимозаменяемых единиц, а именно абсолютных  синонимов. Их появление говорит о верховенстве психологического фактора: чем больше элементов в таком синонимическом ряде, тем сильнее эмоциональная реакция говорящего по отношению к тому общему понятию, которое они обозначают.

Другой, не менее значимой, особенностью пополнения пенитенциарного социолекта являются, по утверждению В.В. Катерминой, «метафорические переосмысления», которые «фиксируют итог оценивания человеком фактов действительности» [15, С. 27]. Многие лингвисты называют метафору фундаментом для оформления реальности. В.А. Маслова пишет о метафоре как о важнейшем средстве познания, когда новый концепт постигается путем сопоставления со старым, уже известным [4, С. 90]. В пределах конкретной лингвосубкультуры метафора дает возможность получить представление о внутреннем мире человека, его отношении к наиболее важным для него событиям и явлениям на основе той системы оценок, которая играет ведущую роль в данном окружении. В рамках пенитенциарного социолекта мы можем выделить социолектизмы, являющиеся примерами антропометафор, различных категорий прототипных метафор (зоометафоры, гастрометафоры, религиометафоры) и топонимов.

Вслед за С.С. Малышевой к антропометафорам мы будем относить те имена собственные, которые утратили свое первоначальное значение и стали называть другие явления, соотносимые с человеком, чье имя послужило опорой для вторичной метафорической номинации. [16, С. 97] В ходе анализа иллюстративного материала пенитенциарного лексикона были выявлены следующие группы антропометафор, примеры которых приводятся:

1. Антропометафоры с основой на имени реально существовавшего человека: Black Maria (a police or prison van for the transporta­tion of arrested individuals or convicts from local places of detention...to the jails to which they have been sentenced. Mid 19th century (originally US)) «специальный транспорт для перевозки арестованных или заключенных». В середине 19 века в Бостоне темнокожая владелица пансиона Мария Ли помогала полиции перевозить пьяных и разбушевавшихся постояльцев в тюрьму для краткосрочного заключения.

Harry Holt (escape) «устроить побег». Место появления данного социолектизма – Австралия, так как Гарольд Холт был австралийским премьер-министром, бесследно пропавшим в 1967 году. Это дело до сих пор считается самым таинственным в истории полиции и правоохранительных органов Австралии, потому что с момента исчезновения высокопоставленного чиновника во время заплыва в заливе у Мельбурна следствие не получило ни единого факта по данному делу, не смогло определить мотивы и предложить адекватную версию произошедшего. Этот факт перешел в разговорную речь различных субкультур, включая и тюремную. Использование имени Холта при номинации побега означает «исчезнуть внезапно и бесследно».

2. Антропометафоры, основанные на имени или названии вымышленных персонажей: ninja turtles (guards dressed in riot gear) «охранники, одетые в защитное снаряжение» (черепашки ниндзя – весьма популярные герои комиксов, кино, мульфильмов, видеоигр и т.д. Их доспехи очень похожи на экипировку охранников пенитенциарного учреждения, которую они носят во время беспорядков в тюрьме); robocop (guard who writes up every infraction, no matter how small) «охранник, отмечающий любое, даже самое незначительное, нарушение распорядка в тюрьме» (герой фильма с таким же названием прославился своей неподкупностью на службе закону. Значение социолектизма «robocop» говорит о враждебном отношении осужденных к сотрудникам тюрьмы); invisible man (an officer who is never about when sought) «офицер, которого никогда нет поблизости, когда он нужен».
3. Антропометафоры, основанные на часто употребляемом имени: англоязычный материал позволяет говорить об имени Джон как наиболее распространенном на всех уровнях существования языка, например: John (a policeman) полицейский; Johnny Cash (hashish) гашиш; Johnny Raper (rhyming slang for cigarette paper) бумага для скручивания папиросы.

В имеющемся материале были выявлены социолектизмы, относящиеся к топонимам, то есть понятиям, опирающимся на различные географические названия. Основное их значение – наименование какого-либо места в тюрьме или самой тюрьмы, имеющей определенные особенности, например: Siberia (isolation unit (LA County Jail) изолятор; Disneyland (an easy prison in which to do time) тюрьма со свободным распорядком; going to the Bahamas (being sent to the isolation unit) отправить в изолятор.

Интересную группу представляют пенитенциарные социолектизмы – религиометафоры. Данные об уровне религиозности англоязычных осужденных говорят об отсутствии положительного влияния религиозных традиций на их моральные и духовные устои. Большей частью осужденные объявляют себя верующими для принадлежности к группе, пользующейся авторитетом и защитой сотрудников тюрьмы, в целях безопасности, а также для получения дополнительных привилегий – встречи со священником, особая еда, спокойные соседи по камере. Поэтому социолектизмы, основанные на религиозных понятиях, отличаются особым смыслом: angel dust (a drug cocktail, powdered for sniffing) наркотическая смесь для вдыхания; Judas hole (the inspection peephole in the cell door) глазок в двери камеры; hell's front porch (in prison) находиться в тюрьме; hallelujah chorus (when an inmate is released from prison, he is referred to as singing the hallelujah chorus) торжественная песнь при освобождении из тюрьмы.

