ЭСТЕТИЧЕСКИЕ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИИ РОМАНА ДОННЫ ТАРТТ «ЩЕГОЛ» (THE GOLDFFINCH)

ЭСТЕТИЧЕСКИЕ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИИ РОМАНА ДОННЫ ТАРТТ «ЩЕГОЛ» (THE GOLDFFINCH)

Научная статья

Карпухина Т.П.¹, Симонова Е.П.^2, *

^{1, 2} Тихоокеанский государственный университет, Хабаровск, Россия

* Корреспондирующий автор (epsimonova[at]gmail.com)

Аннотация

Статья посвящена изучению эстетических и лингвистических особенностей композиции романа Донны Тартт «Щегол» (The Goldfinch). В результате исследования было установлено, что важную роль в композиции романа играют реминисценции – герой возвращается к событиям своего прошлого. Композиция романа имеет кольцевую структуру – событие, описанное в начале произведения, повторяется в финале. Сюжетообразующую функцию выполняет мотив встречи, хронотоп встречи служит завязкой и развязкой сюжета. На внутреннее преображение героя, динамику его становления указывает контраст, выраженный различными лингвистическими и стилистическими средствами.

Ключевые слова: художественное произведение, хронотоп, мотив встречи, композиция, повтор.

THE AESTHETIC AND LINGUISTIC CHARACTERISTICS OF THE COMPOSITION OF DONNA TARTT'S "THE GOLDFINCH"

Research article

Karpukhina T.P.¹, Simonova E.P. ^2, *

^{1, 2} Pacific National University, Khabarovsk, Russia

* Corresponding author (epsimonova[at]gmail.com)

Abstract

The article is devoted to the study of aesthetic and linguistic features of the composition of Donna Tartt's "The Goldfinch". The study demonstrates that reminiscences play an important role in the composition of the novel – the hero returns to the events of his past.  The composition of the novel has a ring structure – the event described at the beginning of the work is repeated in the final. The plot-forming function is performed by the motif of an encounter, the chronotope of an encounter serves as the beginning and the ending of the plot. The inner transformation of the hero and the dynamics of the formation of his character are indicated by the contrast expressed by various linguistic and stylistic means.

Keywords: artwork, chronotope, the motif of an encounter, composition, repetition.

Одним из наиболее интересных аспектов эстетического анализа литературного произведения, по словам Б. А. Успенского, является изучение особенностей его композиции [5, С. 9]. Композиция – это построение произведения, определяющее его целостность, завершенность и единство, она «обусловлена авторскими интенциями, жанром и содержанием литературного произведения» [2, С. 19]. Целью данной работы является изучение эстетических и лингвистических особенностей композиции романа Д. Тартт «Щегол».

В основе сюжета романа современной американской писательницы Донны Тартт «Щегол» (The Goldfinch) [12] лежит история взросления американского подростка. Повествование ведется в форме первого лица, с точки зрения фокального персонажа – протагониста Теодора Декера. Такой способ подачи информации указывает на высшую степень активности главного героя в самом действии и двоякость характера этой роли, поскольку рассказчик одновременно является и повествующим субъектом и объектом повествования. Внимание читателя сосредоточено на образе самого повествователя и на его позиции в оценке изображаемого.

Важную роль в композиции романа занимают реминисценции – герой то и дело возвращается к событиям своего прошлого, что создает многослойность повествования и придает объем всему художественному миру произведения. Внимание также привлекают сильные позиции текста – начало и конец романа, поскольку в них повторяется одно и то же событие – сон главного героя. Повтор и его подобия («полуповторы», вариации, дополняющие и уточняющие напоминания об уже сказанном) является важным композиционным приемом, который служит выделению особенно значимых моментов в предметно-речевой ткани произведения [6, С. 264]. На решающую роль повторов в художественном произведении указывал P.O. Якобсон [8, C. 124–125].

В прологе – главный герой описывает сон, который ему приснился, когда он находился в одном из отелей Амстердама. Впервые за много лет ему снится мать (on the last and worst of these nights I dreamed about my mother [12, С. 7]). Герой описывает свой сон, а затем хронология повествования нарушается и герой, углубляясь в свое прошлое, в то время, когда ему было тринадцать лет, описывает события, послужившие причиной его поездки в Амстердам во взрослом возрасте. Герой постепенно описывает свой жизненный путь и по мере развития сюжета, становится понятно, почему появление матери во сне так важно для него. Таким образом, основной сюжет романа сосредоточен на описании жизненного пути Тео Декера от его подросткового возраста до взрослого периода, а события, описываемые в начале и конце текста, образуют раму сюжета.

