ОБРАЗ РОССИИ И РУССКИХ В ПУБЛИЦИСТИКЕ ДЖ. Б. ПРИСТЛИ К ПРОБЛЕМЕ АНГЛО-РУССКИХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ

Савенкова А.Д.

Аспирант филологического факультета,

Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского

ОБРАЗ РОССИИ И РУССКИХ В ПУБЛИЦИСТИКЕ ДЖ. Б. ПРИСТЛИ К ПРОБЛЕМЕ АНГЛО-РУССКИХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ

Аннотация

В статье рассмотрено отражение англо-русских культурных связей в публицистическом произведении Дж. Б. Пристли  «Поездка в Россию» после посещения данным писателем нашей страны.

Ключевые слова: англо-русские отношения, публицистика, Дж.Б.Пристли.

Savenkova A.D.

Postgraduate student,

Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod

THE IMAGE OF RUSSIA AND RUSSIAN IN PUBLICISM OF J.B. PRIESTLEY TO THE PROBLEM OF THE ENGLISH-RUSSIAN CULTURAL RELATIONS

 Abstract

This article considers the reflection of the English-Russian cultural relations in journalistic work written by J. B. Priestley "Russiaт journey» after visiting this writer of our country.

Keywords: English-Russian relations, publicism, J. B. Priestley.

Одним из этапов в становлении образа России в английской литературе и публицистике явились события Великой Отечественной войны, после победы в которой во многом изменились приоритеты и акценты в восприятии России зарубежными авторами. Россия и русский народ воспринимаются как творцы великой победы, как спасители Европы от фашизма, и от традиционной настороженности в оценке «загадочных русских» многие прогрессивные английские писатели переходят к живому и заинтересованному отношению к России, исполненному искреннего дружелюбия и симпатии. Ярким примером подобного отношения к России и русским является послевоенная публицистика  Дж. Б. Пристли.

Джон Бойнтон Пристли (John Boynton Priestley 1894, Брадфорд — 14 августа 1984, Стартфорд-на-Эйвоне) –– один из  самых известных современных английских писателей, автор более 15 романов и 40 пьес. Его произведения широко известны в России. Пьесы Пристли «Опасный поворот», «Время и семья Конвей», «Визит инспектора» начиная с 30-х годов не сходят со сцен отечественных театров. Однако многие исследователи, как у нас в стране, так и за рубежом, считают, что основной вклад в историю английской и мировой литературы внес Пристли-эссеист [1].

Как пишет Е. Гениева: «Жанр эссе, разговора запросто, короткой изящной зари­совки, как нельзя лучше соответствует темпераменту При­стли— энергичному, требующему немедленного выхода. Соб­ственно и сам писатель понимает, что эссе—«его жанр»: «писать романы и даже пьесы мне было трудновато, я постоянно что-то в себе преодолевал, что-то сам себе доказывал. Другое дело — эссе. Здесь я вольно дышу»[2].

Первые опыты писателя относятся к началу 20-х гг. В послевоенные годы у Пристли одна за одной выходят книги эссе. С нашей страной Пристли впервые познакомился в трудные послевоенные годы. О впечатлениях он рассказал в книге «Поездка в Россию» («Russian journey»), вышедшей в 1946 г., цельной по замыслу, полной неподдельного уважения к стране, освободившей мир от фашизма. Дж.Б. Пристли с женой были приглашены в Россию в качестве гостей ВОКСа (Всесоюзного общества культурных связей с заграницей). За полтора месяца автор побывал в Москве, Ленинграде, Сталинграде, Киеве, Грузии, посетил колхозы в южной части России.

На самых первых страницах писатель четко очерчивает основные цели своего визита, который «носил не политический, а культурный характер». Это знакомство с жизнью людей другой культуры, проникнутое заинтересованной симпатией и доброжелательностью. Как пишет сам Дж.Б. Пристли: «...стараясь оправдать свою репутацию опытного наблюдателя и знатока жизни простых людей, я воспользо­вался этой возможностью, чтобы смотреть, слушать и делать выводы» [3,С. 234].

Пристли и в случае этих путевых заметок сохраняет главную особенность своей эссеистики –– писать о том, что видишь, не домысливать того, о чем не имеешь представления. Общее настроение книги можно выразить словами Пристли в завершающем очерке «Русские и мы»: «Русские — чудесные люди, и я никогда добровольно не скажу о них и о жизни, которую они строят, ни одного дурного слова. Я отдал им свою дружбу. И я буду снова и снова предлагать ее русским, даже если они решат, что моя дружба им ни к чему» [3,С. 258].