Практически все источники пенитенциарных социолектизмов содержат примеры зоометафор. Как известно, метафорические переносы отличаются высокой продуктивностью, так как их основой становится самая яркая и характерная черта животного, которая легко ассоциируется в сознании коммуникантов с определенным предметом, понятием, признаком или явлением.  По мнению А.П. Чудинова, зоометафора обладает следующими свойствами: с одной стороны, образу животного приписываются антропоморфные свойства – т.е. черты характера, поведения, образа жизни человека, с другой стороны, этот образ проецируется на человека, которому приписываются зооморфные признаки (повадки, нрав, внешний вид животного) [17, С. 111].

Примеры пенитенциарных социолектизмов позволяют выявить оценочную характеристику, которую осужденные дают друг другу и сотрудникам тюремного учреждения: big bull (the senior guard on a shift (US prison, 20С);  fish (new staff and inmates) вновь прибывший, новичок, легкая цель для насмешек и издевательств; camel (someone who doesn't wash) осужденный, не привыкший мыться; canary (an informer, from 'to sing like a canary') информатор, стукач; crab (a prisoner who invokes collective punishment) осужденный, чьи действия ведут к наказанию целой группы; wood duck (a naive prisoner; first-time prisoners follow someone they trust around like a procession of ducks) новичок, который ходит за опытным осужденным как утята за уткой; butterfly (new arrivals, who are young and pretty) молодые и красивые осужденные; rabbit blood (constant desire to run or escape) постоянное стремление совершить побег из тюрьмы; sharks (at Corcoran State Prison in California, Correctional Officers who administer mass beatings to newly admitted convicts) группа сотрудников тюрьмы, жестоко обращающихся с вновь поступившими в пенитенциарное учреждение; road dog (one's best friend in prison, on whom you could most depend for backup in a fight) лучший друг в заключении, кому можно доверять в опасной для жизни ситуации.

Исследованный материал подтверждает тот факт, что различные типы метафор можно отнести к лингвокультурным единицам, которые рассказывают о процессе и результатах социализации человека, что, несомненно, свидетельствует о его коммуникативном окружении, условиях и месте коммуникации. Примеры метафор в англоязычном пенитенциарном социолекте отражают представления осужденных, отбывающих наказание в местах лишения свободы, о различных реалиях и явлениях их жизни за решеткой. Таким образом, пенитенциарный социолект представляет собой большой интерес для исследователей с лингвокультурологической точки зрения.

Список литературы / References

1. Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантической системе языка. – М.: Наука, 1968. – 272 с.
2. Далецкий Ч. Риторика: заговори, и я скажу, кто ты: Учебное пособие / Чеслав Далецкий. – М.: Омега-Л, Высшая школа, 2003. – 488 с.
3. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. Лекционный курс. – М.: Гнозис, 2002. – 284 с.
4. Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений. – М.: Издательский центр «Академия», 2001. – 208 с.
5. Берестнев Г.И. Личное самосознание русских с точки зрения языка: соотношение типологического и универсального // Русский язык: исторические судьбы и современность. Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, филологический факультет МГУ им. М.В.Ломоосова, 13-16 марта  2001 г.): Труды и материалы. М., 2001.  С. 121-124.
6. Кудинова Т.А. Языковой субстандарт в парадигмах социолингвистики и лигвокультурологии. Электронный научный журнал «Инженерный вестник Дона». 2010. Вып. 2. [Электронный ресурс] Режим доступа:  https://cyberleninka.ru/article/n/yazykovoy-substandart-v-paradigmah-sotsiolingvistiki-i-lingvokulturologii
7. Воробьев В.В. Лингвокультурология: теория и методы. – М.: Изд-во Рос. Ун-та дружбы народов, 1997. – 331 с.
8. Швейцер А.Д. К проблеме социальной дифференциации языка//Вопросы языкознания. – М., 1962. - № 5. – С. 39-48.
9. Жидков В., Соколов К. Искусство и социокультурная стратификация общества. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.narcom.ru/ideas/common/65.html
10. Джерри Д., Джерри Дж. Большой толковый социологический словарь. Т.2/пер. с англ. Н.Н.Марчук. – М.: Вече, АСТ, 1999. – 528 с.
11. Ерофеева Т.И. Субкультура в лингвистическом освещении //Социо- и психолингвистические исследования. Вып. 1. С. 5–10.
12. Коровушкин В.П. Основы контрастивной социолектологии: дис. … д-ра филол. наук. – Пятигорск, 2005б. – 646 с.
13. Коровушкин В.П. Категориально – понятийная система социолексикологии и смежных наук// Разноуровневые черты языковых и речевых явлений: Межвуз. сборник научных трудов. Вып. XXI. Пятигорск: Пятигорский гос. лингв. ун – т, 2010. – 155 с.
14. Колесниченко А.Н. Особенности функционирования английского и русского сленга в художественной литературе [Электронный ресурс] Филологические науки. Вопросы теории и практики, № 5 (23) 2013, часть 2. С. 112-115. Режим доступа: http://scjournal.ru/articles/issn_1997-2911_2013_5-2_29.pdf
15. Катермина В.В. Оценочные номинации политиков (на материале русской и английской субстандартной лексики)// Политическая лингвистика. - ФГБОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т». – Екатеринбург, 2015. – Вып. 3 (53). – 283 с.
16. Малышева С.С. Англоязычный театральный социолект в статике и динамике (социо-лексикологический подход): дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 [Место защиты: Санкт-Петербургский государственный экономический университет]/Малышева Светлана Сергеевна. – Череповец: ЧГУ, 2012. 197 с.
17. Чудинов А.П. Структурный и когнитивный аспекты исследования метафорического моделирования // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества. ‒ Екатеринбург, 2004. – Т. 6. – С. 108–116.