Опишем структура сна в начале и в конце романа, отделяя детали первого и второго описания сна косой линией. Герою снится, что он находится в магазине Хоби (I was in Hobie’s shop / like Hobie’s shop). Внезапно появляется мать (when she came up suddenly behind me / Because all of a sudden, there she was). Герой видит мать в отражении зеркала (I saw her reflection in a mirror / I saw her reflection behind me, in the mirror). Герой уверен, что это именно она (it was her / She was herself). Герой не может обернуться (I knew I couldn’t turn around / I wasn’t allowed to turn around). В отражении зеркала взгляды матери и сына пересекаются (our eyes met in the glass for a long still moment / And it was all about the moment when our eyes touched in the glass). Кажется, что мать вот-вот заговорит с ним (but just as she seemed about to speak / But just as she was about to speak). Герой просыпается (and I woke up / I woke up). Таким образом, в начале и в конце романа описывается тождественное событие. Однако внимание привлекают различия в описании деталей сна.

О том, что герой по-разному воспринимает как сам сон, так и появление матери, свидетельствует контраст, выраженный в противопоставлении слов-синонимов visitation и visit, чья семантическая близость выявляется в их общем значении – «встреча». В начале романа герой сравнивает появление матери с таинственным видением, похожим на официальный визит (a quick, mysterious dream that felt more like a visitation [12, С. 7]). В словаре значение лексемы visitation определяется как официальный визит важной персоны, внезапное появление и событие, которое может рассматриваться как послание или наказание Божье (1. an official visit from someone important; 2. an unexpected appearance of something, for example a ghost (formal) 3. an event that is considered to be a message or a punishment from God (formal) [9]).

В финале – герой воспринимает появление матери как дар, единственную встречу, которую она приберегла для особого случая (it was a gift; and if she had only one visit, if that’s all they allowed her, she saved it for when it mattered [12, С. 810]). Лексема visit содержит в себе такие значения как: пребывание в гостях, посещение, (act, time of visiting [10] an occasion when you visit a place or person [11]). Следовательно, в начале романа герой оценивает сон о матери как нечто нереальное и мистическое, официальный знак внимания высших сил, а в финале – герой воспринимает сон как долгожданную встречу, как дар. Контраст в восприятии сна усиливается за счет такой разновидности антитезы как парадиастола, приема, состоящего в противопоставлении слов синонимов [4, C. 30, 208], в данном случае лексем visitation и visit, значение которых выявляет различие в оценке героем происходящего.

Отметим, что одним из самых важных мотивов в исследуемом романе является мотив встречи. После трагической смерти матери во время террористического взрыва, мальчик безмерно тоскует о ней и неоднократно говорит о своем желании увидеть ее хотя бы во сне (When I was a boy, after my mother died, I always tried hard to hold her in my mind as I was falling asleep [12, С. 809]). Идея встречи с матерью лейтмотивом проходит через все пространство произведения – герой мечтает о встрече с ней и в детстве, и во взрослом возрасте (I’d dream of her, only I never did [12, С. 809]). Именно поэтому сон, в котором заветное желание героя наконец-то исполняется, является одним из ключевых элементов сюжета.