Уже в первом очерке «Москва» формируется особая атмосфера, особая тональность путевых очерков писателя, закладываются основные художественные приемы, использованные им на протяжении всей книги. Пристли умело чередует развернутый рассказ о представителях другой страны с краткими, полными юмора и наблюдательности заметками о характерных, поразивших его чертах чужого быта и чужого устройства жизни.  Так, он подробно описывает трудную, но  наполненную глубоким содержанием жизнь простой русской семьи –– Ивана и Наташи. Примечателен вывод о духовном превосходстве простых русских людей над их сверстниками в Европе, который делает Пристли: «Они росли свободными от опошляющего влияния денег, которое так часто ведет к душевной убогости... Они любят футбол, волейбол, любят веселые ярмарки в парках; в то же время они страстно хотят учиться, читать, спорить о прочитанном, наслаждаться великим искус­ством» [3, С. 238]. Пристли описывает и перелет из берлинского аэропорта в Москву. Весь полет длился как нескончаемый праздник, в режиме русского застолья, способствующего объединению разных людей: «…царила праздничная атмосфера, очень русская и очень сердечная...» [3, С. 235]. А вот его первое краткое  впечатление о москвичах: «Москвичи, люди довольно живые и энергичные, в первую минуту производят впечатление угрюмых и погру­женных в себя» [3, С. 236]. Затем, в последующих очерках, он развернет эту мысль –– не суди людей иной культуры по первому впечатлению. Русские люди поразили писателя своим дружелюбием, открытостью  и сердечностью, но эти богатые духовные качества открываются не любому первому встречному, а только доброжелательному и искреннему наблюдателю. Нужно за невзрачной вещностью видеть глубокое внутреннее содержание –– это еще один важный вывод Пристли.

Также Пристли был поражен удивительной тягой русских людей к литературе, театру, искусству. Он с удивлением пишет о тех толпах людей, которые буквально рвались на его писательский вечер с показом сцен из пьес: «Нечто подобное можно увидеть на футболе в Лондоне, на бое боксеров-профессионалов в Нью-Йорке — но на встрече с писателем? Такое бывает только в Москве» [3, С. 238]. Описывая танцевальный ансамбль в Сухуми, Пристли занимает позицию заинтересованного  наблюдателя, который понимает и принимает чужую культуру, пропуская ее через свою душу, осознает важность сохранения и сбережения культурного наследия любого народа на Земле как проявления лучшего, что есть в человечестве.

Идейно-художественным центром всего повествования, на наш взгляд, выступает очерк «Сталинград». Но снова, на фоне описания ужасающих следов войны в этом городе («Мы словно смотрели — только не на экране, а в жизни — фильм по роману Уэллса «Облик грядущего» [3, С. 246], автор находит возможность подчеркнуть внутреннюю красоту и сердечность русских людей. Из развалин выходили их обитатели «и улыбались нам». «Горничные, красивые приветливые девушки, свет­ловолосые, но с широкими, типично славянскими лицами, бросали на нас любопытные взгляды» [3, С. 246].

В следующем очерке под названием «Ленинград» продолжается тема недавней войны, но она обогащается темой служения культуре и искусству. Ленинград –– это культурная столица России, писатель сразу отмечает: «В ленинградцах чувствуется огромная гражданская гордость, что вполне понятно. Двести пятьдесят тысяч человек погибло здесь во время блокады» [3, С. 251]. Вспоминая ужасные страницы блокады Ленинграда, Пристли размышляет над причинами героизма русских людей: «Самая жестокая в мире дисциплина не может заставить людей приносить такие жертвы... У Гитлера были эсесовцы и гестапо, но куда девались немецкие Сталинграды и Ленинграды, когда война велась уже на территории гитлеровской железной империи?» [3, С. 251].

Писатель приходит к выводу, что страх не может заставить человека проявлять преданность и героизм: «Он должен всей душой верить в то, что он защищает. Ошибка Гитлера заключалась в том, что он считал, будто советский режим навязан русским силой и они не станут его защищать. Есть люди, которые до сих пор это повторяют. Им надо приехать на несколько дней в Ленинград, посмотреть и послушать» [3, С. 251].