Здесь и далее примеры даются из следующих источников:

1. Partridge E. A dictionary of slang and unconventional English: Colloquialisms and catch phrases, fossilised jokes and puns, general nicknames, vulgarisms and such Americanisms as have been naturalised / Edited by Paul Beale. 8th ed. New York: Macmillan Publishing Co., 1984. XXIX. 1400 p.
2. Lighter J.E. Random House historical dictionary of American slang. Vol. 1, A-G. New York: Random House, 1994. LXIV. 1006 p.
3. Bentley W.K., Corbett J.M. Prison Slang. Words and Expressions Depicting Life Behind Bars/ McFarland and Company, Inc., Publishers. Jefferson, North Carolina, 1992. 109 p.
4. Phillips J. A Glossary of Prison Slang [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://motherjones.com/politics/2008/07/glossary-prison-slang
5. Waite J. Prison Slang 103: Prison Life [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.associatedcontent.com/article/1742212/prison_slang_103_prison_life_pghtml
6. Tupper V., Wortley R. Anthology of Prison Slang in Australia [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://csusap.csu.edu.au/~srelf/Psych1/PslangYZ.html
7. General Prison Talk. Prison slang [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.writeaprisoner.com/vbforum/f11/prison-slang-52797.html
8. Goad J. Guide to Prison Slang of the Pacific Northwest [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.jimgoad.net/prisonslang.html