М. М. Бахтин отмечает, что мотив встречи по своей природе хронотопичен, поскольку во всякой встрече временное определение неотделимо от пространственного. По его словам, «неразрывное единство временных и пространственных определений носит в хронотопе встречи четкий и формальный характер» [1, C. 57]. В исследуемом романе встреча героя и матери происходит, когда он находится вдалеке от дома, в Амстердаме. В чужой стране ему снится сон, в котором он видит себя в знакомом помещении – в магазине его друга Хоби. Однако пространство магазина в начале романа и в финале разнится: в начале романа герой отмечает его призрачность (some haunted dream space [12, C. 7]) и схематичность (staged like a sketchy version of the shop [12, C. 7]), в конце романа – он отмечает его простор (more spacious [12, C. 811]), кажущуюся временную бесконечность (eternal-seeming version of the shop [12, C. 811]). Он также говорит о таких деталях как: лаково-коричневые стены (cello-brown walls [12, C. 811]), открытое окно, которое он сравнивает с входом в некий, огромный, невообразимый театр солнечного света (open window which was like an entry point into some much larger, unimaginable theater of sunlight [12, C. 811]), идеально выстроенная гармония, еще более широкая, более реальная реальность, окруженная глубокой тишиной (a perfectly composed harmony, a wider, more real-seeming reality with a deep silence around it [12, C. 811]). Отметим, что в эстетике прекрасное определяется такими свойствами как пропорция и блеск, гармоничность. Красота мыслится как сияние вещи в ее материальном облике. Николай Кузанский связывал понятие прекрасного с сиянием формы и цвета, способностью объекта пробуждать к себе влечение и любовь и умением «собирать все воедино» [3, C. 261]. Подробное, красочное описание бесконечного пространства сна в финале романа указывает на то, что герой воспринимает его как прекрасное.

Мотив встречи тесно связан с мотивом узнавания [1, С. 56-74]. Герой узнает мать во сне. В начале романа он узнает узор ее веснушек (the very pattern of her freckles [12, C. 7]), ее черные волосы (black hair [12, C. 7]), забавные, вздернутые уголки ее рта (funny upward quirk of her mouth [12, C. 7]), обращает внимание, на то, что она не постарела и стала еще красивее (more beautiful and yet not older [12, C. 7]). Это была она, вся до самой мельчайшей черточки (it was her, down to the most minute detail [12, C. 7]). Мать улыбается ему (she was smiling at me [12, C. 7]) и при виде ее он не может пошевелиться от счастья (At the sight of her I was paralyzed with happiness [12, C. 7]). Образ матери жизнеподобен, ее облик подобен облику реального человека.

Во сне, описанном в финале романа, герой также узнает мать (She was herself [12, C. 811]). Он узнает ее по глазам – обращает внимание на темную обводку вокруг радужки (her beautiful blue eyes with the dark rings around the irises [12, C. 811]), отмечает светло-голубой оттенок ее глаз, их сияние и видит в них немое приветствие (pale blue eyes with a lot of light in them: hello! [12, C. 811]). В ее глазах он видит движение и неподвижность, спокойствие и перемены (There was motion and stillness, stillness and modulation [12, C. 811]). Антитеза (motion and stillness, stillness and modulation), выражая резко противоположные состояния движения и покоя, указывает на живость, подвижность взгляда матери. Повтор лексемы stillness (total lack of movement or changing of position [12, С. 811]) свидетельствует, что именно в этом живом, материнском взгляде герой, наконец, обретает состояние душевного покоя.

Описание сна в финале романа апеллирует к зрению, о чем свидетельствует обилие оптической лексики (looked away, looked back, I saw, we could see each other, our eyes could meet in the mirror, she was just as glad to see me as I was to see her, our eyes touched in the glass, beautiful blue eyes, pale blue eyes [12, C. 811]). В живописи, глаза являются символом души. Не зря герой говорит о том, что в глазах матери отражается весь заряд и волшебство великой картины (There was <…> all the charge and magic of a great painting [12, C. 811]). Вспомним христианский иконописный лик с изображением неправдоподобно больших глаз – такой художественный прием компенсировал невозможность изображения души. Жертвуя правдоподобием и преувеличивая размеры глаз, иконописцы создавали впечатление одухотворенности, запечатлевали интенсивную душевную жизнь изображенного существа, ведь глаза – зеркало души. Огромные глаза символизируют интенсивную душевную жизнь [3, С. 109].

Как важнейший орган чувств, глаз обозначает саму способность к восприятию и пониманию, поэтому выступает символом знания. Несмотря на то, что при виде матери герой теряет дар речи (I saw her reflection behind me, in the mirror. I was speechless [12, С. 811]), глядя в ее глаза он получает ответы на все свои вопросы (And I knew that she could tell me anything I wanted to know (life, death, past, future) [12, С. 812]). Диалог между матерью и сыном безмолвен, взаимопонимание между ними настолько глубоко, что оно не требует слов, их разговор происходит на метафизическом уровне (hello? <…> well, you’ll just have to wait and see, won’t you? [12, C. 811]), им достаточно просто смотреть друг на друга, все ответы он находит в ее улыбке (it was already there, in her smile, the answer to all questions [12, С. 812]).