Вторая важная тема очерка «Ленинград» –– тема просвещения, культуры и искусства. Проблема культурного наследия прошлого, «России Достоевского» возникает при описании церкви: «В воскресенье утром нам удалось увидеть кусочек старой, дореволюционной России. Большая православная церковь оказалась открытой, и мы вошли внутрь. …Это снова была Россия Досто­евского» [3, С. 251].

Но с восторгом пишет Пристли и о новой, «молодой России, которую он встретил в Ленинградском университете». Писатель не противопоставляет дореволюционную Россию новой, как это принято у многих западных писателей. Он, напротив, видит духовную и культурную преемственность и связь. Пристли поразила тяга к знаниям у современной ленинградской молодежи, в том числе к английской литературе и культуре. Он констатирует, что обычные ленинградцы –– носители культуры в большей степени, чем рядовые европейцы. Они –– «большие знатоки литературы». Пристли пишет и о великолепных советских театрах, которые не уступают лучшим европейским, а в чем-то и превосходят их.

Далее, в завершающем очерке «Русские и мы», писатель отметит: «В некоторых отношениях Россия похожа на великана, кото­рый отправился в школу. Но какая это школа! С 1918 года здесь напечатали 821 000 различных названий книг и бро­шюр общим тиражом около десяти миллиардов экземпляров, в том числе 31 618 000 экземпляров произведений Пушкина и 24 000 000 — Толстого. Если это тьма, покажите мне свет» [3, С. 254].

Очерк «Ленинград» завершается лирической зарисовкой –– трогательной сценой прощания, когда все новые знакомые писателя пришли проводить его с цветами и подарками. Здесь Пристли выходит на важную для него тему искренней, непоказной дружбы между представителями разных культур, завершая повествование открытым вопросом, обращенным к английскому читателю: «Последнее, что мы увидели в России, были их приветливые улыбки, которые остались в наших сердцах, когда огни исчезли в темноте и за окном повисла только туманная снежная пелена. Они встретили нас как друзей; они прости­лись с нами как с друзьями; и что бы ни случилось, мы останемся их друзьями навсегда. А вы?» [3, С. 254].

О чем бы ни писал Пристли в произведении «Поездка в Россию»: о природе, о разрушенных городах, о бесконечных приемах с обильными возлияниями, о тяжелой работе русских женщин, об успехах сельского хозяйства в России и т.д. –– он всегда сохраняет трезвое и взвешенное, но вместе с тем полное дружелюбной заинтересованности и симпатии отношение к России и русским, продиктованное  искренним желанием понять мир другой культуры, без заранее установленных стереотипов вникнуть в особую логику жизни другой страны и установить подлинно равноправные отношения с ее людьми, основанные на взаимном уважении и дружбе.

Литература

1. Brome, V. J.B. Priestley / V. Brome. –– L.: Hamish Hamilton, 1988; Ершова, Т.В. Дж.Б. Пристли –– литературный критик и публицист: автореф. дис. … канд. филол. наук / Т.В. Ершова; Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. –– М., 1979.
2. Гениева, Е. Музыка человечности / Е. Гениева // Пристли Дж.Б. Заметки на полях : худож. публицистика. –– М.: Прогресс, 1988.
3. Пристли, Дж.Б. Поездка в Россию / Дж. Б. Пристли // Дж. Б. Пристли. Заметки на полях. Художественная публицистика; сост., авт. предисл. и коммент. Е.Ю. Гениева. –– М.: Прогресс, 1988. –– С. 234-258.

References

1. Brome, V. J.B. Priestley / V. Brome. –– L.: Hamish Hamilton, 1988; Ershova, T.V. Dzh.B. Pristli –– literaturnyj kritik i publicist: avtoref. dis. … kand. filol. nauk / T.V. Ershova; Mosk. gos. un-t im. M.V. Lomonosova. –– M., 1979.
2. Genieva, E. Muzyka chelovechnosti / E. Genieva // Pristli Dzh.B. Zametki na poljah : hudozh. publicistika. –– M.: Progress, 1988.
3. Pristli, Dzh.B. Poezdka v Rossiju / Dzh. B. Pristli // Dzh. B. Pristli. Zametki na poljah. Hudozhestvennaja publicistika; sost., avt. predisl. i komment. E.Ju. Genieva. –– M.: Progress, 1988. –– S. 234-258.