Список литературы на английском языке / References in English

1. Uphimzeva А.А. Slovo v leksiko-semanticheskoi sisteme yazyka (Word in the lexical-semantic system of language). – M.: Nauka, 1968. – 272 p. [in Russian]
2. Dalezskii Ch. Ritorika: zagovori, i ya skazhu, kto ty (Rhetorics: say a word and I will tell who you are). Uchebnoe posobie / Cheslav Dalezskii. – М.: Omega-L, Vysshaya shkola, 2003. – 488 p. [in Russian]
3. Krasnykh V.V. Etnopsikholingvistika i lingvokulturologiya (Etnopsycholinguistics and lingvoculturology). Lekcionnyi kurs. – М.: Gnozis, 2002. – 284 p. [in Russian]
4. Maslova V.A. Lingvokul’turologiya (Lingvoculturology): Ucheb. posobie dlya stud. vys. ucheb. zavedenii. – М.: Izdatel’skii centr «Akademia», 2001. – 208 p. [in Russian]
5. Berestnev G.I. Lichnoe samosoznanie russkikh s tochki zreniya yazyka: sootnoshenie tipologicheskogo i universal’nogo (Personal self-consciousness of the Russian from linguistic point of view: interrelation of typical and universal) // Russkii yazyk: istoricheskie syd’by i sovremennost. Mezhdunarodnyi congress issledovatelei russkogo yazyka (Moskva, filologicheskii fakul’tet MGU im. М.V.Lomonosova, 13-16 marta 2001 g.): Trudy i materialy. М., 2001.  121-124. [in Russian]
6. Kudinova Т.А. Yazykovoi sybstandart v paradifmakh sociolingvistiki i lingvokul’turologii (Lexical substandard in paradigms of sociolinguistics and lingvoculturology). Electronnyi naychnyi zhurnal «Inzhenernyi vestnik Dona». 2010. Vyp. 2. [Electronnyi resurs] Rezhim dostupa: https://cyberleninka.ru/article/n/yazykovoy-substandart-v-paradigmah-sotsiolingvistiki-i-lingvokulturologii [in Russian]
7. Vorob’ev V.V. Lingvokul’turologiya: teoriya i metody (Lingvoculturology: theory and methods). – М.: Izd-vo Ros. Un-ta druzhby narodov, 1997. – 331 p. [in Russian]
8. Shveicer A.D. К probleme social’noi differenciacii yazyka (Concerning the problem of social differentiation of language) //Voprosy yazykoznaniya. – М., 1962. - № 5. – P. 39-48. [in Russian]
9. Zhidkov V., Sokolov К. Iskysstvo i sociokul’turnaya stratifikaciya obschestva (Art and sociocultural stratification of the society). [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://www.narcom.ru/ideas/common/65.html [in Russian]
10. Dzherri D., Dzherri Dzh. Bol’shoi tolkovyi sociologicheskii slovar (The large defining sociological dictionary). Т.2/per. s angl. N.N.Marchuk. – М.: Veche, АSТ, 1999. – 528 p. [in Russian]
11. Erofeeva T.I. Subkul’tura v lingvisticheskim osveschenii (Subculture from the linguistic point of view) //Socio- i psikholingvisticheskii issledovaniya. 2013. Vyp. 1. P. 5–10. [in Russian]
12. Korovushkin V.P. Osnovy konrastivnoi sociolectologii (The bases of contrastive sociolectology): diss. … d-ra filol. nauk. – Pyatigorsk, 2005b. – 646 p. [in Russian]
13. Korovushkin V.P. Kategorial’no-ponyatiinaya sistema socioleksikologii i smezhnykh nauk (Categorial and conceptual system of sociolexicology and related sciences) // Raznourovnevue cherty yazykovykh i rechevykh yavlenii: Mezhvuz. Sbornik nauchnykh trudov. Vyp. XXI. Pyatigorsk: Pyatigorskii gos. lingv. un–t, 2010. – 155 p. [in Russian]
14. Kolesnichenko A.N. Osobennosti funkcionirovaniya angliiskogo i russkogo slenga v khudozhestvennoi literature (The peculiarities of the English and Russian slang functioning in fiction) [Electronnyi resurs] Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki, № 5 (23) 2013, chast 2. P. 112-115. Rezhim dostupa: http://scjournal.ru/articles/issn_1997-2911_2013_5-2_29.pdf [in Russian]
15. Katermina V.V. Ocenochnye nominacii politikov (na materiale russkoi i angliiskoi substandartnoi leksiki) (The evaluative nominations of politicians (on the base of the Russian and English substandard lexis)// Politicheskaya lingvistika. - FGBOU VPO «Ural. gos. ped. un-t». – Ekaterinburg, 2015. – Vyp. 3 (53). – 283 p. [in Russian]
16. Malysheva S.S. Angloyazychnyi teatral’nyi sociolekt v statike i dinamike (The English theatrical sociolect in statics and dynamics (socio-lexicological approach): diss. ... of PhD in Philology: 10.02.04 [The place of the thesis defense: Saint Petersburg State University of Economics]/Malysheva Svetlana Sergeevna. – Cherepovets: ChGU, 2012. 197 p. [in Russian]
17. Chudinov A.P. Strukturnyi I kognitivnyi aspekty issledovaniya metaforicheskogo modelirovaniya (Structural and cognitive aspects of research of metaphorical modeling)//Lingvistika: Bulletin Ural’skogo lingvisticheskogo obschestva. ‒ Ekaterinburg, 2004. – Т. 6. – P. 108–116. [in Russian]

The examples are taken from the following sources:

1. Partridge E. A dictionary of slang and unconventional English: Colloquialisms and catch phrases, fossilised jokes and puns, general nicknames, vulgarisms and such Americanisms as have been naturalised / Edited by Paul Beale. 8th ed. New York: Macmillan Publishing Co., 1984. XXIX. 1400 p.
2. Lighter J.E. Random House historical dictionary of American slang. Vol. 1, A-G. New York: Random House, 1994. LXIV. 1006 p.
3. Bentley W.K., Corbett J.M. Prison Slang. Words and Expressions Depicting Life Behind Bars/ McFarland and Company, Inc., Publishers. Jefferson, North Carolina, 1992. 109 p.
4. Phillips J. A Glossary of Prison Slang [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://motherjones.com/politics/2008/07/glossary-prison-slang
5. Waite J. Prison Slang 103: Prison Life [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://www.associatedcontent.com/article/1742212/prison_slang_103_prison_life_pg4.html
6. Tupper V., Wortley R. Anthology of Prison Slang in Australia [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://csusap.csu.edu.au/~srelf/Psych1/PslangYZ.html
7. General Prison Talk. Prison slang [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://www.writeaprisoner.com/vbforum/f11/prison-slang-52797.html
8. Goad J. Guide to Prison Slang of the Pacific Northwest [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://www.jimgoad.net/prisonslang.html