В описании сна в начале и в финале романа привлекает внимание еще одна деталь. Если в прологе мать воспринимается как ожившая инаковость (a living otherness [12, C. 7]), то в финале герой описывает ее как не живую и не мертвую одновременно (she wasn’t alive, not exactly, she wasn’t dead either [12, C. 812]), она еще не родилась и никогда не рождалась, также, как и он (she wasn’t yet born, and yet never not born – as somehow, oddly, neither was I [12, C. 812]). Диагеза – отрицание резко противоположных состояний – указывает на промежуточный признак. Таким образом, герои, пребывая одновременно в противоположных состояниях, находятся на границе мира живых и мира мертвых, вне времени и вне пространства.

В художественном мире романа встреча матери и сына становится возможной в двойной потусторонности. Прежде всего, это состояние сна. С давних времен сон воспринимается как состояние близкое к смерти, как сфера, в которой умершие могут общаться с живыми.

Зеркало становится второй составляющей встречи – именно в зеркале герой видит мать как отражение (I saw her reflection behind me, in the mirror). В начале романа герой говорит, что обернуться и посмотреть прямо на мать – означает нарушить законы двух миров (I couldn’t turn around, that to look at her directly was to violate the laws of her world and mine [12, С. 7]), в финале – он знает, что ему не позволено оборачиваться – это против правил (I knew I wasn’t allowed to turn around – it was against the rules, whatever the rules of the place were [12, С. 811]). Это свидетельствует о том, что в художественном мире романа граница между миром мертвых и миром живых непроницаема. Для преодоления этой границы требуется и состояние сна, и магическая сила зеркала, которое с давних времен считается порталом в параллельный, потусторонний мир.

В художественном мире романа, в отражении зеркала время поворачивается вспять и как на перемотке фильма можно увидеть пролитое молоко, затекающее обратно в кувшин, кота, прыгающего назад (as in a backward-run movie, you could also imagine spilled milk leaping back into the pitcher, a jumping cat flying backward to land silently upon a table [12, С. 811]), в этом пространстве время не существует или, точнее, существует во всех направлениях (where time didn’t exist or, more accurately, existed all at once in every direction, all histories and movements occurring simultaneously [12, С. 811]). На встречу с сыном приходит душа матери, она вся – улыбка (it was already there, in her smile [12, C. 811]), вся – живой, сияющий взгляд (eyes with a lot of light in them [12, C. 811]). Мать и сын стоят на границе миров, она – божественный знак всепрощения и искупления. Ее любящий и огорченный вздох, который он так хорошо помнит и который он слышит даже сейчас (an affectionate, exasperated breath I knew very well, the sound of which I can hear even now [12, C. 812]) дает главному герою новую жизнь. Сон в конце романа – это точка восстановления хронологии повествования, после которой, голос героя, рассказавшего свою историю, начинает звучать в реальном времени. Уместно будет вспомнить, что согласно концепции Юнга, сны снимают эмоциональное напряжение, позволяя пережить во сне те чувства, которые в реальной жизни человек по каким-либо причинам не может испытать [7].

Исследование показало, что композиция романа имеет кольцевую структуру – финал произведения возвращается к исходному событию, описанному в начале. Такое построение произведения раскрывает значение сильных позиций в осуществлении авторского замысла – изображении личностного становления человека. Сюжетообразующую функцию выполняет мотив встречи, хронотоп встречи служит завязкой и развязкой сюжета. На внутреннее преображение героя указывает контраст, выраженный антитезой, диагезой и парадиастолой.

Начало романа указывает на внутренний конфликт. Встреча героя с матерью, описываемая им в начале романа, получает оттенок грусти и сожаления. Об этом свидетельствует скудность самого описания, сосредоточенность героя на внешности матери. Пространство этого сна герой воспринимает как призрачное и схематичное.

Финальное описание героем этого же сна указывает на разрешение внутреннего конфликта. На это указывает развернутое, подробное описание пространства сна. Долгожданная встреча с матерью несет радость, прощение, избавление, она проникнута искренним счастьем и надеждой.

Конфликт интересов Не указан.

Conflict of Interest None declared.

Список литературы / References

1. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе / М.М. Бахтин // Очерки по исторической поэтике. - М.: Художественная литература, 1975. – 420 с.
2. Николина Н. А. Филологический анализ текста / Н. А. Николина. М.: Академия, 2007. – 272 с.
3. Пустовит А.В. Этика и эстетика: Наследие Запада. История красоты и добра / А.В. Пустовит. К.: МАУП, 2006. – 680 с.
4. Сковородников А.П. Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты / под ред. А.П. Сковородникова. – 3-е изд., стереотип. – М.: ФЛИНТА, 2011. – 480 с.
5. Успенский Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. – СПб.: Азбука, 2000. – 348 с.
6. Хализев В.Е. Теория литературы / Хализев В.Е. – М., 2000. – 262 с.
7. Юнг К.Г. Воспоминания, сновидения, размышления / К.Г. Юнг. – [Электронный ресурс]. – URL: http://lib.ru/PSIHO/JUNG/memdreamrefs.txt (дата обращения 30.11.2020)
8. Якобсон P.O. Работы по поэтике: Переводы / Сост. и общ. ред. М. Л. Гаспарова. – М.: Прогресс, 1987. – 464 с.
9. Сambridge dictionary [Electronic resource]. URL: https://dictionary.cambridge.org/dictionary/english/charge (accessed: 07.10.2020)
10. Merriam-Webster dictionary [Electronic resource]. URL: https://www.merriam-webster.com/dictionary/study (accessed:12.09.2020)
11. Oxford dictionary [Electronic resource]. URL: https://www.oxfordlearnersdictionaries.com/ (accessed: 19.11.2020)
12. Tartt D. The Goldfinch/ D.Tartt. London ABACUS, 2013. 864 p.

Список литературы на английском / References in English

1. Bakhtin M. M. Formy vremeni i hronotopa v romane [Forms of Time and Chronotope in the Novel] / M. M. Bakhtin // Ocherki po istoricheskoj pojetike [Essays on Historical Poetics]. - M.: Khudozhestvennaya Literatura, 1975 – 420 p. [in Russian]
2. Nikolina N. A. Filologicheskij analiz teksta [Philological Analysis of Text] / N. A. Nikolina. M.: Akademiya, 2007. - 272 p. [in Russian]
3. Pustovit A.V. Jetika i jestetika: Nasledie Zapada. Istorija krasoty i dobra [Ethics and Aesthetics: The Legacy of the West. A Story of Beauty and Kindness] / A.V. Pustovit. K.: MAUP, 2006 – 680 p. [in Russian]
4. Skovorodnikov A. P. Ehnciklopedicheskijj slovar'-spravochnik. Vyrazitel'nye sredstva russkogo jazyka i rechevye oshibki i nedochety [Encyclopedic Reference Book. Expressive Means of the Russian Language and Speech Errors and Shortcomings] / Edited by A. P. Skovorodnikov. - 3rd Edition, Reprint. - Moscow: FLINTA, 2011 – 480 p. [in Russian]
5. Uspenskij B. A. Poehtika kompozicii [Poetics of Composition] / B. A. Uspenskij. - SPb: Azbuka, 2000. - 348 p. [in Russian]
6. Khalizev V. E. Teorija literatury [Theory of Literature] / V. E. Khalizev. - Moscow, 2000. - 262 p. [in Russian]
7. Jung, C. G. Vospominanija, snovidenija, razmyshlenija [Memories, Dreams, Reflections] / C. G. Jung, [Electronic resource]. URL: http://lib.ru/PSIHO/JUNG/memdreamrefs.txt (accessed: 30.11.2020) [in Russian]
8. Jakobson R. O. Raboty po poehtike: Perevody [Works on Poetics: Translations] / Edited by M. L. Gasparova. - M.: Progress, 1987 – 464 p. [in Russian]
9. Cambridge dictionary [Electronic resource]. URL: https://dictionary.cambridge.org/dictionary/english/charge (date accessed: 07.10.2020)
10. Merriam-Webster dictionary [Electronic resource]. URL: https://www.merriam-webster.com/dictionary/study (accessed: 12.09.2020)
11. Oxford dictionary [Electronic resource]. URL: https://www.oxfordlearnersdictionaries.com/ (accessed: 19.11.2020)
12. Tartt D. The Goldfinch / D.Tartt . London ABACUS, 2013. 864 p.